Глава 26 Садис • Видегрель • Кайлер

Примечание

Копирование и распространение текста на сторонних ресурсах строго запрещено!!!

1

***

Тусклый свет барной подсветки растворялся в янтарной жидкости, наполняющей бокал, делая бренди похожим на теплый ласковый огонь в камине. Тишина помещения убаюкивала Видегреля, но не приносила покоя. Сгустившаяся в верхнем зале тьма тревожила мужчину, пугала своей пустотой и притаившейся в ней опасностью.

Тьма... она окружает все живое. Плетется следом, прячась от взгляда, поджидает за каждым поворотом, выслеживает, скрывается до поры до времени, лишь для того, чтобы однажды поселиться в измученной душе.

Видегрель не единожды встречался с этой тьмой.

Впервые он заглянул в ее пустые глазницы, когда был еще ребенком. Там, среди улиц разрушенного Кобе, она предстала перед ним во всем своем ужасающем величии. И, склонившись к нему, выдохнула в лицо трупный смрад тысяч погребенных под завалами людей.

Уже тогда Видегрель мог сломаться и впустить в свое сердце липкий холод, который в итоге уничтожил бы весь свет, что еще оставался в его душе. Но сильный и могущественный человек вмешался в ход судьбы и отогнал тьму, протянув испуганному измученному мальчишке руку помощи, которая и стала той самой спасительной соломинкой, не позволившей ему захлебнуться в водах отчаяния.

Прошло не так уж много времени, и тьма вновь показала Видегрелю свою уродливую морду, проступив сквозь бледное лицо мертвого ребенка, ставшего жертвой тайфуна Наби. Как разящий грешников рок она восстала из трупа мальчишки и призвала под свои знамена сотни человек, которые подобно призракам скитались по руинам собственных домов и собственных жизней. Выжженные горем души чернели с каждым новым мертвецом, которого извлекали из вязких озер, образовавшихся вследствие сошедшего с гор селя. Изломанные изувеченные тела мужчин и женщин, детей, стариков и домашних любимцев ровными рядами устилали илистую землю. Над ними стенали те, кому посчастливилось выжить в ужасной катастрофе. Плакала мать, обнимая трупик младенца. Надрывно рыдал ребенок, сжимая в ладошке руку своей погибшей старшей сестры. Одна старушка с совершенно безумными глазами баюкала на руках мертвого пса, шерсть которого свалялась и слиплась от грязи, а розовый язык безвольно свисал из раззявленной окоченевшей пасти. На развалинах уничтоженного храма какой-то мужчина истошно вопил от горя, пытаясь откопать погребенную под камнями и досками женщину.

Видегрель видел лишь ее грязную ногу и край подола платья. А еще он видел полнейшую разруху, которая не коснулась его новой семьи, но которая глубоко ранила его душу. Он смотрел вокруг и вспоминал Кобе. Все так же, как тогда. Десятки домов, превратившихся в груду щепок, словно жуткий фундамент для царства Тьмы. Убитые горем люди - ее новые слуги. Непогребенные мертвецы – ее новая армия. А над всем этим стаи черных ворон – кружащихся в воздухе, расправив крылья, развевающиеся сварливым черным полотном, как боевые знамена самой Смерти.

В десять лет Видегрель стал свидетелем землетрясения, которое унесло жизни его родителей. В двадцать лет он увидел последствия тайфуна, который по всем прогнозам должен был обойти Японию стороной. И потому, когда ему исполнилось тридцать, он с ужасом ждал очередного катаклизма, с которым придется столкнуться.

Однако никакой катастрофы не произошло, и Видегрель беспечно расслабился, позабыв о том, что уже давным-давно стал заложником проклятой десятки. В этот раз старая знакомая задержалась в пути, но когда все-таки явилась, подарки ее были еще более «щедры».

Теперь Тьма притаилась у него за спиной и тихо взывала к трепещущей от страха душе. А сам мужчина стоял на руинах собственной жизни, и не было рядом ни того, кто протянул бы ему руку помощи, ни того, кто одним лишь ободряющим словом поддержки мог отвадить от него неизменную спутницу ночных кошмаров.

В клубе было тихо. Где-то за пределами видимости притаились охранники, но рядом с Видегрелем оставалась только тьма, которую мужчина безрезультатно гнал от себя, завороженно вглядываясь в золотистые отблески крепкого спиртного напитка. Разбирая обломки своей жизни, выковыривая из-под груды грязи и камней жалкие остатки воспоминаний, Видегрель силился понять, почему все это дерьмо происходит именно с ним? Но как бы он ни старался, как бы ни выуживал из памяти все свои проступки и дурные мысли, пустота забирала себе даже мельчайшие призраки понимания.

Несколько раз мужчина ездил в свой дом, но никого там не застал. Лишь разбитый бокал и пятно на стене говорили о том, что там вообще кто-то обитал. Следы Акено и его мальчишек истаяли, будто и не было их никогда. А от Кано не осталось даже воспоминаний. Старый ублюдок умел заметать следы, и теперь, по всей видимости, прятался в очень глубокой и недоступной простым смертным норе.

Страх рождает злость, злость создает недоверие, а то, в свою очередь, крушит всё на своем пути. 

Страхи Видегреля приобретали форму, стирая окружающую действительность и погружая сознание в непроглядную тьму предположений.

Мужчина не знал, справится ли он со всем тем дерьмом, которое щедро излилось на его голову. Ведь беда, как известно, не приходит одна. А к нему она и вовсе заявилась целым цыганским табором с их песнями, плясками и лошадями.

Садис так и не позвонил. Ни через день, ни, даже, через неделю. И Видегрель, наступив на горло своей гордости, сам попытался достучаться до любовника. Но когда после сотни звонков, после тысячи сообщений, в ответ на безмолвный призыв о помощи он услышал безликий голос оператора, сообщивший ему о том, что абонент отключен и временно недоступен, последняя искорка надежды, встрепенувшись, угасла в его душе.

В этот момент мужчина впервые ощутил на своей щеке холодное дыхание тьмы. Ее невесомый поцелуй коснулся кожи, рождая внутреннюю дрожь и заставляя все тело покрыться мурашками.

Но задумываться над всем случившимся у Видегреля не было времени. Навалившиеся со всех сторон неприятности отвлекли его от сердечных дел и заставили носиться по городу в попытках сохранить стремительно разваливающийся бизнес.

В противовес молчанию Садиса, Видегреля атаковали звонки партнеров и просто заинтересованных лиц.

Сначала из-за долгого отсутствия заказов один из поставщиков разорвал с ним контракт. Потеря была не то, чтобы значительная, но весьма неприятная. Видегрель сразу даже не обратил на нее никакого внимания, и, как оказалось, зря. Следом за первым поставщиком был второй, потом третий, потом четвертый… Партнеры бежали с тонущего корабля словно крысы, не слушая ни просьб, ни убеждений, ни угроз. Раньше Видегрель мог бы плюнуть на них, мог бы найти других поставщиков, но... без поддержки Кано все это было нереально.

Без могущественного покровителя никто не захочет работать с каким-то выскочкой. Он принадлежит к семье Игараси-сана, да, но он не родной сын. В Японии партнеры не стали бы заморачиваться подобными мелочам. Если человек внесен в косэки, семейный реестр, значит он полноправный член этой семьи. Но в Нью-Йорке к приемышам было иное отношение. Несерьезное. Снисходительное. Как к второсортному сырью.

И все же побег поставщиков не смог полностью подкосить Видегреля. Он удержался на плаву, сумел сохранить несколько контрактов путем умасливания и всяческих обещаний. Но последовавший за всем этим звонок от клиента буквально выбил почву из-под его ног.

Раздавшийся в динамике вкрадчивый, елейный голос не сулил мужчине ничего хорошего, и заставил все его внутренности покрыться коркой льда. Очень влиятельный и очень опасный человек пока еще вежливо просил Видегреля не затягивать с открытием клуба. Настоятельно убеждал в необходимости места для комфортного отдыха, которое мог предоставить только воспитанник всеми уважаемого Игараси-сана. И эти убеждения и увещевания, острой бритвой всковырнувшие поджившие раны, окончательно решили судьбу «Алого Куба».

Теперь дело оставалось за малым. Видегрелю нужно было придумать, как обезопасить себя и клиентов; нужно было сообразить, где найти верных людей для охраны клуба и работников; нужно было сделать хоть что-то, чтобы не навлечь на себя и своих приближенных еще большие беды.

Но мысли как на зло начисто выветрились из головы Видегреля, оставив вместо себя сумбурную кашу из страхов и лихорадочных, не здравых идей.

Люди Мураками-сана, которые работали у Видегреля в службе охраны, ушли в тень. Многие подчиненные Кано пропали без вести или были убиты. Видегрель совершенно не понимал, что происходит. Он никак не мог сообразить, почему все бегут от него как от прокаженного. Неужели всё настолько плохо, что от него отвернулись даже те, кто раньше признавал его членом своей семьи? Или все они тоже мертвы? Кано… Акено… Рёта… Дайки… Такаяма-сама… Мишель…

«Нет», убедил сам себя Видегрель. – «Это не так».

Мишель уехал. Акено сбежал, чтобы спрятать Рёту и Дайки. Кано… старого ублюдка не так-то и просто будет убить. А Такаяма-сама… что ж, если бы умер оябун, от «Алого Куба» уже камня на камне не осталось бы. Они все живы, только никого нет рядом.

Странно, как порой складываются обстоятельства. Видегреля всегда убеждали в любви и преданности, и бросили в самый ужасный момент жизни. Даже Мишель, которого обычно из-за барной стойки кнутами не выгонишь, куда-то испарился. Наверное, в этот момент Видегрель больше всего сожалел о том, что даже этого человека у него так бессовестно отняли.

Мишель был хорошим барменом. И незаменимым управляющим, который ловко и без посторонней помощи справлялся с верхним залом. Теперь же, в сложившейся ситуации, было практически невозможно найти ему замену.

«Хотя…» - сумбурно подумал Видегрель. – «Конечно же, это рискованно… Но выбора-то особого нет, верно? И если подумать, то это вполне неплохой вариант, с какой стороны ни посмотри. Да и времени на раздумья совсем не осталось…»

Видегрель залпом допил остатки бренди и, поставив бокал на стойку, соскользнул с высокого стула.

- Мидзуно, отправь к Накамуре машину, пусть возвращаются в клуб! – потребовал он чуть осипшим от долгого молчания голосом.

И как только из темноты послышалось послушное «Да», нетвердым шагом направился к своему кабинету.

 

2

***

«Экзамен прошел удачно. Теперь я свободен на целых два месяца. Вечером увидимся?»

Кайлер растянул губы в улыбке и быстро ответил на сообщение Миллеса в чате:

«Да, Мышка... все в силе. Жду тебя дома».

Едва отправив текст, парень кожей ощутил радость мальчишки. Ему тут же пришел ответ из сотни сердечек, поцелуйчиков, крылышек, блесточек и прочей милой чепухи, которую Миллес считал очень важной атрибутикой отношений.

Что ж, Кайлер спокойно воспринимал эту его сторону, тем более что подобное проявление эмоций было очень даже красочным и живым, и порой заменяло тысячи пылких слов.

Отправив в ответ несколько поцелуев, парень уронил руку на кровать, и мечтательно уставился в потолок, думая о том, что прошедшая неделя была очень странной, очень нервной и очень чувственной.

Чтобы успокоить сильно расстроившегося Миллеса, Кайлеру пришлось постараться. Мальчишка хоть и уверял его в том, что простил, все же выглядел подавленным и грустным. Казалось, он отчаялся и потерял веру во все светлое, что согревало его сердце. Всю ночь он вздрагивал, не в силах успокоиться, все порывался куда-то идти спросонья. Кайлеру приходилось ловить его у порога и возвращать в постель, потом очень долго слушать вздохи и всхлипы, собирать губами слезы, ласкать худощавое трепещущее тело, утешать, уверять в своей любви, вовлекать в поцелуй, а потом мучительно медленно, с наслаждением брать. Пока, наконец, к утру, изможденный и вымотанный, Миллес не уснул крепким спокойным сном.

Но Кайлер, вопреки обыкновению, не спешил убраться из постели, и пролежал рядом с мальчишкой несколько часов, пока тот не начал вяло шевелиться. Тогда он вновь ласкал Миллеса, возбуждая в нем желание, и не успел тот проснуться, снова и снова брал его, пока мальчишка не взмолился о пощаде.

Тогда-то Кайлер и стал признаваться ему в любви, в неиссякаемой жажде, которую тот вызывает в нем, подкрепляя все это не только словами, но и ощутимым крепким стояком, к которому и приложил ладонь Миллеса.

Мальчишка от этого действия снова разревелся, теперь уже от явного облегчения, и долго-долго извинялся перед парнем за свое глупое поведение.

И с того момента в их взаимоотношениях воцарился мир. Миллес перестал дергаться и вздрагивать при малейшем отголоске неприятной мысли. Стал более спокойным, даже повеселел. Они провели вместе незабываемую неделю, за которую Кайлер успел очень сильно привязаться к мальчишке. И когда тот ушел на экзамен, даже почувствовал легкую досаду и смутную тревогу.

А, вдруг, Миллес не вернется? Вдруг, все переосмыслит и снова начнет накручиваться себя? Но сообщение с обещанием встречи сгладило беспокойство, и Кайлер почувствовал облегчение. А еще сладкое осознание того, что действительно скучает, что хочет увидеть Миллеса, и что был полным кретином, игнорируя его в последние недели.

Ну и что, что мальчишка скован в постели и ничего не хочет пробовать? Он сущий ангел, чистый и прекрасный, и очень чувственный. Это ведь тоже не мало. Воскресив в памяти образ Миллеса, распластанного на простынях, измученного, молящего то ли о том, чтобы он остановился, то ли о том, чтобы продолжил, Кайлер убедился, что в любовнике его устраивает абсолютно все. И тут же пообещал себе, что больше не станет обижать мальчишку. Ведь Миллес не заслужил этого. Совершенно не заслужил.

Звонок в дверь заставил парня напрячься, а потом радостно улыбнуться.

Вот ведь маленький Дьявол!

Не выдержал. Заявился раньше. Проверяет? Или просто соскучился до такой степени, что примчался, позабыв обо всем на свете?

Да без разницы! Главное, что он здесь! Главное...

- Проказник, я тебя не ждал! - Кайлер распахнул дверь, и его улыбка тут же скисла. - Что вам нужно?

- Собирайся. Босс велел ехать в клуб! - строго проговорил охранник, с которым парень уже имел удовольствие познакомиться в прошлый четверг.

Ну вот! А все только начало налаживаться. Интересно, что Миллес подумает, когда приедет и не застанет его дома? Наверное, снова накрутит себе всякой ерунды.

- Я не могу поехать. Скажи боссу, что у меня дела, - попытался отвязаться Кайлер, но безуспешно.

Японец равнодушно достал свой пистолет и наставил его на парня.

- Собирайся. Босс сказал сейчас. А иначе будешь крепко спать.

- Я могу позвонить? - снова попытал счастья Кайлер, с опаской косясь на черное дуло.

Кто его знает, вдруг там вовсе не снотворное, а самая настоящая пуля?

Японец кивнул и дал знак поторапливаться.

Кайлер не стал его драконить и, закрывшись в спальне, позвонил Миллесу.

Сперва, стоило ему заикнуться о клубе, в трубке повисла гробовая тишина. Мальчишка молчал, словно его оглушило или парализовало, а потом все же тихо спросил:

- Можно я приеду к тебе и подожду?

- И охота тебе сидеть одному в квартире? - спросил Кайлер, одной рукой натягивая джинсы. - К тому же я не знаю, что там случилось, и насколько я задержусь. Но я обещаю, что позвоню, как только все прояснится.

- Ладно. Я понял. Прости. - Тихо выдохнул Миллес и отключился.

А Кайлер вывалился в гостиную, на ходу надевая легкую куртку и проверяя по карманам ключи.

«Ну, босс! Ну спасибо! Теперь снова неделю истерики успокаивать!» - думал он с досадой.

«Я люблю тебя, Мышка...» - быстро строчил Кайлер в чате, пока лифт медленно спускался на первый этаж. – «Не обижайся. Хочешь, я сегодня сам за тобой приеду? Я, правда, этого не ожидал. Отпишись мне. Очень, очень жду».

Отправив это сообщение, Кайлер взволнованно вздохнул, и спрятал мобильный в карман. Сейчас только обед. Быть может ничего серьезного и не случилось, и он сможет к вечеру вернуться и забрать мальчишку? Парню очень сильно хотелось в это верить.

***

От бесконечных бумаг и договоров перед глазами у Видегреля плясали разноцветные змейки. Буквы расплывались и никак не хотели складываться в слова, а в голове уже примерно час стоял мерзкий противный гул. Но откладывать работу на потом мужчина не имел никакого права. Слишком много жизней было поставлено на кон, слишком много ответственности взвалилось на его плечи.

Видегрель лихорадочно перебирал контракты, уничтожая уже недействительные; проверял условия и даты на тех документах, истечение сроков которых было не за горами; и продумывал варианты, как наладить потерянные связи.

Но как бы он ни старался, число партнеров, которые хотели бы в дальнейшем вести с ним дела, стремилось к нулю. И это откровенно пугало Видегреля. Некто влиятельный поспешил воспользоваться сложившейся ситуацией и подбросил камней в его тонущую лодчонку, при этом нагло врал в глаза и улыбался, от всей души желая счастливого плавания.

Кайлера привезли довольно оперативно. Услышав приглушенный стенами шорох шин и недовольный гул двигателя, Видегрель выглянул в окно и с облегчением вздохнул, убедившись, что Накамура доставил мальчишку в целости и сохранности.  

А уже через пару минут в дверь постучали, и Видегрель, вернувшись на свое место, позволил визитеру войти.

Как только Кайлер появился на пороге, Видегрель отослал охрану и указал мальчишке на кресло перед собой. Но тот только фыркнул что-то, и упрямо отвернулся.

- Садись! - повторил мужчина уже более властным тоном и сложил руки на столе. Ему сейчас только строптивцев не хватало для полного антуража. - Разговор будет серьезным.

- Да уж понял. Иначе, зачем бы понадобилось тащить меня в клуб под конвоем, да еще и против моей воли?

Кайлер раздраженно покосился на мужчину, до боли сжимая в кулаке мобильный, на который так и не пришло ответное сообщение, и, не выдержав тяжелого, но хладнокровного взгляда босса, сел.

Все равно, если босс прикажет, его усадят, еще и отобьют что-нибудь в назидание.

- С чего это вдруг такие перемены? - насмешливо вскинул бровь мужчина, не в силах контролировать свою язвительность. - Еще совсем недавно ты всеми фибрами своей души жаждал остаться в клубе, а теперь тебя не вытащишь из дома. Неужели ночные приключения маленькой мышки так сильно повлияли на твои предпочтения?

Кайлер почувствовал, что бледнеет. Босс был каким-то странным. Словно сам не свой. Словно совсем другой человек. Отчужденный и какой-то пугающий. К тому же эти слова... о чем это он говорит? Неужели о той ночи, когда Миллеса избили? Но откуда он знает? Охранники донесли, или все было подстроено?

Миллес ведь так и не рассказал о природе своих подозрений. Вдруг, кто-то специально подтолкнул его к неверным выводам, и тем самым спровоцировал скандал? Но зачем? Чтобы держать одного строптивого оборванца на коротком поводке?

Видегрель устало хмыкнул. Лицо Кайлера говорило само за себя. Подозревает что-то. Даже напуган, хоть и не подает вида. Столько ненависти во взгляде, столько ярости. Любит, значит, своего ангелочка. Любит, и намерен защищать. Что ж, хоть кому-то во всей этой ситуации перепало немного счастья.

- Сделанные тобой выводы неверны и нелогичны. Я бы не стал обижать мальчика. - Мужчина откинулся на спинку кресла и убрал с глаз непослушную прядь волос. – Это не мой стиль, знаешь ли. У меня есть принципы, от которых я никогда не отступаюсь. Так вот, следуя этим самым принципам, я приставил к Миллесу охрану, чтобы обезопасить его от дальнейших неприятностей. Ну а тебя повысил в должности, и хочу, чтобы ты немедленно приступил к своей новой работе.

- Это к какой? - сердце парня неистово ударилось о ребра и подскочило к горлу, а сам он затаил дыхание.

- Думаю, ты заметил, что штат моих работников катастрофически мал, – проговорил Видегрель, устало поводя затекшими плечами. – Я собираюсь открыть клуб, и мне нужен бармен. А ты единственный имеешь хоть какое-то представление о специфике этой работы. К тому же Мишель тебя хвалил, а это, поверь, лучшая рекомендация для меня.

- Барменом? – поморщился Кайлер, так как в голове у него шумело, словно кто-то включил радио, но забыл настроить волну. - Но это же такая ответственность, босс! Ты уверен, что хочешь доверить эту работу мне? Может, лучше в ту стеклянную штуку, а?

Видегрель даже рассмеялся в ответ на эту просьбу. Злобно так, нехорошо.

- Я разве неясно выразился в прошлый раз? – спросил он. – «Куб» не для тебя! Шлюх в моем ведомстве хоть отбавляй, а вот с барменом беда...

Мужчина нервно потер пекущие глаза и тяжело вздохнул, понимая, что нужно поговорить с Кайлером нормально, без давления и претензий. И тогда, быть может, этот парень и впредь будет на его стороне.

- Мне больше некому доверять, - признался Видегрель. - Как бы высокопарно это ни звучало, но ты единственный, кто у меня остался. Только ты. И ты мне нужен, Кайлер. Не в «Кубе», не среди старых извращенцев, а там, где сам я не справлюсь. Ты ведь уже понял, что это место делится на две части? Я не смогу разорваться. Я просто не смогу.

- Босс, ну ты чего раскис? - Кайлер вытаращился на мужчину, чувствуя ужасную неловкость от того, что не умеет поддерживать людей в тяжелую минуту их жизни. - Я же не отказываюсь. Я просто... растерялся. Но я уже в порядке, правда. Я буду работать кем нужно. Я все для тебя сделаю, только не опускай руки, ладно? И... в общем, я не знаю, что еще сказать. Но ты можешь на меня рассчитывать.

- Это хорошо.

Видегрель кивнул и поднял на мальчишку тяжелый взгляд. Если Кайлер освоится, то все может обойтись малой кровью. Вот только во всем этом есть маленькая загвоздка.

- Миллес... он будет против, да? – спросил мужчина. - Ему не нравится, что ты работаешь в таком месте? Как думаешь решать этот вопрос?

- Ну, он сам хотел, чтобы я устроился на работу.

Кайлер вздохнул, и снова сжал пальцы на мобильном, думая о том, что, наверное, это плохая идея, соглашаться на повышение.

Как-никак у них с Миллесом все только началось налаживаться. Они собирались весело провести летние каникулы, а теперь эти планы могут рухнуть. Но оставлять босса одного на растерзание проблем, это как-то неправильно. И все же...

- Это ведь всегда ночные смены, да? И у меня совсем не будет выходных? - спросил он, уже зная ответ на свой вопрос.

Мишель, казалось, и жил за этой стойкой, покидая ее разве что по очень крайней нужде.

- Да, все верно. - Видегрель задумчиво кивнул. - Я понимаю, что в этом и состоит вся сложность. Но со временем я постараюсь подыскать кого-нибудь на твое место. Хотя это будет не так-то просто сделать. Это не та должность, на которую я мог бы нанять человека по объявлению.

- Я все понимаю... - Кайлер закусил нижнюю губу, лихорадочно соображая, как бы выкрутиться из сложившейся ситуации.

С одной стороны он ужасно не хотел терять Миллеса, с другой - у него появился шанс заработать денег, да еще и всегда находиться в центре шумной вечеринки, не привлекая к себе особого внимания и не вызывая у Миллеса приступов ревности.

Хотя ревности все равно не избежать, если только...

- А можно он будет приходить ко мне в клуб?  - спросил Кайлер. - Хотя бы иногда, чтобы убедиться, что я ничем таким ужасным не занимаюсь, и что мы с тобой не... ну, в общем, что ты не имеешь на меня никаких планов? Ну...

Видегрель смерил Кайлера каким-то совершенно странным взглядом, и парень снова смутился.

- Он думает, что ты хочешь меня... забрать. Не знаю куда, и зачем это тебе нужно, но такие вот у него мысли. И с этим не мешало бы что-нибудь сделать.

Видегрель задумался:

«Забрать? О, Боги! Ему сейчас еще только этого не хватало».

- Пусть приходит. - Согласно кивнул мужчина. - Только... держи его подальше от нижнего зала. Это небезопасно, тем более для него. Да и сам держись от этого места на самом большом расстоянии. И... наверное, позвони ему, пусть приезжает. Сегодня ты задержишься допоздна.

- Он не отвечает на звонки, - кисло ответил Кайлер. - Только услышал, куда я собираюсь ехать, и сразу отключил телефон. Можно я поеду к нему и привезу его? Я быстро. 

Видегрель нахмурился.

Отпускать Кайлера не хотелось. Дурное предчувствие терзало сердце мужчины, заставляя нервничать и переживать по поводу и без оного. Но делать нечего. Рушить еще две жизни было для Видегреля недопустимой роскошью. И он решил не вмешиваться в отношения Кайлера и его мальчишки.

- Хорошо, - без особой охоты согласился мужчина. - Только пусть с тобой поедет Накамура. Вы уже вроде как подружились с ним.

- О, да. - Осклабился Кайлер. - Накамура-сан очень приятный человек. И очень заботливый. Все время пытается уложить меня спать. Наверное, переживает, чтобы я не переутомился.

Парень поднялся из кресла и ободряюще улыбнулся Видегрелю, который выглядел подавленным и очень уставшим.

- Все образуется, босс, вот увидишь. Неприятности не навсегда.

- Сдается мне, не в этом случае. – Обреченно вздохнул мужчина, и махнул рукой. - Иди уже. И быстро. Времени совсем не осталось.

Кайлер кивнул и, больше не говоря ни слова, буквально вылетел из кабинета.

А Видегрель вновь воззрился на документы.

«Неприятности не навсегда».

Хотелось бы верить. Хотелось бы. Да вот только что-то подсказывало, что все как раз-таки наоборот.

 

3

***

- Учитель, я закончил. Могу я идти?

- Ступайте.

Садис снисходительно махнул рукой, отпуская ученика, и когда за юношей закрылась дверь, отбросил в сторону очередное личное дело.

В глазах рябило. От усталости и недосыпа в висках угнездилась тупая пульсирующая боль, которая теперь ощущалась даже во сне. Из-за этого мужчина был не на шутку раздражен, и намеренно избегал любых контактов, которые могли спровоцировать его на вспышку лютого, неудержимого гнева.

В категории опасных людей, у которых имелись все шансы стать катализаторами взрыва, первое место делили между собой Айзек Айзен и Видегрель. Эти двое буквально въелись в беспокойные мысли Садиса, мешая сосредоточится на работе и постоянно тревожа сознание своими назойливыми голосами. Бесконечные упреки и оправдания крутились и крутились у него в голове, просачиваясь сквозь упрямое сосредоточение, вторгаясь в логическую цепочку умозаключений, еще больше путая и смущая рассудок, подкашивая уверенность в правильности своих действий и решений, буквально выбивая почву из-под ног.

Садис боролся со своим паршивым настроением как мог. Сейчас его первостепенной задачей был выпуск весьма проблемного курса. Он должен был написать характеристики учеников, заполнить их дипломы, составить рекомендации для высших учебных заведений, куда собирались поступать юные дарования. Каждую свободную минуту мужчина уделял кому-то из своих подопечных, беседуя с молодыми людьми и наставляя их на верный путь саморазвития. Он объяснял, как важно быть образованной и самодостаточной личностью. Раскладывал по полочкам все преимущества взрослой, самостоятельной жизни. Вкладывал в горячие головы понятие о сдержанности, самоконтроле, самодисциплине. Подогревал желание добиваться поставленной цели, мотивировал стремление к карьерному и личностному росту. Убеждал придерживаться буквы закона. Настаивал на том, чтобы его ученики принимали только взвешенные, хладнокровные решения и никогда не рубили сгоряча. В общем, делал все, что было в его силах, чтобы юноши, которые готовились покинуть стены закрытой школы и с головой окунуться в большой, опасный мир, чувствовали себя уверенно и не боялись свершений и ответственности за свои поступки.

Отпуская очередного ученика, Садис каждый раз пытался убедить себя в том, что достаточно мотивировал молодого человека на успешную жизнь. Но как только дверь за студентом бесшумно закрывалась, на мужчину опускалась черная тень сомнения.

Быть может, он сделал слишком мало? А если чего-то недосказал? Вдруг, его советы будут восприняты превратно, и однажды, воспользовавшись «позволением» учителя на ошибочно истолкованное действие, кто-то из этих мальчишек попадет в большую беду?

Все эти мысли сводили Садиса с ума. Из-за этого он был сам не свой. Ответственность за судьбы учеников тяжким грузом легла на его плечи и давила, лишая покоя, лишая способности взять свои опасения под контроль.

Пытаясь отвлечься от пагубного влияния сомнений, он встал из-за стола и подошел к окну. На улице стоял погожий, но прохладный день. Небо было затянуто стремительно несущимися вдаль облаками, в прорехах которых появлялась и исчезала лазурная синева. Слепящее солнце то и дело игриво подмигивало земле, выглядывая из-за рваных краев белоснежных громад. Яркими бликами отражалось от молодой сочной листвы, золотило поверхность луж, ласкало своим долгожданным теплом цветы и траву на лужайках в парке. Резкие порывы ветра иногда проносились над землей, вздымая облачка пыли, путаясь в кронах деревьев, распугивая птиц, которые бросались врассыпную и неуверенно планировали в воздухе, сражаясь с его мощными потоками.

Вид природы завораживал и успокаивал мужчину. Он приоткрыл окно и полной грудью вдыхал прохладный воздух, пока в его душе не воцарилось некое подобие равновесия.

Теперь можно было со спокойной совестью вернуться к бумагам, которые требовалось разобрать к завтрашнему выпускному вечеру.

Садис уже собирался было отойти от окна, как, вдруг, его внимание привлекла смутно знакомая особа, которая быстрым порывистым шагом направлялась прочь от школы в сторону проходной. Несколько мгновений Садис оторопело следил за женщиной, чувствуя, как в крови вскипает черная злоба. И только когда она скрылась из его поля зрения, заметил, что в припадке ярости сломал достаточно крепкий карандаш, который до этого крутил в пальцах.

Ну вот, похоже, он не совсем корректно составил рейтинг раздражителей, которые могли разбить вдребезги все его самообладание. Потому что и директор Айзен со своим равнодушием к судьбам учеников, и Видегрель с его упрямой страстью к преступной жизни неожиданно отступили на задний план, пасуя перед сучьей натурой матери Умино.

Вот же тварь! Вместо того чтобы навестить сына, она за какими-то чертями явилась в школу. Наверняка для того, чтобы напоследок совершить еще какое-нибудь паскудство, чтобы у мальчишки совсем не осталось шансов на нормальное будущее.

Психанув, Садис выбросил карандаш в ведро для бумаг, и поспешил к господину Айзену. Ибо кроме него самого, пропуск этой особе мог выдать только директор. Учитель не сомневался, что мужчина был заинтригован визитом госпожи Умино и пригласил ее к себе. И сейчас Садиса очень интересовало, что эта дрянь еще удумала, чтобы насолить собственному сыну.

Ворвавшись в кабинет без стука, Садис с бешенством воззрился на директора и спросил звенящим от напряжения голосом:

- Что здесь делала мать Умино? И... почему меня не уведомили о ее посещении? Я все еще сотрудник этой школы и куратор третьего курса! И я требую объяснений подобному пренебрежению правилами с вашей стороны!

Учитель краем сознания понимал, что ведет себя крайне неразумно и уж явно непрофессионально, но ничего не мог с собой поделать. Он так старался исправить свою халатность и сделать все возможное, чтобы ученики ушли из школы с уверенностью в завтрашнем дне. Он так кропотливо трудился над каждой бумажкой, над каждой характеристикой, чтобы ненароком не подпортить юношам репутацию. Он так старался искупить свою вину перед Умино, который пострадал частично и из-за его пренебрежения собственными обязанностями куратора. А его, похоже, уже считали пустым местом, мнение которого никого не интересует.

Замечательно! Девять лет упорного труда не показатель для директора. Стоило только проявить характер и отказаться работать с бесчестными людьми, и он превратился в незначительную пыль под ногами сильных мира сего.

В этом насквозь прогнившем обществе люди, следующие моральным принципам и живущие по совести, были острыми занозами в заднице коррупции, от которых всеми силами старались избавиться. И сейчас Садис имел возможность лично в этом убедиться.

***

Айзек лениво повернулся к Садису и задумчиво уставился на него. Взъерошенный и взбешенный как упавший с Ниагарского водопада кот, с искаженным от гнева лицом, которое сейчас потеряло все свое былое очарование и красоту, он представлял собой довольно убогое и жалкое зрелище.

- Не припоминаю такого правила, в котором директор обязуется отчитываться перед учителями, - спокойно проговорил мужчина, игнорируя яростные вопли воспитателя. - Но так уж и быть, удовлетворю ваше любопытство и скажу, что госпожа Умино посетила нашу скромную обитель, дабы выказать свое истинное восхищение непревзойденным чувством юмора нашего секретаря. Я, надо сказать, так же был удивлен, что у этого сухаря оно имеется, но... как оказалось, у него этого юмора даже в избытке.

Айзек кинул на стол конверт и махнул рукой, приглашая Садиса ознакомиться с письмом.

- В правилах указано, что директор должен был вызвать куратора ученика для беседы с его матерью, - парировал Садис.

Он взял конверт со стола и вскрыл его, с изумлением воззрившись на пригласительные открытки, которые были разосланы родителям выпускников. Данные приглашения были составлены на имя Умино, его матери и сестры, и в сложившейся ситуации служили явной насмешкой над учеником и постигшей его бедой.

- Твою мать! - выругался мужчина. - Час от часу не легче. Умино это видел, или подобной чести удостоилась только его мать?

- Приглашение доставили к ним домой. - Айзек постукивал пальцами по столешнице, думая, какое же наказание придумать для нерадивого секретаря. - Госпожа Умино логично расценила, что ее отпрыску лучше их не видеть. Потому и вернула, сопровождая этот самый возврат почти десятиминутным потоком «комплиментов». Не думаю, что ваша с ней встреча была бы уместна. Вы не в том... хм... настроении, чтобы беседовать с этой особой.

Садис раздраженно передернул плечами и вернул конверт на стол.

- Мое настроение, это мое личное дело. Сейчас моя задача заключается в том, чтобы обеспечить будущее учеников. А сложившаяся с Умино ситуация делает эту задачу невыполнимой. В особенности, когда мне дополнительно ставят палки в колеса. - Он снова с бешенством посмотрел на директора. - Госпожа Умино угрожала школе судебным разбирательством? Что она думает по поводу дальнейшей судьбы своего сына? Возможно, парень никогда не придет в себя и уже не сможет вести нормальную жизнь. Она это осознает? Что она намерена с этим делать?

- Вы забываетесь, господин Эйгерт, - негромко сказал Айзек, прожигая учителя взглядом. - Я не обязан отчитываться перед вами. Вы сами написали заявление об уходе, и потому, будьте так любезны, не вмешивайтесь в то, что вас больше не касается. Все планы и мысли госпожи Умино о будущем ее сына вы можете узнать у нее лично, а я не собираюсь предоставлять вам подобную информацию.

- Я бы и узнал, если бы вы соизволили следовать правилам и вызвали меня для беседы. - Голос Садиса сошел на нет, превратившись в какой-то тихий свист. - Впрочем, вам изначально было плевать на судьбу учеников. Теперь я в этом убедился окончательно, и нисколько не сожалею о том, что увольняюсь. Всего хорошего.

Учитель сделал глубокий успокаивающий вдох и покинул кабинет, преисполненный гнева, который подобно яду струился по венам, заражая каждую клеточку своей разрушительной энергией.

Закрывшись у себя в кабинете, он в припадке ярости разломал свою указку и выбросил ее в окно. А после усилием воли призвал себя к спокойствию.

Два дня, и он покинет школу. Директор, конечно же, даст ему самые ужасные рекомендации и, скорее всего, сделает так, чтобы его больше не приняли на работу на должность учителя.

Но ничего. Он может найти другую работу, не связанную с преподаванием. Или же может давать частные уроки. Все это неважно. Главное со спокойной совестью выпустить курс и убедиться, что все ученики отправились под надзор к своим родителям.

Внезапно раздавшийся стук заставил Садиса напрячься. Но спустя несколько мгновений он вспомнил, что на это время пригласил к себе Джосса для собеседования. Распахнув дверь, учитель пригласил парня в кабинет и указал ему на стул перед своим столом. И пока ученик не смотрел на него, еще раз глубоко вздохнул.

Джосс был еще одним проблемным студентом на его курсе. Родители парня в данный момент находились в Лондоне, а сам он отказывался возвращаться домой и упрямо заявлял, что собирается начать самостоятельную взрослую жизнь в Нью-Йорке.

Джосс был прилежным и ответственным учеником. Садису не приходилось сомневаться в том, что парень сможет выжить в большом городе без поддержки близких. И все же он собирался уделить особое внимание напутствию этого студента. Пусть знает, что у него всегда будет к кому обратиться за помощью или советом. Пусть обретет хотя бы какую-то уверенность в будущем и не боится оступиться. Жизнь без ошибок, не жизнь вовсе, а существование. Но прежде чем окунаться в эту самую жизнь, нужно заручиться поддержкой старших. Садис очень надеялся, что парень примет к сведению его наставления и в случае возникновения трудностей не побоится обратиться к нему.

- У меня к вам очень серьезный разговор, Джосс, - начал Садис издалека, присаживаясь на свое место и со всем участием глядя на парня. - Сегодня я хотел бы обсудить с вами ваше будущее... 

 

4

***

Очередное приветствие одного из постоянных клиентов, отозвалось в висках Видегреля острой стреляющей болью.

Как же странно все-таки устроена судьба. Сумасбродная, непредсказуемая, обманчивая, она одной рукой почесывает тебя за ушком, а другой - подносит яд к твоим губам.

И ты принимаешь «дар».

Дурея от восторга, захлебываясь минутным счастьем, ты с удовольствием пьешь свою гибель.

А после злая насмешница крутит рулетку твоей жизни.

Поворот, щелчок, остановка.

И все, чего ты так упорно добивался, испаряется подобно предрассветному сну. Жизнь отмотана назад. Ты вновь начинаешь свой путь с самого начала. Знаешь, что тебе суждено идти одной и той же несчастливой дорогой, к одной и той же несчастливой цели, но не можешь остановиться, и шагаешь вперед. Шагаешь навстречу очередному краху.

Вот и Видегрель, несмотря на плохое предчувствие, рискнул начать все с самого начала. Только теперь ему было гораздо сложнее, гораздо страшнее, чем в первый раз, ибо опыт ошибок запекся на сердце мужчины уродливым подгнивающим рубцом.

Стоя за барной стойкой, Видегрель улыбался. Широко, счастливо, приветливо. Вот уже третий день тошнотворная маска радушного хозяина держалась на его лице, обжигая душу кислотой внутренних терзаний.

Кайлер стоял рядом. Парень старался и, что по-настоящему радовало мужчину, у него все получалось. Те редкие дни, когда Кайлер помогал Мишелю с работой, не прошли даром. Мальчишка все схватывал налету, но в первые дни ему было очень сложно справиться с потоком клиентов, и Видегрель пришел ему на помощь.

Пятница и суббота прошли на удивление гладко и спокойно. А вот воскресенье оказалось просто ужасным. Наплыв посетителей сводил с ума. В какой-то момент Видегрелю даже подумалось, что в округе неожиданно закрыли все клубы, и теперь жаждущие развлечений обыватели нескончаемым потоком хлынули в двери «Алого Куба». А ведь он даже объявления об открытии не давал. Просто зажег вывеску над входом, и только. И вот теперь приходилось крутиться как белка в колесе, иногда отлучаясь на второй этаж, где за высокими ширмами прятались «сливки» общества.

Даже несмотря на то, что нижний зал все еще был закрыт, многие особые клиенты пожелали наведаться в облюбованное заведение. И теперь Видегрель разрывался между баром и VIP-зоной. Благо, Миллес оказался настырным малым и настоял на том, чтобы его поставили работать вместе с Кайлером. Поначалу Видегрель противился его требованию, потому что понимал, насколько это опасно для такого невинного милашки. Но теперь был несказанно благодарен маленькому белокурому демоненку за то, что тот проявил свое упрямство и оказался очень ценным помощником.

Из-за усталости и громкой музыки у Видегреля очень сильно болела голова, но внешне он выглядел все так же восхитительно. Мило беседуя с постоянными клиентами и ловко смешивая самые сложные коктейли, мужчина словно бы погрузился в своеобразный транс, сосредоточившись на машинальных действиях и дежурных улыбках. 

И все же, порой, уверенный и вежливый голос Кайлера пробивался сквозь стену его отчуждения, вырывая сознание из медитативного созерцания бокалов, разноцветных жидкостей и всевозможных украшений. Вот и сейчас, где-то отдаленно, словно из другой вселенной, до него донесся сперва привычный и услужливый вопрос: «Что будете заказывать?», а следом уже обеспокоенное: «Босс»!

Видегрель сначала отмахнулся, продолжая давать указания одному из работников нижнего зала, которому из-за нехватки персонала пришлось стать по совместительству еще и официантом. Но спустя несколько мгновений уже не смог игнорировать форменную наглость.

- Босс, ну босс!

Кайлер дергал его за рукав и настойчиво привлекал к себе внимание.

- Проклятье, Кайлер! - не выдержал Видегрель и жестом отправил официанта работать, а сам повернулся к помощнику. - Ну что еще? Не видишь, я занят?

- Босс, - протянул парень, хитро улыбаясь, - поверь, ты не так занят, как тебе кажется.

Он кивнул на барную стойку, и Видегрель устало посмотрел в ту же сторону.

Нервный смешок тут же сорвался с его губ, а к горлу подкатило почти истеричное веселье.

- А у тебя завидное чутье, - ставя перед Садисом бокал и наполняя его коньяком, проговорил Видегрель. - Ты вовремя, у меня как раз не хватает охранников. Не хочешь подработать?

***

Завершив все свои дела в школе, и разорвав с Айзеком Айзеном контракт, Садис собрал свои вещи, и отправился в единственное место, которое пришло ему на ум.

«Алый Куб» встретил его приветливо мигающей вывеской и толпой посетителей. Но, несмотря на привычное оживление, клуб изменился до неузнаваемости.

Казалось, трагическое происшествие повлияло на пространство вокруг, изменив формы, размеры и содержание помещения.

Зал зрительно уменьшился. Возможно потому, что наплыв людей был просто нереальным, а вход на второй этаж был перекрыт вооруженными до зубов охранниками. Тем не менее, в VIP-зоне так же было достаточно оживленно. За плотными ширмами можно было различить неясные силуэты клиентов, потягивающих коктейли и тискающих своих любовников.

Пока Садис пробирался от входа к барной стойке, за которой к своему огромному удивлению заметил Видегреля, он столкнулся с несколькими официантами, в которых узнал работников нижнего зала. Те сновали между посетителями, не особо довольные своей новой ролью, но послушно исполняющие возложенные на них обязанности. Клиенты же клуба, пользуясь явной нехваткой охраны, иногда позволяли себе вольности и зажимали мальчишек, заставляя тех уворачиваться и морщиться от отвращения.

Одному такому нерадивому ухажеру Садис отвесил внушительный подзатыльник и, высвободив взъерошенного Чарли из назойливых объятий клиента, направился вместе с ним к Видегрелю.

- Спасибо вам, господин Эйгерт, - поблагодарил парень, передавая поднос на барную стойку.

Садис сухо кивнул и с удивлением увидел, как из тени служебной части клуба вынырнул Миллес и забрал с подноса грязные бокалы.

Чарли тут же исчез с очередным заказом, а Садис подошел к Кайлеру и Видегрелю, и замер, ожидая, когда на него обратят внимание.

Мальчишка заметил его первым и позвал Видегреля. Любовник повернулся к Садису и, шало улыбнувшись, сделал совсем неожиданное предложение.

«Похоже, дело дрянь», - подумал Садис.

Охраны почти не было, работники, видимо, разбежались кто куда. Остались только преданные люди, и те, кому совсем некуда было идти. Видегрель же выглядел уставшим и неестественно бледным. И даже лучезарная улыбка и горящий взгляд не могли скрыть того факта, что он находится на грани нервного истощения.

- Я как раз уволился с работы, так что да, чутье у меня что надо, - проговорил Садис ровно.

Игнорируя Видегреля всю прошедшую неделю, он смог успокоиться и прийти к умозаключению, что любовник хоть и был не прав, но все же имел право выбора. И хоть выбор этот был не в пользу отношений, терять его по этой причине было бы большой глупостью.

Видегрель нервно дернул уголками губ и тут же отвернулся от Садиса, обращая все свое внимание на подошедшего посетителя. Приняв заказ, он быстро налил клиенту выпить, и как только тот расплатился, вновь повернулся к любовнику.

- Какую зарплату ты хочешь? У меня нет желания и времени, чтобы торговаться, поэтому назови сумму.

Он повернулся к еще одному клиенту и кивнул Кайлеру, чтобы подменил его ненадолго. После чего встал напротив Садиса и, сложив руки на груди, уставился на него.

Сердце Видегреля болело. Сжималось неистово, требовало вести разговор иначе, но обида была сильнее этого желания. Как просто бросить, когда дело дрянь, и как легко вернуться, когда все налаживается. Вот она, вся суть тех, кого он любит. И Садис, к огромному его сожалению, не стал исключением из этого правила.

- Я разве говорил, что хочу устроиться к тебе на работу? – спросил Садис, внимательно разглядывая бледное лицо Видегреля со впалыми щеками и чуть заострившимися чертами, которые делали его мужественнее и старше.

Раньше Видегрель не выглядел на свой возраст, но вся эта ситуация сильно подкосила его.

- Я могу помочь, если это необходимо, - предложил мужчина. - Но денег у тебя я брать не стану.

У Видегреля дернулась щека.

Надо же, какое великодушие! С какой искренностью сказано! До тошноты. До зубовного скрежета.

«Я могу помочь...»

Поздно! Нужно было помогать, когда эта помощь была уместна!

Видегрель сделал глубокий вдох, успокаивая взбрыкнувшую обиду, тем самым не позволяя ей взять над собой верх.

- Благодарю за предложение, но вынужден отказаться, - ответил Видегрель, и каждое его слово прозвучало как скрежет жерновов судьбы, перемалывающих чужие жизни. - Моя практика подсказывает, что лучше платить за работу. По крайней мере, деньги могут послужить лучшей гарантией преданности, чем какие-то там чувства.

- Тут ты, несомненно, прав. - Не стал спорить Садис и неопределенно обвел рукой помещение клуба. - Деньги и бизнес, однозначно, важнее и надежнее «каких-то там чувств». Ты сам сделал свой выбор, а мне понадобилось время, чтобы осмыслить и принять это. Я приехал сказать тебе, что не намерен разрывать эти отношения, несмотря на то, что для тебя они находятся на заднем плане. Так что я присмотрю за порядком без всякой оплаты. И возражения не принимаются! Обсудим это после закрытия. А сейчас не смею больше отвлекать тебя от работы.

Видегрель ничего не ответил. Только раздраженно поджал губы и отвернулся от Садиса.

«Возражения не принимаются», - передразнил он мысленно. – «Разрывать отношения не собирается. Как замечательно, как расчудесно всё снова решили за меня! Чертов хладнокровный ублюдок!»

Видегрель с силой сжал кулаки и лучезарно улыбнулся очередному клиенту. Не время раскисать. Не время злиться. Черт с ними, со всеми. Пусть катятся в ад, идиоты!

Бутылка в руке Видегреля дрожала. Горлышко звенело, соприкасаясь с бокалом. В голове шумело. Пережить бы этот вечер. Просто пережить его, чтобы можно было поразмыслить обо всем в тишине и уединении.

И все же, несмотря на кипящую в сердце злость, где-то в глубине души, в том маленьком закоулочке, где прятались все чувства Видегреля, вспыхнула искорка радости. Несмелая, запуганная разочарованиями и обидами, она выглянула из своего прочного стального панциря и улыбнулась хмурому Садису, осчастливленная его приходом.