Быть проклятым — интересное и увлекательное занятие. С одной стороны, такая метка оберегала: никто не захочет прикончить тебя, понимая, что после твоей гибели метка появится на нем. Ведь в себе она несёт самые страшные муки. Метка проклятого приносила боль. Она приносила невероятную, страшную боль, которая, как казалось Славе, способна испепелить всё нутро. Его родня быстро окочурилась от подобных мучений. Собственно, из-за их смерти он сейчас и стоял перед зеркалом, разглядывая тёмные узоры метки на своей груди. Метка передаётся от предка к потомку, но только после смерти первого. Поэтому для Славы и было важно её снять — самому избавиться от боли да и потомков своих не обрекать на эту боль. Вероятность того, что он проживет дольше сорока с меткой очень быстро уменьшалась.

— Так ты хочешь убить Дракона, потому что они обещали снять с тебя метку? — Да.

Мирону было горько от этого воспоминания. Юношу очень ловко обвели вокруг пальца. Метки проклятых, оставленные людям, которые могли вынести связь с демоном, были нерушимыми заклинаниями. Их оставляли сильнейшие тёмные маги, прямые потомки демонов! И снять такое заклятие явно не по силам группе светлых магов, забравшихся на вершину путём убийства более могущественных соперников. Но вслух Фёдоров этого не рассказывает. Помощь Славы ему ещё очень нужна, так что пусть лучше не догадывается, что его метка не исчезнет из-за заклятий Белого Круга. Потом он обязательно расскажет это, но не так быстро.

Мирон осторожно стучится в дверь ванной, где Карелин как-то долго уже сидит. Ничего не случилось? Он слышит голос Славы и как-то внутренне успокаивается, отходя от двери. Он шёл к барной стойке, разделяющей кухню и спальню в студии, постукивая тростью по полу. Кровь демона, которую он в небольших количествах пил за завтраком, восстанавливала его силы. Но нога совсем не переставала болеть. Слава упорно уговаривал его купить какие-то травушки, чтобы снять боль. Мирон отнекивался. Но сейчас стало как-то совсем невыносимо.

— Предложение сходить на ярмарку ещё в силе? — спросил маг, когда Слава наконец вернулся из ванной.

— Я сбегаю, да, конечно, — кивает Карелин, уже собираясь метнуться в коридор. Смертный так сильно переживает за мага! Умилительно.

— Нет, вместе пойдём, — отмахивается Фёдоров. — Тебя там обведут вокруг пальца, симпатяжка.

— За столько лет ещё ни разу не обводили, — недовольно отзывается Карелин: вечно маг недооценивал его!

— А ты в этом уверен? — скептично интересуется Мирон, играя бровями. Его недоверчивая улыбка Славу била ниже пояса во многих смыслах: как можно на него злиться, если он так улыбается?

Уверен Карелин, конечно, не был. Когда с самого детства живешь с осознанием, что маги, вампиры, феи, оборотни — это реальность, уверенность в жизни теряется на раз-два. Слава плохо разбирался в законах изнаночного мира, поэтому все те, кто обычными людьми или бастардами не являлся, казались ему всемогущими кастами. Мирон в этой солянке из волшебных существ чувствовал себя более уверенно: он прекрасно знал, кому что можно, а что нельзя и по законам природы, и по законам Белого Круга.

Белый Круг — их своеобразное «правительство». Именно та группа светлых магов, которые несколько веков назад убили могущественных темных магов. Фёдоров знал, что они боялись конкуренции, боялись за свою власть. Хотя, конечно, сами они объясняли свои действия иначе: защита мира от магического произвола! Звучало сюрреалистически: если бы они действительно хотели защитить кого-то, то не позволяли бы вампирам пить кровь людей, а оборотням заражать других ликантропией. Феи были теми ещё шутниками! Забирали из домов смертных всякие мелкие вещи и смеялись, наблюдая, как те в панике ищут их. А шаманы? Превосходные лекари! Из-за их связи с природой они могли вылечить буквально любые болезни, которым были подвержены люди. Но им нельзя лечить обычных людей. А на лечение нечисти шаманами требовалось получать разрешение.

— Может, проедемся на метро? — тихонько спрашивает Слава, когда Мирон, опираясь на трость, поднимается со стула для того, чтобы открыть портал.

— Тебя пугают магические штучки? — интересуется маг со смехом.

Слава отрицательно покачивает головой, поднимая глаза на Фёдорова.

— Ты перестал ходить без трости даже в квартире, я боюсь, что портал тебя добьёт, — объясняет он.

— Глупости.

Мирон поднимает руку, стаскивая с неё перчатку, из пальцев на пол большими бусинами сыпятся золотые искры, бегут по полу и... всё прекращается. Фёдоров устало прячет руку обратно в перчатку.

— Знаешь, я никогда не ездил на метро, — признаётся он. — Организуешь мне экскурсию?

— Никогда? Ты серьезно?

— Да, — совершенно спокойно кивает Фёдоров. — Мне кажется, там интересно. Разве нет?

— Сомневаюсь, что ночующий на лавочке алкаш демонстрирует всю привлекательность нашего городка.

— Такая же его часть, как я и ты, так что не стоит расстраиваться заранее, — отзывается Мирон. — Ну что, пошли?

На самом деле, Карелин безумно рад, что Мирон решил прислушаться к нему: самоуверенные люди вроде Фёдорова редко слушают кого-то кроме отражения в зеркале. А тут такая честь. Конечно, страшно за реакцию Мирона на метрополитен: с его-то брезгливостью! Но Слава искренне надеялся, что в подземке их не ждут какие-то приключения.

Правда, тот даже не догадывался, что переживать стоит за метро: переживет ли станция встречу с Фёдоровым? Тот уже на входе стал выкидывать свои цыганские фокусы.

Переживая за микробы, которыми там явно кишит всё, Мирон не дал Славе и прикоснуться к двери. Лишь взмахнул рукой, придерживая её магией.

— Разве можно колдовать при обычных людях?

— Правила созданы для того, чтобы их нарушать, — отмахивается Мирон, дожидаясь, пока Слава покажет, куда идти, но тот почему-то встал у какого-то автомата, отказывающегося принимать купюру у него из кармана.

— Не боишься, что Белый Круг не одобрит подобных решений? — Будто мне есть до них дело.

— Я бы не ругался с верхушкой... там самые могущественные маги, — отзывается Слава, — да, давай, чем тебе мои деньги не нравятся? — ругается он с автоматом.

— Позеры и свиньи! Даже не вздумай в моем присутствии говорить, что они могущественны, — взрывается Фёдоров. Что это? Задетое эго? — И зачем ты пытаешься отдать этой консервной банке свои деньги?

— Оплатить проезд...

— За эту антисанитарию ещё и платить надо?! Ну уж нет...

Мирон уверенно хватает Славу за локоть, оттягивая его с помятой купюрой в руках к турникетам.

— Нам сюда?

Получив кивок в ответ, Фёдоров осторожно кладёт руку на место, куда прикладывают билет, и проход открыт. Слава проходит, а следом и Мирон. Совершенно спокойный, точно только что не вывел из строя турникет. Сейчас тому явно требовался мастер по ремонту: перегородка то появлялась, то исчезала в механизме.

— Откуда у тебя такая тяга к разрушению? — спрашивает Слава, спускаясь с Мироном по ступенькам к поездам.

— Я тёмный маг, — объясняет Фёдоров. — Это в моей крови: преобразовывать и ломать. Не созидать.

Карелин тяжело вздыхает. Ехать им здесь, конечно, довольно долго. Как бы Мирон ещё что-нибудь не вывел из строя, конечно, исключительно ради их удобства. В вагоне Слава спихивает Фёдорова на свободное сидение, усаживаясь рядом: тот явно не выдержит их путешествие по веткам метро стоя, с его-то ногой!

— Как впечатления от подземки?

— Тут довольно... колоритно, — отзывается Мирон, окидывая людей в вагоне оценивающим взглядом. — Но после этого путешествия мне нужна будет горячая ванна.

— Организую, — кивает Слава.

Он вообще не ожидал, что в его голове появится образ Фёдорова в ванной. Среди пены. С приглушённым светом. Почему это в его голове? Почему так ярко? И почему эта картина вызывает положительные эмоции?

— С вкусной свечкой?

Вопрос Фёдорова вообще выбивает из колеи! Взрослый, серьёзный маг, и тут: «С вкусной свечкой?». Ну вот. Картинка в голове теперь ещё и романтичная. Красиво.

— С вкусной свечкой, — кивает Слава.

Ну а как без неё? Маг явно настрадался за сегодняшний день в метро! Обратно, кажется, Слава не уговорит его доехать на нем же, точно свой вселенский йогурт организует! А Славе так волнительно было за самочувствие Фёдорова: вроде бы сильный такой, не жалуется, но Карелин видел, что ходить тому всё сложнее и сложнее. Славе до безумия было интересно, какие идиоты колдуют против Мирона. Конечно, он бы с ними ничего не сделал: но в лицо плюнуть очень уж хотелось.

Слава уступил место какой-то бабушке, и выражение лица Мирона в тот момент было бесценно. Ещё бы, он сидит, а места принято уступать инвалидам, пожилым людям, пассажирам с детьми и беременным женщинам. Во всяком случае, именно так озвучивали на каждой станции. Он порывался встать, но Карелин не позволял, кивая на трость.

— Я не инвалид, — недовольно тянет Фёдоров.

— А годиков тебе сколько? — не унимается Слава.

— А ты возраст магов с обычными людьми не сравнивай, мне максимум тридцать, если переводить, — отмахивается тот.

— Ну считай, что я пассажир с капризным ребёнком, — отзывается Слава, придерживая Мирона за плечо. Тот, вроде бы, вставать уже не собирается, но коснуться лишний раз хотелось. Все равно маг не возражает!

— Это мне называть тебя папочкой?

Карелин не знал, звучит ли это для изнаночных созданий так же двусмысленно, как для него, поэтому очень старался не засмеяться. Если Мирон не сделал это специально, то ему лучше не знать про значение!

— Агэ, — в знак согласия кивает Слава. — Могу предложить сесть ко мне на коленочки.

— А не струсишь?

— Я и трусить? Пфф, — храбро отмахивается Карелин. — Это антонимы! — Да ну?

Мирон жестом предлагает сесть вместо него. А вот он уж, так и быть, переместится на колени. И Слава сначала даже ведётся, идёт поближе, чтобы сесть, но в последний момент тушуется из-за уверенности во взгляде Мирона: тот же реально возьмёт и сядет к нему на колени! Нет, ничьей реакции в вагоне Карелин не боялся: Мирон щелчком пальцев бы поставил смертных на место. Слава реакции своего организма боялся. Если стояк упрется куда-нибудь Мирону, это, как минимум, будет неловко.

— Да ну, это по-пидорски, — вздыхает он, выпрямляясь. — А ты имеешь что-то против?

— Нет, но...

— Но участвовать не хочешь, да?

Слава видит, как Мирон перестал перекидывать трость с пуделем из руки в руку и замер, собрался весь. Обиделся? Что-что, а вот обижать Фёдорова совершенно не входило в планы Славы! Мало того, что тот так сильно помог ему решить проблемы с жильём, не оставил одного на растерзание нечисти, так ещё и очень привлекательным был. Харизматичный, весёлый, железный. А ещё симпатичный. И как же ему шло это чёрное пальто с чёрными кожаными перчатками! И Карелин бы с удовольствием бы махнулся с ним местами, чтобы тот присел на его колени. Слава почему-то был уверен, что вот так сидеть с Мироном было бы до одури хорошо. Комфортно. Только вот за реакцию мага на его вполне естественную реакцию он не ручался. И страшно было: к чему приведёт?

— Я не не хочу участвовать, — поспешно объясняет Слава. — Просто, — наверное, лучше говорить честно, чем никак. — Когда у меня на коленях сидят красивые люди, мой организм сбоев не даёт, — старается как можно мягче объяснить тот.

Мирон ухмыляется, вновь начиная перекидывать трость из ладони в ладонь. Глаза на Славу поднимает ясные-ясные. Карелин бы посмотрел на них с такого же ракурса ещё, но при других обстоятельствах.

— Тогда мы позже вернёмся к обсуждению таких вопросов, — отзывается Фёдоров. — В других локациях, — лукаво улыбается он.

Бабушка, сидящая напротив, чихнула. «Значит, правда», — проносится в голове Карелина, но он в ту же секунду готов расхохотаться: Мирона так перекосило от чужого неприкрытого чиха, картина маслом! Та наконец тянется за платочком, а глаз Фёдорова начинает дёргаться в такт каждой неудачной попытке высморкаться.

— Мне срочно нужна горячая ванна после всего этого бескультурья, — тяжко вздыхает он, беспомощно прикрывая глаза. — Больше никакого метро, симпатяжка. Моё стариковское сердце не выдержит.

— А сам говорил, что тебе максимум тридцать!

— Мне можно кичиться и оправдываться своим почтенным возрастом. Тебе меня обзывать — нет.

— Так я ж от большой заботы! — Тем более.

Из-за отсутствия любой колкой фразочки в ответ от Славы Мирон напрягся. Это так в характере Карелина: подкалывать его по поводу и без. А тут молчит. Фёдоров открывает глаз, ловя взглядом силуэт молодого человека: пригорюнился. Губы сомкнул.

— Эй, — зовёт Мирон в привычной грубоватой манере, но с усилием делает голос мягче: ему же такие старания зачтутся? — Обо мне никто никогда не заботился, — тихонько говорит он. — Кроме тебя, — поспешно добавляет маг. — Но из моей головы будет сложно вытащить, что забота — это для немощных.

Слава смотрит на Мирона удивлённо, но заметно оживает. Ну хоть не куксится! Тот слишком живо демонстрировал эмоции, и Фёдорову было совестливо каждый раз, когда он понимал, что грустное выражение лица Карелина — это его рук дело.

— Ты совсем не немощный, особенно, когда дерёшься этой штукой, — вздыхает Слава, кивая на трость. — Кстати, почему пудель?

— Du hättest mehr lesen sollen, — безучастно отзывается Фёдоров, продолжая с огромным интересом перекидывать трость из руки в руку, заставляя сверкать серебряный набалдашник в свете ламп.

— Моя твоя не понимать, — отрицательно покачивает головой Карелин. — Это итальянский?

— Немецкий, — поправляет Фёдоров. — Красивый язык, мелодичный.

И он снова меланхолично прикрывает глаза, слушая шум поезда. Слава, конечно, не понял, почему на трости именно пудель, но он придерживался своей первой версии: Мирон умел превращаться в собаку. Просто не особо кичился своей супер-способностью. Небось и ляпнул что-нибудь очевидное вроде: «Собака — друг человека».

Слава разглядывал резкие черты лица напротив — так увлёкся открывшейся взору картиной, что чуть не пропустил нужную станцию. Он со всей свойственной ему резкостью и неуклюжестью потянул мага из вагона, да так, что на станции он стоял уже в руках с перчаткой Фёдорова, пока маг недовольно поглядывал на него.

— Можно было и пораньше сказать, что нам выходить.

— Это был быстрый тест на твою реакцию, между прочим, — отмахивается Карелин, хватаясь за локоть мага, чтобы утянуть того к выходу.

Золотые искры полились из руки без перчатки на пол, случайно касаясь кисти Славы. «Ай», — тихо слетает с губ, но Мирон всё равно вздрагивает от него, недовольно отнимая перчатку из цепких пальцев и возвращая на свою руку.

— Горячие у тебя искорки, — подмечает Слава.

— Моя магия — огонь, — напоминает он. — Скажи спасибо, что я не сжёг тут всё нечаянно к чертовой матери.

— Не сомневаюсь, что ты легко организовываешь пожары, — кивает Слава в ответ. — Мы позже вернёмся к обсуждению таких вопросов, — передразнивает Карелин. — В других локациях.

Он думает, что Фёдоров вполне может разозлиться, но тот только улыбается. А Слава гадает и понять не может: он выкупает лицевые двусмысленные фразы или улыбается, потому что не догоняет?

Карелин затаскивает Мирона на эскалатор, и тот удивлённо смотрит на появляющиеся и исчезающие в механизме ступеньки. Он бы обязательно улетел вниз, встав на «разлом», но Слава вовремя тянет его на себя, не давая свалиться. Так и стоят пару секунд: испуганный Мирон, чуть не потерявший трость, и довольный собственноручным спасением мага Слава, крепко прижимающий того к груди. Когда ещё ему удасться спасти это чудо-юдо, если не в коварном метро?

— Эта адская машина создана, чтобы убивать? — интересуется маг, поправляя пальто и поудобнее перехватывая трость.

— Ты очаровательный, — смеётся в ответ Слава, искренне любуясь непониманием в глазах Мирона.

Он такой серьёзный, мудрый, много веков прожил! А что такое эскалатор не знает. Не смыслит ничего в съеме квартиры. Зато умеет ослаблять боль, которую Славе до конца не снимали самые дорогие травы!

Они идут по дворам, пока не доходят до тупика. Мирона это совершенно не удивляет, а вот Слава в первый раз очень долго гадал и думал, как из этого тупика попасть на волшебную ярмарку! Он даже пытался, как в Гарри Поттере, через стену, но только ударился локтем, спасшим от сломанного носа. Ведьма помогла, её только позабавило непонимание, играющее в глазах Славы глупыми огоньками.

— Qui quaerit, semper inveniet, — тихо произносит Мирон. Это была единственная фраза, которую Слава заучил на латыни из-за необходимости бывать на ярмарке. «Кто ищет, тот всегда найдёт».

Он немного подпрыгивает на канализационном люке и растворяется в воздухе. Карелин уверенно повторяет за ним. И уже через секунду вместо тупика перед ним огромная арка с вывеской: «Добро пожаловать!». И как всегда куча народа! И феи, и ведьмы, и банши... Только вампиров нет: слишком уж сейчас для них светло. Шум и гам. Желтые, рыжие и зелёные огонёчки прямо в воздухе! И на треугольных крышах маленьких лавочек со всем, что только может пригодиться в волшебном мире. Ярмарка никогда не спит, только продавцы меняются и меняются.

— Мирон, сколько лет, сколько зим, — слышится сразу же откуда-то слева.

Слава поворачивает голову на источник звука. Оборотень. Судя по характерному запаху собаки, перед ними самый типичный волк.

— Да, — кивает Мирон. — Давненько мы с тобой не виделись. Можем как-нибудь встретиться, выпить кофе и что-то покрепче, как в старые-добрые, — предлагает он.

Слава знает, что это не элемент вежливости. У Мирона долг перед тем вампиром: сердце каждого из видов оборотней. И как же мутит от осознания, что маг, кажется, готов вырвать сердце старому знакомому! Надо срочно идти к шаманам. Там травушками вкусно пахнет, все добрые. На территории детей природы не приветствуют тех, у кого помыслы не чисты.

— Я не буду вам мешать, — неловко мнётся Слава. — Я буду в секторе шаманов, — предупреждает Карелин Мирона. — Там травы...

— Я буду буквально через мгновение, Слава, — кивает спокойно Фёдоров, обрывая чужую сбивчивую и торопливую речь.

Карелин поспешно удаляется. Подумать только: вырвать сердце! Когда это звучало в теории, без видимой жертвы, было не так страшно. «И я ещё хочу убить Дракона», — грустно думает Слава, пытаясь справиться с тошнотой.

— Слава, — окрикивает его шаманка, у которой он обычно покупал травы. На шее привычное ожерелье из живых жуков. Копошатся. Как ей не щекотно? — Слухи о тебе до меня дошли, а тебя давно не было. Даже в долг не приходил за сбором!

— Да мне... снимали боль, магией, — рассказывает Слава, не видя в этом ничего такого.

— Магией? От метки проклятого? — недоверчиво переспрашивает шаманка, виляя бёдрами, из-за чего её платье из папоротника смешно колышется на ветру. — Бедолага уже помер? Вот и явился?

— Помер? — переспрашивает Слава. — Нет... он... живее всех живых, — непонимающе отзывается Карелин.

Шаманка заметно меняется в лице. Она не удивлена, она даже не шокирована. Она напугана!

— Маг снимал боль от метки проклятого магией и до сих пор жив? — уточняет она. — Вы вдвоём до сих пор живы?

— Да... а что не так?

— Слава, метка проклятого на то и метка! Ровно такая же, как метка Каина! Их нельзя снять или ослабить магией, поэтому их и накладывают на особо провинившихся...

— Мне кажется, кто-то слишком много болтает, — Слава вздрагивает, замечая фигуру Фёдорова за спиной девушки. Испугавшись за шаманку, он инстинктивно подаётся ближе к Мирону, превращая себя в живой щит. Почему-то он был уверен, что его маг никогда не тронет. Да и самому ему спокойнее рядом с Фёдоровым: не дай бог ещё окочурится из-за того, что снял боль метки!

— Мы не жалуем здесь темных магов, — грубо отчеканивает шаманка. Славе даже показалось, что серые рисунки золой и пеплом на её лице стали немного темнее. Глаза уж точно из синих стали чёрными.

— А я не люблю, когда особо болтливые ярмарочные фигляры суют свои очаровательные носики не в свои дела, — холодно отзывается он. Мирон явно не просто злится: маг в ярости! — Как видишь, мы вдвоём разочарованы сегодняшним днём. Слава, давай купим твои травы и пошли отсюда. Сколько монет?

— Мне не нужны деньги темных магов...

— Боюсь, что плачу именно я, красотка, — также холодно продолжает Мирон. — Отдавай свои травы, и мы пойдём.

— Бери так, — вздыхает шаманка, просовывая в руки Славы свёрток, который он обычно брал.

— Сама доброта и благородство, — ехидно замечает Фёдоров.

— Да уж побольше, чем в некоторых...

— Да где ж твои светлые помыслы были, когда ему за эти самые травы нечем было платить? — спрашивает Мирон. — Мы все на одной стороне, красотка, — напоминает он. — Здесь каждый не без греха.

Мирон уверенно берет Славу за руку, утаскивая его прочь от лавки. Карелин только и бросает извиняющийся взгляд на шаманку, а та словно одними губами шепчет: «Аккуратнее».

Стоит им вернуться на лицевую сторону, как Фёдоров точно срывается с цепи.

— Тебя не учили не разбалтывать на изнанке всё, что с тобой происходит? — психует он, пиная мусорный бак. Тот тут же отлетает куда подальше: видно, на эмоциях Мирон совершенно не контролирует свою магию. Трость Фёдорова теперь валяется под ногами: она ему сейчас совершенно ни к чему. — Какого черта ты треплешь обо всем шаманам?

— Я не думал, что это какой-то секрет, и...

— Ты вообще думать не умеешь! Ещё тогда в баре наклюкался хрен пойми чего с хрен знает кем. Ты мог бы просто не проснуться! А теперь треплешь обо всем, что с тобой происходит... ты...

Мирон поворачивает голову, замечая, как Слава буквально вжимается в кирпичную стену с дурацким свёртком из трав в руках.

— Ты... ты боишься меня. После всего, что я сделал для тебя, ты боишься меня!

А как тут не испугаться? Слава не хотел оказаться на месте мусорного бака. У Мирона явно проблемы с агрессией! И Фёдоров слишком быстро сокращает расстояние.

Славе совсем не по себе. Он крепко зажмуривается, а когда открывает глаза, Фёдоров уже держит его за шею, оторвав от земли. Мирон использует магию, поэтому откинуть его подальше нельзя, не получается, но у Карелина все равно не выходит выкинуть из головы навязчивую мысль, что быть пригвожденным к стене его руками — очень соблазнительно.

— Ты боишься меня? — спрашивает он.

— Мирон, перестань...

А у Карелина какая-то сверхъестественная уверенность в том, что Мирон не причинит ему вреда! И дело даже не в метке.

— Ты боишься меня? — грубее повторяет вопрос Фёдоров.

Слава видит, как белки его глаз быстро заполняются грязным золотом, а зрачки принимают змеиный разрез. Рука, держащая шею, даже через перчатку обдаёт жаром. А Карелин только и умудряется выронить свёрток с травами.

— Боишься меня?

— Нет, — полный уверенности выдаёт Карелин. — Только если за тебя.

— За меня? — непонимающе спрашивает Мирон, отпуская руку. Слава падает на ноги, понимая, что сбил Фёдорова с толку, и теперь его очередь «нападать».

— Она сказала, что нельзя лечить последствия метки магией. А ты делаешь это, — напоминает Слава, подходя поближе, оставляя свёрток на асфальте. Мирон отвернулся от него точно стыдливо.

— Если помогает, чего ты жалуешься? — немного раздраженно спрашивает тот, возвращая взгляд на Славу: глаза уже чистые.

— Потому что тебе из-за этого плохо, — отвечает Карелин: элементарно же, умник! — Я волнуюсь за тебя.

— Я похож на человека, которому плохо?

— Нет, но...

— Но вот и не думай больше, чем требуется, симпатяжка, — уже намного спокойнее выдаёт маг. — Мы уже выяснили, что у тебя это плохо получается.

Мирон поправляет пальто и перчатки, стараясь вообще не смотреть на Славу. Карелин же видит в его глазах огоньки вины.

— Пойдём домой, а? — тихо предлагает он. — Я... я хочу загладить как-то эту ситуацию.

— Простых извинений будет достаточно, — пожимает плечами Слава.

Наверное, тяжело жить, когда внутри тебя бушует пламя. Карелин знал, что изнаночным обитателям довольно тяжело справляться с любыми чувствами: они захлёстывают их полностью. Ему, скорее всего, стоит Мирону помочь бороться с его гневом, а не вести себя так, как те, кто убедил мага, что получать заботу — это удел немощных.

— Я... я совсем не умею извиняться.

Мирон звучит до боли грустно и честно. Слава даже забыл на пару секунд, что тот ещё недавно прижимал его к стене. Он осторожно подходит ближе, забирая руки мага в перчатках в свои.

— Это довольно просто, — тихо произносит он. — Прости меня, что я разболтал наш секрет. Я не хотел сделать тебе больно.

— Я... я не хотел, Слав, — тихо повторяет тот, заглядывая в чужие глаза. У Мирона они чистые и искренние. — Я правда не хотел... ничего из этого не хотел. Ни кричать, ни прижимать тебя к стене, душить... я не хотел делать тебе больно. Я не хотел пугать тебя. Я... просто оно так захлестывает меня. Поглощает полностью. Но... но я никогда не причиню тебе серьёзный вред, я не смогу. Прости меня, если сможешь.

— Вот видишь, — подбадривающе говорит Слава. — Ты всё делаешь просто великолепно.

— И ты сможешь меня простить?

— Уже простил, — мягко кивает Карелин. — Но только если мы вернёмся к обсуждению вопроса асфиксии в других локациях, — подшучивает он, пытаясь сбавить напряжение.

— Господин Фёдоров, — слышится громкий голос издалека. — Карелин, — Славу всегда поражало отсутсвие уважения к своей персоне у обладателя этого голоса. — Нам доложили о зверском нарушении правил.

— Шаманы никогда не умели держать язык за зубами, — рассказывает Мирон, поворачиваясь от Славы к главе Белого Круга, стоящего у въезда в тупик. — Вы действительно хотите обсудить нарушение правил? Я за всю жизнь не нагрешил столько, сколько удалось сделать Вам.

Слава ещё в метро понял, что у Фёдорова давний конфликт с Белым Кругом. Сейчас, когда маг снимает с себя перчатки и скидывает пальто, до Карелина доходит, насколько сильно Мирон ненавидит собственное правительство, стоящее напротив.

— Вы же не собираетесь создавать себе ещё больше проблем, господин Фёдоров?

— О, — вздыхает Мирон. — Боюсь, что Вы в любом случае создадите мне проблемы. Я совершенно ничего не теряю.

Слава видит, как в руке Фёдорова загорается огромная огненная сфера. Да, Мирон явно не из тех, кто сдаётся без боя.