Нью-Йорк

лето 1998 год

***

Садис пытался учиться, но у него ничего не получалось.

День после дождя выдался жарким и душным. Солнце застыло в зените и теперь беспощадно парило землю, отбирая у нее такую необходимую влагу. В комнате сидеть было невозможно. Солнце светило прямо в окно, и светлая штора совершенно не спасала от его беспощадных лучей. Фанерные стены так же хорошо грелись, и вскоре комнату можно было использовать вместо парилки.

Раздраженный этой духотой и звонким галдежом малолеток на заднем дворе, Садис вышел на улицу и долго рассматривал беснующуюся детвору.

Бегают, кричат, пищат, падают, ревут... столько шума от них. Бесят!

Постояв еще немного, прислушиваясь к этому бедламу, парень направился к парку, обходя детишек по широкой дуге.

Там, за деревьями, огражденное высоким, но хилым забором, находилось заброшенное озеро, обильно заросшее камышами. Оно было очень холодным из-за того, что постоянно промывалось каналом, и глубоким. Поэтому парень совсем не удивился, что его оградили ради безопасности детей.

Когда Садис впервые нашел это озеро и попытался искупаться в нем, то, спустившись с берега, сразу же ушел с головой под воду. А, когда вынырнул, долго выплевывал изо рта ил, тину, воду и еще, бог знает что, мерзкое и противное. И в дальнейшем был более осмотрителен.

Парню нравилось хоть ненадолго сбегать от шума в эту спокойную заводь. Кидать оставленный с обеда хлеб рыбам и жабам. Хотя жабы больше пугались скатанных пальцами шариков. А вот рыбы были довольны. Их кормили, но не ловили, и уже через два года эти глупые, но, несомненно, очаровательно-тихие создания, собирались стайками у берега аккурат к приходу парня, словно ждали его. Хотя, скорее всего, с ними играли злую шутку их биологические часы и природные инстинкты.

Покормив своих питомцев, Садис раздевался догола и нырял в воду, распугивая рыб и мальков, и наслаждался водной прохладой, лишь изредка выбираясь на берег, чтобы просто поваляться в траве, глядя на пышные кроны деревьев и на пушистые облака, проплывающие по ясно-голубому небосводу.

Вот и сегодня Садис шел к озеру в надежде насладиться одиночеством и рыбами. Но по пути услышал шум среди деревьев.

Детишки. Забрались в чащу и ржали, как кони. Пищали. Улюлюкали. Что-то выкрикивали, явно над кем-то издеваясь.

Садис закатил глаза.

Боже, когда это прекратится? Когда уже этих мелких ублюдков позабирают в новые семьи, чтобы они позатыкались, наконец?

Забив на них, парень прошел чуть дальше, проломился через кусты и, с легкостью перепрыгнув через шатающийся забор, присел на берег и кинул в воду угощение.

Рыбы были тут как тут. Ловили корм, плескались, зачем-то выпрыгивая из воды, словно возомнили себя дельфинами.

Садис усмехнулся. Будь он рыбой, он тоже плескался бы и прыгал. Это, наверное, весело. Просто прыгать и плескаться, и плавать себе в стайке среди озерных глубин.

Он уже хотел было раздеться и искупнуться, но мололетский ржач стал таким громким, что даже спугнул сидящих на дереве птиц.

«Вот же деграданты!» - с досадой подумал парень.

Резко поднявшись на ноги и зачем-то пообещав рыбам, что придет завтра, Садис вновь перепрыгнул через забор и, выломав прут, направился к источнику шума, который внезапно изменился.

Смех был, да, но это был не издевательский смех, а какой-то нервный, словно подстрекательский. Он стал более тихим, немного даже опасливым, немного агрессивным, как будто детишки мучали животное или более слабого сверстника.

Садис бросился к ним со всех ног, уже слыша гневные вскрики и чей-то жалобный скулеж.

- Эй, вы! Выблядки! А ну построились в шеренгу! - рявкнул он, и детишки тут же выстроились перед ним по струнке.

Один из них, самый старший в компании был перепачкан в грязи из-за того, что топил в луже какого-то мальчишку, который, приподнявшись на руках, громко кашлял и задыхался.

Садис с секунду смотрел на барахтающегося в луже ребенка и, отбросив лозину, подхватил его на руки, с удивлением отмечая, что это тот самый мальчик, которого он увидел в окне несколько недель назад.

Мальчик с бездонными глазами, в которых сейчас было темно как в могиле.

- Ублюдки! - бросил Садис, прижимая мальчишку к себе. - Моральные уроды. Надеюсь, вас заберут такие же твари, как и вы сами. А ты, - он бросил уничтожающий взгляд на главного виновника этого избиения, - молись, чтобы тебя забрали прямо сегодня. Иначе я найду тебя и изобью так, что на всю жизнь инвалидом останешься.

Удерживая мальчишку на весу, Садис поспешил к приюту, озираясь по сторонам, в надежде высмотреть хоть кого-то из взрослых, которые как сквозь землю провалились.

Понимая, что помощи искать не у кого, Садис вновь взглянул на мальчика. Тот притих в его руках и смотрел сквозь него, изредка моргая. Не плакал. Не произносил ни звука. И, казалось, вообще никак не реагировал на произошедшее.

Но все-таки он был живой, и почти невредимый, несмотря на то, что все его лицо и одежда были перепачканы в грязи.

- Какой же ты грязный, и я вместе с тобой, - проговорил Садис, удобнее перехватывая ребенка. - Надо тебя помыть.

Парень терпеть не мог грязь. В детстве он думал, что следит за чистотой, потому что на ней повернут его отец. Сейчас же понял, что его действительно бесит беспорядок. И никакая это не душевная травма или что-то вроде того, а маленький пунктик, такой себе сдвиг. У всего должно быть свое место, и в этом месте не должно быть пыли.

Так же и на человеке не должно быть абсолютно никакой грязи. Для этого ведь и придумали душ, верно? Чтобы можно было смыть грязь столько раз в день, сколько потребуется.

Зная о его любви к чистоте, отец Бронт обустроил в его комнатушке маленькую душевую. Очень тесную, из-за дефицита места, но и на том спасибо.

- Сейчас мы тебя умоем, искупаем, и будешь чистый и опрятный, - обратился парень к мальчишке. - И не будешь так сильно меня раздражать.

Садис занес ребенка в комнату и, стянув с него грязную обувь, поставил ее рядом с дверью на пакет. После чего сразу же пошел в душевую.

В душевой парень раздел мальчишку догола, вбросив его грязные вещи в корзину для белья, и настроил теплую воду. Сам тоже разделся до трусов, так как грязная одежда начала его бесить, и кинул ее вслед за одеждой мальчишки. И тут же встал рядом с застывшим как истукан ребенком на колени и подвинул его под теплые струи воды.

Мальчик почти никак не реагировал, послушно стоя перед Садисом, и только смешно морщился, когда вода попадала ему в глаза.

Парень намылил мочалку и тщательно вымыл его тело, и даже заставил прополоскать рот от грязной воды. А потом вертел его из стороны в сторону, пока ребенок не стал абсолютно чистым.

После этого Садис завернул мальчишку в полотенце и отнес его на кровать, на которую и усадил. А сам вернулся в ванную и, наскоро ополоснувшись, насухо вытерся и надел чистую одежду.

Закончив со всем, он вновь подошел к ребенку, который так и сидел в неподвижности на кровати, и провел рукой по его мокрым волосам.

- Ну что? Живой? - спросил Садис у мальчика и, не получив ответа, начал аккуратно вытирать его, чтобы не задеть синяки и ссадины, которых после сегодняшнего побоища было довольно много. - Ты можешь говорить? Как тебя зовут?

Мальчик молчал. Смотрел на него и просто молчал, не выказывая ни единой эмоции.

«Может, он умственно отсталый?» - подумал парень. - «Или глухой? Или... Неважно. Может, его просто напугали до такой степени, что он до сих пор в шоке...»

- Все хорошо, - на всякий случай проговорил Садис, вновь проводя рукой по волосам мальчишки. - Я тебя не обижу. Ты есть хочешь? Я стащил яблоко с обеда. Вот. Держи.

Он достал из-под подушки сочно-зеленый плод и протянул ребенку. Но тот снова никак не отреагировал.

- Ладно. - Сдался парень. - Не хочешь разговаривать, значит, у тебя есть на то причины. Если хочешь, приляг, отдохни. А я схожу, принесу тебе чистую одежду, и попробую найти кого-нибудь из взрослых. Тебе нужно выпить какое-нибудь обеззараживающее лекарство.

***

В поглотившей Джоя тишине хоровод масок стал медленным и каким-то ленивым. Фыркающая от воды кошка изогнулась дугой, вздыбливая шерсть на спине. Кошке не нравилось происходящее. Она шипела и утробно урчала. Рычала, выпуская когти. Но тишина не пускала ее к Джою. Не позволяла подойти ближе.

А мир тем временем расходился по швам, покрывался трещинами и крошился на сотни кусочков, в каждом из которых была заключена целая жизнь. Картинки происходящего сменялись так быстро, что Джой за ними не успевал. Словно осколки волшебного зеркала они летели в его глаза и впивались в них, превращая все вокруг в уродливо размытые скипидаром пятна бурых красок.

Джой хотел увернуться от них, хотел спрятаться, но ему не позволяли, все глубже и глубже вдавливая его в мутную холодную жижу, забивающую рот и нос.

Боль танцевала в обнимку со страхом. Холод играл на разбитом пианино, и его рвущиеся струны хлестали Джоя, обволакивая ледяным коконом.

Шум воды пробивался в словно набитые ватой уши. Тихо-тихо, еле слышно.

Слова... громкий смех... лужа... темнота... яростный глоток воздуха... удар носком ботинка в ребра... грязная гладь воды перед самыми глазами... боль... страх... тепло... невесомость и... снова вода, только теперь другая. Не удушающая... ласковая... запах ромашкового мыла... душистая пена... сочный зеленый плод яблока... вновь тепло и слова: «Я схожу»...

«Нет!» – зазвенело в висках Джоя. – «Нет! Если тепло уйдет, то больше не вернется. И снова будут лишь темнота и холод».

- Нет!

Мальчик вскочил с кровати и вцепился в чужую руку, сильно сжимая свои дрожащие пальчики на горячем запястье парня.

- Нет, - тихий хрип, переходящий в рыдания.

И гулко бьющееся сердце, исполненное жалкой надежды, что тепло не уйдет.

Садис вздрогнул, когда мальчишка с воплем бросился к нему и вцепился в его руку, а потом замер в ступоре, слушая громкие рыдания и отчаянные всхлипы.

«Господи, какой же шумный», - подумал парень с раздражением.

Но отталкивать испуганного ребенка не стал. Наоборот, сделав глубокий успокаивающий вдох, Садис присел на корточки и погладил мальчика по волосам.

- Успокойся, - попросил он вкрадчиво, морщась от громких звуков, которые издавал малец. - Тебя сильно напугали, но уже все закончилось. Все уже в порядке. Не плачь.

Тихий и ласковый голос пробивался к Джою через отчаянный грохот сердца. Добрый... такой добрый, что не хочется отпускать этого человека. Никогда. Никогда-никогда.

- Не уходи... - сквозь всхлипы проскулил Джой.

Ему казалось, что если он сейчас отпустит этого взрослого мальчика, то у него больше ничего не останется. Что Тишина и кошка уйдут вместе с ним, и лишь тьма останется рядом. Пугающая жуткая тьма, из которой не будет выхода.

- Не уходи, мне страшно... они тебе верят... с тобой не страшно... с тобой...

Джой застыл. Замолчал... а потом разрыдался еще громче.

- Блокнот... там остался мой блокнот... они его порвут... они его выбросят...

- Ох! Ну хватит рыдать! - взмолился Садис и подхватил мальчика на руки, надеясь хотя бы таким способом его успокоить. - Я никуда не ухожу, видишь? И я буду тебе очень признателен, если ты перестанешь плакать, и нормально объяснишь, что за блокнот такой, и где ты его оставил?

В голосе доброго мальчика Джой слышал совсем недобрые интонации, и потому постарался всхлипывать тише. Но стоило ему заговорить о своем блокноте, как слезы с новой силой подступили к его глазам.

Лицо старшего мальчика посуровело, и Джой с силой зажал себе рот, судорожно и глубоко втягивая воздух сквозь пальцы. А, когда почувствовал, что рыдания отступают, он отнял руки от лица и тихо проговорил:

- Мой... такой маленький... в яркой обложечке... такой... такой... мо-о-ой.

Новые слезы покатились по щекам, но Джой тут же прикусил кулак, чтобы не разреветься в голос, и опустил голову, пряча глаза.

Взрослому мальчику не нравилось то, что он плачет. А, значит, надо было вести себя хорошо и тихо. Тихо и хорошо, чтобы его снова не прогнали. Чтобы больше не отдавали никому. Чтобы не хотели от него избавиться...

- Успокойся, - снова заговорил Садис.

Он заметил, что после его просьбы мальчишка стал вести себя тише, хотя теперь парень понял, что ревет он не просто так. Мальчику было действительно больно, а еще страшно за свою вещицу, которую он где-то потерял. Скорее всего, на улице, когда мелкие выродки издевались над ним.

Садис подошел к кровати и усадил мальчишку на нее. Потом достал из шкафа свою чистую футболку и натянул на ребенка, чтобы он не сидел голым.

- Оставайся тут и никуда не выходи! – приказал Садис строго. - Я сейчас вернусь.

После этого парень быстро вышел из комнаты, спустился во двор и поймал за ухо пробегающего мимо мелкого. Но, всмотревшись в его лицо, понял, что обознался, и отпустил.

Садису пришлось переловить еще с десяток мельтешащих под ногами шумных гаденышей, пока он не выловил нужного, одного из той поганой шайки.

Встряхнув мальчишку и навешав ему подзатыльников и тумаков, парень оттолкнул его и приказал в течение десяти секунд принести блокнот, иначе уши к чертям поотрывает.

Мальчишка проникся и бросился в чащу парка. И, конечно же, не уложился в заданное время, за что и получил после возвращения, да так, что его уши цветом стали напоминать помидор.

Садис забрал у него блокнот, отряхнул обложку от пыли, еще раз замахнулся на ублюдыша для острастки и пошел назад, очень надеясь, что теперь, когда блокнот вернулся, целый и невредимый, мальчик, сидящий в его комнате, успокоится, и не будет шуметь.

***

О том, что нужно слушаться старших, Джой знал очень хорошо. Он помнил наставления о том, что непослушных и вредных детей отдают плохим людям. А мальчик, который ему помог, не был плохим. И, чтобы его не прогнали, Джой старался вести себя хорошо.

Он тихонько сидел на кровати, положив ладошки на свои колени, и даже не шевелился. Слезы потихоньку высыхали, дыхание выравнивалось, но старший мальчик все не возвращался. Джою казалось, что прошло уже очень много времени. И в какой-то момент он даже подумал, что этот мальчик, так же как и мама, больше никогда не придет. Что, сколько бы он ни ждал, все бесполезно.

Неприятный холодок скользнул по ладоням и ступням Джоя, и он задержал дыхание, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Но ничего не услышал. Ни в коридоре, ни за окном. Ни смеха, ни криков, ни звуков игры. Тихо... будто больше никого не осталось в целом мире.

«Неужели снова?» - шептал слабый голос где-то в глубине сердца. – «Меня снова оставили одного?»

Глаза защипало от слез, и Джой с силой закусил губу, ругая себя за то, что не запомнил лица мальчика. Он все еще помнил его голос. Тихий, уверенный и такой приятный. Да только голоса забываются намного быстрее, чем лица... и вскоре у него вновь ничего не останется.

Щелкнул замок, и дверь в комнату открылась.

Джой не повернулся. Не посмотрел. Только тяжело вздохнул и ссутулился.

Вот и всё.

За ним пришли и сейчас отведут к каким-то незнакомым людям и скажут: «Это твои новые мама и папа».

Удушливый ком подступил к горлу, и Джой, еще раз тяжело вздохнув, выпрямил спину.

«Надо быть послушным и опрятным», - мысленно начал повторять себе мальчик. – «Послушным, опрятным, тихим. И тогда... может быть тогда тебя не бросят снова?»

Садис вошел в комнату и посмотрел на мальчишку.

Этот ребёнок по-прежнему сидел на кровати и послушно ждал его возвращения. Молча, напряженно, как будто опасаясь чего-то. Садис нахмурился, теперь уже окончательно убеждаясь в том, что с мальчишкой что-то не так. Ну не будут дети вести себя подобным образом, если только их кнутами не забили до полусмерти и не сломали в них способность верить в добро.

- Успокоился? - спросил парень, глядя на ребёнка с сочувствием. - Я принес твой блокнот.

Он подошел к кровати и положил тонкий блокнот рядом с застывшим мальчиком, после чего снова заговорил:

- Только не плачь больше. Посмотри, все ли с ним в порядке. Если его порвали или испачкали, я им все пальцы переломаю. Так что смотри внимательно, проверь каждую страничку.

Джой медленно повернул голову и во все глаза уставился на парня, пока еще не до конца понимая, происходит все на самом деле или он только спит.

Он слышал что-то о блокноте, о страницах и о том, что надо что-то проверить, но слова эти растворялись в гулком и даже немного болезненном биении сердца.

Джоя больше не интересовал блокнот. Теперь уже нет. Теперь самым важным было другое.

Всё так же кусая губы, мальчик забрался на кровать и, встав во весь рост, обхватил лицо парня ладошками, внимательно вглядываясь в него и стараясь запомнить каждую черточку. Каждую линию. Запомнить, чтобы никогда-никогда не забыть.

Джой смотрел и смотрел, а потом закрыл глаза.

Четкий и очень яркий образ тут же появился перед его мысленным взором, и мальчик улыбнулся.

«Запомнил! Получилось!» - возликовал он в душе. – «Теперь главное сохранить. Не потерять. Не упустить ни детальки».

Джой облегченно выдохнул и отпустил парня. Слез с кровати. Взял в руки свой блокнот, прижал его к груди и тихо спросил:

- Когда за мной придут? Сейчас? Или позже? И... ты проводишь меня? Нет, не провожай. Если пойдешь, я снова буду плакать.

Садис замер и даже дыхание затаил. Только что, когда мальчик прикоснулся к нему, в его груди шевельнулось что-то странное. Что-то... теплое и приятное, как будто кот свернулся клубком и мягко урчал.

Глаза этого ребенка, большие и темные, были похожи на бездонные колодцы, до краёв заполненные чувствами. Сколько ни черпай, им не будет конца. Сколько ни пей, не напьешься.

- Ты куда-то уезжаешь? – спросил Садис, присаживаясь на кровать и с любопытством разглядывая мальчишку.

Джой чуть повернул голову и мельком взглянул на парня.

- А разве меня не отдают? – спросил он с опаской и горько вздохнул. - Мне всегда велят ждать и говорят, что скоро вернутся. А когда возвращаются, то отдают в какую-нибудь семью. А потом... Потом возвращают. И всё повторяется.

Мальчик сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.

- Люди такие странные. Непонятные. Говорят, что я обуза и пиявка, но все равно берут к себе. Как игрушку в магазине. Они покупают меня, но как-то неправильно. Ведь, чтобы меня забрали, деньги платят им. А когда я надоедаю им, меня возвращают. Я для них игрушка, да? Но я не хочу быть игрушкой. Я хочу...

Джой замолчал, задумавшись, а потом тряхнул головой.

- Нет, не хочу. - Он слабо улыбнулся и кончиками пальцев погладил блокнот, который ему вернул взрослый мальчик. - У меня уже всё есть... а ты... я постараюсь не забыть тебя. Ты... ты так похож на мою кошку. Такой же темный и ласковый. Добрый, хоть и пугаешь. Её я тоже очень боялся. А потом меня поставили в угол, и кошка со мной подружилась. Правда, она приходит только ночью... и сегодня приходила... когда, вдруг, стало очень темно и сыро... и страшно... она была рядом.

Садис слушал сбивчивые речи мальчишки, и ему становилось не по себе.

Чем больше этот ребёнок рассказывал о своей жизни, тем больше Садис хмурился.

Забирают, возвращают, снова забирают... бросают из семьи в семью, как какую-то вещь, и снова отдают другим.

- Никто не придет тебя забирать, по крайней мере, сейчас, - глухо проговорил парень, совершенно эгоистично радуясь, что избежал подобного идиотизма с «Фостерами». - Я ходил за блокнотом, чтобы ты не плакал. А работники социальной службы будут полными уродами, если отдадут тебя кому-нибудь еще.

Садис запустил пальцы в темные волосы ребёнка и погладил его, словно маленького котенка.

Мальчишка смотрел на него открыто, прямо в глаза, чуть приоткрыв губы и ловя каждое слово. И парень, вдруг, поймал себя на мысли, что присутствие в комнате другого человека абсолютно не напрягает его. Наоборот, было в этом мальчике что-то такое притягательное и манящее, из-за чего хотелось оставить его при себе. Наверное, дело было в его глазах, в которых была заключена целая Вселенная. В эти глаза Садис мог бы смотреть вечно.

- Правда? – спросил Джой и невольно подался вперед, наслаждаясь нехитрой лаской.

Так когда-то мама гладила его по волосам. Очень давно, но он все еще помнил эти волшебные теплые моменты. Пока еще помнил.

- Меня, правда, не отдадут? – с искренней надеждой в голосе спросил он. И, когда парень кивнул, радостно выдохнул: - Спасибо. Спасибо... эм... я не знаю твоего имени.

- Меня зовут Садис, - представился парень и тут же спросил с улыбкой: - За что ты благодаришь, глупый? Я ничего такого не сделал. Я не могу гарантировать, что тебя никогда не заберут отсюда. Но пока что, я думаю, тебе не о чем беспокоиться.

Мальчик кивнул и переключил внимание на блокнот, начиная пролистывать страницы, которые были исписаны аккуратным, но стремительным почерком.

В блокноте было уже довольно много записей, что немало удивило Садиса. Он ожидал увидеть внутри книжечки какие-то каракули, которые все дети считают рисунками, но явно не это.

- Кто это писал? – спросил парень, выхватывая взглядом слова, которые, несмотря на аккуратность почерка, иногда казались неразборчивыми из-за сокращений или отсутствий некоторых букв.

- Я, - ответил Джой, не отрывая взгляда от страниц и, как и просил Садис, очень внимательно проверяя каждую. - Этот блокнот мне Томми подарил. Это всё, что у меня осталось от него. Он был хорошим. Защищал меня, пока его не забрали.

Садис хотел было спросить, что именно этот ребёнок записывает, но потом решил, что не стоит слишком с ним сближаться.

Мальчишку и так постоянно бросали. Приемные родители и тот же Томми, например. Было бы жестоко по отношению к нему подружиться с ним, а потом исчезнуть из его жизни.

- Ты молодец, - сказал Садис. - Я еще не встречал детей твоего возраста, которые писали бы так много, как ты. Ну что с блокнотом? Все в порядке?

Мальчик кивнул, зардевшись от похвалы.

- Тогда пойдем, найдем отца Бронта, чтобы он о тебе позаботился. Тебе нужна новая одежда и лекарство, иначе ты можешь очень сильно заболеть. Мы и так потеряли много времени.

Парень встал и протянул мальчику руку, предлагая взяться за нее.

Джою не хотелось уходить. Но под мягким и одновременно строгим взглядом Садиса он не смог вымолвить ни слова и только понуро кивнул.

- Как скажешь, - глухо проговорил мальчик, понимая, что Садис не хочет больше возиться с ним.

«Это потому, что у него нет кошки», - подумал Джой, одной рукой прижимая к себе блокнот, а второй сжимая протянутую ладонь парня. – «Ему одиноко. Так же одиноко, как и мне. Но это одиночество некому скрасить. Ни кошки. Ни Тишины. Бедный».

Садис отвел мальчика к священнику, который сидел у себя в кабинете, и вкратце рассказал ему о случившемся, умолчав только о том, что отстегал этих дегенеративных детишек лозиной, а одному еще и уши надрал.

Священник внимательно выслушал парня и подозвал Джоя к себе. И, когда тот подошел ближе, заботливо погладил его по голове.

- Если тебя снова будут донимать, скажи мне, договорились? - попросил мужчина.

Мальчишка кивнул, и Садис, убедившись, что теперь с ним все будет хорошо, пошел к себе, чтобы продолжить заниматься.

Солнце уже перевалило за полдень, и в комнате стало попрохладнее. И потому можно было без раздражения взяться за учебу.

А, что касается мальчишки, Садис надеялся, что всё у него будет хорошо, и что отец Бронт позаботится о том, чтобы его больше не обижали.

***

После беседы отец Бронт отвел Джоя к медсестре.

Пожилая женщина с суровым лицом обработала раны мальчика и, всучив ему сладкую витаминку, отправила Джоя в его комнату, напомнив, чтобы он переоделся и непременно привел себя в порядок перед ужином.

Мальчик искренне поблагодарил старую монахиню за заботу и, опасливо оглядываясь по сторонам, побежал к себе. Ему почему-то казалось, что вот-вот из-за угла или из-за поворота на него выбегут злые мальчишки и снова начнут издеваться. Но ничего подобного не произошло.

И все же успокоился Джой, только когда оказался у себя в комнате и запер дверь, подперев ее стулом.

После этого он подошел к своему шкафу, достал оттуда сменную одежду и переоделся. Футболку Садиса Джой аккуратно сложил, но в корзину для грязного белья отправлять не стал, потому что решил, что постирает её сам.

Он считал, что с вещами надо обращаться очень осторожно, чтобы они долго могли выглядеть хорошо, а в прачечных вечно что-то делали не так. То растягивали, то рвали. К тому же, в прачечной вещь могла потеряться или, перепутав, ее могли отдать кому-то другому.

Допустить, чтобы с футболкой такого доброго парня как Садис случилось что-то подобное, Джой не мог. Поэтому он положил ее на краешек своей кровати, задумав пробраться ночью в прачечную и там постирать и вычистить её самостоятельно, чтобы потом лично отдать владельцу.

***

Джой ждал вечера с огромным нетерпением. Но время словно издевалось над ним, никак не желая бежать хотя бы чуточку быстрее. Каждая отсчитанная часами минута растягивалась, казалось, на несколько часов, а каждый час был подобен целому дню. Впрочем, мысли о том, что его ожидание не будет напрасным, не позволяли Джою унывать. И, когда наступил вечер, мальчик чуть ли не бегом отправился в столовую.

Во время ужина Джой пытался найти среди детей Садиса. Но парня почему-то в столовой не оказалось. А вот Кларк был. И его друзья были. И Джою очень не нравились те взгляды, которые мальчишки на него кидали. Поэтому он быстро съел свой нехитрый ужин, состоящий из отварных макарон и салата, и, отдав тарелку в мойку, выскочил из столовой.

До темноты Джой просидел в своей комнате. А, когда ночь заволокла небо своим темным усеянным звездами покрывалом, и приют погрузился в крепкий сон, Джой осторожно выглянул в коридор и, убедившись, что за дверью никого нет, взял футболку Садиса и выскочил из комнаты.

Стараясь двигаться как можно тише, мальчик спустился на первый этаж и юркнул в коридор, ведущий к прачечной.

Вокруг было тихо и спокойно. Ни звуков, ни света, ни каких-либо странностей и неожиданностей.

Джой улыбнулся, радуясь тому, что у него все получается, и мышкой скользнул в просторное помещение прачечной.

Окон тут не было, и можно было без опаски включить свет. Все равно никто не заметит. Все монахини и воспитательницы давно уже спали, да и не стали бы они ходить ночью по приюту. А что до детей, то мало кто из них осмеливался рисковать. Ведь никому не хотелось получить строгий выговор и наказание за нарушение устава, в котором ясно сказано, что покидать комнату после отбоя запрещено. Ну, разве что в туалет сходить или в душ, но спускаться на первый этаж, да, к тому же, пробираться в подвал к прачечной... нет, на такое не осмеливались. Поэтому мальчик и не переживал, что его кто-нибудь увидит.

Включив свет, Джой внимательно осмотрел помещение. Оно было довольно просторным, как для подвала, и очень бледным. Белый потолок, серый пол, огромные стиральные машины вдоль стен, несколько раковин и гладильных установок. Пара стульев и скамейка. А так же большой кладовой шкаф, в котором, по всей видимости, хранились всякие чистящие и моющие средства.

Джой улыбнулся и, положив футболку Садиса на небольшой столик для чистого белья, взял табуретку и придвинул ее к кладовке. Открыл дверцу и внимательно осмотрел содержимое полок. После чего забрался на табурет и достал с верхней полки пачку порошка и бутылку с отбеливателем.

Включать стиральную машинку мальчик не осмелился. Она выглядела довольно старой и, наверное, сильно шумела, а выдавать свое присутствие здесь он не хотел. Поэтому, закрыв одну из раковин пробкой, он набрал в нее горячей воды и, налив в нее немного отбеливателя, замочил футболку.

Двадцати минут должно было хватить, чтобы все мелкие пятнышки исчезли с белой ткани.

Одна из приемных матерей Джоя постоянно брала его с собой в прачечную и объясняла, как правильно стирать вещи, чтобы они выглядели красиво и ухоженно. Она-то и объяснила Джою, что, если он хочет, чтобы вещи прослужили дольше, их обязательно надо стирать вручную. Механическая стирка в машинках только вредит ткани, и тогда хорошую вещь можно через несколько стирок смело выкидывать в мусорное ведро.

Сейчас, сидя на скамейке и глядя на минутную стрелку висящих под потолком часов, Джой мысленно благодарил женщину за ее уроки и думал, что ему не так-то и плохо было с ней жить. Вот только отчего-то ее очень скоро признали невменяемой и отправили на принудительное лечение в психиатрическую клинику. Странно. Ничего такого ненормального он за своей приемной мамой не замечал. Ну любила она чистоту и порядок. Ну вымывала все до стерильного блеска. Ну любила добавить в свой чай немного отбеливателя. Подумаешь! У каждого свои предпочтения. Но Барбара никогда не обижала его и многому научила. И всегда улыбалась. Всегда. Даже когда за ней приехала скорая помощь, и врачи нацепили на нее рубашку с завязывающимися за спиной рукавами, она улыбалась и повторяла, чтобы он, несмотря ни на что, держал себя в чистоте и порядке.

Джой мотнул головой, прогоняя вставший перед глазами образ хорошей милой женщины, и вновь посмотрел на часы.

Двадцать минут прошло. Держать ткань в отбеливателе дольше нельзя, иначе прочная добротная вещь превратится в дряблую тряпку, непригодную для использования.

Натянув на руки резиновые перчатки, Джой открыл пробку и, спустив воду, долго и тщательно выполаскивал футболку, после чего принялся непосредственно за стирку. Он делал все в точности так, как учила его Барбара. Бережно, не прилагая много силы, тер беленькую ткань в мыльной воде. Не пропуская ни единого миллиметра, осторожно и аккуратно, а когда закончил, еще раз все хорошенько прополоскал и, не отжимая, просто позволил воде самостоятельно стечь. Потом включил гладильную установку и тщательно выгладил футболку, не оставив на ней ни единой складочки.

Еще никогда Джою не доставляло столько удовольствия делать что-то для кого-то. Но сейчас он хотел отблагодарить своего случайного знакомого, и потому испытывал какое-то ни с чем несравнимое чувство радости от собственных действий.

Завершив свою работу, он поставил на место моющие средства, закрыл шкаф и выключил гладильную установку. Еще раз осмотрел помещение и, убедившись, что все оставил в точности таким же, как было до его прихода, взял вычищенную и отглаженную вещь и направился к выходу.

***

- Кларк. Кларк! Вставай!

В голосе Джуна звучало столько нетерпения, словно среди лета к нему заявился Санта Клаус собственной персоной и пообещал исполнять в день по одному желанию.

- Чего тебе? – недовольно спросил Кларк, выглянув в чуть приоткрытую дверь, и тут же поморщился, заметив на лице приятеля прямо-таки сияющую улыбку.

- Опять за монашками подглядывал и теперь не терпится поделиться впечатлениями? - хмыкнул он, открывая дверь чуть шире.

- Идиот, - обиженно буркнул Джун, но долго не дулся, и вновь засиял как лампочка.

- Я только что видел того мелкого, из-за которого мы от Эйгерта получили, - сказал парень. - Он в подвал спускался с какой-то тряпкой. Я проследил за ним до коридора. Наверное, в прачечную пошел.

Кларк задумался. Этот мелкий недоносок его раздражал. И не просто раздражал, а бесил так, что хотелось его убить. А все из-за этой чертовой улыбочки, вечно играющей у него на губах.

Всё время ему весело. Всё вокруг ему нравится. И аккуратный такой, что аж тошнит. Вечно воспитатели его в пример ставят...

Бесит! Бесит! Как же невероятно бесит!!!

А после того, как им всем влетело от Эйгерта за невинную шутку, Кларку вообще хотелось раздавить эту гадкую букашку. Наступить ногой и растереть в пыль, чтобы не было её, чтобы исчезла.

Парень сильно сжал зубы и спросил:

- Говоришь, он правила нарушил?

- Ага, - еще довольнее улыбнулся Джун. - Давай расскажем настоятельнице.

- Нет! - холодно отрезал Кларк. - Так не пойдет. Ей-то мы про него скажем, а вот как объясним, что сами делали ночью в коридоре? Я не хочу остаться без жратвы на целый день. Не привлекает меня голодное существование. Нет, тут надо что-то другое. Что-то такое...

Парень задумался.

«И что бы такого придумать? Что такого сделать, чтобы этой мелюзге мало не показалось? Что бы...»

- Придумал! - Губы Кларка растянулись в довольной усмешке. - У тебя осталась маска с Хэллоуина?

Джун кивнул, пока не понимая, что именно хочет сделать друг.

- Осталась, а что?

- Так... - Кларк чуть придвинулся к парню и, склонившись к его уху, прошептал: - Зови парней. Скажи им, чтобы взяли с собой маски и фонарики. И чтобы тихо себя вели! Чтобы ни звука! Если нас поймают... сам понимаешь. Ладно, проваливай. Встретимся внизу у подвала.

Джун кивнул и быстро и бесшумно побежал по коридору, а Кларк, проводив его взглядом, усмехнулся.

«Что ж, маленькая мразь, пришел час расплаты!» - с предвкушением подумал он. – «Ничто тебя не пронимало! Всё тебе было нипочем! Но ничего. Сегодня ты получишь за все сполна, уж будь уверен!»

***

Неожиданно погасший свет напугал Джоя, заставив его остановиться всего в нескольких шагах от поворота к небольшому коридорчику, в конце которого располагалась дверь в прачечную.

В окутавшей мальчика темноте было так тихо, что он слышал собственное дыхание и гулкое биение сердца. Волна зябкой дрожи пробежала по спине Джоя, и он с силой прижал к своей груди футболку, стараясь не дышать и никак не выдать своего присутствия.

«Должно быть, кто-то все же проснулся и, проходя мимо прачечной, просто решил, что забыл выключить свет, вот и нажал на выключатель», - мысленно успокаивал он себя, не в силах сдвинуться с места. – «Да, все именно так. Просто кто-то забыл...»

Но противная дрожь уже ползла по спине, а в мыслях заголосил гадкий скрипучий голос:

«Нет, такого быть не может. Ведь выключатель находится справа от двери... внутри... и, чтобы выключить свет, надо быть в помещении и...»

Скрип дверных петель ворвался в мысли и окатил Джоя волной леденящего душу ужаса. Тихий шорох скользнул где-то впереди, но разглядеть, что там шевелится, Джой не смог. Темнота окутала его плотным коконом, внутри которого рождались все новые и новые звуки, от которых колени мальчика предательски задрожали, а в горле пересохло так, словно он не пил целую вечность.

Джой еще крепче прижал к груди футболку и зажмурился. Затаился. Прислушался снова, и в ужасе отшатнуться в сторону, когда справа над самым ухом раздался тихий, словно бы приглушенный чем-то смех.

Мурашки поползли по коже мальчика. Сердце забилось быстро-быстро, испуганно. Дрожь пронзила каждую клеточку тела, и Джой, что было сил, сжал руки на футболке, словно она могла его защитить.

А смех становился громче, злее... и Джой на негнущихся ногах отступал назад, будто пытался спрятаться от этого жуткого звука. Но, стоило ему сделать пару коротких шагов, и с другой стороны от него послышалось завывание, утробное и скорбное, а потом...

Яркая вспышка осветила страшное перекошенное лицо с заплывшим глазом и разорванным ртом... Громки смех и... темнота, наполненная тишиной... несколько быстрых ударов сердца, и новая вспышка озаряет свиное рыло с мертвыми глазами и приоткрытой пастью. Дикий визг у самого уха, и сердце пропускает несколько ударов к ряду. И вновь темно и тихо. И уже непонятно, закрыты глаза или открыты. Уже не ясно, где находятся двери, впереди или сзади, или, быть может, где-то сбоку...

И лишь одна единственная мысль бьется в висках:

«Надо бежать... надо спрятаться от чудовищ, которых я нечаянно разбудил... надо спрятаться... надо убежать...»

Вспышка. Новое чудище появляется и исчезает во тьме... рычание и смех... вспышка... вой и хрюканье... вспышка... и монстр оказывается совсем близко к лицу мальчика...

Крик колючим комом царапает горло Джоя, но не может вырваться... сердце выскакивает из груди, бьется о ребра, причиняя боль... боль обжигает плечо... руки, запястья... чьи-то лапы сжимают его кожу, оставляя на ней саднящие, пекущие болью следы. Удары следуют отовсюду, а потом...

Джой почувствовал, как его куда-то тащат. Бьют и волокут в полной темноте.

«Нет, нет, нет! Я не хочу. Я не хочу! Отпустите! Отпустите!!!»

Но голос пропал. Ни звука не сорвалось с губ, и только желудок от страха свело болезненным спазмом. Только биение собственного сердца отдавалось в ушах, а перед глазами все чаще и чаще появлялись уродливые морды вылезших из преисподней чудищ. Изуродованные, с мертвыми глазами и перекошенными ртами. Они смеялись и тянули его в бездну. Не позволяли вырваться, тычками и ударами пресекали любые попытки освободиться.

Гудение электричества смешалось с жутким завыванием. От ужаса Джоя колотила такая сильная дрожь, что клацали зубы. Он чувствовал что-то горячее и мокрое, стекающее по его губам и подбородку. Но в мыслях его был лишь творящийся с ним кошмар.

Сквозь звуки голосов, рычание и смех, он слышал собственный крик. Чувствовал онемение в левой руке и разрывающую сознание боль. Пронзительную, ужасную боль, от которой у него потемнело в глазах.

Кто-то из монстров скомандовал остановиться и прекратить, и следом за его приказом уши Джоя пронзил металлический лязг, утонувший в вязкой тишине...

Боль все еще была с ним. Крик все еще рвался из горла, разрывая грудь и связки... но Джой уже ничего не слышал... монстры все так же всплывали в темноте, все так же пугали... но будто уже и не его вовсе. Будто весь этот ужас проходил мимо... все тонуло в мутном мареве...

Глубокий вдох... горячая влага попадает в горло, мешает дышать...

Всё тает... меркнет... исчезает...

Тишина и темнота...

Покой...

... и черная кошка, клубочком свернувшаяся на груди, мурлычет свою колыбельную, обещая защитить и спрятать от боли и страха...

***

- Что это с ним? - испуганно спросил Уоррен, включая фонарик и освещая упавшего мальчика.

- Что, что? - пробурчал Кларк, стягивая маску и тоже зажигая фонарь. - В обморок грохнулся, слабак. Ладно, сваливаем отсюда.

- У него все лицо в крови, - встревоженным голосом отозвался Джун. – Ребята, это не перебор? Мне кажется, с рукой ты погорячился, Кларк. Не надо было ее прижигать.

- Заткнись! - рявкнул парень. - Или тебя тоже под утюг положить?

Джун затряс головой. А Кларк осклабился и спросил:

- Что, не хочешь? То-то же. Если кто-то из вас проболтается, шею сверну. Поняли?!

Мальчишки кивнули в ответ и быстро вышли из прачечной.

Кларк еще раз смерил лежащее на полу тельце презрительным взглядом, и несильно пнул Джоя ногой в бедро.

- Будешь знать, мразь, как подставлять меня, - процедил он и поспешил за приятелями, мысленно торжествуя.

«Утром мальчишку найдут и накажут. И доказать ничего не смогут. Свидетелей нет. А этот блаженный после такого вряд ли сможет произнести хоть слово».

Парень улыбнулся своим мыслям и, выскользнув из прачечной, захлопнул за собой дверь.

***

Кто-то звал Джоя и тряс за плечо. Ругался и звал. Грозился наказать и снова звал. Но Джой не хотел открывать глаза.

Ему было страшно. Так страшно, что он всем своим маленьким сердечком жаждал остаться в поглотившей его темноте и не видеть больше тех жутких существ, что затянули его в эту темную промозглую бездну леденящего холода.

- Открой глаза! - голос становился все настойчивее и строже. - А ну просыпайся, кому говорят?!

Но не послушаться мальчик не мог. Ведь за непослушание наказывают. Иногда надолго. Очень-очень надолго. Но, как же ему не хотелось... как же было страшно и тошно...

Веки Джоя слабо дрогнули, и мальчик приоткрыл глаза.

Он все еще находился в прачечной. Лежал на полу возле гладильной установки и с силой прижимал к груди заляпанную кровью футболку.

Увидев на белоснежной ткани мерзкие бурые пятна, Джой почувствовал, как его глаза наполняются слезами.

Все его старания пропали зря. Теперь он не сможет отдать футболку Садису, потому что она безнадежно испорчена. Он не сможет её отстирать. Не сможет вычистить.

Слезы горькой обиды покатились по щекам Джоя.

«Ну почему так? Я ведь хотел, как лучше. Я ведь только хотел сделать приятно. Хотел...»

- А ну вставай, маленький паршивец! - грозно прикрикнула на него монахиня. - Какой бестолковый ребенок. Одни проблемы с тобой!

Джой вздрогнул от ее гневного окрика и приподнялся, опираясь на левую руку. Но тут же вскрикнул от боли и прижал ладошку к груди. А когда посмотрел на нее, то увидел на тыльной стороне руки огромный красный волдырь.

Но монахиня не обратила внимания ни на вскрик Джоя, ни на его руку, за которую тут же схватилась и, с силой дернув, подняла его на ноги.

От пронзившей кисть боли мальчик зашипел и закусил губу, чтобы не закричать. Волдырь лопнул, и женщина обратила внимание на его рану только после того, как почувствовала у себя под пальцами липкую жидкость.

- А это еще что такое?! - монахиня перехватила руку Джоя за запястье и, подслеповато щурясь, присмотрелась к его кисти. - Вот же, горе! Ну откуда ты такой взялся? Пойдем, отведу тебя к медсестре. Пусть позаботится о тебе. Несчастье ты ходячее. Но от наказания это тебя не спасет. Жесткий пост, и никаких прогулок. Неделю будешь сидеть в комнате. Еду тебе будут приносить. Выходить из комнаты можешь только в туалет. Понял?

Джой обреченно кивнул.

«Пусть так», - думал он, затравленно оглядываясь по сторонам, пока монахиня вела его к медицинской комнате. – «Пусть так, как они говорят, только бы подальше отсюда. Только бы подальше от чудовищ».

Джой был согласен и на заключение в комнате, и на скудную еду. И даже на полное одиночество. Он был согласен на всё. Он был готов принять любое наказание, лишь бы его не отдавали страшным монстрам. Лишь бы спрятали его от них.

Он сильнее вжался в женщину и быстрыми шажками семенил за ней следом, боясь даже на секунду отпустить ее и остаться один.

Медсестра осматривала его кисть и качала головой.

- И как же тебя угораздило-то? Ну вот и чего ты сам полез к такому опасному предмету? Не мог попросить кого-то из взрослых? Ох, хлопотный ты ребенок. Ох, хлопотный.

Джой молчал.

Пусть говорят, что хотят. Пусть думают, что хотят. Ему было все равно. Он привык к тому, что никто из взрослых не хочет ему помогать.

Привык и не сетовал. Не обижался. Понимал.

Взрослым всегда не хватает времени на детей. Они не успевают решать свои взрослые проблемы, не говоря уже о детских, которые на их взгляд были совершенно необоснованные и надуманные. Потому и не просил никогда о помощи. Потому и не лез. Но объяснять всё это было бесполезно и бессмысленно, поэтому Джой только отводил взгляд и молча терпел, пока медсестра обрабатывала и бинтовала его руку.

Потом его проводили в комнату и строго-настрого запретили выходить.

Оказавшись на своей кровати, Джой с облегчением вздохнул. Здесь было безопасно. Здесь его никто не потревожит и не найдет. Никто. Ни одно чудовище не проберется.

Но, чем ближе наступал вечер, тем тревожнее ему становилось.

Все громче шуршали тараканы за стеной. Все громче скреблись мыши где-то под полом. И снова он слышал смех. Тихий и очень далекий.

«Они стоят за дверью», - шептал чей-то утробный голос в его голове. – «Они ждут, пока наступит ночь. Они прячутся под кроватью и в шкафу. И, как только ты прикроешь глаза, они выскочат и набросятся на тебя. Монстры. Чудовища с окровавленными пастями, с перекошенными рожами и гноящимися глазами. Они набросятся, и будут медленно отрывать от тебя кусочек за кусочком. Они замучают тебя до смерти. Они затащат тебя в свою бездну...»

Дрожь волнами проходилась по телу Джоя. Сердечко колотилось и чуть ли не выпрыгивало из груди. И даже вернувшаяся с наступлением ночи кошка не могла помочь. Она дыбила свою шерсть, она шипела и рычала, но не могла прогнать монстров, потому что они были сильнее ее. Они были больше, и у них была власть.

Сидя на кровати и подтянув колени к груди, Джой жался спиной к стене. Обнимал подушку и прятал в ней лицо, когда юркие тени начинали скользить по полу. Он старался закрыться от них. Спрятаться. Но тени становились гуще и все скользили и скользили, кружась в безумном угрожающем хороводе. Тени готовились открыть свои страшные лица и наброситься на него. А Джой не мог спрятаться. Не мог убежать. И все, что ему оставалось, это пристально следить за тем, чтобы теням не удалось подобраться ближе к его кровати.

Всю ночь мальчик так и не сомкнул глаз. И даже днем шарахался от любого шороха.

Единственным спасением для него стали непродолжительные походы в туалет. Ведь, пока он шел по коридору, то тут, то здесь, кто-то проходил мимо. Кто-то из ребят или монахинь всегда находился поблизости.

А потом наступала ночь, и кошмары возвращались. Они скреблись, они выли и смеялись. Множество монстров лезли к нему в комнату, просачиваясь сквозь щели в оконной раме, сквозь небольшие проемы между полом и плинтусами.

Его кошка устала. Она жалобно мяукала и, глядя на Джоя своими бездонными черными глазами, просила его потерпеть. Совсем чуть-чуть потерпеть, всего лишь до рассвета. Всего лишь до того момента, пока солнышко не осветит комнату своими спасительными лучами.

Джой терпел. А, когда предрассветные сумерки таяли, измученная и уставшая от ночной борьбы с чудовищами кошка уходила. Закрывала свои глаза и, запрыгнув к нему на руки, убаюкивающе мурлыкала, чтобы через несколько минут исчезнуть, оставив его одного до следующей ночи.

Джой не знал, сколько времени прошло. Усталость одолевала мальчика. Глаза слипались и очень болели. Но спать ему было намного страшнее, чем бодрствовать. Ведь, стоит ему только на миг прикрыть глаза, и он уже ничего не сможет сделать. Его сожрут, и не оставят от него ни косточки, ни волосинки. Поэтому мальчик изо всех сил боролся с подступающим сном. Боролся и прогонял его, как только мог. Хотя сил с каждым мигом становилось все меньше и меньше.

Очередная ночь. Очередное нападение страшных теней. Очередной ужас, струящийся по венам вместо крови.

Джой знал, что монстры чувствуют его слабость. Чувствуют и готовятся напасть. Кошка была рядом, но почти не двигалась. Она устала. Она выдохлась. Она обессилила. И в тот момент, когда из-под кровати к мальчику потянулась черная когтистая рука, она бросилась на нее.

Но его кошка была слишком слаба. Его кошка была почти прозрачной. Она ничего не могла сделать, ведь тень была сильнее и больше.

Жалобно мяукнув, когда длинные крючковатые пальцы сомкнулись на ее худеньком теле, кошка исчезла, утянутая жуткой рукой под кровать... и Джой не выдержал. Вскрикнул, тут же зажимая рот ладошкой, и, вскочив с кровати, бросился к двери.

«Бежать. Бежать пока не поздно», - мысленно кричал он, подгоняемый страхом. – «Надо попросить о помощи. Но у кого? У кого просить, если никто не верит?»

А ведь он говорил, что за ним следят. Он рассказал одной из воспитательниц, что под его кроватью монстры. Что они в шкафу и за окном. Под полом и между перестенками... Но ему не поверили. Никто не хотел ему верить. Никто и никогда не хотел ему верить. Никто...

Садис...

Вспомнив этого парня, Джой застыл посреди коридора. В истерзанном страхом сердечке загорелась слабая искра надежды.

«Да, Садис может помочь. Только он и может. Только он...»

Что было сил, мальчик бросился к заветной двери. Остановился возле нее и замер, занеся руку для стука.

А потом расплакался.

Нет. Он не мог постучать. Он не мог подвергать этого мальчика опасности.

«Ведь, если чудовища окажутся сильнее, то...»

От одной только мысли о том, что Садиса могут разорвать на кусочки, Джоя пробрала сильная дрожь, и он разрыдался в голос, больше не в силах сдерживать весь тот ужас, что скопился в его душе.

А в коридоре становилось темнее. Тени следовали за ним по пятам и теперь наползали со всех сторон, протягивая к Джою свои уродливые скользкие щупальца. Отчаяние наполнило сердце мальчика, и он, громко всхлипнув, зажал рот ладошкой и, прислонившись к стене возле двери, сел на пол. Закрыл глаза ладонями и больше не сдерживал слез.

Если уж монстры доберутся до него, то пусть только до него одного. Садис хороший человек, поэтому нельзя позволить чудовищам забрать его.

Нельзя...