***

Витя словно прирос к месту. Он смотрел на направляющегося к входной двери мужчину и не мог пошевелиться.

В голове все еще звенели слова Айзека, но они расплывались подобно желе в жаркий день и никак не хотели собираться в удобоваримую информацию. А сердце все отстукивало и отстукивало яростную дробь, требуя очнуться и выйти из ступора.

«Он всё не так понял. Все не так! Не так!» - вдруг завопил внутренний голос, и Витя бросился следом за мужчиной.

- Айзек... - парень схватил любовника за локоть, неистово сжимая пальцы на его пиджаке.

И уткнувшись лбом в его спину, тихо проговорил, чувствуя, как от охватившего душу страха тело начинает сотрясать мелкая дрожь:

- Айзек, я ни к кому не прикасался. Никого не целовал. До этого не доходило. Я сбегал. Трусливо сбегал, понимая, что не смогу ничего сделать. Я бежал от себя, от тебя, от этих глупых девчонок. Меня оскорбляли, надо мной смеялись, мне советовали обратиться к врачу. А я возвращался домой и ложился спать. Закрывал глаза и представлял, что вернулся обратно в ту сказочную неделю. Представлял, что ты рядом. Что ты со мной. Это глупо, но это было. И, если мои жалкие попытки вернуться к обычной жизни задели твое самолюбие так сильно, что ты не способен меня понять, я не буду тебя останавливать и удерживать. Не буду. Прости, что не оправдал твоих ожиданий. Мне, правда, жаль, Айзек.

Витя замолчал и, глубоко вздохнув, прикоснулся к спине мужчины губами. А потом молча развернулся и, вернувшись в комнату, прикрыл за собой дверь, чтобы не видеть, как Айзек навсегда уходит из его жизни.

Пока Виктор пытался объясниться, Айзек в упор смотрел на дверь, почти не моргая.

Слушая тихий, срывающийся голос парня, он понимал, что ярость не утихает, а вспыхивает все сильнее, все ярче, наполняя его силой, волей к жизни, желанием сражаться... сражаться до самого конца за то, что было для него бесценно.

Саданув кулаком по деревянной облицовке входной двери, мужчина развернулся и вошел в комнату Виктора.

Мальчишка вскинул на него несчастный взгляд, в котором, тем не менее, читался вызов и желание отстаивать свою правоту до конца. Но Айзек не дал ему и рта раскрыть, сграбастав его в объятия и неосознанно сжимая в кулаке волосы на его затылке.

- Не смей никогда больше ни на кого... ни единого взгляда, ни единой мысли, ничего... - зашипел Айзек, с трудом сдерживаясь, чтобы не повалить строптивца на кровать и не отыметь его со всей жестокостью. - Иначе я не сдержусь... я не сдержусь и сделаю тебе очень больно.

- Айзек, ты уже делаешь, - выдохнул Витя со стоном.

Но мужчина не дал ему договорить, впиваясь в его губы поцелуем и понимая, что сходит с ума, сгорая от ревности и, в то же время, сгорая от безумной любви к нему.

Вот это драйв настоящих отношений! Адреналин, пульсирующий по венам. Огонь, заставивший чувства вспыхнуть с новой мощной силой!

- Мальчик мой... - зашипел Айзек, больно, но не до крови укусив мальчишку за губу. - Ты мой... ты принадлежишь мне. Но ты забыл об этом и причинил мне боль. А теперь подумай над тем, что бы ты делал, если бы узнал, что я засматривался на кого-то? Если бы узнал, что я пытался завязать с кем-то знакомство... что я пытался уложить кого-то в постель с единственной целью выбросить тебя из своей жизни только потому, что ты не дал мне свой адрес, а вас таких Викторов Воронцовых тысячи во всей Украине. И, если ты почувствуешь что-то отличное от моего, то у нас с тобой разные пути.

- Ты эгоист, Айзек, - укусив мужчину в ответ, сказал Витя. - Ты ужасный эгоист. Думаешь, мне было легко? Думаешь, я нормально жил все это время? Да я с ума сходил только от мысли, что ты специально ушел в тот день, чтобы не видеть меня. Что таким образом ты дал мне понять, что этот курортный роман подошел к концу, и продолжения не будет. Что сладкий сон закончился, и пора возвращаться к жестокой и не очень приятной реальности. Моя последняя надежда умерла в тот момент, когда стюардесса чуть ли не пинками загнала меня в самолет. Я пытался вернуться к жизни. Хотя бы для того, чтобы учиться. Чтобы не расстраивать родителей. Чтобы... чтобы... чтобы помнить тебя...

- Значит, если бы я таскался по мальчикам, а потом пришел и начал рассказывать тебе, как мне жаль, ты простил бы меня и сказал: «Все нормально, Айзек. Ты ведь здесь. К чему вспоминать прошлое»?

Мужчина провел ладонью по волосам Виктора и едва сдержал себя, чтобы вновь не вцепиться в них со всей силы.

- Да, - уверенно заявил Витя. - Все было бы именно так. Потому что, если ты приехал, значит, я не развлечение на одну ночь, а действительно важен для тебя.

Витя отвернулся, чувствуя, как слезы подступают к глазам и сжимают горло невидимой дланью.

- Ты живой человек, Айзек. И у тебя, как и у любого другого мужчины, есть потребности. Онанизмом напряжение не снимешь, так как сексом, а, учитывая, что ты собираешься открыть школу, в которой будет сотня, если не больше всяких разных... это...

Парень замолчал, прикрывая глаза, и практически не дышал от представшей его воображению картины.

- Ты ведь не монашка, Айзек. И я прекрасно понимаю, что хранить целибат у тебя не получится.

- Сложно нам с тобой будет прийти к соглашению, - проговорил Айзек, чувствуя, что начинает понемногу успокаиваться. - Ты, быть может, и готов прощать мне измены, но я не думаю, что смогу нормально жить на другом континенте и знать, что ты в это время удовлетворяешь свои потребности с развлечением на одну ночь. Такие отношения не для меня. Старость и стрессы не лучшие попутчики.

Витя сделал глубокий вдох и повернулся к мужчине.

- Я говорил не про себя, - негромко пояснил он. - Я уже не могу смотреть на других. И, судя по всему, вряд ли смогу в будущем. Я не знаю, Айзек. Я не могу сказать, что такое чувство посетило меня впервые. Если скажу, это будет неправдой. Но такое сильное, такое, что выжигает всё внутри, такое, что вырезает острым ножом на сердце твое имя... такое в первый раз. К тому же тебе будет куда сложнее удержаться от соблазнов, чем мне. Вокруг тебя, скорее всего, постоянно вьются какие-нибудь личности. Я просто не хочу о них знать и думать. Для меня есть только ты. И мне этого достаточно. И мне будет достаточно знать, что для тебя существую только я. И... я не могу тебе этого объяснить. Просто не могу. И больше всего я боюсь, что ты меня просто не поймешь, расценив мои слова и мысли как безразличие к тебе. Это не так, Айзек. Это совершенно не так.

- Да, ты прав, - сделав глубокий успокаивающий вдох, Айзек обнял Виктора, понимая, что, если сейчас же не загнать вспыхивающее в груди пламя ревности как можно глубже, оно сожрет его живьем, - вокруг меня действительно много всяких разных личностей. Всяких мразей, которым только и нужно, что мои деньги, или моя власть, или мои связи. А многие из них, даже большинство, лижут задницу моему брату и красной ковровой дорожкой стелятся у моих ног. И я так устал от их льстивых лиц, что меня тошнит, стоит только вспомнить хоть одного из них. А ты моя тихая гавань. И мне так хочется знать, что, что бы ни произошло со мной, у меня будешь ты, и ты будешь только моим. И без этой уверенности я буду слаб, и рано или поздно не смогу достойно принять очередной удар судьбы. Теперь ты понимаешь, как нужен мне? Понимаешь, почему я здесь, с тобой, а не где-то в объятиях развратной дырки?

Витя взял руку Айзека и поднес ее к своим губам. Поцеловал открытую ладонь мужчины и, неотрывно глядя в его глаза, сказал:

- Помнишь, там, в Египте, я сказал тебе, что, если ты приедешь ко мне, то я сделаю все, что ты захочешь. Все, что ты попросишь. Помнишь?

Пальцы Виктора скользнули по колючей щеке Айзека, погладили ее и сместились на губы.

Вите нравилось прикасаться к мужчине, но сейчас каждое прикосновение к Айзеку было не обычной лаской, а чем-то большим, чем-то сродни ритуалу, словно сейчас он приносил ему обет вечной верности и любви.

- Я сделаю для тебя всё, Айзек. Всё что ты захочешь. Тебе надо лишь озвучить свое желание.

- Будь только моим... - прошептал мужчина, прикрывая глаза и целуя подушечки пальцев Виктора. - До последнего моего вздоха, будь моим. Этого хочу. Только этого и хочу.

- Буду, Айзек. Буду, – ответил Витя и, потянувшись вверх, мягко поцеловал мужчину. - Я сейчас задам только один вопрос. Только один, Айзек. Как ты можешь быть уверен в моей верности, если мы так и будем жить на разных континентах? Как я могу быть уверен в том, что тебе не понарасказывают обо мне всякой дряни? Айзек, ревность такая паршивая штука, что, если она завладеет твоим сознанием, то словам любимого человека ты можешь уже и не поверить. Ты будешь верить кому угодно, но не тому, от кого ждешь верности.

- Нет, - мужчина покачал головой и улыбнулся мальчишке, который смотрел на него так серьезно, словно от его ответа зависела вся их дальнейшая жизнь. - Ты не прав.

Отстранившись от Виктора, Айзек присел рядом со своей сумкой и вытащил из внутреннего кармашка коробочку с кольцом, купленным в Египте. А потом поднялся и вложил подарок в ладонь парня.

- Что это? – спросил Витя.

- Я купил это в Египте для тебя, - ответил Айзек. - Хотел отдать перед отлетом, и не смог. Виктор, в любимом сомневается лишь тот, кто сомневается в себе. Я же в себе полностью уверен.

Мужчина провел ладонью по щеке парня, пытаясь поверить и до конца осознать, что они снова вместе, и продолжил:

- Сегодня мое безумие было обоснованным. Ты дал мне повод, признай это, и давай забудем обо всем, как о плохом сне. Ты не знал, приеду я или нет. Ты хотел меня забыть, и я понимаю, почему ты хотел это сделать. Но теперь ты знаешь, что я с тобой, и что в любой момент, когда ты того ни пожелаешь, я приеду к тебе. А я приеду... тебе стоит только позвать. Поэтому в интрижках на стороне у нас с тобой не будет нужды. Нам незачем сомневаться друг в друге. Ты согласен?

Витя несмело перевел взгляд на свою ладонь, а потом осторожно заглянул под крышку коробочки и с удивлением уставился на красивый золотой ободок с выгравированными на нем письменами.

- Это мне? – растерянно спросил он, не в силах оторвать взгляд от красивого украшения. - Ты, правда, хотел подарить мне его?

Мужчина кивнул, и Витя до боли закусил губу от охвативших его эмоций.

- Айзек... – Дрожащей рукой Витя надел кольцо на безымянный палец левой руки и просиял счастливой улыбкой. – Что ж, торжественно объявляю нас мужем и... мужем. Жених может поцеловать жениха и... жених теперь может делать с женихом все, что ему будет угодно.

- Какой прыткий, - рассмеялся Айзек и сгреб мальчишку в объятия. – Кстати, я привез не только кольцо, но и полное медицинское обследование недельной давности, где говорится о моем идеальном здоровье. Так что придется тебе принять меня целиком и полностью.

От горячего шепота мужчины по телу Виктора прошла сильная дрожь. Внутри все скрутило в тугой узел и, рвано выдохнув воздух, Витя почувствовал, как пах моментально отзывается на одну только мысль о том, что уже совсем скоро Айзек будет в нем.

- Хочу тебя, - целуя мужчину в шею, быстро зашептал Витя и кинул взгляд на часы, висящие на стене. - Безумно хочу тебя. Вот только времени мало. Очень мало. Мама скоро вернется с работы.

- Я постараюсь не растягивать удовольствие, - прошептал Айзек, прихватывая зубами мочку уха мальчишки, и начиная расстегивать свою рубашку. - В конце концов, у меня полгода никого не было. Сжалься надо мной. Позволь взять тебя сейчас.

Словно завороженный Витя смотрел на то, как раздевается Айзек. И, когда пуговицы на его рубашке были расстегнуты, парень не удержался и провел кончиками пальцев по обнаженной груди мужчины, наслаждаясь теплом его кожи и глубоко вдыхая его немного резковатый аромат.

- Ты так красив, - прошептал Витя и, склонив голову, обхватил губами темный сосок Айзека, скользнул по нему языком, а потом несильно прикусил. - Так красив. - Поцелуй в ключицу. - Я безумно по тебе скучал. - Прикосновение губ к шее, и вспышка восторга в груди, когда мужчина издал тихий протяжный стон. - Я люблю тебя.

От этих таких простых слов у Айзека сперло дыхание. Всё внутри обожгло огнем, и этот жар начал расползаться по телу мужчины, наполняя собой каждую клеточку организма.

- Мальчик мой... - прохрипел Айзек, крепко прижимая мальчишку к себе, - нельзя же вот так... неожиданно... мой хороший... мой сладкий.

Мужчина обхватил лицо Виктора ладонями, глядя в его затуманенные страстью глаза, и нежно поцеловал его в чуть приоткрытые губы, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства, чтобы Виктор понял, чтобы осознал, что его любовь не безответна.

Сердце Айзека сходило с ума от счастья, голова кружилась, а тело пылало, и было таким легким, что мужчине казалось, он может легко воспарить над полом.

Такое с ним было впервые. Все чувства, которые он испытывал, когда слышал от своих любовников заветное «люблю», сводились к благодарности и желанию любить в ответ.

Здесь же никаких ответов... только безумие... чистое, неприкрытое безумие и желание отдать всего себя... все, что у него есть... и даже то, чего нет... найти, завоевать и отдать этому юному, прекрасному, восхитительному мальчику, который заставил его забыть обо всем на свете.

Мира вокруг больше не существовало. Ни города, ни дома, ни комнаты... все исчезло. Осталось только любимое до боли лицо Виктора, на мгновение исказившееся от муки, когда Айзек, наспех разработав его жаркий проход, вошел в него без презерватива, наконец-то обретая полное единение с желанным человеком.

- Мальчик мой... – сипел мужчина, постепенно набирая темп, стараясь двигаться как можно спокойнее, чтобы не травмировать мальчишку.

Но, как только Виктор задрожал в его руках и застонал, отвечая на стимуляцию простаты, Айзек отпустил себя.

Навалившись на мальчишку, он заглушил поцелуем его глубокие, протяжные стоны, и начал двигаться быстрее, одной рукой сминая бедро закинутой на его спину ноги, второй обнимая Виктора за шею и таким образом крепко прижимая его к себе, чтобы чувствовать его всего полностью... до конца.

Айзек не дал Вите даже возможности привыкнуть к его немаленькому органу и начал двигаться. Но осознание того, что мужчина здесь, с ним, что именно он покрывает поцелуями его лицо, что именно его руки сминают кожу, что именно его голос нашептывает слова нежности, затмило боль. И Витя ответил. И на страстные поцелуи, и на слова, и на каждое прикосновение.

Парень выгибался навстречу ласке, скользил ладонями по сильным плечам и спине мужчины, подавался навстречу его движениям. И все шептал, словно в лихорадке:

- Люблю тебя... люблю... Айзек, я люблю... тебя...

От этих слов, наполненных чувствами, Айзеку было даже немного больно. Он так сильно хотел ответить Виктору, сказать о том, что тоже любит своего вредного непокорного мальчика. Так сильно любит, что сходит с ума, что умирает каждую секунду без него. И, в то же время, Айзек не мог позволить себе произнести эти проклятые слова, чтобы не навлечь на мальчика беду. И ему только и оставалось, что рычать от восторга, чувствуя приближение оргазма, и требовательно водить ладонью по пульсирующему члену мальчишки, чтобы и он кончил.

И, дождавшись, когда ладонь обожгло струей спермы Виктора, Айзек выплеснулся в него и тяжело повалиться на его худое вздрагивающее тело, продолжая целовать влажную от пота шею, чуть приоткрытые губы, закрытые веки, лоб, виски и снова губы, не в силах остановиться или оторваться от мальчишки.

Горячие и нежные поцелуи. Тяжелое дыхание. Пульсирующий член, изливающий в него свое семя. И... ни единого слова о чувствах.

Вите стало до ужаса обидно. Он так сильно хотел услышать от Айзека слова любви, но в итоге так их и не дождался.

В душе парня царил сумбур и смятение. Все еще расслабленное после секса тело жаждало покоя, но эмоциональное состояние Вити требовало уединения. И потому, как только Айзек скатился с него и лег рядом, Витя поднялся с кровати и направился к выходу из комнаты, тихо матерясь и чувствуя, как по бедрам стекает теплая сперма Айзека.

«Вот же!» - ругался он, направляясь на кухню. – «Теперь пока отмоешься, сто лет пройдет. Блядство!»

Едва мальчишка скрылся в коридоре, Айзек встал и, застегнув штаны, которые в спешке так и не снял с себя, пошел следом за ним.

- Виктор, что случилось? Почему ты ушел? – спросил он.

Парень, все еще полностью обнаженный, стоял у плиты и пытался поджечь газ спичками, которые тухли, даже не успев толком разгореться. На столе уже образовалась небольшая горка из бракованных палочек, которые мальчишка с остервенением переламывал на две части.

- Позволь мне.

Айзек подошел к нему сзади и, отобрав коробок, с третьей попытки поджег-таки конфорку под большой кастрюлей с водой и поцеловал парня в плечо.

- Зачем тебе столько воды? - поинтересовался он, обнимая Виктора и прижимаясь грудью к его влажной холодной спине.

Витя поджал губы.

Обида все еще грызла его сердце, а неприятное ощущение в заднице только сильнее разжигало недовольство парня. И, когда губы Айзека коснулись его кожи, Витя лишь раздраженно повел плечами и отстранился от мужчины.

- Зачем-зачем? - пробубнил он и, схватив с полки салфетку, стер струйку спермы со своей ноги. - Мыться буду. У меня сейчас такое ощущение, будто я обосрался. Приступ диареи, не иначе, что б тебя!

- Мыться? - нахмурился Айзек, с подозрением глядя на кастрюлю. - Мыться - это хорошо, но зачем ты греешь воду?

- Господи! Айзек! - Витя с каким-то ненормальным бешенством кинул салфетку в мусорное ведро и повернулся к мужчине.

Живот начинал болеть, а ощущения того, что у него началось расстройство желудка, становилось все навязчивее, и это совершенно не придавало парню хорошего расположения духа.

- Ну разве это не очевидно? Я грею воду, чтобы помыться. Сам посуди, это логично, с какой стороны ни посмотри. Чтобы искупаться, нужна вода, желательно горячая. Я хочу горячую воду. И, чтобы ее получить, я ставлю воду на огонь. Элементарная физика для исполнения примитивных желаний.

Он повернулся к небольшому подвесному ящику и, сняв с ручек тонкую резинку, предотвращающую самовольное открытие створок, взял с полки аптечку и принялся рыться в ней в поисках обезболивающего.

- Примитивные желания в примитивном мире, - задумчиво проговорил мужчина, сжимая снятую со шкафчика резинку двумя пальцами и рассматривая ее на свет. - А что случилось с коммуникациями и водопроводом? И... для чего нужно вот это?

Он продемонстрировал мальчишке резинку и тут же нахмурился, глядя как тот ищет какие-то таблетки.

- Это? - Витя достал упаковку анальгина и, выдавив таблетку себе на ладонь, бросил остальные в аптечку, а потом повернулся к Айзеку и забрал у него резинку. - Это нужно, чтобы дверцы не открывались сами.

Он поставил аптечку обратно на полку и демонстративно вернул резинку на положенное ей место.

- Вот так.

А потом, налив в стакан воды, бросил таблетку в рот и быстро запил ее несколькими большими глотками.

- А горячую воду у нас в городе отключили пару лет назад. Теперь вот вернулись к истокам, так сказать. Ты чай будешь? Или, быть может, есть хочешь?

Айзек внимательно следил за действиями парня, не понимая, почему нельзя сменить слабые магниты на дверцах на новые, и почему жители города не подали в суд на коммунальную службу, лишившую их горячей воды?

Но состояние здоровья Виктора интересовало его сейчас гораздо больше, чем всё остальное. Тем более что мальчишка был не на шутку раздражен и явно злился. Вот только было ли это очередным капризом, или он действительно на что-то обиделся, еще предстояло выяснить.

- Зачем тебе таблетка? Тебе плохо? – спросил Айзек участливо.

- Противозачаточные средства, - съязвил Витя и окунул палец в воду, прекрасно понимая, что она еще не нагрелась, но все же поддавшись своему нетерпению. - Так ты хочешь есть или нет?

- Хочу. - Айзек перехватил Виктора за запястья и резко привлек к себе, не позволяя отстраниться. - Я хочу есть, хочу спать, хочу быть с тобой и хочу знать, что у тебя болит, и почему ты разозлился на меня?

- Пока мама не придет, могу предложить тебе только бутерброды. Она меня убьет, если узнает, что я готовил сам. А она узнает, будь уверен. Спать уложу, и даже колыбельную спою. Болит живот, но думаю это естественно. А разозлился... - Виктор замолчал, понимая всю глупость своей обиды.

Нет, ну действительно, стал бы человек нестись хрен знает куда, просто для того, чтобы потрахаться? Не стал бы. Тем более Айзек. И его появление в жопе мира могло означать только одно - чувства у него есть, и они охренетительно сильные.

- Я не злюсь, - немного успокоившись, Витя постарался улыбнуться. - Живот и, правда, болит, да и в целом ощущение такое, что мне зарядили семилитровую клизму. Все нормально. Я покупаюсь, промоюсь, таблетка начнет действовать, и я успокоюсь. Не бери в голову.

Айзек нахмурился сильнее, по голосу парня понимая, что он не совсем искренен в своих словах. Но все же пока решил не надоедать с вопросами.

Ну не хочет мальчик открывать того, что его беспокоит, значит, не считает нужным. Время этого разговора еще придет, а пока...

Мужчина провел ладонями по напряженной спине мальчишки и, наклонившись, осторожно поцеловал его в живот.

- Сначала пусть боль пройдет, а потом бутерброды, - выпрямившись, проговорил он, нежно поглаживая живот парня ладонью.

Витя нахмурился и накрыл руку мужчины своей ладонью, останавливая его круговые поглаживания.

- Ты со мной как с ребенком обращаешься. Я не ребенок, Айзек. - Но увидев в глазах мужчины такой нежный и ласковый свет, Витя хмыкнул и улыбнулся, отнимая свою ладонь от руки мужчины. - Впрочем, продолжай. Мне нравится.

- Ты не ребенок, - проговорил Айзек с легкой усмешкой, - ты капризное дитятко. Но мне нравится эта твоя черта. Ты необычный... не такой как все. Не подчиняешься. Злишься на меня. Повышаешь голос. Отстаиваешь свои права. Это заводит и заставляет желать тебя еще больше.

- Ты извращенец. - Рассмеялся парень и запустил пальцы в волосы мужчины. - Я не представляю, как тебя терпели все твои предыдущие любовники. Сам вредничаешь постоянно, а меня называешь капризным. Ладно. Отдыхай пока, а я пойду, помоюсь. Я недолго. Обещаю.

Витя отстранился от мужчины и, взявшись прихватками за ручки кастрюли, понес ее в ванную. После чего долго вымывал из себя сперму и проклинал тех извращенцев, кому подобное нравится.

Пока мальчишка купался, Айзек смотрел из окна на противоположный многоквартирный дом, стены которого были выложены белой и голубой плиткой, абсолютно безвкусной и обваливающейся в нескольких местах.

Двор так же был довольно жалким. Пыльная выгоревшая земля, унылые клумбы с поникшими от жары цветами, желтая сухая трава, разваленная детская площадка с покосившимися качелями, на которых было явно опасно кататься.

Странный город. Жуткая страна. Айзек плохо представлял себе, как можно жить в таких условиях. Греть воду кастрюлями... ну это же полный бред. Словно средневековье какое-то!

Виктора долго не было, и Айзек постучал в дверь ванной комнаты, чтобы убедиться, что с ним все хорошо. А, когда получил разрешение войти, заглянул в тесное помещение и улыбнулся парню, который уже одевался.

- Прости, что побеспокоил, но мне хотелось убедиться, что я не оказался в глубоком прошлом, и ты не подогреваешь ванну дровами. Почему твои родители не обратятся в суд и не потребуют возмещения убытков за доставленные неудобства? Это же нарушение прав человека.

- Что?

Витя натягивал футболку и так и повернулся к мужчине только с одной рукой, просунутой в рукав.

Пристально посмотрел ему в глаза и, осознав, что тот совершенно серьезен в каждом своем слове, рассмеялся. Искренне и весело.

- Айзек, ты нечто. - Витя быстро всунул и вторую руку в рукав и, положив обе ладони на грудь мужчины, подтолкнул его к выходу. - Ну какой суд? Какие права? Ты как с другой планеты. Хотя Америка и есть другая планета. Это у вас можно прийти к адвокату, подать иск, и адвокат три шкуры сдерет с ответчика. А у нас ты выложишь немаленькую сумму, которая, порой, бывает больше годовой зарплаты, и все, что представитель закона тебе скажет, это: «Ну вы же понимаете, что все ваши действия бесполезны». А деньги все равно возьмет, якобы за консультацию. Такие уж тут порядки. Пойдем.

Витя прошел на кухню и, усадив любовника на стул, вновь принялся чиркать спичками. Но потом отдал коробок Айзеку, предоставив ему самому разбираться с плитой, а сам подошел к холодильнику и достал из него несколько холодных котлет.

- Сейчас ты попробуешь чудесное блюдо. Редкий бутерброд с котлетами. Айзек, сие блюдо почти деликатес. - Витя улыбнулся и, отрезав кусочек черного хлеба, водрузил на него котлету и протянул мужчине. - Приятного аппетита.

Откусив небольшой кусок от бутерброда, Айзек внимательно его распробовал и улыбнулся.

- Жирная, - сказал он. - Но вкусная. Такое в магазине не купишь. Мне нравится. Ты должен научиться готовить как твоя мама и кормить меня в Америке такой едой. Правда, еда эта испортит мою фигуру, и ты больше не будешь меня любить, но, думаю, моих денег хватит для того, чтобы ты нагло врал мне в глаза о своих чувствах и пользовался мной в своих целях. А я сделаю вид, что ничего не понимаю.

Он откусил еще кусок, а потом быстро умял весь бутерброд и довольно осклабился.

- Я не ел со вчерашнего обеда. Проводник в поезде имел наглость сказать, чтобы я сам шел себе за ужином. Ну не сволочь, а?

Витя слушал Айзека и мрачнел.

«Деньги? Так он думает, это из-за денег?» - свербело в висках парня. – «Охренеть! Вот тебе и ответ на молчание. Вот тебе и ответ на всё».

- Да, - сглотнув тяжелый ком, вставший в горле, проговорил парень и уставился в окно, разглядывая все еще яркое небо. - Сволочь. Впрочем, как и остальные.

Сердце бешено колотилось в груди, и Витя возблагодарил придумавшего свисток для чайника человека за его изобретение, которое сейчас дало ему возможность отвернуться от мужчины и спрятать навернувшиеся на глаза слезы обиды.

- Ты какой чай будешь? Черный или зеленый? Кофе не предлагаю, потому что такую дрянь ты вряд ли станешь пить.

- Черный, - ответил Айзек и взглянул на часы.

Половина восьмого. Надо бы надеть рубашку, а то вряд ли мать мальчишки обрадуется полуголому мужчине на своей кухне.

- Я пойду, оденусь, чтобы не смущать твою маму. Или мне лучше уйти до ее прихода? У вас в городе есть гостиницы?

- Ты такой наивный. - Усмехнулся парень и кинул в чашку ложку заварки и две ложки сахара, залив все это кипятком. – Гостиницы у нас, конечно, есть. Но, думаю, здесь тебе будет уютнее. Но ты прав, одеться тебе не помешает.

- И где я буду спать? – спросил Айзек я. - У вас тесно даже для троих человек. Уверен, что я не причиню неудобства твоим родителям? И что ты им скажешь? Как представишь меня?

- Спать будешь в моей комнате. А я у родителей. Ну или с тобой, только на полу. Ты профессор своего Йельского университета. Приехал... ну не знаю, сам подумай, почему ты так сильно хотел меня видеть. О пристрастиях твоего члена к моей персоне лучше не упоминать. А то как-то неудобно получится. Всё, иди, одевайся.

Айзек кивнул мальчишке и пошел за своей рубашкой. И, едва он успел вернуться к столу и отпить небольшой глоток крепкого, но явно некачественного чая, как входная дверь тихонько щелкнула, и в квартиру вошла женщина, примерно одного с ним возраста. Невысокая, чуть полноватая, явно уставшая и чем-то недовольная. Она поздоровалась с сыном и, сняв обувь, зашла на кухню.

- Витя, кто этот человек? - спросила она, немного неуверенно улыбаясь мужчине.

Мальчишка открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Айзек перебил его, поднявшись и склонив голову в знак приветствия.

- Здравствуйте, - сказал он на русском, стараясь не сильно коверкать слова. - Мое имя Айзек Айзен. Я профессор Йельского университета, приехал из Штатов, чтобы познакомиться с вашим сыном. Его очень хвалил мой коллега из Украины. Говорил, что парень подает надежды и прекрасно владеет английским языком. И это действительно так. У вас прекрасный сын. Надеюсь, я не сильно обременил вас своим визитом.

Женщина перевела растерянный взгляд на сына, и Витя, быстро забрав у нее сумку, поцеловал ее в щеку.

- Все нормально, мам, это не шпион, и он не вербует меня для работы в ЦРУ. - Парень улыбнулся и добавил: - Хотя деньги мне все же предлагает. Только вот я считаю его предложение немного оскорбительным, и потому держу голодным. Ты чай будешь?

Женщина рассмеялась, принимая слова Вити за шутку, а он сам кинул косой взгляд на Айзека.

- Да, чай буду. Витенька, займи гостя чем-нибудь, пока я буду готовить ужин. И брысь с кухни. Чай попьете в комнате.

- Всё-всё, уже уходим. - Витя быстро повернулся к Айзеку и, отвесив ему шутливый поклон, провозгласил: - Прошу за мной, господин Айзен. Буду занимать вас беседой.

Айзек еще раз попросил у женщины прощения за беспокойство и пошел за мальчишкой, который забрал его чай с собой. И, когда они оказались в комнате, присел на край кровати и принял протянутую Виктором чашку.

- Как тебе мой русский? - спросил он, заискивающе улыбаясь. - Я нашел учителя сразу же, как только вернулся из Египта. Но сам не могу оценить степень своего мастерства. Тебе виднее.

- Довольно неплохо, - честно ответил парень, присаживаясь на стул у письменного стола. - По крайней мере твое произношение не вызывает у меня истерический хохот. Так что можно сказать, что твоя речь просто шикарна. За свой английский я молчу, потому что, как ни старайся, а идеального произношения мне не достичь. И, вообще, ваш язык чрезвычайно нелогичен, одних артиклей тьма тьмущая. Впрочем, не такой уж он и сложный.

Витя повернулся к Айзеку спиной, достал из ящика стола книгу, а потом повернулся обратно и протянул мужчине увесистый томик.

- Это Толстой. «Война и мир». На английском. Можешь почитать, пока мама будет готовить.

- Я приехал сюда не читать, - взяв в руки достаточно увесистую книгу, проговорил Айзек, даже не взглянув на обложку. - Тем более что, если и читать классику, то в оригинале. Еще год-два, и я достаточно овладею языком, чтобы понимать все слова. Вот тогда и займусь русскими писателями.

- Ты уже достаточно владеешь языком. По крайней мере, своим. Ну да ладно. Тогда чем займемся? В карты я не играю, да и вообще не сторонник азартных игр. Могу предложить прогулку. Правда, не думаю, что тебе будет интересен наш город.

- В карты тебе меня не обыграть, так что это было бы даже неинтересно. - Усмехнулся мужчина. - А вот город меня интересует. Жалкий и убогий, он все же обладает неким провинциальным очарованием. Поэтому, если ты не против, то я хотел бы пройтись.

- Что ж, желание гостя, закон, - лениво проговорил Витя и поднялся. - Идем. Гопники ждать не будут. Только деньги дома оставь. У нас небезопасно ходить по улице с кошельком и светить своей наличкой.

- Страшное место. - Еще шире улыбнулся мужчина и, взяв свои туфли, которые по-прежнему стояли под кроватью, вышел в коридор, и там начал обуваться.

В Украине как и в Японии было принято снимать обувь перед тем, как входить в дом. А потому нужно было следовать традициям и не строить из себя сноба.

Обувшись, Айзек вышел вместе с парнем из квартиры и благоразумно отказался от предложенного язвительным тоном лифта. Он уже имел неосторожность заглянуть в пропахшую мочой кабинку, и больше не желал повторять этот не самый приятный контакт.

Гуляли они долго, несмотря на то, что гулять, по сути, было негде. Скучно, уныло, серо... даже несмотря на яркие вывески магазинов, и шумных, веселых людей, компании которых собирались у подъездов и у маленьких ларьков, город казался вымирающим.

Виктор показал Айзеку несколько маленьких районов, и в саркастичной язвительной форме поведал о «достопримечательностях» города, которых не было от слова «совсем». А мужчина, глядя на странно одетую, хамоватую молодежь, все больше хмурился, осознавая, что мальчишка действительно живет в ужасных условиях.

Домой к парню они вернулись уже когда полностью стемнело. Прошли несколькими темными дворами, где не горело ни единого фонаря, и вошли в такой же темный подъезд, где можно было убиться на лестничной площадке, так как ничего не было видно.

Споткнувшись пару раз и громко выругавшись, Айзек поймал Виктора за руку и притянул к себе, обнимая и целуя в губы, так как дома им не скоро удастся остаться наедине и насладиться друг другом. Но мальчишка напрягся так, словно он не целовал его, а истязал, и Айзек негромко спросил:

- Что случилось? Что-то не так?

В голосе мужчины явно слышалось беспокойство и недовольство. Но парень все же спросил то, что тревожило его вот уже несколько часов.

- Айзек, зачем ты приехал? Мне не нужны твои деньги, и я не собираюсь терпеть твои выбрыки даже за баснословные суммы. Я уже говорил тебе, что я не шлюха. Но ты почему-то упорно ссылаешься на плату мне за мои чувства. Если тебе нужна жена, чтобы готовить жрать и стирать тебе носки - женись. Я этого делать не буду.

- Что? Так ты на мои слова обиделся? - Айзек рассмеялся и погладил парня по волосам. - Я пошутил. Я не думаю, что ты со мной из-за моих денег. Я просто сказал, что, если ты разлюбишь меня, когда я стану старым и толстым, то, возможно, хотя бы мой кошелек удержит тебя рядом. Я сказал это не для того, чтобы обидеть тебя. Я предложил остаться рядом со мной до моей кончины, потому что я очень боюсь, что ты когда-нибудь уйдешь. Это глупо... понимаю. Прости, если расстроил. Я не специально.

Веселый смех, ласковый голос, нежные прикосновения.

Пошутил...

- Дерьмовые у тебя шутки, - спокойно отозвался Витя и увернулся от очередного прикосновения. - Не заикайся больше о деньгах. Мы хоть и живем на несколько порядков хуже, но все же живем. Ладно, пойдем. Отец скоро вернется.

Айзек сделал глубокий вдох и последовал за мальчишкой, который с каждой минутой становился все более хмурым и каким-то отстраненным и молчаливым.

Ну вот и что сделать, чтобы к нему вернулась улыбка? Какие слова подобрать? Или слова не нужны? И что, в таком случае, нужно? Мужчина не знал ответов на эти вопросы.

Он нашел своего мальчика, приехал к нему, попросил быть всегда рядом... но сейчас ему вновь начало казаться, что эти отношения нужно было закончить еще в Египте. Потому что, возможно, парню было бы лучше без него.

Едва Айзек переступил порог квартиры Виктора, как был отправлен матерью мальчишки мыть руки, а после усажен за стол.

Тарелка легендарного «маминого борща» была тут же поставлена перед ним. В жидкую красную субстанцию, в которой плавали овощи и куски жирной свинины, опустилась ложка с «домашней сметаной». После чего женщина усадила за стол и сына, и приказала ужинать.

Айзек хмыкнул, когда мальчишка покорно начал уминать борщ, и сам попробовал то, что, по мнению Виктора, было лучшим блюдом на свете. И не разочаровался, приступив к трапезе с большим аппетитом, перед тем похвалив женщину за то, что она восхитительно готовит.

Но не успел он съесть и половины, как домой вернулся отец мальчишки. Узнав, что в их доме гость, мужчина тут же заявился на кухню и, поздоровавшись и представившись, достал из холодильника запотевшую пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью и разлил по стаканам, один из которых отдал Айзеку, а второй взял себе.

Чокнулись, решив выпить за знакомство, и таки выпили, отчего глаза Айзека заслезились, в носу защипало, а горло неприятно обожгло дешевым пойлом, которое тут же дало о себе знать приятным теплом во всем теле.

Виктор, глядя на то, как Айзек одним залпом осушил больше половины стакана самогонки, предупредил его, чтобы он был осторожен, но мужчина ответил, что пробовал алкоголь и похуже этого.

- Это тебе не французское вино, - хмуро проговорил мальчишка, возвращаясь к тарелке с борщом, и как-то не очень дружелюбно глядя на отца, впрочем, не говоря ни слова о своем неудовольствии.

А его отец, тем временем, разлил по стаканам очередную порцию и вновь предложил тост.

Так и сидели за кухонным столом, напиваясь, разговаривая о мировой политике и будущем Виктора, съев уже, наверное, полкастрюли борща и выпив почти литр самодельной русской водки.

Айзек с каждым следующим тостом становился все хмельнее. Все развязнее чувствовал себя в чужом доме, и ему все больше импонировал отец парня, который был умным и сообразительным человеком, впустую растрачивающим себя, работая на металлургическом заводе за мизерную зарплату, но не имеющим возможности ни карьерного роста, ни иных перспектив.

Когда же мужчина пошел на балкон курить, Айзек подпер голову рукой и уставился на Виктора затуманенным взглядом.

- И как вы можете жить в подобных условиях? - спросил он, искренне негодуя по поводу беспечности правительства по отношению к своему народу. - Кастрюльки эти, резиночки. Втроем в квартире, в которой мало места даже для одного человека. Да еще и с такими зарплатами... не понимаю. Хоть убей, не понимаю. Как можно допускать, чтобы с тобой обращались как со скотом, и ничего с этим не делать?

Айзек был крайне неосмотрителен. Он пил самогон, даже не подозревая о коварстве сего напитка, и очень быстро хмелел. И, когда отец ушел курить, Витя забрал у мужчины стакан и вылил его содержимое в раковину. Айзек его действий даже не заметил и теперь, подперев щеку рукой, возмущался условиями их жизни, что очень сильно задело парня.

«Да какое он имеет право судить о том, как мы живем?! Никакого!»

- Да потому что мы не можем ничего с этим сделать, - раздраженно ответил Витя. - У нас нет никаких прав. То, что написано на бумажках, не имеет никакой силы, и конституция в нашей стране - это просто красивое слово, а не свод прав и обязанностей человека.

- Не потому ли ваш народ оказался в такой неоднозначной ситуации, что даже не пытается отстаивать свои права? Люди, которые хотят жить нормально, добиваются своего. - Айзек вновь окинул взглядом простенькую обстановку и тяжело вздохнул. - Мне жаль тебя и твоих родителей. В Штатах тоже есть люди, которые плохо живут, но это в основном те, кто не хочет работать и пользуется помощью государства. У вас же люди, работающие в таких тяжелых условиях как твои родители, получают даже меньше нашей социальной помощи безработным.

Витя разозлился еще сильнее.

- Тебе, рожденному и выросшему в богатой семье, этого не понять. И здесь не Америка. Ты думаешь, моим родителям нравится вкалывать изо дня в день за копейки? Ты думаешь, об этом они мечтали всю свою жизнь? Когда думаешь о том, как накормить своего ребенка и как заплатить за квартиру, чтобы тот же самый ребенок не оказался на улице, о своих правах как-то уже не думается. Некогда. И таскаться по судам и отстаивать эти долбогребучие права, когда тебя за лишнее слово не только с работы выпрут, но еще и в психушку отправят или на рудники, тоже не особо хочется. Сотни лет, прожитые в страхе, сотни поколений, взращенные на этом страхе. Всё это делает свое дело. Так что не надо тут рассказывать о правах человека и прочих сказочках.

Айзек нахмурился.

Что это за государство такое, где нельзя и слова лишнего сказать в свою защиту?

- Виктор, - проговорил он, глядя на мальчишку чуть прищурившись, - так нельзя. Такое овечье поведение приведет ваш народ на бойню. Закон существует для того, чтобы его соблюдали. У вас нет горячей воды, но вы все покорно приняли это как данность, и продолжаете жить, как ни в чем не бывало. Словно вы скот, который принимает только то, что даст ему пастух. Безропотно принимаете, заметь.

Обида и бешенство, подкрепленное алкоголем, дали о себе знать сполна. Злость разливалась в душе Виктора бурным потоком, а раздражение проходило по телу парня неприятными спазмами.

Витя любил свою страну. Просто любил. Ведь сама земля не виновата, что ею правят всякие мрази. Люди не виноваты в том, что их голос не учитывается. Коррупция давно поглотила это государство, и с этим уже ничего не поделаешь.

- Так что же ты тогда приехал в эту скотскую страну? Что же ты повелся на такого тупого барана как я? - гневно прошипел парень. - Вали в свою Америку и живи там по своим ебучим законам. Шикуй. А мы будем продолжать покорно идти за пастухами как тупое стадо. Нам бы только пожрать дали, мы и рады. И ты знаешь, мы счастливы уже от того, что нас не режут, как тот же скот. Поверь, мы этому искренне радуемся. Каждый миг своей жизни.

- Если так думать, то рано или поздно всех вас точно перережут.

Айзек выпрямил спину и тут же улыбнулся вошедшему на кухню отцу Виктора, который сказал, улыбаясь в ответ:

- Я, пожалуй, пойду отдыхать, если вы не против, профессор. Мне с утра на работу. А вы отдыхайте. Витя, уберешь со стола, чтобы мать утром не нервничала. И посуду помой. И уложи гостя спать. Хотя, может, вам было бы лучше в гостинице? Не думайте, я вас не выгоняю, но вы наверняка привыкли к более комфортным условиям.

- Да, мой дом побольше будет, - усмехнулся Айзек. - Но у вас довольно мило и аккуратно, а я не привередлив. Так что, если позволите, я останусь на одну ночь.

- Да, конечно, оставайтесь.

Мужчина пожал гостю руку и, пожелав им с сыном спокойной ночи, ушел.

- «Мой дом побольше будет...» - передразнил Айзека парень и, собрав со стола посуду, поставил ее в раковину.

Открыл воду, и налив на мочалку моющей жидкости, принялся за мытье.

- Как будто бы мы в хлеву живем. В миленьком таком уютном хлеву.

Из-за шкафа, висящего над мойкой, выполз таракан. Осмотрелся по сторонам, поводя своими длинными рыжими усами, и направился по стене на поиски пищи. Вот только путь его был недолог. Витя, быстро схватив с полки салфетку, раздавил гнусное насекомое, чертыхаясь и костеря соседей, которые все никак не могли навести в своей квартире порядок, и теперь мерзкие твари расширяли среду своего обитания, переползая в соседние квартиры по вентиляции.

- Господи, а средства от тараканов у вас так же не продаются? Тоже законом запрещено? - Айзек поднялся из-за стола и, выглянув в коридор, чтобы убедиться, что родители мальчишки действительно ушли спать, подошел к нему и отобрал тарелку. - И почему у вас дома нет посудомоечной и стиральной машины? Послушай, люди не рабы и не скот. Нужно бороться, понимаешь?

- Айзек, - Витя отобрал у мужчины тарелку и вернулся к своему занятию, - слышать от тебя пламенные речи о том, что люди не рабы, довольно странно. С твоей стороны очень опрометчиво раскидываться подобными словами. Ты, как представитель своего народа - патриот до мозга костей. Неужели ты забыл, что вы, американцы, на протяжении целых столетий держали людей за скотов и рабов. Но я, наверное, не имею права такое говорить. Скотам не пристало что-то доказывать своим хозяевам.

- Я тебе не хозяин, хотя, признаюсь, люблю, когда мне безропотно подчиняются.

Айзек провел ладонью по спине мальчишки, понимая, что безумно соскучился по нему.

Находиться рядом и не трогать его, было очень сложно, особенно когда алкоголь подогревал кровь и обещал наполненную чувственной страстью ночь, бесконечно длинную, сладкую, жаркую...

- И, кстати, все бывшие рабы, и их потомки давным-давно свободны, и пользуются теми же правами и благами, что и остальные американцы. Моя страна заботится о своем народе.

Прикосновения мужчины не приносили Вите удовольствия, хотя и были довольно нежными, а наоборот даже сильнее раздражали парня.

- Тебе самому не противно прикасаться к какому-то безвольному скоту, который, представьте себе, греет воду кастрюлями, чтобы помыться, и сам собственными руками моет посуду, к тому же неравнодушен к тараканам и прочей антисанитарии? - съязвил парень, убирая вымытую тарелку в посудный шкаф.

- Ну хватит уже, я не хочу ссориться. - Айзек уткнулся лбом в плечо мальчишки и смял ладонью его правую ягодицу. - Я лишь хотел открыть тебе глаза на то, что нельзя так равнодушно относиться к тому, что происходит вокруг. Нельзя пускать свою жизнь на самотек, и оставлять будущее на волю случая. Неужели тебе нравится так жить? Да я в жизни не поверю, что ты хочешь до смерти носиться с кастрюльками туда-сюда и делить квартиру с родителями.

- Не хочу, - согласился Витя и убрал руку Айзека от своей задницы. - Но нам, скотам, не остается другого выбора. И я буду носиться с кастрюлями, жить с родителями и вкалывать на заводе за мизерную плату. И это еще хорошо, потому что в нашей стране никого не интересует, какое у тебя образование. Но тебе, белому человеку с двумя высшими, этого не понять.

Мальчишка откровенно отталкивал Айзека, и мужчину это задело. Он искал его, так долго ждал этой встречи, ни на кого ни разу даже не посмотрел, а теперь, когда они снова вместе, ему вновь приходится пробиваться сквозь стену непонимания и грубости.

- Хочешь, заберу тебя с собой и обеспечу тебя такой же работой, как и здесь, только за достойную зарплату? – спросил Айзек едко. - И родителям сможешь помочь, и сам в обиде не останешься. У меня дома много места, и есть горячая вода. И посуду будешь мыть в специально созданной для этого машине. Реализуешь себя как слуга белого человека, раз считаешь себя недостойным большего.

Витя зло рассмеялся.

- А в перерывах между основными занятиями буду подставлять тебе свою задницу? – он закрыл воду и повернулся к мужчине, опираясь руками на мойку.

- Ну, можешь и подставлять. Я не откажусь. - Айзек заискивающе улыбнулся, надеясь на то, что мальчишка перестанет уже ершиться, и позволит потискать себя. - Можно даже прямо сейчас.

- Ты прилетел сюда только чтобы потрахаться? - Витя оттолкнул от себя мужчину, возмущенный его поведением. - Не слишком логичное вложение средств. Я не собираюсь ублажать каждое твое желание. Так что лучше поищи другой способ, чтобы снять напряжение. Впрочем, раз ты говоришь, что якобы ни к кому не прикасался все это время, для тебя погонять лысого не составит проблемы. А про мою задницу можешь забыть.

Слова мальчишки в который раз больно ударили не только по самолюбию Айзека, но и по тем нежным чувствам, которые мужчина испытывал к нему. И снова этот тон, и очередное грубое предложение заняться онанизмом в ответ на простую шутку и попытку сблизиться.

- Да, ты абсолютно прав, - сказал Айзек холодно. - Я приехал, чтобы трахнуть тебя. Или ты думал, что откупился от меня в Египте? Думал, снимешь богатенького дяденьку, подставишь ему свою дырку и шиканешь за его счет, а потом просто уедешь? Так вот, мальчик мой, ты выбрал не того кандидата на роль осла. Так что придется тебе хорошенько отсосать мне своим грязным ртом, чтобы расплатиться с долгами.

Айзек понимал, что несет сейчас страшную чушь, но обида жгла душу каленым железом, и ему так же хотелось задеть этого несносного мальчишку посильнее, чтобы понял, каково это, когда твои чувства втаптывают в грязь, а тебя самого унижает любимый человек.

Впрочем, быть может, с любимым он погорячился.

«Вот значит как?» - с бешенством подумал Витя. – «Редкий деликатес так сильно пришелся по вкусу, что теперь хочется вкусить его снова? И это называется "ты ничего не должен"?»

Ладони сами сжались в кулаки, и Вите стоило немалых усилий сдержаться и не врезать по ехидно ухмыляющейся роже Айзека.

- Пошел вон!

Слова Виктора больше походили на шипение. Ярость вместе с обидой образовывали в душе парня бешенную ядерную смесь, которая вот-вот готова была взорваться.

- Проваливай из моего дома! - Витя резким движением снял с пальца кольцо, подаренное мужчиной, и положил его в нагрудный карман Айзека. - А это, как знак своих безгранично нежных чувств, запихни своей очередной дырке в задницу, быть может, она тебе поверит, и будет отсасывать у тебя, пока твой член не отвалится к чертям!

- А знаешь, - тихо проговорил Айзек, не желая тревожить покой родителей Виктора, - я пойду и последую твоему совету. Найду себе какую-нибудь сговорчивую шлюху где-нибудь в здешних краях и заберу с собой. Шлюхи, они благодарнее таких вот правильных, как ты. Обидели его, призвали к борьбе за свою свободу. Вы посмотрите, какой патриот! А это, - мужчина достал кольцо из кармашка и бросил его на стол, - это твое. Я не опускаюсь до того, чтобы передаривать свои подарки другим. Можешь выбросить, если не нравится.

И, развернувшись, молча вышел из кухни.

Стараясь создавать как можно меньше шума, Айзек обулся, подхватил свою сумку и вышел из квартиры, очень тихо прикрыв за собой дверь.

«Мелкий гаденыш!» - думал мужчина. – «Развлекался тут, таскался по всяким блядям, а теперь строит из себя непонятно что! Слова ему поперек не скажи! Мнение свое держи при себе! Задницу подставлять не собирается... святая невинность, твою мать!»

Айзек спустился вниз по лестнице и вышел из подъезда, намереваясь поймать такси и как можно скорее уехать из этой проклятой страны, которая своим дурацким беззаконием отняла у него мальчишку.

И, обогнув дом, начал искать хоть какие-нибудь ориентиры, чтобы выйти на дорогу.

Айзек уже рассмотрел в темноте что-то похожее на асфальт, как, вдруг, в глаза ему ударил свет фонаря, внезапно загоревшегося в доме напротив. И почти сразу же за спиной раздался противный голос и удары металлической трубы о покосившийся турник:

- Эй, дяденька, не одолжишь на пиво? Очень надо.

Айзек оглянулся и приподнял брови, разглядывая пятерых взрослых мужчин в спортивных костюмах, которые обступили его полукругом, а двое даже начали медленно заходить за спину.

- А вы работать не пробовали? - поинтересовался он спокойно и поставил сумку на пол, понимая, что эти ублюдки так просто от него не отстанут.

- А ты америкос, что ли? Туристо? Гони бабло, чувак! - рявкнул гопник и неожиданно со всей силы ударил Айзека трубой в грудь, заставив согнуться пополам, чтобы тут же ощутимо приложить его по спине.

- Тут тебе не твоя долбаная Америка! - завопил хулиган. - Ребята, мочи его!