***

«Ты ведь понимаешь, что никто не позволит тебе умереть? Ты должен попробовать исцелить свою душу. Ты должен принять помощь...»

Речь Оскара была длинной. Такой длинной, что уже через несколько минут мозг Тиля отключился, и парень просто лежал, продолжая тяжело дышать и смотреть перед собой полным отчаяния взглядом.

Они все против него. Не понимают. Не видят, как ему плохо. Не видят, что в мире живых для него больше нет места. Мамы нет. Ксандр в одну секунду стал чужим и далеким. Ненужным и бессмысленным.

Теперь Тилю не на кого было положиться. Не в ком было искать поддержку. Теперь ему только и осталось, что лежать как растение и надеяться, что рано или поздно его сердце всё же разорвется от боли. Странно, что оно до сих пор ещё сражается, качая новую порцию чужой крови.

Парень не помнил, как его перевозили из одной больницы в другую. Помнил уже как шел по коридору, одетый в смирительную рубашку с завязывающимися за спиной рукавами. Помнил двух парней, странно похожих, с избитыми лицами в лиловых подтеках. Помнил, как его завели в кабинет, и молодой доктор беседовал сначала с Ксандром, который с мрачным видом подписывал какие-то документы, а потом и с ним.

Тиль молчал.

Всё время молчал. Не хотел отвечать доктору ни словом, ни жестом. Он хотел уснуть и не просыпаться. Но всё же не стал сопротивляться, когда за ним пришёл санитар.

Ксандр попытался сказать ему что-то на прощание, но Тиль отвернулся, не желая его слушать, и поспешил выйти из кабинета.

Санитар отвел парня в душевую, где парень смог искупаться и переодеться в больничную пижаму и новую смирительную рубашку. После чего угрюмый работник клиники проводил его в маленькую комнату с расположенным почти под самым потолком окном, до которого Тиль не смог бы дотянуться даже при всём желании. Стены, пол и дверь в палате были обиты плотным слоем очень мягкой ткани. На полу располагался невысокий, такой же мягкий матрас, застеленный простыней. А на нем покоилась подушка и покрывало, которым парень всё равно не смог бы воспользоваться из-за связанных рук.

Санитар закрыл Тиля в палате и ушел, а позже дежурная медсестра принесла ему обед и покормила его с пластиковой ложки.

Тиль не сопротивлялся и послушно делал всё, что от него требовали.

После обеда медсестра аккуратно расчесала растрепанные волосы парня и прочитала ему историю - может сказку, а может какую-то повесть. Тиль не понял. Он не разбирал слов. Мертвецам не нужны слова. Только вечный покой.

Чуть позже в палату заглянул доктор Франц, но Тиль только отвернулся от него, не желая идти на контакт.

Пусть делают, что хотят. Его дни всё равно уже сочтены.

Дня через два такого однообразного существования к нему пустили практиканта. Тиль запомнил его имя, потому что оно было таким же, как название древнегреческого города, которого сейчас не существовало. Амис. Странный парень. Просидел с ним очень долго. Сам покормил. Звал играть в снежки. Рассказывал смешные истории из жизни душевнобольных. И Тиль поймал себя на том, что один раз слабо улыбнулся ему, когда он рассказал, как когда-то человек-пёс по имени Дин покусал санитара, защищая своего юного «хозяина».

Уходя, Амис попросил Тиля не отчаиваться и хорошо питаться, и не отказываться от прогулок.

- Даже зомби гуляют. Помнишь фильмы про зомби?

Парень скривил смешную рожу и стал ходить по палате, едва волоча полусогнутые ноги и выставив перед собой руки, при этом забавно мыча, чем вызвал на губах Тиля очередную невольную улыбку.

- Выходи иногда из палаты, зомби Тиль, - попросил Амис уже нормальным голосом, - а я пришлю тебе подарок из Лондона. Хочешь подарок? Только в обмен на поделку. Чего ты хочешь? Ну. Говори. У меня скоро самолет.

- Счастливого пути, - тихо проговорил Тиль и отвернулся, пряча выступившие слёзы. - Хочу, чтобы ты хорошо долетел и не разбился.

Он, вдруг, отчаянно расплакался, понимая, что жутко боится за этого парня.

А что, если с ним случится беда, только потому, что он подошел так близко? Только потому, что затронул в душе что-то, что ещё не успело умереть?

Амис заверил Тиля, что этого не случится, и что он всё же пришлет что-нибудь в подарок, и ушел, сославшись на то, что не хочет опоздать на свой рейс.

И Тиль снова остался наедине со своими мыслями и страхами, которых с каждой прожитой секундой становилось всё больше.

Тиль чувствовал, что над ним довлеет какое-то проклятие. Он уже давно осознал, что не заслуживает счастья, и судьба в который раз подтвердила его предположения.

Но, что было самым страшным, это проклятие распространялось и на других людей.

Мама заболела и умерла. Ксандр превратился в жалкое подобие самого себя. Дик и Оскар разбежались, хотя у них всё складывалось очень хорошо. Даже эта гадина Кайра потеряла всё, что имела, из-за того, что связалась с ним.

И вот теперь он оказался в новом месте, где было много сочувствующих ему людей. И Тиль ни секунды не сомневался, что теперь все они тоже пострадают. И молодой доктор Франц, который не оставлял попыток достучаться до него. И Амис, недолгое общение с которым вызвало в душе парня проблеск радости и теплоты. И угрюмый санитар, и заботливая медсестра, и даже те парни с разбитыми лицами.

Теперь все они были в опасности. И Тиль не представлял, как оградить их от злого рока. И потому он несколько часов ревел без остановки, умоляя бога пощадить этих людей, и давая негласную клятву, что больше никогда и ни с кем не сблизится, никогда и ни с кем не заговорит, лишь бы только все эти люди не попали под действие его проклятия.

С тем и уснул глубоким, тревожным сном.

***

Амис не верил в судьбу и всегда считал, что в стечениях обстоятельств или, порой, совершенно нелепых совпадениях нет ничего судьбоносного или предначертанного. Что люди сами делают выбор, который в итоге приводит их к той или иной ситуации, которую они с дурным благоговением именуют судьбоносным предначертанием или еще какой-нибудь гадостью. И все же, когда его рейс до Лондона отменили, парень невольно задумался над тем, а не судьбинушка ли это сунула свой юркий нос в его многострадальную задницу? И, если так, то, что такого она там унюхала, что все его планы полетели к чертям под хвост?

Впрочем, долго об этом размышлять парень не стал и, созвонившись с однокурсниками, с которыми у него была договоренность провести последнюю неделю каникул за подготовкой проекта по психологии, вернулся домой, решив оставшееся до учебы время провести в Нью-Йорке и немного помочь отцу в клинике.

Конечно, это не было бескорыстным душевным порывом, и, предлагая отцу помощь, Амис преследовал собственные эгоистичные цели. Он искренне считал, что его маниакальное желание видеть Ирмана хотя бы издалека не принесет никому вреда. А общение с Алексом и вовсе поможет заключенному в психиатрическую клинику парню хотя бы на время позабыть о своих невзгодах.

Ко всему прочему Амиса очень заинтересовал новый пациент, и парень попросил у отца разрешения понаблюдать за ним, и, если это возможно, провести пару бесед.

Несколько дней Амис просматривал историю болезни Тиля Гаррета, беседовал с доктором Францем и просто наблюдал за парнем, который, несмотря на все старания Эрика, отказывался идти на контакт. Тогда Амис решил поговорить с Тилем. Но, стоило ему переступить порог одиночной палаты для тяжелых пациентов, и он сразу же понял, что новый пациент не был болен. Он был мёртв.

Едва открыв дверь палаты-изолятора, в которой содержали парня, Амис почувствовал присутствие смерти, которая степенным шагом прогуливалась вдоль мягких стен, и ощущалась буквально во всем. В спертом воздухе без единого дуновения сквозняка. В остром запахе лекарств. В пустом безжизненном взгляде темных глаз, которые, не моргая, смотрели в стену...

Живое воображение Амиса очень быстро нарисовало довольно жуткую картину начала зомби-апокалипсиса. По коже парня прошелся холодок, словно мрачная тень скользнула по затылку прохладными костлявыми пальцами и выдохнула на ухо: «Не жилец». И Амису пришлось приложить немало усилий, чтобы отогнать от себя назойливые мысли и потаенные страхи, липкими щупальцами закрадывающиеся в душу.

Он вошел в палату и, прикрыв за собой дверь, поспешил развеять гнетущую обстановку, тихо заговорив с мальчишкой.

Тиль сперва никак не реагировал, словно его органы слуха отказали, и он попросту не услышал, что к нему обращаются. Но прошло совсем немного времени, и Амис заметил, как через густой туман разлагающегося бытия проклюнулись росточки жизни. Сильные такие... зелененькие... запуганные до полусмерти, но все же стремящиеся к свету и теплу.

И ему, вдруг, стало ясно, что Тиль не умер, а просто заблудился. Что его ранимая душа всего лишь потерялась в бесконечных лабиринтах чужих душ. Он лишился надежды. Запутался. Заплутал среди колючих дебрей собственных бед. Но все же сильный дух невозможно было сломить болью и разочарованием. А в этом парне, - Амис увидел это так ярко! - было столько силы, что любой обзавидовался бы до усрачки.

Если бы у него только было больше времени. Если бы он мог остаться рядом с этим умирающим солнцем и выдернуть его из трясины отчаяния, в которой Тиль погряз по самую макушку. Если бы... если бы, да кабы...

Амиса и самого охватила какая-то жуткая безысходность. Неспособность наплевать на обязательства и на данные много лет назад обещания повергла его в кратковременный ступор, из которого парню пришлось выгонять себя пинками.

Он провел у Тиля довольно много времени. Рассказывал ему истории, немного философствовал, и просто старался отвлечь парня от гнетущих и тлетворных мыслей. И, в конце концов, у него получилось вызвать на губах Тиля опасливую улыбку.

Но время было неумолимо. Оно неслось вперед, лишая Амиса возможности помочь этому несчастному парню выбраться из бездны уныния и вновь увидеть прекрасный свет жизни. И все, что он мог сейчас сделать, это напомнить Тилю о том, что не всё ещё потеряно, и даже в его состоянии полусмерти всё ещё есть надежда на то, что жизнь засияет новыми красками.

Но на его предложение прислать из Лондона подарок, Тиль ответил лишь пожеланием счастливого пути, в котором Амис, между тем, услышал лишь беспокойство и неподдельный страх. Тот самый, который не дает дышать. Тот самый, который хуже червя-древоточца. Тот самый, который и самого Амиса уничтожал вот уже который год.

- Всё будет хорошо, - не очень радостно пообещал Амис, но слова его звучали уверенно и твердо. - Чтобы меня уничтожить, самолетам придется организовать вселенский заговор. Не думаю, что они станут так напрягаться. У них просто нет на это времени.

Тиль шутку проигнорировал. Но Амис всё же заверил его, что долетит с ветерком и без происшествий, и, коротко простившись, вышел из палаты.

До отлёта действительно оставалось немного времени, а ему еще надо было поговорить с отцом.

Грегори Сеттону, вдруг, захотелось дать сыну напутствие в дорогу. И, хоть подобное проявление родительской опеки было непривычно парню и настораживало его, отказаться и не выслушать мужчину Амис не мог.

Все-таки отец никогда ничего не делал просто так или от скуки. В его поступках и действиях всегда был какой-то смысл, упускать который Амису совершенно не хотелось.

Поэтому после визита к Тилю парень сразу же направился к отцу.

***

Когда Амис вошел в кабинет главврача, Грег указал ему на кресло рядом со своим столом и благодушно улыбнулся, окидывая взглядом повзрослевшего за полгода юношу.

Нельзя сказать, чтобы Амис сильно изменился. Вытянулся только немного, что еще больше подчеркнуло худобу его тела. И волосы стали заметно длиннее, что ничуть не портило его симпатичное лицо. А вот в глазах за прозрачными линзами очков по-прежнему блуждали призраки прошлого, которых мальчишка никак не хотел отпускать даже после стольких лет.

Хотя, отправляя сына в Лондон, мужчина искренне надеялся, что вдали от объекта своих несбыточных надежд он поймет: жизнь не стоит на месте, а окружающий мир куда больше, чем короткий отрезок коридора от ниши под лестницей до двери с надписью «шоковая терапия».

Не понял... не увидел... так и не осознал. Или просто не захотел понять?

Парень сел, улыбаясь в ответ. Поерзал в кресле, принимая удобную позу. И замер, всем своим видом излучая желание внимать.

Знал бы он, о чем думает его всегда понимающий отец, бежал бы без оглядки, спасая осколки своей детской мечты от реального положения вещей.

Впрочем, Грегори был рад, что сын всё-таки заглянул к нему перед отъездом. Во время длительного перелета у него будет время обдумать всё как следует, и принять взвешенное решение.

- Значит, всё-таки возвращаешься в Англию, - проговорил мужчина, полностью одобряя это решение.

Он опасался, как бы Амис не передумал после выходок Ирмана. Но, похоже, здравый рассудок пока еще властвовал над сердцем.

- Тридцать тысяч евро, которые ты заплатил за мое обучение, на дороге не валяются, - усмехнулся парень добродушно. – А, зная твой характер, даже боюсь предположить, чем обернется для меня подобное дезертирство. Да и без должного знания я не смогу выполнить свое «предназначение». Великая цель - огромная ответственность. Вот так вот!

- Великая цель, это, конечно же, похвально, - не смог не согласиться мужчина. - Но все же твое непостоянство тревожит. Боюсь, как бы все эти евро не вылетели в трубу.

- Эй! Я через несколько часов улетаю обратно. О каком непостоянстве вообще идет речь? - возмутился Амис беззлобно. - Да я самый постоянный человек на всей планете. Даже мне моё постоянство порой кажется идиотизмом.

- Вот как? - с губ Грега сорвался смешок. - Но, видишь ли, какое дело? В свете последних событий я увидел тебя с совершенно иной стороны. И подумал, что, быть может, всё изменилось.

- Так. Стоп! - Амис выровнялся в кресле, и теперь серьезно и с подозрением смотрел на отца через линзы своих очков. - Это в свете чего же такого странного ты меня узрел? И что такого должно было измениться, чтобы сбить меня с истинного и праведного пути?

- Прятки, - туманно проговорил мужчина. - В детстве ты ненавидел эту игру. Или я что-то путаю? Может быть, это соседский мальчишка не любил? Или у них была девочка?

Он опустил голову и задумчиво потер лоб, а потом искоса посмотрел на сына, словно ждал от него чего-то.

- Гадкая игра.

Амис даже плечами передернул.

Он помнил тот ужасный день, когда соседские ребятишки подлым обманом заставили его участвовать в массовом психозе под названием «прятки». Даже сейчас не особо радужные воспоминания из детства противной дрожью отзывались во всем теле Амиса, и к этим ощущениям примешалось непонимание, отчего, вдруг, отец заговорил об этой идиотской детской забаве.

- И соседских детей было двое, - напомнил Амис, силясь понять, к чему клонит родитель. - Две вероломные стервы. Кристи и Мисти. Идиотские имена, полностью отражающие внутреннее содержание своих владелиц. А с чего это ты вдруг вспомнил о них?

- Значит, все-таки это ты не любил! - непонятно чему обрадовался Грег. - И что же произошло? Почему ты, вдруг, изменил свои взгляды на эту игру?

- Да о чем ты? - с недоумением в голосе спросил Амис, на самом деле ничерташеньки не понимая. - С чего бы мне менять свои предпочтения? Прятки - зло. Сатанинский обряд по призыву всякой нечисти. Человек прячется, ты его ищешь. Даже находишь. Но ведь никто никогда даже не пробовал задуматься, кого именно он нашел. А тот ли это человек, которого ты искал? Или ты просто обманываешь самого себя? Вдруг это демон или призрак, или еще какая-нибудь потусторонняя дрянь?

- Ну тогда мне, видимо, стоит поспешить на улицу и отыскать в кустах своего замерзшего насмерть сына, которого заменила некая потусторонняя дрянь, убеждающая меня, что она и есть моё дитя. - Грег даже встал со своего кресла и потянулся за шарфом, который висел на спинке его кресла. - Но учти, выкидыш преисподней, твою учебу я оплачивать не намерен. И ты вынужден будешь отработать каждый цент, который я на тебя потратил.

Амис с недоумением смотрел на отца. На то, как он медленно и тщательно обматывает шарф вокруг своей шеи, словно пытается задушить сам себя; как механическими движениями поправляет на себе халат; как пустым и ничего не выражающим взглядом всматривается куда-то за его спину.

В горле парня пересохло. Детские страхи, вдруг, вырвались из своей темницы и теперь, изголодавшиеся и полуживые, поползли по венам леденящими кровь опарышами.

- Пап! - хрипло позвал Амис. - Ты меня пугаешь. Вот, правда, очень сильно пугаешь.

- Ну вот, снова... - Грег посмотрел на мальчишку, который даже с лица сошел. - Мой сын не боялся меня. Он вообще мало чего боялся. И что я увидел не так давно, случайно выглянув во двор? Как мой бесстрашный мальчик зайцем улепетывает в кусты, чтобы спрятаться от человека, которого он обещал не бросать. Так, где же мое дитя, демон? Под каким из сугробов я найду его замёрзший труп?

Амис молчал. Совсем недолго. Каких-то пару мгновений, но ответ в голове созрел почти сразу.

- При чем тут сугробы? - горько усмехнулся он. - Под дверью кабинета шоковой терапии, кажется, все еще виднеется лужа его крови. Она так сильно въелась в пол, что не вымыть. А, вообще, его части можно найти по всей клинике. Немного осталось в школе святого Исаака. И парочка в саду, под вишнями.

Амис вздохнул и прикрыл глаза.

- Раскидало меня по всему Нью-Йорку. Хочу собраться. Хочу стать целым. Но почему-то не получается.

- А я знаю почему.

Грег вернулся в кресло и, выдвинув ящик стола, порылся там, в поисках одной очень интересной вещицы. Выудив с самого дна потрепанное временем фото двух мальчишек, он придвинул его к Амису, который изумленно вытаращил глаза и даже побледнел немного.

- Ты обещал ему и обманул. А теперь играешь с ним в прятки, снова вводя в заблуждение. Он тебе больше не нужен? Так скажи об этом прямо. Скажи ему это в глаза. Не этому фото. Не мне. Не себе. Ему. Иди прямо сейчас и открыто заяви, что сдаешься. Что устал. Что больше не хочешь такой жизни.

- Я не могу, - тихо и обозленно проговорил парень.

Старое, потертое на уголках фото. Два счастливых лица. Две счастливые души. Две сломанные жизни. Так давно... так безумно давно это было.

- Я хочу ему помочь. Я ведь обещал. И я не обманывал. Я старался. И сейчас... я стараюсь. Думаешь, мне легко? Думаешь, это все от скуки? Да к черту такие развлечения!

Пальцы сжались в кулак, и Амис отвернулся от отца, чтобы скрыть появившиеся на глазах слезы.

Как мальчишка, честное слово. Как будто вернулся в детство, и пытается спрятать от родителей свою слабость!

- А что мне еще думать? - изумленно проговорил Грег. - Ты был таким уверенным, когда обещал доктору Уэйну не сдаваться. Но я как специалист тебе заявляю: ты сдался, предал, а все твои попытки оправдаться передо мной, лишь конвульсии издыхающей уверенности! Что ты собираешься делать дальше? Сбежишь в Лондон? Или, быть может, забьешься в какую-нибудь нору в Тибете, где он тебя уж точно не найдет? Ты стал непостоянным и трусливым. И я не уверен, что в будущем смогу тебе доверять.

- Я не струсил, - осторожно сказал Амис.

Он хотел верить в свои слова, но что-то внутри ломалось с громким треском, отчего уверенность в собственных намерениях таяла подобно весеннему льду.

- Но у меня не хватает опыта. Мне нужна практика. Ирман болен. А я еще недостаточно квалифицирован, чтобы ему помочь.

- И что ты хочешь этим сказать? - спросил мужчина. - Что, окончив колледж, вернешься в Нью-Йорк, найдешь Ирмана и возьмешься за исцеление его тяжкой болезни? Я всё верно понял?

- Ну... да.

Амис чувствовал в словах отца подвох. Тонкий, почти незаметный, ощутимый на уровне подсознания, но всё же заставляющий осторожничать со словами и действиями.

- Собираюсь. А что не так? Я буду с ним, как и обещал. Я помогу ему, как и обещал. Он исцелится, как и обещал мне когда-то.

- Только не говори мне, что намерен связать с ним свою жизнь! - взмолился мужчина. - Амис, ты серьезно? Я не могу в это поверить!

- Значит, в Санту ты веришь, а в сына нет? - скептически поинтересовался парень, пряча за этой глупостью свои страхи.

Он хотел бы получить от отца поддержку, но... Грегори Сеттон, похоже, хотел обеспечить его чем-то иным.

- Я еще не уверен, сын ты мне или оборотень. - Покачал мужчина головой. - Я хочу услышать подробное описание того, какой ты видишь свою дальнейшую жизнь. Я хочу быть уверен, что вкладываю свои деньги в твоё будущее, а не в фонд поддержки Санта-Клауса.

- Подробно, значит? - Амис призадумался и почесал кончик носа, одновременно поправляя чуть съехавшие на переносице очки.

Хм... а ведь он толком никогда и не задумывался о подобном. Нет, представления о чем-то светлом, прекрасном и просто обалденно-сказочном у него были, но вот чтобы в подробностях...

- Ну... я закончу колледж и вернусь домой. Потом, на правах квалифицированного специалиста, возьмусь за Ирмана. Я смогу ему помочь. Заставлю вспомнить себя. Излечу. Я смогу это сделать. Ведь он меня любит. Как бы он ни отнекивался, его угрозы и страхи тому доказательство. Я буду с ним. Постоянно. Больше не брошу его. Больше не оставлю. Стану опорой и поддержкой. Стану тем, кого у него отняли так давно. Тем, кто был верен своему слову и выдержал все испытания, лишь бы не оступиться от своего обещания.

- То есть, позволишь ему приковать себя наручниками к кровати, пока он не вспомнит себя и тебя, и свою прошлую жизнь, так? А после того, как у него в голове просветлеет, и он признается тебе в любви до гроба, ты будешь жить с ним под одной крышей, делить с ним постель, кров и пищу? И если он, вдруг, эгоистично потребует от тебя быть рядом с ним каждое мгновение, не отходить ни на шаг, видеть только его... что тогда?

Грег даже подался вперед, вглядываясь в лицо сына, чтобы ничего не пропустить. Ни единой его эмоции, ни тени сомнения в его взгляде.

- Я соглашусь с его требованиями, - не раздумывая ответил Амис.

Он хотел показать отцу свою решимость. Хотел доказать твердость и упорство. Но по взгляду родителя понимал, что доказывает исключительно свою упоротость.

- Да что не так-то опять?!

- Да всё! - Грегори даже за сердце схватился в притворном ужасе от услышанного. - Впрочем, теперь все сомнения отпали. Ты совершенно определенно сын... не факт, что мой, это у мамы надо уточнить. Но... ты Амис, которого я знаю с рождения. Теперь я в этом уверен на все сто процентов.

- И что именно в моих словах вселило в тебя такую... бурную уверенность? - чувствуя себя не самым лучшим образом, спросил парень.

Отец умел говорить так, что после его вполне себе приятных слов, хотелось пойти и смыть с себя ведро помоев. И этот случай не стал исключением.

- Ты в последнее время странно реагируешь на правду, - проговорил парень.

- Я реагирую не на правду, а на глупость, - ответил мужчина. - Не думал, что в тебе её настолько много.

Грег резко вздохнул и поменял позу на более официальную, как будто перед ним сидел клиент или пациент.

- Значит так! – сказал он. - Давай начистоту. Ни один демон или оборотень, да даже эльф, сбежавший от тирании Санты, ни за что на свете не согласился бы до конца своих дней быть содержанкой Ральфа Гердера. Но мой сын, похоже, чает и лелеет эту мысль, безбожно распуская в никуда мои капиталы. Амис, это плохая идея. Это погубит твою жизнь. Я редко вмешиваюсь, но...

Мужчина развел руками и поджал губы, выражая все свое негодование подобным взглядом на вещи.

- Чьей содержанкой? - опешил Амис.

Ему сначала показалось, что он ослышался, но скепсис на лице отца доказывал обратное.

- При чем тут этот человек? Не понимаю тебя.

- Предположим, Ирман тебя вспомнит, что сомнительно, ведь его болезнь ему удобна. Так вот предположим, лет через десять это произойдет... - мужчина посмотрел на сына в надежде увидеть в его взгляде просветление, но не увидел, и продолжил, разжевывая каждое слово: - За чей счёт вы будете всё это время жить? Ведь ты не сможешь работать. Потому что, судя по его поведению, он запрет тебя в клетке и не будет отпускать, пока ты ему не надоешь. А после всего этого, когда между вами наступит такая желанная тобой идиллия, кто будет оплачивать ваши счета, кто будет вас кормить, кто будет вас одевать? Точно не я, уж будь уверен. Или ты думаешь, Ирман пойдет на работу? И на какую должность? Ведь он неуравновешенный псих, не способный на контакт с нормальными людьми, как он сам заявляет уже много лет! Амис, очнись. Этого ребёнка больше нет! Он больше никогда не вернётся!

Грег схватил фото и разорвал его на четыре части, после чего безжалостно выбросил в мусорное ведро, предупреждающе глядя на сына, чтобы тот не вздумал позариться на осколок прошлого, который ненужным балластом висел на его шее.

- Ты его не вернешь, - уверенно заявил мужчина. - Поверь моему опыту. Ты будешь жить в аду, спонсором которого выступит Гердер-старший. Неужели твоя любовь настолько сильна, что ты готов пойти на такие жертвы? А любовь Ирмана? Насколько сильна она? Как сильно он нуждается в тебе? Сколько усилий он приложил, чтобы быть рядом с тобой?

Амис открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, и тут же закрыл его, растерянно глядя на разорванное фото.

- Я не хочу, чтобы ты отвечал мне сейчас, - уже более мягко проговорил Грег. - Я не хочу подвергать сомнению твою любовь к этому невинному ребёнку. Но я хочу, чтобы ты всё взвесил. Чтобы посмотрел на эту ситуацию под другим углом. Чтобы разобрался в себе, пока ещё не поздно. Ты считаешь Ирмана больным, но болен ли он на самом деле, или ему просто удобно так жить? Вот моя загадка, которую ты должен будешь разгадать. А совет получишь, когда примешь решение. Кстати, летом жду тебя в клинике на практику. Смотри, не подведи меня. В конце концов, я возлагаю на тебя большие надежды.

- Большие надежды, - глухо повторил Амис, не в силах оторвать взгляд от разорванного на клочки прошлого.

Вылитая на его голову информация свинцовыми пулями вонзалась в сердце. Больно. Больно и противно. Ну что за бред?! Ирман вылечится и тогда... тогда всё будет совсем не так, как описал отец. Всё будет по-другому. Всё будет иначе.

Амис был уверен в этом. И эта уверенность пульсировала по венам, заставляя сердце биться ровнее и спокойнее.

- Я подумаю, - сказал парень, сдерживая обиду на отца за то, что мужчина даже не пытается его понять. - Обязательно подумаю. Так что твои финансы... прости, надежды, оправдаются.

Он посмотрел на часы и криво усмехнулся.

- Мне пора. Самолет ждать не будет. Он же не я.

- Да. - Кивнул Грег. - Он не ты.

Мужчина видел, что расстроил сына. Но расставаться с прошлым иногда бывает нестерпимо больно. И хоть это необходимо, порой, боль становится такой невыносимой, что ты готов стерпеть всё, что угодно, лишь бы никогда больше не испытывать её.

И все же Грег считал, что должен был открыть сыну глаза. Ради его же блага. Ради его же счастья. В конце концов, трезвый взгляд на вещи может стать той спасительной соломинкой, которая нужна Ирману, чтобы по-настоящему исцелиться. А может и не стать. Всё зависит от того, чего хотят обе стороны. И, если Ирман с Амисом перестанут решать друг за друга кто из них в чём нуждается, быть может, что-то у них получится.

Хотя, Грег готов был поставить весь свой многолетний опыт на то, что у этих отношений нет шанса. Впрочем, расстраивать сына ещё сильнее он не хотел. А потому встал и, протянув ему руку, сказал благодушно:

- Счастливого тебе пути, Амис. Я верю, что ты сможешь всё преодолеть и найти единственно верное решение этой проблемы. Просто доверься себе. Себя не обманешь, как бы ни старался.

- Да. - Амис встал с кресла и пожал руку отца. - Не обманешь.

Он поднял на родителя холодный взгляд.

- А я бы с радостью... обманулся. Было бы не плохо.

Мужчина не ответил. Лишь хлопнул его по плечу и сочувственно кивнул.

«Что ж», - подумал Амис, направляясь к выходу из отцовского кабинета, - «похоже, время играет со мной злую шутку. Со всеми нами. Но этот путь надо пройти до конца. Раз уж ступил на дорожку из битого стекла и горящих углей, иди и не вякай. Знал, что делаешь. И уж точно не надеялся на то, что будет просто».

***

Гул двигателя, приглушенный и не раздражающий, окутывал сознание Амиса какой-то странной полусонной пеленой. Такси везло парня в аэропорт, откуда через полтора часа самолет унесет его далеко за океан.

Жизнь не стоит на месте. Ничто не стоит на месте. Всё меняется, всё проходит. И только чувства в израненном сердце, как и прежде, остаются властителями души.

Амис думал над словами отца и был уверен, что мужчина ошибается. Он верил в то, что Ирман способен излечиться. Он верил в то, что его социопатичность можно изничтожить. Верил в то, что дикий необузданный зверь не отпустит свою «добычу». А, значит, найдет. Значит, ничто не сможет его остановить и удержать. И даже расстояния и океаны не станут ему помехой.

Ирман хотел его видеть. Требовал встречи. Рвался к нему. Поэтому найдет способ получить желаемое. Теперь-то уж точно не отступит. Найдет возможность добраться и до Лондона, и до Тибета. Найдет того, кто терзает его сердце, и заберет себе. Его ведь никогда не останавливали преграды и трудности. Он стремился вперед. Всегда. И пусть это не было заметно. Пусть слепцы, окружающие их, не видели его стараний, но Ирман всегда подсознательно направлялся к тому светлому и безоблачному будущему, которое их ожидает. Амис верил в это всей душой.

А значит, к черту сомнения и недоверие!

Надо всего лишь подождать. Немного подождать и... заключить своего зверя в объятия.

- Я подожду, - улыбаясь своим мыслям, проговорил Амис негромко.

Водитель такси с подозрением покосился на него в зеркало заднего вида, но ничего не сказал и вновь уставился на дорогу.

- Не впервой.

Еще шире улыбнулся парень и прикрыл глаза, уже чувствуя, как перемены увлекают его за собой в сырость Лондонских туманов.