1

***

Все полетело к чертям. И даже сам Ленард выверенным ударом брата был отправлен в полет.

Парень ударился головой об пол, и на какое-то мгновение у него перед глазами все потемнело. После чего хватило нескольких ударов сердца, нескольких вдохов, чтобы огонь, питавший его ярость, угас, а вместе с ним погасла и последняя искорка надежды на благополучный исход этой ситуации.

Все было кончено. Теперь уже безвозвратно.

Ленард неуклюже поднялся и, вернув креслу нормальное положение, устало опустился в него, безразличным взглядом обводя гостиную.

Этельстен держался за живот и кашлял, сплевывая кровь, которой, казалось, было даже слишком много. Испуганная Миранда комкала в дрожащих пальцах край своего шелкового платка. Сайтон потирал ушибленный кулак. А Ленард смотрел на этих людей и ничего не чувствовал. Странное удушающее равнодушие ко всему поселилось в его душе. Равнодушие и безразличие ко всему и ко всем.

- Где он? - спросил Ленард у Этеля, понимая, что жизнь теперь окончательно разрушена.

Ему больше не для кого было дышать, его сердцу больше не для кого было биться. Теперь и с Этельстеном они стали чужими друг другу, потому что парень никогда не простит ему этот срыв.

Но, быть может, это и к лучшему

- Этель, где он? – повторил парень свой вопрос, заметив, что Этельстен не хочет отвечать.

Этель молчал совсем недолго. Ровно столько, сколько потребовалось, чтобы выровнять сбившееся дыхание.

- У Видегреля в клубе, - раздраженно бросил он и, вдруг, поменялся в лице.

Скользнув рукой в карман, Этельстен достал оттуда мобильный телефон Сайтона, который чудом уцелел в потасовке, и с облегчением вздохнул.

- Как, у Видегреля? - спросила Миранда дрожащим голосом и подняла с пола фотографию, с ужасом вглядываясь во всю обстановку в целом. А потом уверенно заявила: - Это не его клуб.

- Его, – с ненавистью казал Этель, сжимая мобильный в руке.

- Нет, ты что-то путаешь, – вмешался Сайтон. - Я узнал бы интерьер. Я часто там бывал, и знаю обстановку…

- Не в нижнем зале, – оборвал мужчину Этельстен. - Туда пускают не всех.

***

По телу Ленарда, вдруг, прошелся противный холодок. Кровь выстыла в жилах, превращая парня из человека в какую-то машину. А мозг работал, подобно жерновам перемалывая услышанную информацию.

- Но тебя пускали, да? - он медленно поднялся и снова стал надвигаться на любовника. - Но тебя, ублюдка, туда пускали!

- Ленард, прекрати! – выкрикнул Сайтон.

Глупый мальчишка, ослепленный яростью, не хотел замечать ничего вокруг и думать головой. Все потому, что за собственной болью он не видел чужой. Вот же идиот!

- Сейчас не время, - сказал Сэт и, приблизившись к брату, схватил его за воротник рубашки словно напакостничавшего щенка. - Потом будешь кулаками махать. Сейчас надо забрать Рикальда. По крайней мере, его тело.

- Но...

- Заткнись и послушай меня! Сейчас не время выяснять отношения. Держи себя в руках. Оглянись вокруг! Что ты устроил в чужом доме?! Что ты пытаешься этим доказать?

Ленард дернул головой, словно его ударили, и последовал совету брата.

Разбросанная мебель, разбитые вазы, растоптанные цветы… лужицы воды и… крови.

И правда, что? Что он творит? Для чего?

 - Я заглянул туда из любопытства, – тихо сказал Этельстен, выравниваясь и делая осторожные вдохи.

Живот болел, нос болел, а ребра, казалось, и вовсе к чертям переломались.

- Видегрель решил показать мне это место, чтобы я не пытался проникнуть туда без его ведома.

Ленард закрыл глаза.

Смотреть на Этельстена было невыносимо сложно. Доверие между ними рухнуло в один миг, подмытое водами лжи и утаек.

«Как же мы докатились до подобного?» - спросил себя Ленард. – «Как так вышло, что у нас начали появляться тайны друг от друга?»

- Какой интересный и занимательный рассказ! – прорычал Ленард вслух, искривив губы в злой, болезненной усмешке. – Вот, значит, как ты решил от нас избавиться? Какой замечательный способ! Только Рику-то за что? Свободы тебе не хватало? Чего тебе, мать твою, не хватало, Этель?! Как удачно все вышло! Я заперт в доме, Рика без защиты, а ты уезжаешь на ебучие острова! И в итоге он оказывается в лапах садистов в клубе твоего полюбовника!!!

- Не менее удачно, чем для тебя, - парировал Этельстен, которого слова парня ранили в самое сердце.

Он понимал, что Ленарду больно. Но держать язык за зубами с каждой минутой ожидания становилось все сложнее. Натянутые до предела нервы парня звенели, вызывая нестерпимый подкожный зуд. И в любой момент его терпение могло иссякнуть, что привело бы к ужасающим последствиям. 

- И что ты хочешь этим сказать?! - зарычал Ленард.

Глаза его застило гневом, и он вновь двинулся на Этельстена.

- Лишь то, что, сколько бы мы ни махали кулаками и ни обвиняли друг друга, его больше нет.

Губы дрогнули, и Этель отвернулся к окну, готовый принять от Ленарда все, что угодно.

Пусть бьет, если ему так легче. Какая теперь разница? Долгое молчание Видегреля говорило о том, что он не знает, где Рика. Или знает, но никогда в этом не признается.

К горлу подкатил удушающий ком, и Этель с трудом сглотнул его, проталкивая назад в желудок.

«Рика, прости... прости за то, что ты так и не узнал, как сильно мы тебя любим».

- Ленард, угомонись, - снова вмешался Сайтон.  

Он понимал, что ничем хорошим эта перепалка не закончится, и поспешил задушить ее в зародыше. Переглянувшись с Мирандой, он подошел к брату и тихо проговорил:

- Возьми себя в руки. Не заставляй меня применять жесткие меры.

Ленарду хватило одного взгляда на брата, чтобы понять, что тот не шутит. И ведь Сайтон прав: нельзя сейчас ругаться. Не время. Еще настанет тот момент, когда они с Этелем перегрызут друг другу глотки. Но не сейчас. Этим ведь ничего не добьешься. Этим не вернешь Рику к жизни.

- Звони ему еще раз, - прорычал Ленард, с ненавистью глядя на всех присутствующих и пряча руки в карманы. - Звони, Этель, иначе я за себя не отвечаю!

Этельстен лишь судорожно кивнул.

Тут Ленард прав. Надо звонить, требовать, угрожать... Надо делать хоть что-то, а не стоять столбом, решая кто виноват, а кто нет.

Этельстен открыл приложение телефонной книги, и уже хотел было нажать на кнопку вызова под номером Видегреля, но звонок от мужчины поступил на секунду раньше.

- Этель, Рика находится в больнице. В той, где лечат моих работников. - Голос Видегреля, искаженный динамиками, казался чужим и мертвым. - Его сейчас оперируют. Но доктора говорят, что шансов практически нет. Он потерял много крови, и перенес столько ужасов, что вряд ли захочет бороться.  Прости... мне очень жаль.

- Он... жив?.. – спросил Этель, и надежда жалкой подстреленной птахой встрепенулась в его груди, опаляя застывшую в ужасе душу. - Сейчас, жив еще?! Отвечай!

- Пока еще да. Этель, я...

Мир для Этельстена сузился до крохотной белой точки. Телефон выпал из ослабевших пальцев и с глухим стуком упал на пол. В груди сдавило так, что Этельстен не мог сделать и вдоха.

«Рика, маленький мой…»

Пока еще жив, но умирает... может быть проживет еще несколько ужасных мгновений, вспоминая, чувствуя ужасную боль... хрупкий, одинокий, окруженный безразличными докторами.

Горло Этеля свело чудовищным спазмом, через который прорвался хриплый безнадежный крик, а уже за криком последовали глухие рыдания. И парню пришлось укусить себя за сжатые в кулак пальцы, чтобы сдержаться, чтобы не дать себе расклеиться окончательно.

«Рика, Рика... ну как же так? Почему, счастье, взмахнув пестрым хвостом, обернулось лютой бедой? Почему тебе пришлось пережить все это и умереть в агонии боли? Почему никого не оказалось рядом с тобой, чтобы защитить?»

Почему они с Ленардом были так слепы, так равнодушны к нему. Бросили его одного перед лицом нависшей опасности. Так отчаянно пытались уберечь, что не заметили, как потеряли.

«Идиоты!» - мысленно вопил Этель, задыхаясь от собственной никчемности. – «Живите теперь без него! Живите и помните, что предали, что разбили хрупкое сердце своим жестоким безразличием!»

***

Реакция Этеля была страшной. Ленард еще никогда не видел любовника в таком состоянии. Всегда сильный, улыбчивый, он был похож на сломанную выпотрошенную плюшевую игрушку, такой же слабый и безвольный.

К горлу Ленарда подкатила тошнота. Ноги задрожали, когда он попытался сделать шаг вперед. Ладони похолодели. Но парень все же нашел силы, чтобы сдвинуться с места. Истерика Этельстена и ужас в его залитых слезами глазах, толкали Ленарда вперед.

- Идем.

Он приблизился к Этелю вплотную и сжал его плечо, стараясь поддержать. Вот только все это было бессмысленно. Они оба понимали, что опоздали...

- Идем, Этель. Надо забрать Рику.

Этельстен кивнул и отнял руку ото рта. Его челюсть свело от боли, но в груди болело сильнее. Парень сделал глубокий вдох и покачнулся. Горло свело спазмом, но он все же выдавил сипло:

- Рика еще жив, но умрёт. Доктора не спасут его. Они сказали, шансов нет.

- Глупости, - вмешался Сайтон, складывая в кейс фотографии и проверяя, все ли документы на месте. - Рикальд показал себя сильной личностью с непоколебимой волей к жизни. Таких людей очень сложно убить. Поехали в больницу. Узнаем все на месте.

Ленард промолчал. Только кивнул брату и посмотрел на Этеля. Их взгляды встретились. Холодные, мертвые глаза Этельстена больше напоминали куски льда. Он тоже понимал, что даже если Рика и выживет, то надолго в этом мире не задержится. А они как два идиота не нашли ничего лучше, кроме как махать кулаками, пытаясь что-то кому-то доказать.

 «Простишь ли ты меня? Сможешь ли понять?» - мысленно спрашивал Ленард, глядя на ссутулившегося Этельстена, направляющегося к двери.

Но ответа не находил.

Их сломали. Одним ударом в самую слабую точку. Одним махом всех троих.

***

Мужчины ушли, прикрыв за собой дверь, а Миранда так и осталась сидеть в гостиной, в которой царил такой непривычный глазу разгром.

Перекошенное кресло, разбитая стулом ваза, пятна крови на ковре, на полу, на шторах... обрывки испорченных фотографий, и одна уцелевшая, уголок которой торчал из-под дивана.

Женщина потянулась за снимком и достала его, крепко сжимая в дрожащих пальцах.

Как же жутко... мальчик на фото казался слишком юным для своего возраста, слишком хрупким для такого потрясения, слишком слабым для того, чтобы выжить после такого кошмара.

Пальцы плохо слушались Миранду, когда она по памяти набирала номер Видегреля. Казались ватными, отекшими. Мальчишка на фото был ей безразличен. Это не ее ребенок. Это совершенно чужой человек. Но почему тогда так трудно дышать и сдержать слезы? Почему этот сломанный мальчик осколком битого стекла застрял у нее в сердце, заставляя его обливаться кровью и выть от обиды на несовершенный жестокий мир?

- Видегрель, что произошло? - спросила Миранда у бывшего супруга, едва услышав в динамике усталое приветствие. - Кто это сделал? Почему?

- Я не знаю, - ответил Видегрель сдавленно и замолчал.

- Ты к этому причастен?

- Нет...

Видегрель отвечал скупо, через силу. Видимо его тоже потрясла вся эта ситуация. Миранда отчетливо слышала сожаление в голосе мужчины, а еще растерянность и почти осязаемое неприятие.

- Этельстену плохо, - проговорила Миранда. - Он винит во всем тебя.

- Я ничего не могу с этим поделать, - ответил Видегрель. - Я предпринял все, что было в моих силах. Когда вернусь в Нью-Йорк, постараюсь разобраться во всей этой ситуации. Но сейчас… у меня нет объяснений.

- Если что-то узнаешь, позвони мне! - потребовала Миранда строго. - Прошу тебя, Видегрель, если мой сын тебе небезразличен...

- Я позвоню.

И снова лаконичный ответ каким-то механическим голосом. А за ним короткие гудки.

«Господи, как все усложнилось...»

Миранда сжала ладонями подлокотники кресла и прикрыла глаза. Думая, перебирая в памяти все, что могло бы помочь ей разобраться в этом происшествии. Пытаясь найти хоть что-то, что смогло бы облегчить боль Этельстена.

«Кто же виноват в этой трагедии?» - думала она. - «Видегрель?»

Нет, Видегрель не виноват. Это было ясно как божий день. Он слишком сильно привязан к Этельстену, чтобы нанести ему такую рану.

«Отец?»

Да, пожалуй, он мог быть к этому причастен.

«Итан Легрим?»

Миранда кивнула сама себе.

Однозначно этот выблядок не остался в стороне.

«Но кто пустил их в Алый Куб? Кто организовал этот кошмар?»

На этот вопрос у женщины не было ответов.

Миранда еще раз посмотрела на фото и решила его сохранить. Она знала, с кого спросит за душевную боль Этельстена. Этот человек еще горько пожалеет о том, что осмелился на подобное.

Протянув руку к небольшому столику, стоящему справа от нее, Миранда налила себе крепкий бренди из графина и залпом осушила бокал.

Ей нужно было успокоиться и подумать. И тогда, быть может, она найдет ответ. Найдет способ восстановить справедливость.

Мальчишки не останутся без помощи. И, быть может, еще сумеют склеить то, что так самоотверженно уничтожали всего несколько минут назад.

2

*** 

Запах кофе разносился по всей кухне шале и дразнил Видегреля своим непревзойденным ароматом.

Пряный, немного резкий и невероятно бодрящий, этот запах почему-то напоминал о сочельнике, хотя за окном стоял самый разгар лета.

Возможно, дело было в непривычном и очень уютном интерьере. В деревянной обивке стен. Или в камине, который разжигали каждый вечер, чтобы холод альпийских ночей не пробрался в помещение. А, может быть в том, что сочельник до недавнего времени ассоциировался у Видегреля лишь с духом волшебства и чувством беспредельно счастья, которое в этот праздник витало в воздухе и искрилось в свете разноцветных гирлянд.

Сейчас в душе мужчины царила похожая гармония. Он сидел у окна, наслаждаясь мерным течением жизни в небольшой австрийской деревушке, и полной грудью вдыхал непревзойденный запах бодрящего напитка.

Так прекрасно вокруг. Так сказочно.

Яркое солнце заливало своим золотым сиянием пестреющий полевыми цветами луг. Вершины Альп, укрытые белоснежными шапками, искрились в свете лучей, ярко контрастируя с зелеными склонами подножия гор. В приоткрытое окно задувал теплый летний ветерок и приносил с собой легкий аромат цветущего вереска. На деревянный подоконник опустилась яркая бабочка, и Видегрель невольно залюбовался ею, всматриваясь в причудливый узор на больших подрагивающих крыльях.

Этот отпуск разительно отличался от всех предыдущих и оказался неожиданно приятным. Даже несмотря на то, что поначалу Видегреля огорчало отсутствие в этом месте ресторанов, ночных клубов и даже кинотеатров, он ни на мгновение не пожалел, что согласился на подобный отдых. Вместо привычных гостиничных номеров - небольшое уютное шале с огромным камином и мягкой пушистой шкурой какого-то дикого зверя у открытого огня. Вместо искусственных ароматов освежителей воздуха - натуральный запах дерева и смолы. Вместо шума автомобилей и толпы – тихий щебет птиц и шелест ветра в кустах рододендрона. И просто восхитительные закаты, от которых захватывало дух и с которыми по зрелищности не могло сравниться ни одно театральное или цирковое представление.

Ко всему прочему, вопреки ожиданиям Видегреля, Садис каким-то странным образом умудрился занять их совместный досуг в, казалось бы, совершенной глухомани. И сейчас, несмотря на ужасную усталость после почти трехчасовой прогулки по горным склонам, Видегрель чувствовал себя абсолютно счастливым.

Макая хрустящий круассан в только что приготовленный меланж, Видегрель прислушивался к задорному щебету птиц и ждал, когда Садис выйдет из душа.

Как бы прекрасно ни было вокруг, вся красота Австрии теряла для Видегреля свое очарование, если любовника не было рядом. И потому, даже такое мимолетное расставание превращалось для мужчины в сущую пытку.

В последнее время он очень остро ощущал потребность в том, чтобы Садис был рядом с ним. Чтобы всегда находился в поле его зрения и баловал своим вниманием.

Редкие встречи из-за постоянной занятости на работе становились для мужчин еще слаще, еще чувственней. И, несмотря на то, что их отношения длились уже так долго, эмоции не угасали, а подобно искрам на ветру становились все ярче, превращаясь в неистовое пламя страсти.

Но был во всей этой ситуации и большой минус. Ревность. Не только к другим людям, но и ко всему окружающему в принципе.

Видегрель скучал по любовнику каждый миг, когда того не было рядом. Он завидовал детям, которым Садис уделял большую часть своего времени, завидовал сотрудникам мужчины, которые могли видеть его каждый день. Да, что уж там, он завидовал даже подушке, на которой Садис спал, потому что это была самая счастливая подушка в мире, ибо у нее был ОН. И потому Видегрель не хотел делиться Садисом ни с кем и ни с чем, будь то принятие душа или сон.

Меланхолично вздохнув, мысленно ругая проклятый душ, Видегрель взял со стола чашку с кофе и повернулся к окну. Но долго любоваться пейзажами у него не получилось. Трель телефонного звонка заставила его обратить внимание на пришедшее сообщение.

Мужчина нахмурился.

Странно. СМСки от Сайтона Легрима были чем-то сродни рождественскому чуду. Этот человек предпочитал решать любые вопросы лично, не доверяя ни мобильной связи, ни интернету. А тут...

Долго раздумывать Видегрель не стал. Пригубив горячий кофе, он открыл папку с сообщением и...

Если бы он не знал, что Сайтон Легрим не умеет шутить, то посчитал бы все это жестоким розыгрышем. Идиотской, бездарной и совершенно неуместной шуткой. 

Кофе тут же попало Видегрелю не в то горло, и он яростно закашлялся. Сердце пропустило удар. Гулко ударилось о ребра и ухнуло в желудок, оседая там свинцовым булыжником. Рука с зажатой в ней чашкой затряслась, и кофе, расплескавшись, пролилось на стол, откуда стекло на брюки Видегреля, но мужчина этого даже не заметил.

Он всматривался в присланную фотографию и чувствовал, как его тело немеет от ужаса.

«Да как же так?.. Да что это, мать его?!..»

Отставив чашку в сторону, Видегрель набрал номер Сайтона, намереваясь высказать ему все, что думает о подобных шутках. И когда гудки в динамике сменились тихим потрескиванием, верным признаком того, что на другом конце ответили, яростно прошипел:

- Это плохая шутка, Сайтон! Безвкусная! Я знал, что у тебя с этим проблемы, но...

Договорить Видегрелю не удалось. Голос Этельстена пронзил его сознание подобно выпущенной в висок пуле:

- Верни нам его тело, ублюдок... - в голосе парня слышалась боль и ненависть.

И от этого мир вокруг Видегреля закружился в бешеном вихре.

А он-то надеялся, что это фотомонтаж. Он надеялся, что это бездарный розыгрыш... но, разве так шутят? Разве?..

- Этель, я не понимаю...

Слова давались мужчине с трудом. Мысли рассыпались пылью и никак не хотели собираться воедино, а перед глазами все еще стояла фотография.

Это же его клуб! Это же... Рика.

- Я жду. У тебя пять минут. Это все.

Короткие гудки.

Дыхание застряло в груди Видегреля, и воздух так и не покинул его легкие.

Стремительные удары сердца отозвались болезненной пульсацией в висках. Желудок подвело спазмом, а к горлу подступил горький ком.

Мир, вдруг, померк. Стал черным. И в этой кромешной тьме Видегрель растерялся.

Он не понимал, что происходит. Не понимал, зачем все это происходит. Не понимал, как такое вообще произошло.

- Это сон…

Мужчина тряхнул головой и вжал ладонь в грудь, чувствуя, как неистово сжимается сердце, причиняя физическую боль.

- Сон… - шептал он еле слышно, пытаясь убедить себя в том, что ему всего лишь приснился кошмар.

Но мир оказался слишком жесток, а реальность - хуже любого кошмара. И в этой реальности жизнь Видегреля летела кувырком с такой скоростью, что свистело в ушах.

Но сидеть и оплакивать свою судьбу, было сейчас непозволительной роскошью. Видегрель понимал, что нужно действовать, но даже не представлял, с чего начать.

И лишь усилием воли упорядочив безумно скачущие в голове мысли, он открыл телефонную книгу и набрал номер Мишеля.

Сердце, молотом грохочущее в груди, замерло на мгновение, когда в динамике послышались характерные для соединения звуки, но вместо голоса Мишеля Видегрель услышал электронный голос «оператора»:

«Набранный вами номер не обслуживается или не был зарегистрирован в сети», - противно скрипел автоответчик. – «Проверьте набранный номер».

Сердце мужчины пропустило удар. Но времени на панику у него совсем не было, и он принялся звонить всем подряд, кто мог пролить хоть какой-то свет на ситуацию, стальной дланью стиснувшую его горло.

Следующий номер, который Видегрель набрал, к счастью все еще был рабочим. Рокси ответил почти мгновенно, но объяснить ничего не смог.

- Игараси-сама закрыл клуб, – поведал мальчишка коротко. – Все работники верхнего зала были отправлены на незапланированные выходные. А нас перевезли в особняк под усиленную охрану. Я не знаю, что происходит, но, кажется, дело дрянь.

«Да, дело не просто дрянь. Дело самая настоящая катастрофа!» - мысленно ругался Видегрель, после того, как попрощался с Рокси и набрал номер Кано.

Вот только ни отцу, ни брату он так и не смог дозвониться. Оба абонента были недоступны. Тогда Видегрель позвонил домой и, когда экономка сняла трубку, засыпал растерявшуюся женщину вопросами.

- Простите, господин Родже, но дома никого нет. Господин Хаяси вместе с детьми уехал еще несколько дней назад. А господина Игараси я со вчерашнего дня не видела.

Видегрель оборвал звонок, даже не попрощавшись. В голове у него шумело. Перед глазами плыло. А сердце отбивало такую дробь, что казалось, в любой момент мужчину хватит удар.

Пальцы неистово сжались на тонком корпусе телефона, и Видегрель набрал последний номер. А когда в динамике послышалось хриплое приветствие, быстро заговорил:

- Кайлер, что происходит?! Ты где?

- Я? – удивленно спросил парень явно сонным голосом. – Я дома. Клуб закрыли на ремонт. Кажется, что-то с водопроводом. Господин Игараси сказал ждать звонка.

- Ремонт?! Ремонт, мать вашу?! – почти завопил Видегрель, но тут же взял себя в руки и, тряхнув головой, спросил: - Сколько тебе потребуется времени, чтобы приехать в клуб?

- Ну… - протянул чертов мальчишка. – Где-то час. Я только проснулся. Надо привести себя в порядок…

- Не больше десяти минут! – чуть ли не взвыл Видегрель. - Немедленно беги в клуб! Хоть грязный, хоть голый, плевать! И вызови скорую.

- Босс, что случилось? – взволнованно спросил парень, но Видегрель его перебил.

- Я сказал немедленно! – повторил он и продиктовал шифр кодового замка от черного хода.

Кайлер спрашивал что-то еще, но Видегрель его уже не слушал. Он коротко пояснял, куда надо идти и что делать, игнорируя любые расспросы. А потом просто отключился, ожидая вердикта.

Смертный приговор, мать его! И он не заставит себя ждать.

Следующие пятнадцать минут прошли для Видегреля как в тумане. Он то смотрел на телефон, с ужасом ожидая, когда Кайлер позвонит. То оглядывался на дверь, думая о том, куда, мать его, запропастился Садис. То вновь возвращался к телефону и мысленно умолял Кайлера поторопиться. А потом Видегрель словно погрузился в транс, и, когда телефон разразился трелью входящего звонка, вздрогнул, уставившись на гаджет как на ядовитую гадюку.

Дрожащей рукой Видегрель поднес телефон к уху и с замиранием сердца приготовился услышать о смерти, но... звонил не Кайлер.

Доктор Ричардс быстро и холодно говорил о том, что Рика не выживет. Что травмы слишком серьезны, и шансов практически нет, но он сделает все, что в его силах, чтобы помочь.

Больше Видегрель не слушал.

Все вокруг перестало существовать. Все исчезло. Остался только он, раздавленный и уничтоженный собственной же глупостью.

После, когда мужчина пинками выгнал себя из глубокой бездны отчаяния, в которую в одночасье погрузился, он снова позвонил Этельстену.  

Но жалкая и бессмысленная попытка объясниться не увенчалась успехом. Этель не желал его слушать. Да и достойных оправданий у Видегреля не было.

А затем наступила тишина. Она окутала сознание мужчины непроницаемым саваном и погребла его в своей безмолвной гробнице.

Темно и тихо. Только слышно как пытается биться сердце, прогоняя кровь по венам, да шумит в голове.

Мир вокруг превратился в паршивое кино с дерьмовым сюжетом, снятое на некачественную пленку криворуким оператором. И лишь актеры отыграли на славу. Только «Оскаров» им за это не дадут.

Мертвецам не нужны награды.

Очередная телефонная трель с трудом пробилась к оцепеневшему сознанию Видегреля.

Звонила Миранда. Ее голос звучал спокойно и ровно. Хотя, вполне возможно, что спокойствие в голосе бывшей жены Видегрелю только почудилось. Он отвечал на ее вопросы, но слова не откладывались в памяти. Слова звучали без участия разума, который уже стал пленником проснувшегося в груди страха.

«Садис… Если он узнает... Когда он узнает... все будет кончено».

Тошнота подступила к горлу, и Видегрель застонал, пряча лицо в ладонях и грязно ругаясь осипшим от ужаса голосом.

Мужчина вновь схватился за телефон и принялся набирать номера, но с каждым сообщением операторов хрупкая надежда, которую Видегрель все еще пытался уберечь, рассыпалась истлевшим прахом. Мир в сердце мужчины стремительно ломался, с громким хрустом разлетаясь на куски. Выстроенная иллюзия гармонии шла мелкими трещинками. Тревога врывалась в кокон благополучия, заполняя собой все существо Видегреля, и не давала надеждам ни шанса на существование.

Акено молчал. Его телефон был отключен. Мишель молчал. Его номера не существовало.

Кано...

Единственный, кто мог бы дать Видегрелю ответы. Единственный, кто мог бы объяснить хоть что-то. Единственный, кто мог бы помочь... не отвечал.

И это гробовое молчание склеивало между собой все детали адского пазла.

А вот Кайлер поднял трубку мгновенно, и мужчина практически засыпал его вопросами. Вот только мальчишка не мог дать Видегрелю ответов или хоть каких-то объяснений.

Видегрель кричал, ругался и плевался ядом.

Но разве все это могло помочь? Разве это могло склеить раздробленную монтировкой жизнь? Разве этот вопль о помощи мог спасти хоть что-то? Нет!

Теперь Видегрель остался один. Совсем один в осином гнезде. И даже не представлял, в ком искать поддержку.

«Есть еще Садис», - пробилась в паникующее сознание несмелая мысль.

Но Видегрель тут же истерично рассмеялся про себя.

«Садис есть. Но разве он станет слушать, что я не причастен к этому делу? Разве он захочет понять? И, кстати, где он?»

Словно в ответ на эти мысли Садис появился в дверном проеме и остановился, пристально глядя на Видегреля сквозь прозрачные линзы очков. На плечах у него лежало полотенце, но тело было уже сухим. А значит, из душа он вышел довольно давно.

«Так где он был все это время?» - снова подумал Видегрель. – «Живот прихватило или под дверью подслушивал?»

- Что случилось? – спросил Садис. – На тебе лица нет.

- А ты не знаешь? – уточнил Видегрель, сглатывая горький комок. - Разве не слышал, о чем я говорил с Кайлером?

Мужчина покачал головой.

- Мне звонил директор. Отчитывался о результатах экзамена. И еще сказал, что Умино не явился на сдачу. В школу приходила полиция. Оказывается, Умино ушел из дома больше недели назад. Он писал родным и друзьям сообщения, что с ним все хорошо, поэтому полицейские тянули с поисками. Но вчера вечером его телефон перестал отвечать. Позвони Этельстену. Может, он в курсе, где сейчас находится Умино?

Видегрель неистово сжал пальцы на телефоне и почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.

«Больше недели…» - думал он в панике. – «Примерно в то же время, как мы уехали из Штатов».

- Позвонишь? – снова попросил Садис и нахмурился, когда Видегрель обессиленно опустился на стул и закрыл лицо ладонями.

- Не нужно никуда звонить, - проговорил мужчина убитым голосом и, отыскав в телефоне фото, показал его Садису, чувствуя, как внутри все замирает от почти животного ужаса перед тем, что последует дальше.

- Мне жаль… - выдавил из себя Видегрель. – Мне, правда, очень-очень жаль. Но я не имею к этому никакого отношения.

Садис взял в руки телефон, и на его лице отразилось недоумение. Он словно не мог поверить в то, что видит, или еще не до конца осознавал, что в действительности произошло.

Но сквозь привычный человеческий облик уже проступало что-то зловещее, не предвещающее Видегрелю ничего хорошего. И мужчина инстинктивно обхватил себя руками, в тщетной попытке защититься от пробуждающегося монстра.

Кожа Видегреля стала нестерпимо чесаться в тех местах, где Садис в прошлый раз отходил его указкой. Во рту горчило от крови, хотя никакой крови там не было. А спину и лицо пронзила острая боль.

Давно зажившие раны Видегреля вновь кровоточили. Каждый хлесткий удар Садиса вновь ощущался всеми клеточками его тела. Болезненная судорога свела мышцы спины и поясницы. В глазах потемнело.

Видегрелю было страшно. Страшно смотреть в затопленные яростью колодцы души, в которые превратились глаза любовника. Страшно даже сделать слабый вдох, чтобы не спровоцировать взрыв.

Но еще страшнее было наблюдать за тем, как Садис, прочитав сообщение, молча, без какой-либо эмоции на лице, крошит телефон о стену и так же молча отходит к распахнутому настежь окну.

***

Сознание Садиса в один миг погрузилось в зловещую тишину. Он словно оказался в каменном саркофаге глубоко под землей. Только отголоски мыслей слабым эхом проносились у него в голове, но тут же исчезали, не оставив даже следа.

Кровь Садиса кипела, пузырилась в венах, причиняя мужчине нестерпимую жгучую боль. Ему хотелось разорвать кожу и выпустить алую жидкость, дать ей охладится, остыть, чтобы можно было услышать... услышать хотя бы себя.

Изувеченное лицо Умино стояло перед глазами мужчины, навеки впечатавшись в память.

Бледный, замученный, мертвый...

«Как?!» - думал он. – «Как, черт побери, мальчишка оказался в «Алом Кубе»? И почему это случилось именно сейчас, когда Видегрель далеко и не может ничего предпринять?»

Мысли путались в голове Садиса, превращаясь в кашу. Но он усилием воли заставил себя думать и анализировать.

Синяки и ссадины на лице Рикальда были не первой свежести: застарелые, уже пожелтевшие побои. А поверх уже проступили новые, окрасившие его кожу в сине-лиловый цвет.

Его мучили не один день… а как минимум неделю. Всю неделю, которую они с Видегрелем прохлаждались в Альпах. 

Видегрель сидел молча и не шевелился, почти даже не дышал. Побледнел как смерть, ужасно перепугавшись, и обнимал себя руками, с затаенным ужасом глядя в одну точку на полу.

Садис отвернулся от окна и посмотрел на любовника осуждающим, холодным взглядом.

А ведь он предупреждал. Не единожды просил бросить эту опасную работу. Он говорил, что когда-то в этом чертовом клубе случится что-то непоправимое, что-то, после чего жизнь никогда не сможет вернуться в прежнее русло.

Случилось!

И как мужчина понял из обрывков невольно подслушанных разговоров, все так называемые родственники Видегреля сбежали как крысы с тонущего корабля, бросив его расхлебывать все это дерьмо.

- Я предупреждал тебя... - холодно, и даже не пытаясь скрыть свое бешенство, проговорил Садис. - А ты упрямо повторял, что любишь свою работу. И что? Все еще любишь?

Голос Садис слабо пробивался через окутавший Видегреля кокон удушливого страха. Тело стало словно ватным, непослушным. К горлу подкатил огромный тошнотворный ком, и теперь разъяренной кошкой царапал гортань.

Больно. Страшно.

Обида кипит в крови. Страх расползается по телу, окутывая сознание липкой паутиной паники.

Видегрель чувствовал себя мошкой, угодившей в ловушку паука, и, сколько бы он ни трепыхался, вырваться не получалось.

Ответить на вопрос Садиса было невозможно, потому что горло Видегреля свело судорогой, и вместо слов из его рта вырвалось только жалкое сипение.

Садис действительно предупреждал. И последнее его предупреждение достаточно красноречиво украсило спину Видегреля длинными тонкими шрамами.

- Я... не… - только и смог проговорить Видегрель, но эти жалкие звуки тут же растаяли в гробовой тишине, повисшей в комнате.

Паника подкралась к мужчине незаметно. Почти неслышно. Точно так же, как и Садис, который приближался к нему, мягко и бесшумно ступая по ворсистому ковру.

- Любишь, я понял. И никогда не бросишь, - холодно проговорил Садис и, сомкнув пальцы на локте Видегреля, потащил его на себя. - Вставай. Нужно возвращаться.

В голосе Садиса сквозил яд, а в душе пробуждалась холодная ярость. Но рассудок у него был ясный как никогда.

Умино уже не ребенок, а совершеннолетний юноша. Но вряд ли он сам подписался на подобную забаву. И вряд ли все это произошло в «Алом Кубе» по чистой случайности. Вот только Видегрель в этот раз был явно непричастен.

Но это вовсе не значило, что он не будет нести ответственность за то, что произошло в его клубе.

- Идем, говорю! – поторопил мужчина.

Видегрель застыл, не смея даже пошевелиться, и Садису пришлось приложить усилие, чтобы сдвинуть его с места.

«Вот так и рушатся жизни», - думал Видегрель. – «Именно с таким звуком лопаются мыльные пузыри судеб. С громким хрустом вывихнутых суставов. С отчаянным воплем боли. Под какофонию чужого злобного смеха. Вся эта безумная симфония еще несколько часов назад наполняла «Алый Куб» своим нестройным звучанием. Но теперь там царит запустение и хаос. И как это, мать его, случилось?! Почему?»

Ответов у Видегреля не было. А Садис больше не проронил ни слова. И мужчине ничего не оставалось, кроме как следовать за любовником, теряясь в страшных догадках о том, что ждет его дальше.  

3

***

Здание госпиталя, куда отвезли Рику, находилось в пяти минутах езды от «Алого Куба». Но дорога от дома Этельстена до этой больницы заняла больше полутора часов. Водитель практически не отрывал взгляд от навигатора, пытаясь объехать всевозможные пробки, ремонтные работы и прочие препятствия, но даже несмотря на это, машина ползла по улицам Нью-Йорка с черепашьей скоростью.

Этель уже тысячу раз проклял себя за то, что согласился поехать с Генри. Водителем он был неплохим, и работал на его мать уже очень давно, но дотошность этого пожилого мужчины сейчас сводила парня с ума.

О том, что неведение может быть настолько ужасным, Этельстен узнал только в эти бесконечные полтора часа. Он не спросил у Видегреля номер телефона доктора, у которого мог бы получить хоть какую-нибудь информацию о состоянии Рики. А сам Видегрель больше не желал с ним общаться, полностью отключив телефон.

«Ну и пусть...» - думал парень, снова чувствуя удушающий гнев, направленный на мужчину. – «Пусть прячется в своей норе, прикрывая собственную шкуру десятком телохранителей. Пусть подавится своими лживыми оправданиями и попыткой выставить себя невинной жертвой обстоятельств. Мне уже плевать».

Сейчас Этельстена интересовал только Рика, которому пришлось в одиночку противостоять их общему противнику. А ведь мальчишка был далеко не самым сильным, не самым храбрым из них, но самым дорогим и любимым, самым бесценным в их троице, без которого все полетит к чертям.

Уже полетело...

Больше ничего не осталось, кроме взаимных упреков и лютой ненависти к тем, кто за всем этим стоит.

Ленард и Сайтон сидели на заднем сиденье и тихо переговаривались. Вернее говорил только Сайтон, уверяя брата, что все образуется, что Рика сильный, что он справится. Ленард же отвечал ему путано и односложно, не единожды предлагая заткнуться.

Ленард тоже нервничал. Наверняка тоже считал, что пешком добрался бы до больницы быстрее. Быть может, тогда они успели бы попрощаться, пока в их мальчике теплилась еще хотя бы маленькая искорка жизни. Быть может, они успели бы сказать ему, что сожалеют...

Глаза защипало от слез, но Этель сдержал их. И, откинувшись на спинку сиденья, сделал глубокий, но тихий вдох.

Не время еще... совсем не время оплакивать невосполнимую потерю. Время молиться, чтобы машина ехала быстрее, чтобы пробки рассосались, чтобы Рика жил...

За окном уже проносились убогие серые здания с частично выбитыми окнами. Грязные улицы, грязные тротуары, нищие в рванье и подростки в капюшонках и спортивных костюмах, вооруженные до зубов огнестрельным и холодным оружием.

Бронкс - самый криминальный район в городе. «Алый куб» - самый скандальный клуб в штате.

Тусклая вывеска заведения мелькнула в окне и исчезла. Машина проехала мимо переулка, в котором Этельстен когда-то подобрал избитого мальчишку, и свернула к больнице.

Несколько лет назад этот ужасный район подарил Этелю встречу, которая с ног на голову перевернула всю его жизнь. А в это ужасное утро этот же район забрал свой подарок, оставив в сердце Этельстена глубокую рану.

Когда впереди показалось серое неприметное здание больницы, у которого стояло несколько машин скорой помощи и суетились доктора и санитары, выгружая из реаниматоров носилки с пострадавшими то ли в аварии, то ли в перестрелке, в салоне автомобиля повисла гробовая тишина.

Желудок Этельстена болезненно подвело, и он затаил дыхание, чтобы переждать волну удушливой паники, которая накрыла его с головой.

«Вот она, больница. В ее стенах - Рика. Живой или мертвый, кто знает? Может быть, пережил операцию, но захочет ли дышать, когда откроет глаза? Может быть, его тело уже остыло, и он лежит, истерзанный и бледный, в морозильной камере местного морга?»

- Молодой господин, вам плохо? – взволнованно спросил Генри.

- Все хорошо, - ответил Этель и сам не узнал свой голос. - Припаркуйся вон там, поближе ко входу.

- Как скажете.

Машина, наконец, остановилась.

Этельстен открыл дверцу, но выходить не спешил. Теперь, когда он был так близко к Рике, страх прочными цепями сковал его тело и душу. Так, наверное, чувствуют себя подсудимые, ожидая услышать из уст судьи «помилован», и в то же время прекрасно осознавая, что в приговоре написано: «казнить».

- Этельстен, ты идешь? – позвал Сайтон.

Ленард был уже на улице. Он стоял и смотрел на главный вход - болезненно бледный, напряженный как натянутая тетива. Ему тоже было страшно. Но он, по крайней мере, имел отвагу взглянуть своим страхам в лицо.

Этельстен кивнул и вышел из машины. Даже не взглянув на Ленарда, парень направился к больнице, чувствуя ужасную тяжесть в ногах и внизу живота. Он должен был первым увидеть доктора, который оперировал Рику. Должен был первым узнать, что стало с их мальчиком.

У Ленарда есть поддержка. Брат не оставит его, найдет, что сказать, даже если случилось непоправимое. А вот у самого Этеля уже никого не осталось. Только Рика, который лежал где-то в стенах этого госпиталя.

Рика или его тело... жизнь или смерть... переступи порог и узнаешь.

Однако же ни сама новость, ни длительная поездка, ни бесконечное стояние у регистратуры не шли ни в какое сравнение с ожиданием хирурга.

Парней провели на самый верхний этаж, закрытый для посторонних и оснащенный надежной системой безопасности, и там им пришлось провести еще пятнадцать минут в полном неведении, которое буквально оглушило всех троих.

Когда появился доктор, Этель бросился к нему со всех ног и застыл, с надеждой глядя в бесстрастные, серые глаза.

- Это чудо, но ваш кузен пережил операцию, - сказал хирург не особо радостным голосом. - Хотя впереди еще долгий путь реабилитации. Следующие несколько часов он проведет в реанимации. И эти часы станут решающими. Он выживет, только если сам захочет. Так что если верите в Бога, молитесь. Сейчас судьба вашего кузена полностью зависит от его милости.

Этель стоял и смотрел на доктора потерянным взглядом. Надежда медленно погасла в его глазах. Горло и грудь сдавило от боли, и захотелось очень громко и истошно закричать.

«Выживет, если сам захочет?» - с отчаянием подумал Этель. - «Да кто захочет после такого? Да разве может быть что-нибудь желаннее смерти после стольких мучений? И разве не эгоистично просить бога о том, чтобы сохранил мальчишке жизнь? Ведь это такая боль, такое унижение! Выдержит ли Рика подобное существование? Выдержат ли они, если их мальчик прогонит их прочь, а сам вскроет себе вены?»

Этельстену хотелось разреветься. Хотелось услышать опровержение атаковавших рассудок мыслей. Хотелось хоть слабой поддержки, хотя бы одного успокаивающего слова…

Но Ленард, тот единственный человек, который понимал, каково ему сейчас… который так же остро осознавал, что ничего светлого и хорошего в их жизнях больше не будет… просто отошел к стене и сел на невысокий диванчик, оставив Этельстена на растерзание собственных страхов.

Вот и все. Теперь они равны. Равно ответственные за произошедшее. Равно виноватые. Равно безразличные друг другу.

Отчаяние душило Этельстена, требовало выплеснуть обиду и бессильную злость на гадкие обстоятельства. Но парень не издал ни звука. Лишь отвернулся от Ленарда и Сайтона, и нетвердой походкой отошел к окну. Где и застыл, ничего не видя перед собой: ни города, ни затянутого облаками неба, ни птиц, снующих в воздухе в охоте за мошкарней.

Он видел только Рику. Его большие красивые глаза, в которых при каждой встрече плескалась безграничная маниакальная любовь вперемешку с обидой на их с Ленардом равнодушие. Его милую, такую привлекательную улыбку, которая играла на губах мальчишки, когда он был доволен и счастлив. Этель вспоминал его такое теплое, такое желанное и податливое тело. И ласковые руки, и нежные прикосновения, и упоительные поцелуи, которых больше никогда не будет.

Рика не простит их. Даже если мальчишка выживет, он больше никогда не сможет им доверять. И все, что случится в ближайшем будущем, убьет всех троих.

И теперь все, что им с Ленардом оставалось - это ждать.

И какой же это оказалось сложной задачей - ждать, когда жизнь любимого человека висит на волоске. Ждать и не видеть ни просвета в будущем. Ждать и чувствовать, что вот сейчас, именно в этот тяжелый момент, время, обычно утекающее как вода сквозь пальцы, вдруг, остановилось. Застыло каплей смолы, повергнув Этельстена в кромешный ад тщетных сожалений.

***

В голове у Ленарда было пусто. Все происходящее проносилось мимо его сознания, в котором поселилась кромешная тьма.

Этельстен молчал. Смотрел в окно и не произносил ни слова. Бледный, осунувшийся, со ссадиной на подбородке и наливающимися синяками под глазами.

«Зачем я это сделал?» - думал Ленард отстраненно. – «За что? Нужно было удержать проснувшегося демона. Нужно было взять над ним контроль. Нужно было… вот только не поучилось».

- Все будет хорошо. Надо надеяться...

Сайтон говорил о надежде, но Ленарду было смешно слышать это слово.

В чистилище нет места подобным глупостям. Нет места ничему, кроме боли и ненависти.

- Все будет...

- Заткнись, - прошипел Ленард, желая, чтобы все смолкло, и остался только смех… тихий несмелый смех Рики в его беспокойной памяти.

Вот только этому уже не бывать. Мечты и желания так и останутся призрачными тенями, растоптанными отцовским ботинком.

Больше не будет смеха, как не будет ни ласковых признаний, ни улыбок, ни бесконечной любви в бездонных темных глазах их мальчика.

Ленард на миг прикрыл глаза и почувствовал на своем плече крепкую ладонь брата, который все еще был рядом и старался поддержать как умел. Но Ленард понимал, что единственный человек, в котором он мог бы почерпнуть немного сил для дальнейшей борьбы и найти утешение в это нелегкое время, стоял в стороне, обхватив себя руками.

Одинокий, потерянный, печальный… такой же, как и он сам, переживающий те же чувства, понимающий его боль как никто другой в этом мире.

«На что ты смотришь этим безразличным взглядом, Этель?» - мысленно обратился Ленард к парню. – «В какие дебри подсознания загнал тебя страх?»

«А сам?» - спросил Ленард у себя. – «В каком чертовом подземелье спрятался твой разум? Почему ты подвел любимого человека, когда должен был поддержать его? Почему ты подвел их обоих?»

Жизнь Ленарда крошилась на глазах. Все то, что парень считал незыблемым, рушилось подобно карточному домику. И он сам вытащил нижнюю карту.

«Но ведь еще не поздно…» - снова обратился Ленард к своему «Я». – «Ведь не поздно же, правда? Еще можно успеть удержать. Пока Этель дышит... пока его сердце еще бьется... он ведь совсем рядом. Так близко. Протяни руку... и, быть может, он не отшатнется от нее».

- Ты куда? – с несвойственной ему тревогой спросил Сайтон.

Но Ленард жестом остановил брата, мысленно умоляя:

«Молчи. Не мешай. Не путай и так с трудом собранные в кучу мысли».

Шаги давались Ленарду с трудом. Подойти к Этелю было страшно. Вдруг, от малейшего колебания воздуха он исчезнет? Вдруг, это только иллюзия, и у окна на самом деле никого нет?

Остановившись за спиной парня в шаге от него, Ленард потянулся рукой к ссутулившемуся плечу, но пальцы так и не прикоснулись к нему.

Страшно. Как же страшно...

- Прости... - проговорил Ленард.

Гадкое слово опалило его гортань и застряло на выдохе. Это слово не могло передать всего, что творилось у парня в душе. Оно было не способно загладить его вину перед Этельстеном, и уж тем более не могло ничего изменить.

Но Ленард все равно повторил его. И готов был повторять снова и снова, хоть до скончания времен.

- Прости, я не смог... наша жизнь летит к чертям в адову пропасть так быстро... я не успеваю... Этель... прости меня за это.

Горло Ленарда сдавило невидимой рукой. Сжало так сильно, что сложно было сделать вдох, не то, что произносить слова. Но он должен был сказать сейчас. Потому что «потом» может и не наступить.

- Я не смог удержать наше счастье. Не смог защитить... ни Рику, ни тебя. Мне страшно. Мне до усрачки страшно, что это конец... Прости меня… пожалуйста, прости.

Ленард замолчал, потому что голос и так сошел на сиплый шепот. Глаза защипало от подступивших к ним слез, но соленая влага так не проступила на веках, будто высохла вся.

Теперь Ленарду оставалось только ждать ответа... ждать и отрешенно наблюдать за тем, как умирает собственное сердце, потому что без Этеля и Рики оно ему было без надобности.