Мирон тщетно пытался объяснить, что Славе нужно забрать из комнаты, куда пойдёт. Для Карелина эта задача всё равно выглядела как «принеси то, не знаю что». Мирон даже уговаривал голос снова проиграть для него ужасное воспоминание без присутствия в нем Карелина, но тот категорически отказался. Поэтому Мирон продолжал свои попытки объяснить Славе, что именно ему нужно украсть у Белого Круга.

Как же круто повернулась жизнь! Ещё недавно Карелин делал всё для светлых магов и их соратников, а сейчас по просьбе Фёдорова хочет украсть какую-то важную вещь. Уже не страшно — он и так дел наворотил, что Белый Круг убьёт его при первой возможности. Или сжалится и будет судить. А вот за последствия Слава боялся — вдруг эта вещичка способна уничтожить мир?

— Грааль, тебе нужен Грааль. Там, скорее всего, будет много кубков, но тебе нужен именно хрустальный Грааль.

— Да как он хоть выглядит? Мало ли у них там сервиз хрустальной посуды, я как нужный найду?! — возмущённо спрашивает Слава, понимая, что шансов у них не так много. Если быть точнее, один.

— Хрустальный он! Просто хрустальная чаша!

— Так чаша или кубок?

— А между ними есть разница?! — спрашивает Мирон, в сотый раз проклиная себя, что не полез сюда один. Сейчас бы всё было совсем иначе!

— Ну почему-то же у них разные названия!

— Тебя сейчас именно это волнует?

Надо было идти с Ваней. Евстигнеев, конечно же, надавал бы ему по голове за такие выходки, но знал бы, что искать. Слава сейчас был действительно тяжким грузом, и Мирон про себя нехотя признал, что Евстигнеев был прав: не рассказывая Карелину ровным счетом ничего, он только усложнил себе жизнь.

Хотя, кому он врет? Ваня бы не смог. И он без Славы не справился бы. Вынести что-то оттуда могли только те, у кого чистые помыслы. А помыслы чисты были только у Карелина.

Мирон обречённо опустился на белоснежный пол, поднимая до боли грустные глаза на Карелина. Сам во всем виноват, а сейчас отправляет такого важного для себя человека в полную неизвестность. И опасность. Конечно, здесь и Круг бессилен, но отпускать контроль было до одури страшно.

— Там будет неприятно, — на выдохе говорит Мирон. — Довольно сыро. И много костей. И черепов. Часть из них — убитых Тёмных Магов.

— Кости?! — спрашивает Слава, очень живо представляя себе комнату из чужих останков. — В таком светлом месте и кости?

— В этом мире нет ничего светлого, — холодно отрезает Мирон. — И ты циклишься на том, что в тебе воспитали. Дурацкие лицевые стереотипы, — ворчит он. — Кости нетленны.

— И что теперь с этого? Вместо стройматериалов их использовать, раз не гниют? Нет, я понимаю, со стройматериалами у вас могла быть напряжёнка из-за постоянных стычек, но не настолько же...

— Слава, — обрывает Мирон. — Кости нетленны. Плоть гниет, умирает. Кости остаются. Они символизируют бессмертие, а не то, что ты себе уже надумал. Мы не такие варвары.

— Зачем им символизировать бессмертие костьми тех, кого они и убили? Это же идиотизм, — не унимается Слава, опускаясь на пол напротив Мирона.

— История бессмертна, — пожимает плечами Фёдоров. — Тирания Тёмных Магов навсегда останется в памяти изнанки. Да и лицевой стороны тоже.

Слава роняет голову себе в ладони. Он совершенно ничего не понимает! Что с этим миром? Они все жутко нелогичные, да ещё и противные. Сейчас Карелину хочется только проснуться и осознать, что весь этот мир — это его дурной сон. А Мирон реальный. И совсем не бессмертный маг, а какой-нибудь менеджер среднего звена. Хотя какой из него менеджер? Слава мог бы поспорить на что угодно, что Фёдоров даже не знал, кто это такой.

— Почему тирания? Они делали почти то же самое, что и Белый Круг.

— Потому что они неугодны нынешнему правлению, вот и тираны да деспоты, — объясняет Мирон. — Круг — тоже тираны. Только в Афинском понимании. Как Тирания Писистрата. Человек, который незаконно пришёл к власти.

— А кому тогда править?

— Тому, кого они боятся. Кто может усмирить эту кучку снобов, а заодно и весь изнаночный мир, — отзывается Мирон.

— Может, вы наконец вернётесь к обсуждению того, что вам нужно? — нагло интересуется голос.

Фёдоров перестаёт говорить. А у Славы на языке так и застревает: не Дракона ли, часом, Мирон имеет в виду. Но, наверное, сейчас совсем не время это выяснять. А ревность снова больно колет под ложечкой. Красив ли Дракон? Может, Фёдоров любил его так сильно, что стал бороться с Кругом вместе с ним? А теперь не может выбраться?

— Грааль, — повторяет Мирон. — Их там может быть много: чаш этих, кубков. Богатых, украшенных. Но тебе нужна невзрачная хрустальная чаша, — объясняет Фёдоров. — Надо забрать её и прийти обратно сюда. И мы с тобой пойдём домой.

— Зачем оборотням Грааль? — всё-таки спрашивает Слава. Вдруг он принесёт оружие массового уничтожения? Этого он совсем не хотел.

— Есть легенда, — вздыхает Мирон. — Старая легенда. Но они верят в неё. Что хрустальный Грааль подарит им очищение, — объясняет маг. — Они смогут избавиться от вируса ликантропии и стать обычными людьми.

— И всего-то?

— Да, — горло снова стало жечь. Мирон рад, что он сидит.

Конечно, это не всё. Просто Слава ещё не так хорошо понимает их мир. Принести Грааль из Хранилища означало почти развязать войну между нечистью. Многие вампиры и оборотни с удовольствием бы наполнили Грааль кровью и испили во имя своего исцеления.

И было ещё кое-что. Их собственная кровь, кровь нечисти и простых людей не подходит. Им нужна будет кровь ангела. А они её даже при всем старании вряд ли достанут. Те давно забыли про их существование. Поэтому Мирон был в относительном спокойствии насчёт судьбы Грааля. По крайней мере, пока кто-то не додумается призвать ангелов сюда.

Слава смотрит в темноту коридора. Ему там совсем не нравилось. Но чаша, кажется, ждала его именно там. Черт, как же сложно! И страшно. И Мирона рядом не будет...

И Слава делает шаг в неизвестность.

— Стой, — окрикивает его Мирон, поднимаясь с пола. Он подходит ближе, почти вплотную, и, глядя ровно Славе в глаза, снимает с себя крест. — Пусть он хранит тебя там.

Голос Фёдорова тоже звучал взволнованно. Уверенности это, конечно, не придавало, зато как же сильно грело Карелина! Тот за него волнуется! И он отдаёт ему свой крестик. Но Слава не спешит принять его.

— Мирон...

«Это дорого, это ценно, это твоя история в конце концов, а у меня магическая способность портить всё, держу пари, она здесь не выключилась», — думает про себя Слава, но вслух высказаться не успевает.

— Переставай, — просит Фёдоров.

Замечая, что Слава не спешит забрать крестик из его рук, Мирон тянется, самостоятельно надевая реликвию на его шею. Осторожно поправляет серебряное изделие, оставляя руку на Славиной груди. Прямо на сердце.

— Возвращайся ко мне, — тихо просит Мирон. — Я отдам оборотню Грааль, отправлю вампиру оставшиеся сердца, и устроим победный ужин. Ты, я и французское вино.

Мирон заглядывает Славе прямо в глаза. Карелин уверен, что сердце выскочит из груди прямо в его ладонь. Фёдоров шёпотом чертыхается от искренности, которая объяла его сердце. Нужно быть холодным, недоступным, сильным и непобедимым. Но сейчас он точно сдаётся, оставляя сухой поцелуй в уголке Славиных губ.

Карелину этого очень и очень мало! Он тянется, пытаясь притянуть Мирона к себе и выпытать заслуженное продолжение, но маг делает шаг назад, опуская глаза.

— Потом, — тихо произносит он. — Сейчас совсем не то время.

Сейчас Карелин понял окончательно, что Ваня был прав: Мирон своим ожиданием «нужного момента» быстрее дождётся того, что Карелин умрет. Жить же нужно здесь и сейчас! Но Слава не спорит. Он тоже делает шаг назад, заглядывая в темноту коридора.

— Пусть это будет не позже французского вина, — тихо просит Карелин и наконец идёт во тьму, чтобы принести Мирону такой необходимый ему Грааль.

Когда Слава уходит достаточно далеко, Фёдоров снова опускается на пол, поднимая глаза к белому потолку.

— Спасибо, — тихо произносит он голосу.

— Не каждому дано понять, кто он есть на самом деле, — довольно грустно, но строго подмечает голос.

— Он ещё поймёт, — вздыхает Мирон. — А я, если честно, уже совсем ничего не понимаю, — признаётся Фёдоров, касаясь затылком стены.

Осталось совсем немного, и они снова вернутся к константе: Слава хочет убить Дракона, Мирон помогает ему и пытается спасти Карелина от всевозможных последствий его целей.

А Слава тем временем храбро идёт по темноте. Коридор был узкий и мало приятный. С каждым шагом становилось всё холоднее и холоднее. А потом стало совсем не по себе: он дошёл. Круглый зал. Горящие на стенах факелы. И штук десять чаш, стоящих на белоснежных пьедесталах. Среди них был сразу заметен хрустальный Грааль. Он ему-то и нужен.

Слава нервно оглядывается. Со стен на него смотрели черепа. Карелин сразу понял, какие из них принадлежали Тёмным Магам. «Dracones», — гласила золотая надпись на чёрном мраморе под ними. Драконы. Когда-то их было больше, чем один. В этот момент Слава даже проникся как-то к монстру, терроризирующему мир: он остался последним. Один. А всю его родню вырезал Белый Круг, оставив их черепа в Хранилище, как в музее. Никаких имён! Только жалкая приписка на латыни.

Карелин спускается по трём ступенькам вниз, к круглому залу с чашами на пьедесталах. Он бредёт к нужному кубку, забирая хрустальный Грааль.

И, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой, несётся по лестнице вверх, а затем и по коридору. Только бы быстрее добраться до Мирона! Рядом с ним он чувствовал себя в безопасности. Добегая, Слава радостно уставился на Фёдорова, демонстрируя ему хрустальную чашу. Он смог! Он справился!

— Ты ж моя гордость, — улыбается Мирон, поднимаясь с пола. — Теперь можно и домой.

— И всё? Это было так просто? — спрашивает Слава.

— Если бы ты там мог серьезно покалечиться или умереть, я бы не пустил тебя туда одного. Лучше лично вытащить сердца у веркэтов, чем идти на такие риски, — отрезает Фёдоров. — До новых встреч, — обращается он к голосу.

— Берегите свою память, — советует шаманский голос на прощание. И Мирон тащит Славу прочь.

— Нам придётся пройти Око в первоначальном виде, — говорит он. — Без моего воспоминания. Ты можешь просто не открывать глаза. Договорились?

Слава в ответ лишь кивает. Он крепко зажмурился, а Фёдоров, крепко держа его за руку, потащил его через жуткий холод. Воздух был слишком влажным. Слава ждал, когда они вернутся наконец в ту квартиру, где была вечеринка нечисти. Там Мирон мог колдовать. Там они были в безопасности.

И вот наконец твёрдый пол. Не успело прозвучать дежурное: «Открывай глаза», — как Слава распахнул их из-за знакомого голоса.

— Ты решил нас всех угробить, — разочарованно и крайне зло вскипел Евстигнеев, и его острые ушки навострились. А потом он увидел, что у Славы в руке. — Ты решил стащить Грааль? Ты внаглую украл Грааль из-под носа Белого Круга?

И после этого на них уже смотрели все оставшиеся гости вечеринки. Их было немного. Но они всё ещё были здесь.

— Черт, Ваня...

— Ты, мать его, совсем перестал думать своей головой, — ругается тот.

Но в их ссору вмешались. Слава сразу вспомнил этого юношу. Это он закричал: «Семейная реликвия», — когда Дима пульнул в ледяную стену огонь Мирона. Тонкий, хрупкий, в чёрном промокшем плаще — неужели, нечисть тоже выбегает покурить?

— Никаких больше конфликтов в моем доме, — его глаза снова стали кошачьими. Слава напрягся, а Евстигнеев выхватил Грааль из его руки.

— Зачем тебе это? — спрашивает он, вертя перед своим лицом чашу. — Пытаешься выслужиться перед проклятым? Да он откажется от тебя, забудет через пару месяцев! Что он мог понять о любви за свои жалкие лета?!

— Ваня, перестань, — смиренно просит Мирон, как будто он даже согласен с Евстигнеевым, что Слава его забудет. Но Карелин-то не согласен!

— Я ещё раз повторяю, — произносит юноша, подходя ближе к разгневавшемуся Ване. — Хватит с меня конфликтов в моем доме, вон.

Евстигнеев почти не обращает на него внимания. Хватает за шею и поднимает над землей. Это в нем демонская кровь заиграла? Или? Как он так умеет.

— Почему бы тебе просто не вырвать сердце у этого котика, — предлагает он, но, кажется, тут же жалеет о сказанном.

Слава сразу понял, почему нельзя было связываться с веркэтами. Ваня даже отреагировать не успел, как тот выпустил хвост, обвил им ногу Евстигнеева и дернул, заставляя упасть. Тот и упал. Послышался звон. Грааль разлетелся на мелкие стекляшки. А юноша гордо возвышался над Ваней.

— Ещё хочешь вытащить сердце у этого котика? — спрашивает он, наклоняясь над Евстигнеевым. А потом цепляется взглядом за разбившуюся чашу. — Так вы украли Грааль? — спрашивает он, поворачиваясь к Мирону. — Вы... вы... да что вы наделали!

Слава видит, как гепард подрывается с места, как у Мирона загораются руки. Но он же может умереть! И Карелин влетает между ним и гепардом. Тот явно не ожидал от него такого безрассудства!

— Я проклятый, — почти завопил Слава. — Убьешь меня, и заберёшь метку себе, — говорит он, но юноша знал всё это и без него.

— На кой черт проклятому защищать мага? — спрашивает юноша, поглядывая на Славу как на умалишённого.

— Он помогает мне убить Дракона.

— Кого? — переспрашивает гепард, ошарашенно поглядывая на Славу. — Я понял! Вы все сумасшедшие, — подводит итог он. — Просто чокнутые, — заявляет юноша. — Берите своего самоуверенного друга и проваливайте из моего дома, пока Круг не пришёл сюда по ваши души.

Мирон даже как-то разочарованно помогает Ване подняться. Фёдоров и сердце гепарда не получил, и Грааль разбился на мелкие кусочки. А столько сил ради него!

— Какой опасный котёнок, — с лукавой улыбкой замечает Евстигнеев. — Мне всегда нравились коты.

— Проваливай, — холодно отрезает гепард. — Меня не интересуют камбионы, желающие меня прикончить.

Ваня явно хотел сказать что-то ещё, но Мирон категорично прикрыл его рот ладонью. Хватит им на сегодня приключений.

Слава смотрит разочарованно на пол, разглядывая осколки Грааля. И ради него он снова пережил смерть мамы! И что теперь? Мирону придется вырывать сердца веркэтов? До чего же это было опасно...

— Нет смысла скорбеть над разбившейся чашей, — отзывается гепард. — Грустным взглядом ты её снова не соберёшь. Да и лучше ей быть в таком виде, нам всем так будет спокойнее.

— Разве ты не хотел бы вылечить ликантропию?

— А смысл её лечить? — непонимающе спрашивает юноша. — Это вот этим, древним, — он кивает в сторону Мирона и Вани, — хочется всё исправить. Справедливости «исторической» добиться. А нам-то что. Ну родились такими. И что теперь? Всю жизнь ненавидеть себя? Не понимать? Ну могу я в животное обращаться, и что теперь? Жаль, что не все это понимают.

— Слава, — окликивает Мирон, не давая ему заговориться с гепардом. — Нам пора домой.

— Иди, — кивает ликантроп, — нянька зовёт. Ещё нервничать будет, а старикам это вредно. Сколько ему? За триста?

— Он совсем не старик, — отрицательно покачивает головой Слава.

Гепард в ответ лишь пожимает плечами. А Карелин всё-таки спешит к ждущему его Мирону и Ване.

— И что теперь делать с Граалем? — спрашивает он и у них.

— Кто испортил, тот и исправляет, — отзывается Фёдоров со всем спокойствием.

Ваня с готовностью кивает. Для них в этом не было чего-то плохого, чего-то вне нормы — лишь законы их мира. Кто натворил дел, тот и расхлебывает.

— Но всё-таки, хорош ведь гепард, — говорит Ваня, когда они выходят на улицу.

Мирон лишь закатывает глаза. Для него это не в новинку. Ваня — камбион. Для него увлечься кем-то — дело пары секунд. И все эти «хорош» заканчиваются после первой совместной ночи. Вместе со всем интересом.

Фёдоров открывает порталы. Евстигнеев быстро скрывается в одном из них. А Слава снова застывает перед перламутровым блеском другого.

— Пошли? — спрашивает Мирон, предлагая Карелину руку.

Слава кивает, переплетая их пальцы. Теперь уже он тянет мага в портал. Раз! И они уже дома. Остался только обещанный ужин. И обещанный поцелуй!

— Закажешь нам поесть? — спрашивает Мирон, протягивая Карелину свой телефон. Надо же! Знает про доставку! Правда, наверное, пользоваться ей не умеет, вот и просит.

— Оплата какая будет? — тут же спрашивает Слава, скачивая приложение.

— Как какая? Деньгами, чем же ещё, — непонимающе выдаёт Фёдоров. — Сейчас вроде шкурками и серебром не принимают.

Слава вздыхает. Ладно, разговор о банковских картах они потом ещё заведут. Надо просвещать мага!

— Я шучу, — улыбается Мирон на вздох. — Конечно, наличная оплата.

Нет, он не шутил. Просто не хотел выглядеть древностью в глазах Славы. Успел подглядеть, на что тот галочку поставил и сказал. Но рассказывать Карелину об этом совсем не обязательно.

Они снова сидели на полу, пока ждали свой ужин.

— Как он это делал? — спрашивает Слава. — Ну, касался, не приближаясь.

Мирон сразу понимает, о чём речь. Он лишь лукаво улыбается, стягивая перчатки.

— Я тоже так умею, — отзывается он, начиная нежно водить рукой в воздухе. Слава чувствовал ласковые прикосновения к своей щеке. — Просто не мой стиль, — продолжает говорить тот, а улыбка не сходит с его губ. — Мы все владеем четырьмя стихиями. Просто одна роднее, поэтому и сильнее. И мы, конечно же, чаще используем её. Но и другие не чужды.

Мирон улыбается, и Слава чувствует, как невидимые касания уже опустились до уровня шеи. Гладят. Расстёгивают рубашку на верхние пуговички.

— Хочешь залезть под рубашку, но так и не поцелуешь? — тихо спрашивает Карелин.

— Почему же? Я просто жду тот самый момент.

И он щёлкает пальцами. Комната в мгновение погружается в полумрак. Только в воздухе мерцают маленькие сферы света.