***

Прекрасное утро заглядывало в окно и щекотало нос Алекса обманчиво теплыми солнечными лучами. Еще один день безвозвратно канул в небытие, не оставив после себя ничего интересного, и парень удрученно вздохнул, подумав, что минувшее Рождество было худшим за всю его недолгую жизнь. Хотя, наверное, если покопаться в памяти, Алекс смог бы выудить оттуда с десяток таких же паршивых праздников, но портить себе настроение еще больше парню совершенно не хотелось.

Еще раз вздохнув, Алекс сел на кровати и взъерошил свои и без того растрепанные волосы. Ему было смертельно скучно и тоскливо. Не радовали ни гирлянды в его палате, ни искусственные цветочки, из которых он в первый же день своего пребывания в клинике смастерил жутко уродливого цветочного монстра, ни чудесный вид на заснеженный парк, который прекрасно было видно из окна его временного жилища.

Алексу хотелось праздника. Яркого, фееричного, наполненного шумом и безудержным весельем, но в клинике для душевнобольных этому желанию вряд ли суждено было осуществиться.

Хотя...

Хитрая улыбка скользнула по губам парня, и он, поправив сбившуюся пижаму и надев тапочки, прошаркал к двери. Приоткрыл ее, опасливо выглядывая в коридор, и, не заметив медсестер и санитаров, поплелся гулять по клинике.

Во всем помещении царила непривычная тишина. Но в этом не было ничего удивительного.

У большинства работников в праздничные дни были выходные, а пациенты клиники, скорее всего, находились либо в своих палатах, либо в общей комнате.

Поэтому, чтобы не скучать в одиночестве, парень направился к колыбели сумасшествия, где можно было хорошенько повеселиться в компании таких же безумцев, как и он сам.

Миновав лестничный пролет, Алекс спустился на второй этаж. Но, проходя мимо кабинета доктора Уэйна, услышал за дверью приглушенные голоса, и остановился, прислушиваясь.

Голос своего лечащего врача Алекс узнал сразу, хоть он и казался всего лишь монотонным гудением электричества в трансформаторной будке. А вот второй голос, по всей видимости, принадлежавший собеседнику доктора Уэйна, был Алексу не знаком. И парень, приблизившись к двери вплотную, прижался к ней ухом, чтобы узнать, о чем идет беседа.

Вот только разобрать слова у Алекса не получилось. И, не желая оставаться в неведении, а, так же, испытывая непреодолимое желание развлечься, он нагло толкнул дверь в кабинет доктора Уэйна и замер на пороге, уставившись на незнакомого ему парня, который сидел на диване для пациентов.

Увидев Алекса, доктор Уэйн нахмурился, а незнакомец повернулся в пол-оборота и смерил парня таким взглядом, что у того по спине пробежал неприятный холодок. Вот только напугать его эти синие глазищи не сумели, наоборот даже, словно заворожили. И Алекс, поджав губы в притворной обиде, размашистым шагом прошествовал к столу доктора Уэйна и, что было сил, залепил мужчине звонкую оплеуху.

- Да как ты мог, Джозеф?! - срывающимся голосом выкрикнул парень. - Как ты посмел?!

Одним махом он скинул со стола мужчины документы и, схватив подставку для ручек, с силой бросил ее на пол.

- Я только за порог, а ты уже охмуряешь не пойми кого?! Кто он?! – Алекс указал пальцем на сидящего на диване парня, даже не взглянув в его сторону. - Я спрашиваю, кто этот человек?! Это твой очередной?.. Сколько можно? Я что, должен неустанно следить за тобой, чтобы ты не шастал налево и направо, охмуряя всех подряд?!

После этих слов в кабинете повисло гробовое молчание.

Психиатр с недоумением и осуждением смотрел на молодого человека, впервые в жизни не зная, как реагировать на поведение пациента. А Ирман и вовсе ошарашенно пялился на всё происходящее и безмолвно хлопал ресницами, при этом непроизвольно сжимая и разжимая кулаки.

За всю свою жизнь Ирман повидал немало сумасшедших, но конкретно данный экземпляр сумел его удивить.

- Алекс, как это понимать? - спросил Джозеф строго, наконец-то вырвавшись из ментального оцепенения.

- Что?! – с самым искренним возмущением, на которое только был способен, сказал Алекс, продолжая свой нелепый спектакль. - Это я должен спрашивать, «как это понимать?!». Не успел я выпить лекарства, как ты закрутил шашни с этим блондинчиком?

Он резко повернулся к парню, лицо которого исказилось от ярости, и ткнул в него пальцем.

- И ты тоже хорош! Ну и как давно ты увиваешься за моим мужчиной?! Как давно мечтаешь запрыгнуть к нему в койку? Что он тебе наобещал? Золотые горы антидепрессантов? Освобождение от экзаменов? Отвечай, мерзавец!

- Доктор Уэйн, что это за придурок? – спросил Ирман, игнорируя сумасшедшего пацана, зеленые глаза которого сверкали нешуточным азартом, а взъерошенные светлые волосы торчали в разные стороны, придавая ему схожесть с обезумевшим ученым.

- Это мой пациент, - ответил мужчина, переводя взгляд с одного парня на другого. – Алекс у нас в клинике главный шутник и затейник. Вот только сегодня его шутки перешли все границы.

- Шутник?! – возопил Алекс, уже просто не в силах остановиться. – Так, значит, наша любовь для тебя лишь шуточки?! Ну, хорошо! Раз так, Джо, значит, будем шутить.

Он сделал шаг по направлению к ничего непонимающему светловолосому парню, с красивыми синими глазами на раскрасневшемся от злости лице, и плюхнулся рядом с ним на диван. После чего по-свойски обнял его за плечи и, склонившись к уху, томно прошептал:

- Как тебя зовут, сладкий? Меня Алекс. Уверен, мы с тобой подружимся и пошутим так, что вся клиника на ушах стоять будет.

Джозеф так и обмер, глядя, как лицо Ирмана в один миг исказилось гримасой гнева и отвращения.

По телу парня прошла нервная дрожь, глаза налились кровью, а бешенство подняло в его душе свою уродливую морду.

- Лучше сам руку убери, - проговорил Ирман тихим с присвистом голосом, полным угрозы, от которого у Джозефа волосы на затылке встали дыбом, - или сломаю к херам в трех местах так, что лучшие хирурги не соберут.

- Алекс, лучше сделай, как он просит, - попросил Джозеф спокойно, надеясь, что оба его пациента будут вести себя благоразумно.

Алексу еще повезло, что Ирман хотя бы предупредил, что собирается сделать. Двумя годами раньше наглец уже лишился бы зубов, и даже не понял бы, как это произошло.

Угроза, прозвучавшая в интонациях парня, была куда опаснее сказанных им слов, и Алекс быстро отодвинулся от пациента доктора Уэйна. Но своего игривого настроя не растерял, а наоборот даже, еще сильнее заинтересовался этим странным субъектом.

- Какой злюка, - усмехнулся Алекс, и перевел взгляд на доктора Уэйна. - И ты променял меня на этого? Он же холодный как труп. Он совсем не ласковый и злой! Джозеф, Джозеф, ты совершенно не разбираешься в людях. Гоняешься за всеми штанами, что попадают в поле твоего зрения. Эх, ты! Изменник и пройдоха.

- Кара небесная! - закатил глаза мужчина и посмотрел на Ирмана, лицо которого прямо таки пылало от гнева.

- Все это спектакль, – сказал доктор, обращаясь к парню. - Алексу у нас так нравится, что он, будучи абсолютно здоровым человеком, изо дня в день ставит постановки и веселит всех от персонала до пациентов.

- Да он шизанутее меня, - фыркнул Ирман, косясь на сидящего рядом клоуна. – И он отнимает моё время. Но я готов уступить этот сеанс, если уж ему так припекло поговорить с вами.

- Ты хочешь уйти? - Алекс округлил глаза и состроил самую несчастную рожу, на которую только был способен. - Но как же... как же так? А групповой сеанс? Ты знал, что групповушки обычно более продуктивны? Оставайся, тебе понравится. Тебе надо снять напряжение, а я делаю чудесный массаж.

- Только прикоснись ко мне! - предупредил Ирман, после чего обратился к доктору Уэйну: - Могу я остаться в клинике на каникулах? Мне нужно обсудить с вами кое-что. Но при нём я этого делать не стану.

- Конечно, - сказал Джозеф. - Можешь идти в свою палату, если хочешь, а я загляну к тебе чуть позже, и мы поговорим. Твой отец звонил мне утром, так что я более или менее в курсе того, что тебя беспокоит.

- Вы даже приблизительно не в курсе, - сказал парень. - Отец не знает всего, что вчера произошло. Я подожду вас у себя. Так будет безопаснее для всех нас. И еще, сделайте так, чтобы я не пересекался с вашим чудиком, если не хотите, чтобы я его покалечил.

Парень вышел, а Джозеф повернулся к Алексу и сказал:

- А ты, я смотрю, хочешь моей смерти? Может, хватит этой клоунады? Я понимаю, что твой дядя платит мне за то, чтобы я терпел твои выходки, но не доставай, пожалуйста, Ирмана. Он болен, и болен серьезно. Его болезнь только недавно перетекла в более спокойную форму. Не ломай многолетний труд. Пожалуйста...

Алекс невинно захлопал ресницами и поудобнее устроился на диване. Поерзал немного. А потом всё же решил прилечь.

- Вы несправедливы ко мне, доктор Уэйн. Я действительно приревновал. Вы говорили, что вас не будет в клинике аж до Нового Года. Но, стоило мне смириться с этим прискорбным фактом, и что я увидел? Измену! Наглую, беспринципную измену! И я разочарован. Вы разбили мне сердце, доктор Уэйн. Растоптали мою гордость. И это после всего, что между нами было.

- Тебе знакомо, что такое форс-мажорные обстоятельства? - спросил мужчина. - Ирман очень давний пациент, и меня с ним связывают более... длительные отношения, чем с тобой. Так что смирись с тем, что в ближайшую неделю мое внимание будет рассеиваться на вас двоих. И не всегда я буду отдавать предпочтение тебе.

- Предатель и изменник, - буркнул Алекс и повернулся к мужчине спиной, практически утыкаясь носом в спинку дивана.

Полежал так немного, а потом сказал:

- Расскажите мне сказку, доктор Уэйн. Только интересную. Про принца с золотыми волосами и синими, как небо, глазами. И если расскажете, я обещаю, что больше не буду ревновать вас. Расскажете?

- Я не вправе говорить с тобой об этом... прости.

Джозеф достал из ящика стола личное дело Алекса и положил его перед собой.

Абсолютно здоровый пациент, которого собственный отец отдал на лечение, считая его взгляды на жизнь патологией, с которой нужно бороться. Но парню повезло. У него был понимающий дядя, который подкупил чуть ли не каждого работника клиники, чтобы его племянника не трогали, и позволили парню развиваться так, как он сам того пожелает. А потому их беседы обычно проходили в неформальной обстановке, и «болезнь» юноши в этих беседах никогда не обсуждалась.

Алекс перевернулся на спину и, глядя в потолок, сказал:

- Да ладно вам, я всего лишь прошу сказку. Обычную сказку, как и те, что вы рассказывали мне до этого. Мне не нужна правда. Этой гадости я и дома наелся. Я хочу волшебства и приключений. Я хочу немного чуда.

Джозеф на мгновение задумался, стоит ли ворошить давно заброшенный муравейник. Мало ли что может выползти? Но потом решил, что в случае Алекса, которого за три с лишним месяца он уже успел хорошо изучить, проще будет рассказать хоть что-то, чем держать его мозг в информационном голоде. Это могло привести к печальным последствиям и какой-нибудь дерзкой выходке со стороны парня, а Джозефу этого очень не хотелось.

- Ладно, – согласился он после своих размышлений. – Только ты никому и никогда не расскажешь о том, что здесь услышал.

Парень оживился, кивнул и растянул губы в удовлетворенной улыбке. И Джозеф, выдержав небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями и обдумать форму, в которой будет преподносить историю, тихо заговорил:

- В одной далекой-предалекой стране. Там, где замки стремились ввысь подобно скалам. Там, где золото было черным и продавалось за крашеную бумагу. В одной влиятельной семье жил добрый мальчик с чистой душой и ласковым сердцем. Мальчик был очень красивым. Таким красивым, что поселившийся в доме влиятельного господина маг захотел заполучить эту красоту. Долгие месяцы под предлогом обучения ребенка тайным искусствам, маг потихоньку пил его красоту, его доброту, его чистоту. Мальчик чувствовал, что рядом с этим человеком теряет часть себя. Говорил своему отцу. Говорил своей матери. Но у тех в головах были лишь балы и приемы в королевском дворце. И вот однажды родители оставили мальчика с магом слишком надолго, а когда вернулись, то увидели, что от их сына осталось только подобие их красивого мальчика. Теперь перед ними сидел оборотень, ребенок-зверь, в котором ничего человеческого больше не осталось... маг выпил его... всего...

Голос дрогнул, и Джозеф опустил голову, понимая, что сейчас просто расплачется как ребенок, так тяжело ему было вспоминать все это. Словно новые, еще более острые ядовитые шипы вонзались в так до конца и не зажившее сердце.

Несколько мгновений Алекс неподвижно лежал на диване, а потом медленно поднялся и сел.

В груди что-то неприятно ныло. Давило, будто бы на него взвалили огромный булыжник, мешающий нормально дышать. И эти ощущения очень не нравились парню.

Доктор Уэйн часто рассказывал ему сказки. Разные, порой пугающие, порой до абсурда смешные, но эта волшебная история была какой-то уж слишком мрачной и муторной.

Сделав глубокий вдох, Алекс запустил пальцы в свои растрепанные волосы и глухо произнес:

- Не на такую сказку я рассчитывал, доктор Уэйн. Не на такую.

И вновь тишина повисла в кабинете. И только тиканье механических часов на стене разбавляло ее скорбное молчание.

- А как же лучший лекарь королевства? – спросил Алекс, устремляя на мужчину тяжелый взгляд. - Он пробовал помочь мальчику-оборотню? А волшебники? Их звали? Их просили о помощи? Или в королевстве с черным золотом волшебства не осталось?

Джозеф горько усмехнулся и сказал:

- Была одна волшебная птица, чей огонь на время согрел несчастного мальчика и вернул ему былой облик. Вот только придворный лекарь-колдун по приказу влиятельного господина убил птицу молнией прямо на глазах у мальчика, и зверь вырвался наружу. Забыл все, что с ним было хорошего. Больше никому не доверял. Таким и покинул королевство. Диким. Озлобленным на весь мир. Не зная, что птица его возродилась из пепла. А когда он снова встретил птицу, то не узнал ее. Его птица погибла от молнии. Другие птицы его больше не интересовали. Такая вот сказка, мой друг. С печальным концом.

Джозеф смахнул выступившие на ресницах слезы и, поднявшись из-за стола, подошел к окну.

- Удовлетворил я твое любопытство? Надеюсь, всё здесь сказанное и услышанное останется между нами?

Алекс молчал. Обычно такие истории вызывали у него только смех и нескончаемый поток сарказма. Но в этот раз смеяться совершенно не хотелось.

- Можете быть уверены, доктор Уэйн. Я очень быстро забываю сказки. Поэтому и требую их постоянного пополнения. Что ж, - парень поднялся, чувствуя, что и ему, и мужчине сейчас лучше всего побыть в одиночестве, - думаю, терапии на сегодня достаточно. Завтра в это же время? Или вы, как и говорили, будете в отпуске до Нового Года?

- Нет, мой отпуск окончен, - сказал мужчина. – Так что можешь приходить на сеансы, как обычно.

Алекс еще раз посмотрел на стоящего у окна мужчину и, попрощавшись, вышел из кабинета.

Странное настроение охватило сердце парня. Тоскливое. Тяжелое. Гнетущее. Но избавляться от него почему-то не хотелось.

Эта сказка доктора Уэйна, в отличие от сотни других сказок, не желала растворяться в сюжетных поворотах иных историй, и цепкими коготками впилась в сердце Алекса и крепко там обосновалась, вдруг, став для парня пугающе понятной и реальной.

Алекс тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли, и остановился. В задумчивости он почти дошел до своей палаты. Но оставаться в одиночестве ему сейчас совершенно не хотелось.

Тишина приведет лишь к тому, что он увязнет в истории совершенно чужого ему человека. Тишина сделает его причастным к чужой судьбе, а, значит, и ответственным за нее.

«Ну уж нет!» - мысленно одернул себя Алекс. - «Я вам не добрый самаритянин! Мне и своих заморочек достаточно!»

И потому он резко развернулся, отворачиваясь от двери в свою палату, и, хмыкнув, направился к комнате отдыха.

***

Как бы Алекс ни старался отвлечься, мысли о мальчике-оборотне не покидали его до самого обеда. И это было странно, ведь он не считал себя человеком сочувствующим и сопереживающим. А любые слезливые повествования воспринимались им не более чем выдумки, которые нет смысла принимать близко к сердцу.

Но эта история почему-то отозвалась в его сердце болью, и что теперь с ней делать, Алекс не знал.

«Старею, что ли?» - думал он, сидя в общей комнате с другими пациентами и почти не реагируя на окружающие его события.

Мимо сознания проходило всё: и прекрасное пение одной из пациенток клиники; и действительно смешные рожицы, которые корчил мнящий себя великим комиком Перри; и даже просьбы его заядлого друга Мигеля, который хотел, чтобы Алекс поиграл с ним в картматы, поразительную смесь шахмат и карт, которую сошедший с ума от одиночества старик придумал специально для него.

И только негромкий голос доктора Уэйна, рассказывающий страшную сказку о мальчике-оборотне, всё звучал и звучал в голове парня.

Не в силах больше выносить этих мыслей, Алекс приглушенно выругался и поднялся с мягкого кресла, в котором восседал все это время, словно на королевском троне.

Ему было скучно. Скучно и до мерзкого тоскливо. А он терпеть не мог, когда на него находили такие приступы меланхолии и легкой депрессии, и всеми силами старался как можно скорее развеять дурное настроение, улучшая его всеми возможными ему способами.

Впрочем, Алекс умел бороться со смущающей разум тоской. Но для этого ему необходимо было найти себе «жертву». И, к счастью, такая «жертва» была в пределах его досягаемости.

Сказав медсестре, что устал и хочет пойти к себе, Алекс попрощался с друзьями и вышел из общей комнаты. Постоял немного, глядя по сторонам, а потом хищно облизнулся и пошел по коридору в противоположную от своей палаты сторону, тихонько нашептывая себе под нос:

- Кис-кис-кис, красавчик. От меня не спрячешься. От меня не скроешься. Кис-кис-кис.

***

Доктор Франц уже собирался домой, когда медсестра положила ему на стол папку с личным делом нового пациента.

Мужчина бегло просмотрел документы, отмечая, что случай действительно тяжелый, и искренне обрадовался тому, что доктор Сеттон, наконец-то, доверил ему нечто неординарное и требующее настоящего профессионализма. Это значило, что он успешно прошел свой испытательный срок, и был принят в довольно сплоченный коллектив клиники как равный.

Молодой доктор поднялся из-за стола, раздумывая над тем, какую методику подобрать, чтобы лечение трудного пациента было наиболее эффективным. Снял с вешалки свой портфель, вложил в него папку, и уже было потянулся за плащом, когда в дверь настойчиво постучали.

- Войдите! - бросил он, возвращаясь к столу, и тут же обречённо поджал губы, когда в дверном проеме появилась сияющая физиономия самого непоседливого пациента в клинике.

- Простите, что отвлекаю вас от дел, доктор, - переступая порог и в нерешительности застывая у самой двери, проговорил Алекс, - но мне очень, очень-очень нужна ваша консультация. Вы позволите?

Он красноречиво посмотрел на кресло перед письменным столом молодого мужчины и вновь перевел несчастный взгляд на самого доктора.

- Я не ваш лечащий доктор, Алекс. Я не вправе вас консультировать. Но если вам нужен совет, тогда прошу.

Эрик все же сделал приглашающий жест, позволяя парню присесть напротив.

Этот пациент - настоящая божья кара, которая неизвестно за что свалилась на клинику. Несмотря на то, что он был абсолютно здоров и в лечении не нуждался, весь персонал уже шарахался от него, как от чумного, пребывая в шоке от его выходок.

- Я понимаю, доктор, - проговорил Алекс обреченно и опустился в кресло. – Но только вы сможет мне помочь. Только вы, доктор Франц.

Он тяжело вздохнул и для большей трагичности опустил взгляд.

- Это так ужасно, доктор. Так несправедливо... Я страдаю, но никто в целом мире не способен понять мою боль... хотя бы на миг прочувствовать ту душевную тоску, что поселилась в моем сердце.

Алекс вскинул на мужчину полный слез взгляд, и с надрывом прошептал:

- Помогите мне, доктор Франц. Прошу вас, помогите мне.

- И что же стало причиной ваших душевных терзаний? - спросил Эрик, уже не надеясь так просто отвязаться от назойливого пациента. - И не лучше ли вам поговорить об этом с доктором Уэйном? Меня могут уволить уже только за то, что я принимаю вас в своем кабинете без ведома руководства.

- Вас не уволят! – горячо заявил Алекс, вскидывая на мужчину взгляд. - Я не позволю. Я не допущу этого!

Он быстро поднялся и, в два шага преодолев разделяющее его с доктором расстояние, встал у стола и сказал:

- С корнем моей проблемы я не могу обратиться к доктору Уэйну. И все потому... что не он причина моей боли. Доктор, Франц... - Алекс протянул руку и коснулся подушечками пальцев щеки мужчины, - Эрик... я люблю Вас...

- Ну это уже перебор! – доктор Франц резко поднялся со стула и отошел от парня. - Хватит ваших издевок. Достаточно! День изо дня одни только шуточки на уме. Вы уйметесь когда-нибудь? Уже вся клиника из-за вас на ушах стоит. Вы тут всего три месяца, а уже успели довести половину персонала до нервного срыва. Если сейчас же не уйдете, мне придется доложить о вашем визите доктору Уэйну.

«Мальчишка! Сопляк!» - лихорадочно думал мужчина. – «Надо же, придумал! Если он и дома такое вытворял, неудивительно, что отец отправил его лечиться!»

- Эрик! - горячая слеза сорвалась с ресниц Алекса и прочертила влажную, горящую огнем дорожку на щеке. - Эрик, я абсолютно серьезен.

Алекс сделал шаг в сторону мужчины и остановился, протянув руку, словно стараясь ухватить стремительно исчезающий мираж.

- Мои чувства к вам... этот жар во всем теле... невыносимы... мучительны и сладки одновременно. Только вы можете избавить меня от этой болезни. Только вам под силу унять эту выжигающую боль в груди. Эрик, вылечите меня. Избавьте от страданий.

- Прекратите!

Мужчина тяжело сглотнул, глядя на непередаваемые эмоции на лице юноши. Алекс действительно верил в то, что говорил. Но эта вера... всё это лишь мастерски поставленный спектакль, разыгрываемый с неведомой целью.

- Даже если в вас на самом деле говорят те чувства, которые вы показываете, не из-за них ли вы находитесь здесь? Не конкретно из-за чувств ко мне, а из-за вашего эксцентричного поведения с людьми одного с вами пола? В любом случае, игра это или реальное положение дел, я не могу вам помочь. Это недопустимо.

- Вы жестоки, доктор Франц. - Алекс стер слезу со своей щеки и вновь воззрился на мужчину печальным взглядом. - Я все прекрасно понимаю. У нас разное положение, разный социальный статус, к тому же вы доктор, а я пациент. Я все это понимаю. Но, какая разница, кто перед тобой, мужчина или женщина, если при виде этого человека сердце заходится в бешеной пляске? Если по венам вместо крови струится жидкий огонь. Если больно дышать только от одной мысли, что этот человек откажет тебе.

Алекс говорил, и с каждым сказанным словом все ближе подходил к мужчине.

- Играть с чувствами других... это подло и отвратительно. Если чувства настоящие, то совершенно не важно, кто стоит перед тобой: грешник или праведник. Если чувства искренние, то... Умоляю, Эрик, ответьте мне взаимностью. Просто любите меня. Мне большего не нужно. Просто любите...

Парень приближался медленно и плавно, словно готовящийся к прыжку зверь. И мужчине ничего не оставалось, кроме как отступать. Он сделал несколько шагов назад и, вжавшись спиной в стену, поспешно проговорил:

- Если вы сейчас же не уйдете, я буду вынужден вызвать санитаров. Алекс, послушайте, даже если вы что-то и чувствуете ко мне, то я не отвечу вам взаимностью. У меня есть жена и сын. И я их очень люблю. Простите, но вам лучше сменить фаворита, и выбросить эти глупости из головы. Вы взрослый человек, возьмитесь за ум, а чувства подождут.

- Но, Эрик... - Алекс протянул руку и вновь прикоснулся к щеке мужчины.

Мягко, очень нежно и почти невесомо провел по коже подушечками пальцев, ощущая дрожь в теле доктора.

- Вы весь дрожите... не обманывайте себя... признайтесь... ответьте... Эрик...

Алекс потянулся к мужчине и уже готов был оставить на его губах легкий поцелуй, но неожиданный стук в дверь заставил парня вздрогнуть, а потом разочарованно вздохнуть и отступить от доктора.

- Боже, спасибо тебе, - проговорил Эрик и, оторвавшись от стены, поспешил к двери, за которой стояла дежурная медсестру.

- Простите, доктор Франц, вы Алекса Остина не видели? Его доктор Уэйн обыскался.

- Он у меня. Заблудился по дороге в палату.

Эрик оглянулся на парня и кивком указал ему на дверь.

- Его палата в другой стороне. - Лукаво улыбнулась девушка.

- Ну ты же знаешь, какой у него вредный характер. Алекс, вас ищет ваш лечащий врач. Идите к нему.

Алекс разочарованно вздохнул и понуро поплелся к выходу. Уже у самой двери он обернулся и, кинув на мужчину до невозможности печальный взгляд, проговорил:

- И все же, доктор Франц, подумайте над моими словами. Очень вас прошу, подумайте над тем, что я вам сказал.

И еще раз окинув мужчину полным страсти и желания взглядом, Алекс вышел из кабинета.

- А в чем собственно дело? - поинтересовался он у усмехающейся медсестры. - Я вроде бы сегодня уже получил свою дозу терапии.

- Спросите у доктора. Передо мной не отчитываются.

Медсестра увела парня и закрыла за собой дверь. А Эрик сделал глубокий вдох и, словно опомнившись, снова вернулся к вешалке за своими вещами, желая только одного, как можно скорее уехать и не видеть больше этого доводящего до безумия всех и каждого мальчишку.

***

Перекинувшись с медсестрой несколькими ничего не значащими фразами, Алекс пообещал девушке, что будет вести себя хорошо, и направился к доктору Уэйну.

- Ну и к чему такая спешка и срочность? - без стука врываясь в кабинет своего лечащего врача, сердито поинтересовался парень. - Вот скажите, доктор Уэйн, кто вас вообще учил отнимать конфеты у детей? А? Это подло, между прочим!

- Алекс, ради всего святого, давай обойдемся без сцен, - взмолился Джозеф и протянул парню телефон. - Твой дядя интересуется твоим здоровьем. Так что, пожалуйста, все свои претензии по поводу конфет предъявляй ему.

Алекс просиял счастливой улыбкой и, в мгновение ока, оказавшись рядом с Джозефом, выхватил из рук мужчины телефон. И, приложив трубку к уху, махнул рукой, давая доктору понять, что хочет остаться наедине с голосом дяди.

- Ты только что отнял у меня самый вкусный леденец, который только можно было найти в этой богадельне, - строго и немного обиженно проговорил парень вместо приветствия. - И я жду от тебя вразумительных объяснений, чтобы моя утрата не была столь горька.

- Конфеты вредны для зубов, а у тебя красивая улыбка. Не стоит портить её всякой бесполезной дрянью.

Голос в динамике хоть и казался ворчливым, но в нем как всегда слышалась извечная насмешка.

- Но леденец был таким красивым и сочным. Таким манящим... так и хотелось облизнуть. - Еще жалобней, протянул Алекс, а потом резко сменил интонацию на рассерженную. - Ты тиран и деспот. Как ты можешь быть таким жестоким? Я ведь всю свою жизнь положил тебе на услужение, а ты... Как дела, кстати?

- Отлично. Я сейчас нахожусь в Европе, и потому решил позвонить и узнать, как ты поживаешь. Кажется, ты нашел себе развлечение в клинике. А мой брат знает о твоей подпольной леденцовой фабрике?

- Издеваешься, да? - возмутился парень. – Мне вообще-то тут скучно. Мне плохо. Забери меня. Пожалуйста, забери. Ты ведь можешь. Ты можешь на него повлиять. Ну, пожалуйста. Я же тут действительно с ума сойду.

- Повлиять на брата? – в голосе мужчины послышался явный скепсис. - Прости, но это единственная в мире вещь, которая мне не под силу. Я и так сделал всё возможное для того, чтобы оградить тебя от его излишней опеки. И делаю всё, чтобы тебя не трогали в этой клинике. Неужели тебе там хуже, чем в отчем доме? Неужели там совсем нечем заняться? Если хочешь конфет, могу оформить парочку проверенных. От них уж точно кариес не подхватишь. Ну? Что скажешь? Ты какие предпочитаешь? Шоколадные? Молочные? С начинкой? Могу достать на любой вкус.

- Я хочу с начинкой. С начинкой из ласки, внимания и любви, - мечтательно проговорил Алекс. - Есть такие? Или твоя шоколадная фабрика не выпускает эксклюзивные сорта десертов?

В динамике послышался смешок, а за ним и самоуверенное утверждение:

- Моя фабрика выпускает конфеты на любой вкус. Даже с начинкой из любви. Но это вредный компонент. Если с ним неправильно обращаться, передержать или использовать слишком рано, он может забродить и стухнуть. Так что, если ты не готов терпеть и идти на жертвы, такая конфета тебе не подойдет. А я думаю, ты не готов. Пока. Потому что еще не пробовал ее на вкус. Ты просто не знаешь, как правильно выдержать рецепт. Так что я могу прислать тебе хоть миллион конфет разных сортов, ни одна из них тебе не понравится. Но ты не отчаивайся. Однажды такая конфетка упадет на тебя с небес. Она будет убийственно горькой и приторно сладкой, кислой, как все лимоны вселенной и острой, как мексиканский соус... но она будет самой вкусной на свете. Впрочем, я замечтался. Не забивай себе голову этой любовной ерундой. Развлекайся, пока молод. И помни, опыт - лучший советчик. А первое нежное чувство может оказаться очень ядовитым.

Алекс тяжело вздохнул.

- Наверное, ты прав, - уныло проговорил он. – Хотя, по поводу падения с неба... это маловероятно. По крайней мере, в этом месте. Здесь везде крыши и навесы. Так что падения ожидать не приходится. А, вообще, мне действительно до ужаса скучно. Я хочу развлечений! Феерии! Праздника! Хочу смеха и радости. Хочу... впрочем, я тоже замечтался. Когда ты приедешь ко мне? Я соскучился.

- Когда вернусь в Штаты, - ответил мужчина. – Возможно через неделю-полторы. И обещаю подыскать тебе подходящую сладость. Договорились?

- Договорились, - стараясь не показывать дяде своего разочарования, проговорил Алекс.

И пожелав ему приятного отпуска, попрощался. После чего взглянул на часы и, оставив трубку телефона на столе доктора Уэйна, покинул кабинет.

***

Алекс любил свою семью. Бесконечно сильно любил ласковую, немного капризную и, чего уж скрывать, глупую мать. Души не чаял в старшей сестре, которая всегда поддерживала и понимала его. И даже к старшему брату он питал нежные чувства, несмотря на то, что их отношения можно было назвать теплыми лишь с большой натяжкой. А вот отца он не любил. Но вместо него у Алекса был дядя, которого, к слову, парень просто обожал.

Дядя был единственным человеком, который, помимо понимания и доброты, дарил ему еще и любовь. Простую человеческую любовь, которой Алексу очень не хватало. Но, к сожалению, дядя в их семье был таким же изгоем, как и сам Алекс. И потому виделись они не очень часто, зато отлично понимали друг друга.

Конечно, с тех пор, как Алекса закрыли в психиатрической лечебнице, они с дядей встречались не в пример чаще, но и этих встреч парню не хватало. А теперь, когда мужчина улетел черт знает куда, Алексу и вовсе сделалось до невозможного тоскливо.

Уже на второй день после звонка дяди Алекс впал в ужасную меланхолию. Сидеть в своей палате ему не хотелось, общаться с докторами тоже. И потому он развлекал себя наблюдением за остальными обитателями сумасшедшего дома, в котором он сам, похоже, стал постоянным жителем.

Но все психически-неуравновешенные пациенты сегодня, как назло, сидели смирно, и, забившись по углам, что-то мастерили из цветного картона.

- Алекс, душечка, присоединяйся к нам. Мы делаем домики своей мечты.

Дежурная медсестра благодушно ему улыбнулась и провела за столик, где уже сидело несколько пациентов, среди которых находилась престарелая Магда, у которой на голове вместо волос было самое настоящее воронье гнездо. Она ловко управлялась с ножницами, но вырезала нечто больше напоминающее кривые снежинки.

- В вашем доме будут гулять сквозняки, - прошептал Алекс старухе на ухо, чем жутко ее рассмешил, прямо-таки до хриплого воя.

А про себя подумал:

«Так-то лучше. А то сидят, молчат, методично склеивая кривые квадратики».

- Алекс, ну что опять? Обязательно поднимать такой шум? - медсестра погладила женщину по плечам, пытаясь ее успокоить.

- А что вы из них зомбаков делаете? Хватит! Довольно! - Алекс выхватил из рук одного пациента перекошенное строение и помахал им в воздухе. - Долой зомбодомики! Даешь революцию! Все на баррикады! За мной, народ! Отстоим свои права!

- Алекс, прекрати, я позову санитаров! - закричала медсестра, но парень не обратил на нее никакого внимания.

Он смотрел на пациентов, в глазах которых разгорался огонь, и сам вспыхнул пламенем.

Сейчас он был великим революционером. Он поднимал толпу. И толпа была готова идти за ним. Толпа уже достаточно натерпелась.

- Долой зомбомедсестру! Долой зомбосанитаров! - окруженный психами, которые обступили его со всех сторон, парень запрыгнул на стол, раскидав ногами цветной картон и клей, и вновь вскинул руку вверх. - Ломайте домики! Рвите картон! Скажем громогласное «нет» зобосистеме! Скажем оглушительное «да» конфетам и пряникам! Ура!!!

- Ура!!! - вторили больные, хлопая в ладоши и начиная бесноваться.

Они смеялись и раскидывали поделки, топтали их ногами, пели, кричали, подвывали, раскачивались из стороны в сторону. Магда и вовсе отплясывала что-то несусветное, взобравшись на стул и размахивая над головой вязаной кофтой.

- Алекс, прекрати! Остановись! Санитары!!! Санитары!!!

Мужчины в белых халатах вбежали в комнату отдыха, но были тут же повалены на пол. Конечно, скрутить больных по одному все герои, а ты попробуй одолеть толпу.

- Долой все запреты, дети мои! Долой! Беснуйтесь!!! Беснуйтесь!!!

Алекс кричал до хрипоты, прыгал на столе, чувствуя, как тот опасно шатается под ногами. И жалел только об одном, что у него нет металлической крышки от кастрюли и большой ложки. Тогда было бы больше шума. Тогда был бы полный декаданс.

- Шумите! Кричите! Больше шума! Больше!!!

Алекс раскинул руки, упиваясь своим творением, и рассмеялся.

Весело, как умеют смеяться только дети. Безумно, как дано только умалишенным.

***

Возвращаясь домой на Рождественские каникулы, Амис рассчитывал провести в постели как минимум неделю, спать до обеда и баловать свой желудок маминой стряпней.

Но уже на второй день его безжалостно вытянули из кровати в начале восьмого утра и загнали под елку, распаковывать подарки. Санта, конечно, не поскупился на презенты, но открывая яркие коробки, Амис безудержно зевал и слишком вяло радовался, за что и нарвался на трехчасовую пешую прогулку во имя бодрости и физического здравия.

А через три дня все повторилось.

Только вместо прогулки по городу, ему вверили очень важное задание, а именно поехать в клинику и забрать необходимые отцу документы.

На его вопрос, почему отец сам не может этого сделать, мама только уперла руки в бока и, окрестив Амиса неблагодарным сыном, пояснила, что, стоит только главе семейства появиться на своем рабочем месте, и он может забыть о заслуженном отпуске на целый год. И воззвав к совести парня, женщина всучила ему тост с джемом и практически вытолкала из дома навстречу подъехавшему такси.

Впрочем, Амис не очень-то из-за этого расстроился. Все же клиника была ему вторым домом, и он, порой, очень скучал по ней и по ее обитателям. Поэтому, заскочив по дороге в супермаркет и накупив всяких сладостей для пациентов и персонала, он продолжил свой путь, и уже через час был на месте.

- Амис! Какая неожиданность! – встретившая парня медсестра просияла радостной улыбкой и по-матерински обняла его. – Как же ты изменился! Как похорошел. Совсем уже взрослый стал.

Амис смущенно улыбнулся и поправил немного съехавшие с носа очки, а потом протянул Беатрис один из увесистых пакетов со сладостями.

- Я тоже по всем вам соскучился, - сказал он и смущенно почесал кончик носа. – Тут пирожные и конфеты для персонала. Есть еще для пациентов. Надеюсь, всем можно сладкое?

- Ох, ну не стоило, - женщина разулыбалась еще сильнее и взяла протянутый ей пакет. – Хотя, все будут очень рады твоему подарку. Кстати, ты просто в гости или по делам? И как надолго приехал? Как твоя учеба? Как тебе Лондон? О, Боже, я так много болтаю!

Амис рассмеялся и приобнял женщину за плечи.

- Все хорошо, - сказал он и начал отвечать на вопросы, чтобы удовлетворить любопытство одной из самых давних работниц клиники. – Тут я и по делам, и в гости. Домой приехал на каникулы. Улетаю после Нового года. Учеба – прекрасно. Лондон... там сыро.

Он скривился и передернул плечами, словно его вытолкали полураздетым на улицу в сильнейший дождь.

Беатрис рассмеялась.

- Ты тепло одеваешься? Я слышала, что в Англии люди часто болеют воспалением легких. Ох уж эта их сырость и туманы. Ты должен себя беречь.

- Не волнуйся, - успокоил женщину Амис, и тут же насторожился, услышав доносящийся сверху шум. – Что это такое?

Беатрис тоже напряглась и покачала головой.

- Вот же проказник! – возмутилась она, и направилась к лестнице. – Идем, может, хоть ты его успокоишь?

- Кого? – Амис быстро шел следом за медсестрой. – У нас появился буйный пациент?

- Буйный? О, нет, милый, он не буйный. Он просто страдающий от безделья разгильдяй, который не задумывается о том, что делает.

Поднявшись по лестнице, Амис отшатнулся в сторону, ловко закрывая Беатрис от бегущего по коридору санитара, который чуть не сбил их обоих с ног. И, проследив за мужчиной обеспокоенным взглядом, отдал женщине второй пакет с подарками.

- Я пойду, помогу, - сказал он, и чуть ли не бегом бросился к комнате отдыха, оставив медсестру у лестницы.

Свернув за угол, Амис нахмурился, теперь четко различая громкие голоса и странные призывы к революции, которые заставили его сорваться на бег.

Он практически влетел в просторный зал и замер на пороге, уставившись на творящуюся в комнате неразбериху.

Санитары и медсестры как заведенные бегали от пациента к пациенту, тщетно пытаясь их успокоить. Больные смеялись, кричали, кто-то завывал национальный гимн, кто-то танцевал, кто-то кидался на санитаров, не позволяя им приблизиться к центру этого безумия. И все как один защищали молодого парня не старше двадцати лет, который, раскинув руки в стороны и запрокинув голову назад, заливался страшным и одновременно смешным смехом.

- Гарлем шейк, что б его! - выдохнул Амис и, направился в центр урагана.

Ловко лавируя между беснующимися пациентами и пытающимися их успокоить санитарами, он подошел к столу и спокойно поинтересовался:

- Как идет восстание? Все ли по плану?

***

Среди вопля, ругани и воя Алекс услышал громкий, но неожиданно спокойный голос, и, резко оборвав свой смех, уставился на стоящего перед столом темноволосого парня в очках.

Неожиданный визитер выглядел спокойным и равнодушным, словно вокруг него не плясало несколько десятков умалишенных, готовых разорвать в клочья любого, кто к ним сунется.

«А он не из робких», - мысленно фыркнул Алекс и прищурился. – «Смотрит открыто и пристально, словно изучает. Улыбается чему-то. Не похож он на психа, и на санитара не похож, и на доктора...»

- А ты кто такой? Посетитель? Надзиратель? Проваливай, пока не разорвали на части! - сказал Алекс громко, чтобы перекричать какофонию звуков, воцарившихся в помещении.

Однако парень не сдвинулся с места и только шире улыбнулся.

- Что, самый смелый, что ли? Проваливай, говорю!

- А ты, я смотрю, самый буйный, – с усмешкой сказал Амис, но и не подумал уходить.

В этом светловолосом парне с яркими зелеными глазами, который сейчас очень умело корчил из себя буйно-помешанного, не было ни капли сумасшествия.

А вот скуки было хоть отбавляй, но Амис не мог позволить ему развлекаться за счет пациентов.

- Амис Сеттон, – представился парень и протянул открытую ладонь лжесумасшедшему. - Обычный прохожий и уже твой ярый поклонник.

Алекс прищурился, чуть склонив голову к плечу, а потом присел на корточки и ответил на рукопожатие.

- Александр Клиффорд Остин пятый, - представился он как можно торжественней и поправил несуществующую корону у себя на голове. - Можно просто Алекс. Необычный псих в обычной дурке. Так, значит, прохожий, говоришь? Не знал, что через комнату отдыха проложен тротуар. И куда же ты прохаживаешься, если не секрет? Или у тебя фетиш такой, гулять в свете звезд по дурдому? Романтика! Мне нравится.

Амис призадумался.

- Фетиш?.. Вполне возможно. Ты зришь в корень, Александр Клиффорд Остин пятый. - Он рассмеялся и тряхнул головой. - Ну и имечко у тебя. Я бы, наверное, и сам свихнулся, обзови меня родители чем-нибудь подобным.

Алекс только пожал плечами на это заявление и театрально развел руки в стороны, мол, ничего не поделаешь, как назвали, с тем и приходится жить.

А Амис вновь оглянулся по сторонам и, не поворачиваясь к парню, попросил:

- Слушай, Алекс, успокой их, а? Шумят, кричат, веселятся. Это здорово, не спорю. Но... санитары устали. Да и для здоровья пациентов слишком сильные эмоции не самое лучшее лекарство.

- Успокоить? - Алекс наклонился вперед, так, что их с Амисом лица оказались очень близко друг от друга. - А что мне за это будет?

Горячее дыхание парня опалило щеку Амиса, и он повернул голову, но отступать и отстраняться не стал. А только прямо посмотрел в зеленые омуты веселых глаз и сказал:

- Что захочешь, то и будет. Только успокой.

Алекс замер и почти перестал дышать, расширив глаза от удивления.

Обычно, когда он вытворял что-то подобное и без спроса лез в личное пространство других людей, от него шарахались как от чумного. Но этот парень продолжал вести себя так, словно ничего не происходит. И это заинтересовало Алекса, заставив его задуматься над предложением.

- Хм... раз все, что захочу, тогда... Хочу большую крышку от кастрюли, большую ложку и друга! - выпалил он, резко выпрямляясь и окидывая творение рук своих довольным взглядом. - Здесь тоска смертная, а я хочу веселиться. Веселиться одному проблематично, поэтому... будешь меня навещать?

- Тебя навестить прямо сейчас? И когда я должен принести крышку и ложку? - Амис сделал серьезное выражение лица и даже достал блокнот из заднего кармана джинсов, чтобы записать все условия террориста. – И, еще вопрос, как далеко зайдет наша дружба? Но это уже не для записи. Так, личный интерес.

- Навестить сию секунду, и навещать по мере возможности, - Алекс загнул указательный палец правой руки. - Крышка и ложка были бы к месту здесь и сейчас, но, если это невозможно, приму дар в любой другой день.

Средний палец Алекса присоединился к указательному.

- Ну а дружба... - парень ловко спрыгнул со стола и теперь стоял к Амису так близко, что чувствовал едва заметный, легкий запах его туалетной воды. – Зайдет так далеко, как тебе того захочется. Дружить со мной сладко. Ты любишь сладости? Я вот люблю конфеты. Мне, кстати, дядя обещал парочку... может, ты одна из них?

- Нет, я не конфета. - Усмехнулся Амис. - Я скорее пилюля. Причем горькая и невкусная. Но... но, но, но... всегда найдется любитель чего-то экстравагантного. А теперь, прошу, успокой их.

- Смотри, не выполнишь хоть один из пунктов, и история с восстанием повторится. Только в следующий раз мы выйдем в город на демонстрацию.

Алекс вновь запрыгнул на стол и замахал руками, словно стоял посреди гоночной трассы, размахивая флагами.

- Друзья мои! - воскликнул он. - Слушайте меня! Внимание! Всё внимание на меня! Тихо! Тихо!

Парень погладил руками воздух, опуская их все ниже и улыбаясь каждому больному, который послушался его с первого раза.

- Враг пошел на компромисс и признал, что мы выиграли эту битву. Система повержена и попрана нашей силой. Пришло время покоя и отдыха. Хватит буянить. Дайте отдохнуть голосовым связкам. Расходитесь. Расходитесь.

Многие притихли и стали разбредаться по углам. Некоторые, особо буйные, все еще не унимались, но санитары смогли справиться с ними, бегая от одного к другому и давая им успокоительное.

- Ну ты, бунтарь, быстро слез со стола! - подскочивший к парням санитар наставил на Алекса указательный палец. – Иначе и тебе вколют успокоительное!

- Только тронь меня этим обрубком... - Алекс сделал два шага назад и чуть не упал на пошатнувшемся столе. - Я пациент доктора Уэйна. Мне не прописывают зомбоболиков.

- А стоило бы! – возмутился мужчина, задыхаясь от праведного гнева.

- Ну хватит, Джеф, - мягко попросил Амис, сжимая рукой плечо санитара. – Этого больше не повторится. Я за него ручаюсь.

Санитар смерил Амиса раздраженным взглядом и, буркнув: «Это вам не игрушки!», переключил все свое внимание на особо буйствующего пациента, которого никак не удавалось успокоить.

Амис же повернулся к Алексу и протянул ему руку.

- Пойдем, буду с тобой дружить. Но потом не жалуйся.

- Сам не жалуйся. - Парень принял предложенную помощь и, оказавшись на полу, поинтересовался: - Так кто ты, прохожий? Вижу, тебя здесь почитают. Не иначе, как сын хозяина клиники. У него есть. Я знаю. Дядя как-то упоминал...

- Он самый. Для всех я юный барин, но для тебя буду другом. - Амис открыл дверь и вышел из комнаты отдыха. - Значит, твоим лечением занимается доктор Уэйн? Странно.

- И что тут странного? – спросил Алекс, следуя за новым другом. - Он такой же доктор, как и все.

Амис оглянулся на парня.

- Ошибаешься, приятель. Доктор Джозеф Уэйн не такой же доктор, как и все остальные. Он лучший! И потому не лечит здоровых людей. А ты, судя по всему, здоровее некуда.

- Нет, - Алекс покачал головой, - ошибаешься. Я болен. Неизлечимо. Мой диагноз такой страшный, что меня боится собственный отец. Мало того, говорят... - он понизил голос до тихого шепота, - это заразно. Так что дружба со мной не пойдет тебе на пользу.

- Да неужели? - Амис хитро прищурился. - И чем же таким заразным ты болен? Неужто сладкоежеством?

- Ага, именно им и болен. - Алекс оглянулся, нет ли кого в коридоре и, протянув руку к парню, убрал с его лица непослушную прядку волос. – Неизлечимо болен конфетами. Такими, как ты. Отец считает это заразным, и держит меня здесь, вдали от сладкого. А дядя и доктор Уэйн считают иначе, но доказать ему ничего не могут. Вот и не лечат меня настолько, насколько это вообще возможно.

От нежного прикосновения парня по спине Амиса пробежал холодок, и он, усмехнувшись, мягко отвел руку Алекса в сторону.

- Полегче, приятель. – Хмыкнул Амис. - Я, знаешь ли, очень давно без сладкого. Но мой торт за семью замками. Пойдем лучше в твою палату. Познакомимся поближе. Не настолько близко, чтобы это можно было назвать десертом, но побеседовать можно.

- Что ж вы все такие недотроги? - Алекс притворно вздохнул и указал новому другу, куда нужно идти. – Что ж, идем, хотя бы поговорим о кондитерских изделиях. Потому что мне в этом рассаднике добродетели сладкого не дождаться.