Чем дальше Каваки находится от больницы, тем легче ему дышать. Он всё ещё не может поверить, что так легко отделался. Он видел, как люди получали от Сакуры возмездие и за меньшее, ему фантастически повезло.

Но вот в остальном получается какая-то дичайшая лажа — лучше бы его отпиздили, чем сказали не приближаться к Седьмому.

Каваки тащится по улице и страдает. Немного размышляет и достаёт телефон. Иногда ему хочется, чтобы вместо телефона у него был ручной посыльный сокол или голубь, только для того, чтоб тот мог нагадить на адресата, или заклевать, выражая всё негодование. Никакие стикеры не выскажут его ярость на полную.

«что я тебе сделал» — это улетает Сараде. Каваки немного думает, и следом пишет ещё и Боруто.

«сакура думает, что ты тупой и без фантазии» — не совсем правда, но Боруто реально уже заебал.

«тётушка любит меня, а ты — лесное уебище» — отвечает ему Боруто и, судя по всему, блокирует.

***

Сегодня у него нет уроков в Академии, но есть пара дел в учительской.

На ступеньках главного входа в Академию он видит Шикадая. Тот на карачках, почти уткнулся лбом в пол и что-то делает. Каваки не видно, так что он подходит ближе и даёт своей тени упасть на Шикадая сверху, загораживая свет.

— Ты что делаешь?

Шикадай дёргается и вскидывает голову, щурясь, он рассматривает Каваки и молча показывает ему толстую кисть в своих пальцах. Теперь понятно, почему он был так погружён в дело, что даже не заметил подошедшего Каваки.

Уже несколько недель он и Иноджин разрисовывают Академию печатями. Последние экзамены на генина, три как минимум, показали, что чужаки принимают экзамены за приглашение на погром деревни. С тех пор, как Каваки стал учителем, каждый экзамен превращается в ебаное шапито и анал-карнавал.

Идея была не нова, опечатать какую-либо территорию здравое решение, и превратить Академию в убежище в случае чего — тоже умно. И раз Шикадай уже на улице, значит с помещениями покончено. Это успокаивает, новый экзамен не за горами.

— Мы почти закончили, — хрипло говорит Шикадай, подтверждая мысль Каваки, и крутит кисть в пальцах. — Иноджин где-то на крыше.

— Перерыв не хочешь сделать? Выпьем чаю в учительской, — предлагает Каваки и тянет на себя дверь. Шикадай кивает и заходит следом за ним.

В Академии как обычно шумно. Толп по коридорам не видно, видимо ещё идут уроки у старших учеников.

Мелких Каваки и ещё пару классов в этот день недели забирают на факультативы вне Академии, и у Каваки есть время передохнуть среди недели. Ему искренне нравится преподавать, но дети шумные и надоедливые, он сомневается, что когда-то заведёт своих. Не только поэтому сомневается, но по большей части.

С Шикадаем спокойно, он во многом похож на своего отца, от него так же пахнет сигаретами и мхом, немного мокрой шкурой, будто он до этого валялся среди своих оленей, а потом отряхнулся и пошёл по своим делам.

— Боруто психует, — с усмешкой тянет Шикадай за его спиной, когда они заходят в учительскую.

Каваки видит, как он прячет телефон в карман. Уже пожаловался, кто бы сомневался. Боруто известная истеричка, и любит это доказывать, хоть и отнекивается.

— Задолбал, — честно говорит Каваки и щёлкает кнопку электрического чайника. Он показывает Шикадаю где можно сесть, а сам идёт к своему столу.

Помимо нужных ему папок с учебными планами, он видит там белый конверт. Сердце на мгновение сжимается, но Каваки берет себя в руки. Эти тоже задолбали.

— Ого, — сочувственно говорит Шикадай. Не выдержал и подошёл посмотреть, от чего Каваки врос в пол. — Они всё ещё держат тебя на поводке?

Каваки кривится и сметает конверт в урну под столом. В нём ничего нет, он знает, сам конверт является посланием.

— Как видишь, — с деланным равнодушием отвечает Каваки и лезет в стол за печеньем.

Похоже, с планами придётся возиться дома.

***

Белый конверт означает ждать вечером. Они бы ещё белую лилию ему на стол подложили, честное слово.

Каваки дал себе спокойно выпить чаю с Шикадаем и разжиться новыми сплетнями. Кто, зачем, насколько, какой ранг. Миссий меньше не становилось, и требовались исполнители. Местами всё упиралось в законность или этику, но работа была всегда. Но не для Каваки. Основной и единственной работой для него было преподавание.

Он бы и рад был сходить на хоть какую миссию, даже ранга D, но его участь — белый билет и анбу в окне. Явился, наконец.

На этот раз с маской хорька. Хоречья морда слепо пялилась на Каваки с глянцевой поверхности, пока анбу втек в его комнату и встал посреди неё. Он чуть выше самого Каваки и на удивление молчалив, прошлый анбу сыпал всратыми шутеечками обезличенным голосом из-под маски пучеглазой лягушки, пока обыскивал его комнату и бумаги. Возможно, это был кто-то, кого Каваки знал лично. Легче от этого не становилось.

Каваки не отступник, но он всё ещё на карандаше и это изумляло, учитывая, что в остальном деревня доверила ему самое дорогое — обучение своих детей, но возможно это были странные выверты логики, недоступные самому Каваки.

Хорёк заканчивает обыскивать его комнату, бросает пару печатей, ища скрытые тайники. Не найдя их, протягивает к Каваки руку. Тот понятливо протягивает в ответ левую. От касания на его коже загораются символы, реагируя на чужую чакру.

Чакра ощущается абсолютно нейтральной, лишённой личности её обладателя, и Каваки снова поражается тому, какой уровень секретности приходится соблюдать.

Он может знать и этого Хорька, но так ли это, он даже не поймёт.

— Не покидайте деревню, — напоследок глухо произносит Хорёк и исчезает в окне, проследить за ним не удаётся, будто и не было никого. Панорама за окном третьего этажа точно такая же, как и обычно.

Настроение портится, и с тяжёлым раздражением Каваки садится за план уроков на следующий семестр. Анбу, конечно, та ещё заноза в заднице, но вот Ирука в бешенстве — вполне реальная опасность.