***

Жизнь Рики рушилась на глазах; крошилась, осыпаясь крохотными песчинками страха, которые бесполезной пылью падали на дно почерневшей от горя души.

Очень просто было отстаивать свою любовь, сидя впроголодь в грязном подвале. Очень просто было терпеть оскорбления и удары, глумление, насилие, насмешки, когда рядом не было парней. Очень просто было отдать себя на заклание ради высокой цели. И, жертвуя всем ради свободы любимых людей, проглотить горсть таблеток, обрекая себя на простую, почти безболезненную смерть.

Но отнюдь не просто было, очнувшись от вечного сна, осознать себя живым, и теперь уже в полной мере насладиться последствиями своего геройства.

Конечно же, поначалу, пока еще не прошел первый шок, Рика держался, лишь краем затуманенного рассудка понимая, что сделал нечто непоправимое.

Теперь же, пребывая в полном сознании, он каждой клеточкой изломанного тела ощутил тот безысходный ужас, на который обрек не только себя, но и тех, ради кого билось его сердце.

Воздух с хрипом врывался в его легкие, сердце по-прежнему билось о сломанные ребра неистовыми, жаждущими жизни ударами, а голову взрывали голоса, полные презрения и отвращения:

«Ты позволил им испачкать себя! Сколько их было, Рика? И ты еще смеешь обвинять в ветрености меня?»

Слова Этельстена ножом вспарывали сердце Рики. Взрезав плоть, они ядовитыми каплями кислоты проникли в его кровь и теперь отравляли само существование, отзываясь нестерпимой болью в каждой клеточке тела. А Ленард, чей холодный, словно арктические льды, взгляд был полон разочарования, даже не снизошел до разговора. Только покачал головой и, упрямо поджав губы, ушел, оставив его одного с болью и чувством чудовищной вины, которые разрушительной волной накрыли сознание, повергая его в пучину отчаяния, выбраться из которой было невозможно.

Рика закричал и вскинулся на кровати, вырывая из вен иголки для капельниц. Тонкие трубки, по которым в его организм поступало лекарство, показались ему осклизлыми щупальцами. Мерзкие, холодные, источающие тошнотворное зловоние, от которого к горлу подкатывали рвотные позывы.

Приборы тут же отреагировали, заверещали пронзительным писком, оглушая и вонзаясь в виски Рикальда раскаленными иглами. Парни бросились к нему, а он надрывно разрыдался в ужасе от пережитого во сне кошмара.

Ленард, встревоженный и испуганный, обеспокоенно спрашивал, что случилось, и может ли он чем-то помочь. Этельстен, на чьем лице застыла маска отчаяния, дрожащей рукой протягивал ему стакан с водой. А Рике хотелось сбросить с себя их горячие и такие нежные ладони, чтобы не пачкались, чтобы не марали себя о грязь, в которой его изваляли и которой он, казалось, пропитался насквозь.

Какой же он мерзкий! Какой отвратный! Весь воняет чужими телами!

Отец Ленарда знал, что делает. Он прекрасно рассчитал свой, ставший смертельным, удар, который пришелся точно в цель - по его душевному равновесию и по самолюбию обоих парней.

Прав был тот японец. Рика хотел доказать свою любовь, но сделал только хуже. Вот уже Этель презрительно кривит губы, отворачиваясь к окну, чтобы не смотреть на него. И Ленард, извинившись, идет прочь из палаты.

Парни стараются... Рика видел, как они стараются перебороть отвращение. Но не их вина, что они не могут.

После этого сна Рика проплакал всю ночь. Молчаливо глотая горькие слезы, пытаясь даже не дышать, чтобы не потревожить любовников, уснувших в креслах рядом с его кроватью. А под утро решил, что отныне будет держать себя в руках, что бы с ним ни случилось. Что больше не позволит себе кричать во сне, поддаваясь вымышленным страхам. И что вообще не произнесет ни звука, чтобы не доставлять парням беспокойства сверх того, что уже доставил.

Теперь, когда парни бодрствовали, он почти все время спал или делал вид, что спит. И поскольку Ленард с Этельстеном отдыхали по очереди, то спать Рике приходилось «беспробудно». Благо, доктор сказал, что это нормальное посттравматическое стрессовое состояние. Что сонливость и апатия это лишь признаки депрессии, и что надо дать пациенту время прийти в себя.

Во время этого добровольного отчуждения Рика сделал для себя множество неприятных открытий. И самым ужасным из них было то, что между Ленардом и Этельстеном как будто пролегла черная тень взаимного недопонимания. Теперь-то, после бесконечных часов притворного сна, Рикальд с уверенностью мог сказать, что это конец. Самый настоящий, за которым уже ничего не будет. Мыльный пузырь их отношений раздулся до критических размеров, и уже готов был лопнуть, оставив после себя лишь холодные брызги. А все потому, что пока он спал, парни друг с другом вообще не разговаривали и сидели по разным углам палаты, погруженные каждый в свои мысли. Но стоило ему подать признаки бодрствования, как они начинали суетиться вокруг него, спрашивать о самочувствии и переговариваться.

Эта ложь ранила сердце Рики. Комком застревала в горле. Сколько они еще протянут? Сколько ускользающих мгновений отмерено этим отношениям?

Жуткие тревожные сны теперь стали терзать Рику намного чаще. Стоило ему провалиться в дрему, и он тут же вскидывался, вызывая на лицах парней сильнейшее беспокойство. Но сколько бы они ни выспрашивали у него, что случилось, и что его беспокоит, он отводил взгляд и отмалчивался.

А что случилось? Ничего особенного. Просто все рушится как песочный замок, а никому, кроме него, кажется, нет до этого никакого дела.

***

Так прошло три дня. Рика устал спать, но все еще продолжал притворяться. Доктор уже начал беспокоиться и впервые прозвучали слова: «психологическая помощь» и «психическое расстройство». Ленард наконец-то начал разговаривать с Этельстеном, даже когда думал, что Рика спит. Но говорил он по большей части не о чувствах, а о том, что ему придется бросить учебу и пойти на работу. И еще найти квартиру, потому что жить теперь негде, а оплачивать институт некому.

Этель заявил, что тоже пойдет работать, но Ленард осадил его и сказал, что не позволит ему бросить учебу.

После позвонила мама Этельстена и звала его домой, но парень отказался. Ленард опять-таки пытался заставить его уехать ненадолго, выспаться и переодеться, но Этель упрямо повторял, что пока Рика не поправится, его из этой палаты вынесут разве что только в гробу. Ленард сдался, Этель отказал своей маме в четвертый, наверное, раз, а когда положил трубку, проговорил устало:

- Она сказала, если я не приеду домой, то она приедет сюда.

- И оттаскает тебя за ухо, - добавил Ленард, нервно усмехнувшись, и прикрыл пекущие глаза.

Прошло уже несколько кошмарных дней: однообразных и одинаковых как капли все не прекращающегося за окном дождя. Слившись в один монотонный поток без конца и без начала, эти дни превратили жизни парней в сгусток серого тумана, плотной пеленой укутавшего их судьбы.

Казалось, время застыло на одном не самом приятном мгновении и прокручивало его раз за разом, словно фрагмент записи на заевшей пластинке. Все замерло. Все застыло, будто оковы вселенского льда заключили их души в свои объятия. Никаких улучшений, никаких изменений, никаких сдвигов.

Рика спит. Этель молчит, глядя в стену. А сам он впал в прострацию, из которой не хочется выбираться.

Молчание стало спутником Ленарда и Этельстена. Молчание научило их разговаривать без слов. Понимать друг друга по взглядам. Чувствовать друг друга, даже находясь в состоянии глубокого сна. Вся эта ситуация превратила их в каких-то мутантов: полуживых, уставших телепатов, потерявших смысл своего существования и живущих больше по инерции, нежели из-за желания жить.

- А вообще, съездил бы ты домой. - Ленард потер виски пальцами. - Отдохнул бы нормально. Отдых важен, не забывай об этом.

- Очень смешно.

Этельстен привычно стоял у окна и смотрел на затянутый серой пеленой мир. Кажется, дождь уже закончился, но солнце, выглянувшее из-за туч, не привнесло в окружающее пространство ни единой краски.

Рика спал, и все спало зачарованным сном, как в сказке о спящей красавице. А он так скучал по мальчишке. Так сильно, что хотелось кричать, срывая голос...

- Этель, я разве смеюсь? - Ленард открыл глаза и посмотрел на парня.

Ссутулившийся, бледный как смерть, исхудавший за эти дни так сильно, что былая красота увядала на глазах. И от этих изменений в любовнике сердце Ленарда сжималось от боли и тоски.

- Мы должны быть сильными. Мы должны пережить это. Мы должны поддержать Рику. А что он видит, когда просыпается? Двух зомбаков? Тебя бы это поддержало? Да он ведь не просыпается только потому, что боится нас.

- Нет.

Этель покачал головой, сжимая пальцами подоконник.

Ну уйдет он отдыхать, словно не наотдыхался на островах. Рика проснется, спросит о нем, и что услышит в ответ? Поехал домой отдыхать? От чего, спрашивается? Что его так утомило, что он должен все бросить и идти отлеживаться в мягкой постели, в то время когда Рика спит весь в иголках, в трубках и в датчиках, на провонявших лекарствами простынях, на жесткой неудобной койке?

Ленард не понимает. Он правильный, хороший, надежный... он может позволить себе оплошность. А ненадежный, ветреный Этельстен не имеет права на ошибку. Теперь уже нет, потому что эта ошибка может стоить жизни самого любимого человека на всей земле.

В глазах все поплыло, и Этельстен до боли закусил губу.

Рика простит его... однажды он простит... поймет, что все было сделано не со зла и ради его же блага... поймет, если не бросит их раньше.

***

Ленард устало вздохнул.

До Этельстена не достучаться. Хотя... а чего он собственно ожидал? Ушел бы сам, если было бы куда идти? Вряд ли. Не ушел бы. Не посмел бы. А значит, и требовать от любовника подобного не может. Не имеет права.

- Прости, - тихо, очень тихо проговорил Ленард, и поднялся из кресла.

Отсутствие сна и нормального питания сделали свое дело, и парня покачнуло в сторону. Слабость, раздражительность, бесконечная сонливость и страх, острой иглой засевший в сердце измотали его.

И с Этельстеном творилось то же самое.

Ленард сделал к любовнику несколько шагов: тихих, осторожных, чтобы не потревожить Рику. И вот он уже стоит за спиной Этеля. Медлит несколько мгновений, словно не знает, правильно ли будет сделать то, что он хочет, а потом отметает все сомнения.

- Прости, я не прав. - Ленард обнял парня со спины и прижался лбом к его затылку. - Я не прав, но мне больно на тебя смотреть.

- Снова шутишь, да? - сдавленно рассмеялся Этель, чтобы скрыть охватившее его отчаяние. И смахнув скопившуюся на ресницах влагу, накрыл ладонями руки парня.

Как тепло... в объятиях Ленарда так тепло. Неудивительно, что Рика во всем предпочитает его. Рядом с ним спокойно, надежно и безопасно. Не то, что с каким-то несерьезным ветреным придурком, который сам не знает, чего хочет.

Вот она - агония. Подкралась совсем незаметно. Поселилась в душах, и точит их как термит дерево. Как долго они протянут, прежде чем сломаются все вместе? Как много им еще отведено времени? Наверное, совсем крохи. Несколько песчинок в бесконечных часах жизни. А потом: безумие... одиночество... нежелание жить.

- Если хочешь, я перестану шутить. Ты же знаешь, у меня с этим туго, - с какой-то совершенно несвойственной ему покорностью сказал Ленард и крепче прижал любовника к себе. - Только не мучай сам себя. Мне нужна твоя поддержка. А Рике так вообще она просто необходима. Ну что мы без тебя, а? Ничто...

- Неправда, - беззвучно выдохнул парень, глядя в окно широко распахнутыми глазами, в которых застыло осознание собственной никчемности.

Ленард и Рика прекрасная пара, так хорошо дополняют друг друга. А он что же? Лишь связующее звено между ними, мостик, который помог двум одиноким сердцам обрести друг друга.

- Ты все еще любишь меня? – дрожащими губами спросил Этельстен, и у него внутри все сжалось от ужаса. - Как раньше... как когда-то…

Этель был уверен, что Ленард никогда не соврет о таких вещах. Но… что, если он скажет, что не любит? Что будет, если он решит солгать и скажет неправду?

Ленард попытался вспомнить, когда же он в последний раз говорил Этельстену о своих чувствах, и к своему ужасу осознал, что не помнит. Что это, по-видимому, было так давно, что память об этом благополучно стерлась.

А говорил ли он вообще?.. Говорил ли Этелю? А Рике? Хотя бы раз за прошедшие месяцы упомянул, что они смысл его жизни? Скорее всего, нет.

- Люблю. Так же как раньше, - уверенно сказал парень, поднимая руку к шее Этеля и ласково поглаживая ее.

На нежной коже Этельстена уже появилась щетина. Острая, жесткая, светлая, и потому совсем не заметная глазу. Но руки чувствуют. Короткие волоски царапают ладонь, напоминая, что любовник настоящий, живой... нужный.

- Сильнее, чем раньше, - выдохнул Ленард совершенно искренне.

Прикосновения Ленарда были нежными и в то же время властными. Этель уже и забыл, как это, чувствовать их кожей. Ощущать каждой клеточкой маленькие искорки тока, которые щиплют, потрескивают, вызывая легкую дрожь.

Поддавшись происходящему, Этель прикрыл глаза и позволил себе на мгновение забыться. Провалиться в беспамятство, вернуться на несколько лет назад, где в темноте комнаты, в самом центре их маленькой вселенной, Ленард точно так же ласкал его, нашептывая на ухо слова любви.

- Я скучаю... – проговорил Этель, и его горло свело спазмом.

Больше не было сил держать всё в себе. Но разве он может продолжить, когда Рика в таком состоянии? Чертов себялюбивый эгоист, жизнь которого не жизнь вовсе, а прихоть!

- Нет!

Этель отшатнулся от любовника, словно объятия обожгли его. Воздух с хрипом ворвался в легкие, горечь ядом опалила внутренности.

Это все, конец! Конец всему! Они сломались, их жизнь больше никогда не будет прежней!

***

«Я скучаю».

Тихий шепот Этеля эхом отозвался в сердце Ленарда.

Ленард тоже скучал. Очень сильно скучал по своей капризной принцессе. Но ему недоставало смелости признаться в этом. И, словно почувствовав его малодушие, Этель резко отстранился, скидывая с себя его руки.

- Прости.

Ленард растерялся. Нахмурился, нервно передергивая плечами, и отвел от любовника взгляд.

Этель смотрел на него как-то затравленно, испуганно, будто перед ним стояло какое-то чудовище. Хотя... наверное, так оно и было. Он и есть чудовище. Монстр, который не сумел защитить, который не сумел поддержать, который пренебрег чувствами дорогого сердцу человека из-за собственных эгоистичных припадков.

Несколько мгновений молчания. Несколько ударов сердца. Очередное тихое «прости», и Ленард вернулся в кресло.

- Твоя мать задаст тебе трепку, когда приедет, - словно бы, между прочим, заметил он.

На самом деле разговаривать Ленарду не хотелось. Хотелось подумать, разобраться в происходящем, понять, как быть дальше и как сохранить те крохи отношений, что еще остались. Но сейчас молчание было подобно медленно действующему яду, убивающему веру в лучшее и надежду на счастливый исход.

Этель прокашлялся и сказал:

- Мне все равно. Я не уйду.

Его все еще колотило от нервной дрожи. Кровь шумела в ушах, мешая расслышать даже собственный голос.

Парень стоял посреди палаты, растерянный и раздавленный собственными сомнениями. Его беспокойный взгляд скользил по спящему мальчишке, веки которого, вдруг дрогнули, и по бледным впалым щекам скатились две крупные слезинки.

- Рика... - хрипло выдохнул Этель и сделал несмелый шаг вперед, едва держась на подкашивающихся ногах.

- Я все испортил, да? - дрожащая ладонь мальчишки смахнула влажные дорожки слез. - Надо было взять чек или умереть. А я... даже этого не смог. Не смог умереть ради вас. И теперь вы ссоритесь. Больше не любите друг друга. Не разговариваете друг с другом. Деретесь.

Рика тяжело сглотнул и закрыл глаза ладонью, протяжно всхлипывая.

«Хватит...» - взмолился он. – «Остановите этот кошмар! Просто включите свет и разбудите, чтобы все, наконец, закончилось!

- Рика... - Ленард вскочил из кресла и сделал несколько шагов к кровати. Опустился на нее рядом с мальчишкой и взял его за руку. - Ну что ты такое говоришь? Мы не ссоримся. Этель!..

- Ну, конечно же, мы не ссоримся. - Парень быстро подошел к Ленарду и встал у него за спиной. - Мы просто... мы...

Этельстен не хотел врать Рике. Они не ссорятся, это так, но и мира между ними нет, и не будет, пока все не вернется на свои места.

- Мы просто боимся, Рика. - Устало вздохнул Ленард. - Боимся, что ты бросишь нас. Боимся, что не сможем защитить тебя. Боимся, что ты не захочешь быть с нами. И этот страх, он...

- Он очень глубоко, маленький.

Этель сделал сдержанный вдох и замолчал.

Он, вдруг, очень остро осознал, что в этой палате присутствует один лишний элемент, который мешает исцелению мальчишки. Тот, кто своим неосторожным поведением вселил в нежную душу сомнения и беспокойство. И, как это ни прискорбно, все стрелки планеты указывали на него.

- Я не брошу... я не могу без вас... я просто умру... - весь ужас прошедших дней ядом хлынул через край потемневшей от горя души Рикальда. - Тот японец сказал, что это вас убьет. И оказался прав. Я вас убил. Сломал...

Рика вырвал руку из ладони Ленарда и повернулся на бок, натягивая провода датчиков и трубки осточертевших капельниц. Глаза его были крепко зажмурены, словно он все еще спал. Но перед мысленным взором всплывали картинки, одна ужаснее другой, которые преследовали его во снах, в воспоминаниях, в мыслях.

- Какой японец? - Этельстен бросил на Ленарда испуганный взгляд и склонился над мальчишкой. - Рика, о каком японце речь?

- Я не знаю...

Рикальд приоткрыл глаза и впервые за несколько дней посмотрел на Этеля, который был так близко, что парень чувствовал его неповторимый сладкий запах. Такой знакомый и родной, такой спасительный в плотном облаке чужой вони.

Полные слез глаза Рики смотрели прямо в душу Этеля. И было в этом взгляде столько всего, что сердце парня заходилось от боли и... надежды.

Этельстен потянулся пальцами к синей от гематом щеке мальчишки и ласково провел по израненной коже. Этелю так хотелось прижаться к Рике. Так хотелось обнять своего мальчика, но страх причинить ему боль оказался сильнее этого несмелого желания.

- Опиши его, маленький. Я знаю, тебе больно вспоминать, но умоляю, попробуй описать его, - попросил Этельстен и тут же получил болезненный тычок в ногу.

- Ты издеваешься, Этель? - рассержено возмутился Ленард. – Может, ты еще попросишь его все подробности тебе рассказать? Совсем идиот?

- Зачем ты это говоришь? Зачем его обижаешь? - Рика перевел на Ленарда укоризненный взгляд, и его глаза заволокло слезами. - Вы расстанетесь, да? Как только я выйду из больницы, вы больше не будете вместе?

- Конечно же, будем, Рика! - тут же попытался исправить положение Этельстен.

Мальчишка снова расстроился, а это могло пагубно сказаться на его и так довольно слабом здоровье.

- Мы любим друг друга, - продолжи Этель. - И тебя любим. Ленард просто очень долго не спал. И почти ничего не ел. Только кофе литрами пьет. Вот и злится по поводу и без. Не сердись на него. А ты, - парень повернулся к Ленарду и строго посмотрел на него, - не пугай Рику.

- Прости, - игнорируя укор Этельстена, ответил Ленард, глядя мальчишке в глаза. - Я не хотел его обидеть. Просто так вышло.

- Я не могу так... - Рика снова отвернулся, теперь уже в другую сторону, и уставился в стену полным невысказанной горечи взглядом. - Вы всё знаете. Знаете, что со мной было. Вините себя, меня, всех вокруг. Вы молчите. Молчите и молчите, а потом оскорбляете друг друга. Ссоритесь. А я не могу это остановить. Я не могу ничего исправить. Я не могу смыть с себя и с вас эту грязь. И я хотел бы уйти, чтобы не обрекать вас на эту ужасную жизнь, но я не могу. Теперь вам придется опекать меня, как какого-то инвалида, которого не выкинешь из жизни...

- Рика, прекрати...

- Я ужасный, грязный! Я думал, что все делаю правильно. Я идиот! Доказывал что-то, боролся непонятно за что. А теперь вас тошнит от меня. Все потому что я дурак, каких поискать. Хотел, чтобы вы освободились. Хотел, чтобы у вас двоих все было хорошо. Но теперь все скатилось в бездну, и я не знаю, что мне делать, как исправить, как вернуть тот день. Я бы шагу из дома не сделал и никогда не попал бы в эту школу. И вы бы жили прекрасно без меня. Взрослые, со своими взрослыми проблемами, у которых есть решения. А у меня нет решений. Я просто хотел, чтобы меня любили. Но, как видно, любовь слишком дорогой товар, и цена ее так высока, что не каждый может расплатиться.

Рика говорил быстро, сбивчиво, путаясь в словах, безутешно глотая слезы. Пальцы комкали покрывало. Хотелось спрятаться под него как в детстве. Хотелось укрыться от боли, которая разрывала душу. Но он уже не ребенок, и покрывало его не спасет. Разве что только саван, которым накроют его гроб.

Ленард и Этельстен переглянулись. У обоих в глазах была боль. У обоих болезненно сжимались кулаки и сердца. У обоих темнело в глазах от распирающей душу ярости.

Что же они делают? Что творят? Как сейчас удержать столь хрупкое равновесие? На одной чаше весов смерть, на другой - жизнь, а весы эти в трясущихся руках испуганного мальчишки.

- Рика... - Этель опустился на колени рядом с Ленардом и положил голову на кровать. - Ты не грязный. Ты наш самый любимый мальчик. Рика...

- Мы ссоримся, да. - Ленард запустил пальцы в волосы Этеля и теперь нервно, но все же ласково перебирал их, стараясь не причинять боли. - Мы ругаемся. Мы кусаем друг друга. Но это не значит, что мы не любим. Твои поступки... это... я бы хотел сказать, что ты все сделал правильно, но не скажу. Я не буду тебе врать, Рика. Я не могу. Ты поступил глупо. Это было очень и очень глупо. Но ты не виноват в этом. Это наша вина. Моя и Этеля. Если бы мы тебя слушали, если бы мы давали тебе столько любви, сколько ты хотел, сколько ты просил, этого бы не произошло. Этого не случилось бы, потому что тебе не пришлось бы ничего доказывать. Твоя кровь на наших руках. И что бы ты ни думал, получается, что тех ублюдков наняли мы с Этелем. И чек, подписанный моей фамилией, так же приготовили мы.

- И поэтому вы со мной. Потому что думаете, что виноваты, - глухо отозвался мальчишка.

Он не обижался на Ленарда за правду. Теперь, трезво осмыслив свой поступок и вдоволь насладившись результатом, он понял, в чем была его вина.

- Рика, вовсе не поэтому... - возразил Этельстен, невесомо прикасаясь пальцами к синяку на руке мальчишки и чувствуя себя при этом так, словно окунулся в кипящее варево из смешанных эмоций.

- Поэтому... - Рикальд крепко зажмурился и до боли прикусил свой глупый несдержанный язык.

Если бы всего этого не случилось, все было бы по-прежнему. Ленард работал бы на фирме, женился бы со временем. Ему говорили, что все равно в итоге все будет именно так. Его предупреждали. Ну а Этельстен «давал бы ему свободу», чтобы он «не чувствовал себя скованно». Вот и все... сейчас он сидел бы дома или в школе в полном одиночестве и ждал бы их звонка. И неизвестно, дождался бы или нет.

Но всего этого Рика не сказал парням. Обещал ведь не держать их рядом с собой. И то, что с ним случилось, вовсе не повод связывать их по рукам и ногам.

- Вы можете уйти, если хотите, - тихо сказал он, и пальцы Этеля, которыми тот нежно поглаживал его предплечье, задрожали. - Домой... на учебу... в путешествие... куда угодно. Не нужно носиться со мной только потому, что я сделал глупость. Ты можешь идти домой, Этель, если хочешь. Если устали, идите, отдохните. Я знаю, как сильно вы меня любили... знаю, как вам обоим сейчас тяжело... но я никуда не денусь, если вас пугает только это. Я останусь в этой палате и буду ждать... буду ждать, сколько нужно... хоть целую вечность.

В палате повисла тишина. Все молчали. Пальцы Этеля застыли, так и не прикоснувшись к коже мальчишки. А Ленард невольно сжал волосы любовника в кулаке, причиняя тому боль.

- Ты жесток, Рика, - не отводя взгляда от мальчишки, глухо сказал он. - Всегда был жестоким. Тебе нравится унижать нас. Тебе нравится делать из нас ничтожеств. И когда мы начинаем ползать перед тобой на коленях, ты говоришь, что хочешь не этого.

- Ленард! - Этель обернулся к парню, но тот только отмахнулся от него.

- Хочешь, чтобы мы ушли? Мерзко на нас смотреть? Гадко? Я понимаю. Конечно, мерзко. До тошноты противно. Два ублюдка, не сдержавшие своего слова. Две мрази, которые только и могли, что раскидываться словами, и ничего в итоге не сделали. Мы и сейчас не можем. И все, что нам остается, это продолжать выскуливать у тебя прощение, которого мы никогда не получим. Думаешь, без тебя нам будет лучше? Да не будет! Ничего уже лучше не будет. И хуже тоже. Мы можем разхерачить остатки этих отношений прямо сейчас. Только скажи, и мы это сделаем. А можем постараться их сохранить. Решай! Мы все на грани. Мы все стоим перед пропастью. Решай, Рика! Прыгнем мы туда все вместе или каждый бросится поодиночке. Итог все равно будет один.

Сказав все это, Ленард поднялся с кровати и сел в кресло. Если они будут и дальше ходить вокруг да около - только возненавидят друг друга. Так нельзя. Ложь надо искоренить. Недомолвки уничтожить. Они молчали, они не высказывались, не делились друг с другом своими переживаниями и страхами, и вот к чему это привело. Если продолжить в том же духе, будет только хуже.

Этельстен замер. Ему хотелось подойти к Ленарду и со всей дури ударить его чем-нибудь тяжелым, но... любовник был прав. Эта чертова карусель должна остановиться. И остановить ее должен Рика.

***

Рика лежал и с ужасом смотрел в стену.

Ну вот, снова это чувство, как будто вернулись назад в прошлое и столкнулись с нерешенной проблемой.

Почему всё всегда возвращается к этому разговору? Что бы ни происходило, в итоге они приходят к одному и тому же результату. Стараются сохранить отношения, по камешку складывают шаткий фундамент, но каждая попытка заканчивается провалом. Хрупкая конструкция рушится, и они втроем упрямо начинают возводить ее заново.

Не глупо ли постоянно наступать на одни и те же грабли? Не глупо ли держаться за то, что уже давным-давно рухнуло? Может быть, Ленард прав, и пора все закончить? Может быть, нужно прыгнуть уже в эту пропасть и размозжить свою дурную голову о камни?

- Я пытался... - тихо проговорил Рика, подтягивая к себе одеяло и обнимая его, словно это могло помочь справиться с болью. - Я пытался не быть эгоистом. Я хотел научиться отпускать вас, но стоило вам уйти, и страх начинал медленно уничтожать меня. Поэтому когда мне сказали взять чек и отказаться от вас, я его не взял. Какая разница, умер бы я от издевательств и насилия, или просто от тоски где-то очень далеко от Нью-Йорка, от вас двоих. Я причинил вам боль, и продолжаю ее причинять, все потому что мне тоже страшно. Ленард, как нам теперь быть? Вы ведь не захотите даже прикасаться ко мне. Как вы будете целовать меня после всего, что со мной делали?

- Рика, ну а если бы со мной такое сделали, тебе было бы противно? - спросил Этельстен и посмотрел на Ленарда, который буравил затылок мальчишки напряженным холодным взглядом.

- Нет! - Рика даже повернулся, чтобы посмотреть на парня, чтобы тот понял, чтобы не сомневался.

- Почему, ведь я был бы грязным, от меня несло бы вонью чужих тел?

- Потому что я люблю тебя! - мальчишка даже задохнулся от переизбытка эмоций.

- А я, значит, тебя не люблю? Или ты врешь, оберегая мои чувства, а сам воротил бы нос от отвращения?

- Я не вру, Этель. Почему ты так говоришь?

- Потому что ты сам себе противоречишь. Я люблю тебя, и хочу быть с тобой, несмотря ни на что. А ты подвергаешь мои слова сомнению и говоришь, что я тебе лгу.

- Я не говорю... но и вы не говорите. Я боюсь, что вы со мной из-за жалости.

- Да, мне жалко тебя. Да, я чувствую свою вину. Да, я схожу с ума от боли и злости, из-за того, что не могу ничего изменить! Но я люблю тебя, Рика! И точно так же умру от тоски, если ты меня бросишь! - глаза Этельстена защипало от подступивших к ним слез. - Хочешь, чтобы я ушел? Скажи, мне уйти из твоей жизни или из жизни вообще? Куда мне уйти, чтобы ты наконец-то был доволен?!

- Пожалуйста, не надо, никуда не уходи! - Рика схватил Этельстена за руки, но был так слаб, что едва ли смог бы удержать парня. - Не брезгуйте мной! Я так этого боюсь. Боюсь, что больше ничего не будет, что я больше не нужен!

- Ты нужен. Пойми уже это, наконец.

Ленард устало поднялся и подошел к парням. Вновь сел на край кровати, приобнимая Этельстена за плечи, а свободной рукой сжимая дрожащие пальцы Рики.

- Нужен, - с нажимом повторил он. - Мне нужны вы оба. Этельстену нужны мы с тобой. Мы нужны друг другу. Ты говоришь, что мы не будем прикасаться... но мы прикасаемся. И это не жалость. Это не снисхождение или чувство вины. Это то, что все еще держит нас на плаву.

Этель склонился над Рикой и очень ласково, очень нежно поцеловал его в припухшие губы.

- Это не противно, - прошептал он с чувством. - Совершенно не противно, потому что слаще тебя никого нет. Желаннее тебя можете быть только вы с Ленардом в одной обертке.

- Давайте попробуем начать все с начала, - устало предложил Ленард. - У нас получится. У нас троих. По отдельности нет.

Рику всего трясло от переизбытка эмоций. Он переводил взгляд с одного парня на другого и обратно, сжимал пальцами руку Этельстена, чтобы тот не передумал и не сбежал никуда. И старался собрать путающиеся мысли в кучу. Пока, наконец, не выдохнул скопившийся в легких воздух, который уже начал душить его.

- Не уходите... больше никогда не уходите...

Этельстен обнял Рику и что-то прошептал ему на ухо, вызвав на припухших губах тень улыбки. Ленард не разобрал слов. В голове шумело, да так, что казалось, будто он оглох. Все вокруг казалось нереальным, смазанным, стертым.

Только теперь страх в полной мере проявил себя. Только теперь он подобрался к Ленарду так близко, что его ледяное дыхание холодило кожу на спине.

Ленард пошел на риск, поставил на карту все, что имел, и... выиграл. Главное, чтобы теперь они все вместе не упустили этот шанс, не проморгали свое счастье, не похоронили его под обломками недомолвок и вранья. Любая ложь, даже самая незначительная, могла легко разрушить не только отношения, не только чувства, она могла уничтожить их самих, чего никак нельзя было допустить.

- Мы не уйдем, Рика. Можешь быть спокоен. - Ленард прикрыл глаза и тут же распахнул их, почувствовав, что сон незаметно для него самого подкрался слишком близко. - Ну, разве что, за кофе.

Мальчишка медленно прикрыл глаза и, впервые за все время, которое провел в этой палате, обнял Этельстена, тихий шепот которого целебным бальзамом проливались на кровоточащее сердце.

До полного умиротворения было еще очень далеко, но они сделали очередной первый шаг к примирению. И на этот раз Рика хотел всеми силами сохранить шаткий домик их отношений. Вот только хватит ли у него этих сил? Хватит ли терпения и благоразумия, чтобы снова все не сломать? Он очень надеялся, что хватит.

***

Лень есть худший из грехов, а бездействие худший из пороков.

Для Сайтона эта истина стала непреложной с тех самых пор, когда к нему пришло полное осознание себя и своей роли в этом мире. Кропотливый труд и усердие - вот главные ценности успешного человека. Если уж быть, то быть лучшим во всем - вот девиз каждого, кто стремится познать все грани своих профессиональных возможностей.

Он уверенно шел по жизни с гордо поднятой головой, справлялся с трудностями, умело лавировал между опасных рифов, стремясь одержать верх в борьбе за место под солнцем. Он был акулой в мире бумажной волокиты. Опасной, смертоносной, безжалостной акулой, которая вызывала обоснованный страх у мелких рыбешек, в изобилии наводнявших тихую гавань юриспруденции.

Но акулы, как известно, живут, пока находятся в движении. Стоит задержать акулу на несколько минут в неподвижности, и она станет беспомощной перед лицом опасности. Острые зубы не помогут ей сделать живительный вдох. Тело ослабнет, и неминуемая смерть оставит на холодной мокрой коже свой фатальный поцелуй.

Сайтон был самой настоящей акулой. И, оказавшись в состоянии полного бездействия, вдруг, осознал, что, если в скором времени не сдвинется с места, то просто-напросто погибнет, задохнувшись от собственного бессилия.

Вот уже третьи сутки Сэт безвылазно сидел в гостиничном номере, где единственным его «развлечением» были попытки дозвониться до Кано или хотя бы до Акено. В первом случае оператор говорил ему, что абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, во втором - что данного абонента вовсе не существует.

Что ж, - досада ядом растекалась по душе, - старый маразматик все решил за него. Позорно сбежал, испугавшись того, что натворил. Не попытался даже объясниться. Выбросил его на помойку как вещь, в которой больше не было нужды.

Все это могло бы смертельно оскорбить Сайтона, ранить его до глубины души, посеять в его сердце зерна разочарований, которые в итоге могли бы дать пагубные всходы личной ненависти и неприязни. Все это могло бы стать огромным камнем преткновения в его дальнейшей жизни. Могло бы, если бы не одно «но»...

На кой черт было так подставляться ради какого-то незначительного куска дерьма?! И если этот кусок дерьма такой уж незначительный, почему нельзя было разорвать контракт в присутствии обеих сторон, не затевая глупых игр в кошки-мышки?

Этого Сайтон совершенно не понимал. Даже его холодной безэмоциональной натуре было сложно проследить логику Кано. Зачем он сделал такое с Рикальдом? Почему плясал под дудку Итана Легрима как безвольная марионетка? Почему сбежал, свалив ответственность за этот случай на плечи других? И где, черт возьми, он прячется, этот старый идиот?!

Раз за разом прокручивая в голове вопросы, на которые не было ответов, Сайтон места себе не находил от беспокойства. Это было странно. Похоже, бездействие делало из него размазню, готовую впадать в тихую истерию по поводу и без оного. Нужно было срочно отвлечься, чтобы не буравить взглядом телефон в ожидании звонка от Кано. Нужно было занять себя хоть чем-то во избежание умственного помешательства.

Нельзя сказать, что Сайтон не пытался развернуть хотя бы видимость деятельности.

Разобравшись с полицией и Ральфом Гердером, он купил Ленарду телефон и хотел забрать его машину с парковки университета. Но когда приехал туда, узнал, что отец опередил его.

Лексус брата был конфискован якобы за нарушение правил парковки. К тому же Ленард был отчислен из университета за «прогулы», и в деканате сказали, что Итан Легрим отказался оплачивать дальнейшую учебу своего непутевого сына. Ко всему прочему все счета Ленарда были заморожены. Брат остался без поддержки и средств к существованию. И, конечно же, когда Легриму-старшему донесли о том, что Сэт приезжал в университет, тот сразу же позвонил своему старшему сыну и попросил передать Ленарду, чтобы немедленно возвращался домой, иначе...

Сайтон его перебил. Посоветовал воздержаться от угроз, так как разговор записывается и будет использован против него в суде. Итан тут же замолчал, но все же предупредил, что отныне Ленарду придется бомжевать. Потому что ни денег, ни документов у него нет, ни в один университет страны его не примут, уж он-то, Итан Легрим, об этом позаботится. И об официальной работе Ленард так же может не мечтать.

- Ты же понимаешь, что рано или поздно я его найду?- спросил человек, которого Сайтон когда-то считал отцом. - Ему не спрятаться от меня. Ни ему, ни его любовникам.

- Я бы на твоем месте воздержался от поисков, - посоветовал Сэт равнодушно. - Он убьет тебя. Впрочем, решать только тебе.

С этими словами Сайтон оборвал связь, но тут же вынужден был прочитать нелицеприятное текстовое сообщения, в котором отец всячески поносил его и предлагал при первой же встрече рассказать брату, из-за кого с мальчишкой случилась эта беда.

Сайтон только пожал плечами. В этом был весь Легрим-старший. Все вокруг виноваты - только он святой. Все идиоты - и только он один знает, как лучше.

Но, как бы там ни было, благодаря этому разговору Сайтон обрел некоторую уверенность в завтрашнем дне. У него появилась работа, за которую он тут же ухватился.

Быстро приняв душ и облачившись в свой самый представительный костюм, в котором он чувствовал себя очень уверенно, Сэт вызвал такси и поехал в больницу. Там ему пришлось еще минут пятнадцать ждать в холле, потому что Ленард по каким-то причинам не отвечал на звонок, а после ему позволили подняться на закрытый этаж для особых клиентов, куда без разрешения брата не пускали даже рядовой медперсонал.

Этот факт несказанно порадовал Сайтона. По крайней мере, в этой клинике было действительно безопасно. Во всяком случае, до тех пор, пока Ленарду и его любовникам покровительствует мафия.