Запах пепла. Слава запомнил его навсегда. Пепел, пыль, разрушающиеся здания. И что-то, что выбило землю у него из-под ног. Он лежал на земле и был совершенно не в состоянии подняться на ноги. Люди кричали. Кто-то, кажется, упал и совершенно не двигался. Белый круг! Слава теперь понимал, почему Мирон назвал их свиньями и позерами — такие могущественные, с нимбами на головах, а даже не попытались обезопасить обычных людей! Людей, которые не имели отношения не то, что к их с Фёдоровым конфликту, но и к изнанке в принципе.

Да и... сам он представлял для них куда больший интерес, чем способный к обороне и нападению Фёдоров. Славе стало понятно с первых секунд, что Белый Круг не столько пытается ранить Мирона, сколько попасть своими колючими сферами в него. Не в мага, способного сжечь всю улицу дотла, чем он прекрасно занимался, а в обычного и безобидного (для них-то!) проклятого!

Славе стало понятно, что их договор трещит по швам. Они теперь ни за что не снимут с него метку. Но сразу стало ясно и другое — они вообще не собирались этим заниматься. Шаманка сказала до предельного ясно: «Метка на то и метка, снять её нельзя».

Мирон же думал совсем о другом: так же сильно, как он хотел сохранить жизнь Карелину, так и маги Белого Круга хотели убить его. В принципе, на то у них был один и тот же мотив.

Магов становилось всё больше. Мирон не мог похвастаться таким влиянием, как белый круг. В одиночку справляться было уже крайне сложно. И кто-то из Круга умудрился попасть ему прямо в больную ногу. А кто-то приближался к Карелину. Да какого черта он так часто попадает в безвыходные ситуации! Сжечь ли всех их? Но где тогда гарантии, что его силы не иссякнут? А если Славе нужна будет магическая помощь? Надо... взгляд цепляется за валяющегося без сознания мужчину. Такие борцы за лицевой мир, что оставили его созданий умирать. И ему снова попадают в ногу.

Слава в панике оглядывается. Фигура Мирона больше нигде не мелькает. Только лежит вдалеке знакомая лысая макушка. Нет! Нет, он не мог умереть! Славе плевать уже на метку, на Белый Круг! Фёдоров слишком много хорошего сделал для него, чтобы просто так взять и умереть! Только не он! Хоть вся изнанка, но не он!

Карелин пытается доползти до тела. Надо посчитать пульс. Голова кружится, а тело совершенно не хочет слушаться. И небо почему-то становится чёрным. Он непонимающе поднимает глаза. На верхушке одного из высотных зданий сидел, широко расправив свои крылья, Дракон.

Он не был похож на того, о котором ему рассказывали. Ни Мирон, ни Белый Круг. Но Дракон был один — в Славе не оставалось сомнений, что это тот самый, которого ему ещё недавно нужно было прикончить. Сейчас сил на это не было. Хотя, наверное, попытайся он навредить ему, Белый Круг оправдал бы и его, и Фёдорова. Только посмертно, кажется, сразу двоих.

Он взмахнул крыльями, и поток воздуха оказался настолько мощным, что вся пыль вновь поднялась вверх. Кого-то сбило с ног. Не только лицевых, но и из Белого Круга. Самого Славу вновь пригвоздило к земле. Он услышал страшный, душераздирающий крик. Сейчас уже не было смешным считать Дракона летающей ящерицей. Он был слишком огромным, изящным и мощным, дабы думать о нем в насмешливом ключе. Круг явно испугался. Они схватились за уши, пытаясь не слушать вопль, разносящийся по округе. Это было страшно.

У Дракона была очень острая морда. Огромные рога и шипы. Вряд ли они были ядовитыми, но Славе казалось, что это бы однозначно добавило крутости его образу. Шипы были не только веером на мощной острой морде, но и на более изящной, но крупной и внушительной спине. Он повис в воздухе, демонстрируя мягкое брюхо, и как только в него полетели первые сферы, он вновь взмахнул крыльями, отражая атаку. Голубые сферы полетели к их обладателям, либо лопались об асфальт елочными игрушками. Он предупреждающе взвыл ещё раз, и из его пасти полился поток пламени.

Слава не знал, как его не задело. Белый Круг исчезал в куче открывающихся порталов. Они уносили с собой тех, кого ещё можно было спасти. Но кто-то уже догорал. Дракон взревел вновь, и потоки пламени вновь объяли землю, придавая ускорения тем, кто ещё не успел ретироваться. Безумный запах гари наполнил легкие. Славе стало казаться, что он задыхается. Наверное, было бы лучше, окажись Мирон прав: будь у Дракона магия воды. Дракон спикировал вниз, выхватывая с земли мага, потерявшего способность ориентироваться в пространстве из-за запаха гари, потоков огня и поднимающейся пыли, режущей глаза. Слава видел, как Дракон разорвал его напополам своими лапами. Море крови. И куски мага падают обратно на землю, сгорая в новом потоке пламени. Теперь тут оставался лишь Дракон, теряющий сознание Слава и валяющийся без сознания (нет, он не мог умереть!) Мирон. Карелин прикрыл глаза. Если тот решил убить всех, то они явно следующие. Интересно, насколько будет жарко?

Но рёв прекратился. Пыль постепенно оседала. И что-то прохладное коснулось щеки Карелина.

— Хэй, ты как? — заботливый голос Мирона.

— Я... а я к тебе полз, — вспоминает Слава. — Ты лежал... и не двигался. Там, — он приоткрывает глаза, тыкая на место, куда полз. Там и сейчас лежало тело. Только, слава богам, совершенно не похожее на Мирона.

— Попали в ногу, — жалуется Фёдоров. — Дважды, — говорит он, утягивая голову Славы к себе на колени. — Сложно было стоять. А ты герой, Славче. Даже сознание не потерял. Сейчас придём домой.. и тебе будет легче. Обязательно будет легче.

— А мне можно рассчитывать на поцелуй в лоб?

— В лоб целуют покойников, — невесело сообщает Мирон. — А я не допущу, чтобы ты умер.

— Какие глупости Вы говорите, Мирон Янович, — отзывается Слава. — Покойников целуют в венчик, — сообщает он. — А поцелуй в лоб для живых — это...

— Расскажешь мне об этом дома, хорошо? Когда тебе станет легче.

Мирон взмахивает рукой, и к нему из тупика прилетает всё, что он оставил там — трость, перчатки, пальто. Он помогает Славе встать — колдует, не иначе. Карелин слишком тяжёлый для Фёдорова. Все свои вещи берет в руку, закрывая глаза, сосредотачивается. Когда Мирон их распахивает, перед глазами снова перламутровым блеском переливается портал.

— Снова путешествия во вселенском йогурте?

— Ага, — кивает Мирон. — Не бойся. Я не позволю убежать тебе от себя на Марс.

Слава кивает. Они входят в портал, и дальше Карелин не помнит ничего. Только если отрывки. Как Мирон читает над ним какие-то заклятия. Как водит руками. Надо же, Слава в грязном и на его кровати! Даже в ботинках ещё! Надо снять...

Мирон будит и подносит к губам бутылочку, которую выменял у вампира на сердца оборотней.

— Разве смертным можно пить кровь демона?

— Никому нельзя, — вздыхает Мирон. — Но эту тебе можно. Всего пару капель. Доверься мне.

А Слава и без того доверял! Он послушно открывает рот, чувствуя, как в глотку падает буквально одна капелька чистого огня. Сначала было спокойно. Потом... ощущение, точно он сгорит сейчас заживо. Точно жидкий огонь бежит не только по пищеводу, но и по венам. Выдержит ли сердце?

— Как ты терпишь это каждый день?

— Оно очищает от скверны, — тихо шепчет в ответ Фёдоров. — Так больно только в первый раз. И там, куда угодило заклятие, способное навредить тебе.

Слава вновь проваливается в сон. Он просыпается, когда Мирон стаскивает с него ботинки, а потом и штаны с кофтой. Карелин, наверное, был полностью грязным, но тот не брезгует. Даже без магии.

Когда Слава просыпается ещё раз, Мирон сдержанно и крайне воспитанно целует его в кисть. Шепчет что-то, что не даст умереть. Боги, ну что за недоделанный аристократ! А в лоб поцеловать так и не смог...

Когда Слава просыпается окончательно и находит в себе силы приподняться на локтях, Мирон тут же подлетает к нему, заставляя лечь обратно.

— Не вздумай вставать, ты ещё слишком слаб, — командует он, и Славе на душе так хорошо становится от этой заботы.

— А ты поцелуешь меня в лоб? Я ведь теперь точно не покойник, — настаивает он. — Собственно, это единственное, что удержит меня лёжа в кровати.

— Шантажист, — вздыхает Мирон, но послушно касается сухими губами Славиного лба. — Как у тебя впечатления от крови демона?

— Ощущение было, будто оно сжигает меня изнутри, — жалуется Карелин. А Мирон снова присел на колени рядом с кроватью — так удобнее разглядывать лицо.

— Оно очищает от всего, что может принести тебе вред, — объясняет Мирон. — Оно нейтрализовало колдовство, которое медленно убивало тебя. А мои заклятия помогали вернуться организму в норму. Я тебя ещё отварами попою своими, будешь как новенький.

— Если это такая полезная вещь, почему не всем можно её пить? Почему можно мне?

Мирон молчит. Только касается ладонью местечка, где у Славы была метка проклятого. Тот даже не догадывается, как много в ней полезного! Намного больше, чем в крови демона.

— Почему поцелуи в лоб — это так важно тебе?

— Мама всегда целовала перед сном, пока метка не добила её, — объясняет Слава. — Она говорила мне, что это как поцеловать мысли человека. Его душу. А душа у меня, будем честны, болит сейчас сильнее тела. Грустно мне.

— Что же тебя тревожит, Славушка? — спрашивает Мирон, крепче сжимая чужую руку.

— Они так нагло обманули меня! Сказали, что снимут метку. А шаманка ведь ясно сказала, что метки снимать нельзя, — вздыхает он. — Теперь придётся безвозмездно убивать Дракона!

— Ты всё ещё собираешься убить его?

— Да, — кивает Слава. — Он безжалостно разорвал кого-то из Круга. Он сжёг дотла столько людей!

— Я бы тоже сжёг каждого, кто пытался навредить тебе, — отзывается Мирон. — Он... не всегда был плохим человеком. Значит, у него есть шанс стать хорошим снова.

— Так значит, ты знаешь его? — оживляется Слава. И как же по эго бьет, что он оживился не из-за того, что Мирон готов так его защищать.

— Я знал его ещё до того момента, как он стал тем самым страшным и ужасным драконом, — тянет Мирон.

— Так ты знаешь, кто это? И не говоришь?

— Ты будешь пытаться его убить. А когда у тебя ничего не выйдет, он придёт по мою душу за разбалтывание секретов, — к тому в голос возвращаются привычные холодные и расчетливые нотки.

— Ты сам сказал, что хочешь убить его!

— И я хочу, но я буду действовать в этом направлении, когда и ты, и я будем готовы, — отзывается Мирон. — Это волшебный мир, Слава. Здесь кучи правил, запутанных сюжетов и мотивов. Возможно, однажды, ты и не захочешь вовсе убивать Дракона.

Слава меняется в лице: как это не захочет? Это же безжалостный убийца! И городу надо избавиться от него!

— Если бы не этот безжалостный убийца, то мы бы с тобой не выжили сегодня, — подчеркивает Мирон, когда Слава делится с ним своими мыслями. — Повторюсь, я самолично сожгу каждого, кто посмеет причинить тебе боль. Силы у меня на это есть, — вздыхает Мирон, зажигая в руках пламя. — И если Круг ранил Дракона очень сильно, почему бы ему не защищаться?

— Как ты можешь защищать его, если сам хочешь убить?

— Позже ты поймёшь это, — отзывается Мирон. — Но пока... тебе стоит ограничиться тем знанием, что Дракон просто очень сильно мешает мне жить.