Он встречает Наруто случайно.

Это конец недели, никто не вытаскивал его из дома нарочно, нет ни одного предложения встретиться и, честно говоря, Каваки этому рад.

Неделька вышла слегка напряжной, он чудом избежал глупой смерти пару раз, настучал — образно, — родителям Мицки по их тупым головам, пережил встречу с анбу и короткий тест на теорию у своих мелкашей.

Отдохнуть в одиночестве было отличной идеей, но вот его холодильник оказался не согласен. Каваки готов был согласиться на кашу с комочками и гарью от Химавари, но вот беда — Хивамари не было. Как и продуктов.

Так что Каваки предпринимает вылазку на рынок.

Наруто он сперва только слышит. Он расплачивался за пачку домашней лапши, когда неловкий смех достиг его ушей. Он не успевает его обработать, как его голова тут же дёргается на звук, пугая старушку за прилавком.

Потом он видит его.

Наруто встрепанный, у него два бумажных пакета с овощами и он один. Каваки спешно оглядывается, выискивая Учиху рядом, но мрачной тени нет, и Каваки ликует.

Он бессовестно счастлив, все слова Сакуры как мусор выветриваются из его головы и, не задумываясь, он орёт как безумная чайка:

— Седьмой!

Наруто, стоящий на соседнем ряду прилавков давится воздухом и вскидывает голову, ища его взглядом.

— Каваки! — нашёл.

Сердце Каваки колотится где-то в горле. Он не может поверить в свою удачу. Наруто быстро прощается с продавцом и обходит ряд, чтобы дойти до Каваки. Ноги самого Каваки будто отказали, так что все, что он может — это стоять и пялиться, пока Наруто идёт к нему и улыбается.

Наруто в тренировочных штанах и рыжей толстовке, он кажется таким мягким и домашним, каким Каваки не видел его годы. Его сердце болит и всё так же колотится. Наруто, поравнявшись с ним, кладёт руку ему на плечо, удобнее перехватывая свои пакеты, и с силой сжимает.

— Давно не виделись, как ты, Каваки?

***

— Простите за вторжение, — бормочет Каваки и разувается, ставя обувь в уголок.

Наруто уже прошёл в глубь дома, его голос отражается от стен.

— Давай, иди на кухню, пообедаем как раз.

Каваки немного крадётся. Он всё ещё ожидает, что Учиха как древний ужас выйдет на него из сумрака комнат, но Наруто заверил его, что Саске сейчас занят и будет позже. Возможно вечером, сказал ему Наруто, и Каваки чувствует себя так, словно вырвал приз из-под носа Учихи.

Но дом спокоен и тих. Комнаты пусты, кроме кухни, там кипит жизнь — Наруто гремит посудой и не замолкает, говоря с Каваки обо всём сразу.

Он сам предложил Каваки зайти к нему, пообщаться, сам признал, что давно такого не было, чтоб им никто не мешал. Каваки готов расплакаться. Он шмыгает носом и просачивается на кухню.

Там одновременно всё знакомо и нет. Он осматривается — баночки специй на месте, но не хватает тех приятных глазу полотенец, которые так любила Хината. Тут и там Каваки подмечает различия, это дезориентирует, но кое о чем он не может смолчать.

— Здесь на удивление чисто, — тянет Каваки, рассматривая Наруто. Тот раскладывает купленные продукты — овощи, мясо и пакеты с рисом.

Наруто обиженно морщится, но потом криво улыбается.

— Овощи? Я думал это будет лапша, — уже смелее продолжает Каваки, присаживаясь за стол. Он трогает столешницу и жмурится, пережидая волну воспоминаний.

— Ха-ха, умник. Я уже не так молод. Надо питаться правильно, — Каваки вскидывает брови, — не смотри на меня так. Хината сказала, что натравит на меня своих гражданских тётушек из младшей ветви, если я посмею тут сам осунуться и похудеть.

Слова повисают между ними тонким, опасным мостом. Каваки быстро думает о многом — они не говорили о его разводе толком, они не разговаривали о Хинате, он не знал, как Наруто жил все эти месяцы. Он ищет что сказать, пока Наруто ставит на огонь скороводу.

— Натравит?

Наруто задумчиво хмыкает и возвращается к столу. Он смотрит на Каваки своими невозможными глазами, и у того кончается воздух. Он совсем не похож на того, кто собирался страшно похудеть — не слишком высокий, но широкие плечи и твёрдая осанка, Каваки и близко не выглядел так же надёжно.

— Ладно, она сказала, что вынуждена будет попросить своих тётушек за мной присмотреть. Я счёл это убедительной угрозой.

Каваки давит смешок. Действительно, там, где шиноби побоялись бы в чём-то указывать Седьмому, гражданские уделывали Наруто всухую. Они начинали причитать, что бывшему хокаге надо много отдыхать и есть, и сметали его озабоченной заботливой волной.

— Тогда конечно, — Каваки ухмыляется на язык, который Наруто показывает ему как какой-то ребёнок. — Тебе помочь?

— Достань рис из рисоварки, — Наруто, склонившийся над мясом, ножом показывает ему на угол, где стоит рисоварка.

Он разворачивает бумагу на мясе и режет его на полоски. Пока Каваки возится с рисом и мисками, Наруто успевает поддернуть рукава, слегка отбить мясо и погрузить в муку и яйца, его руки двигаются быстро, заученными движениями, будто он уже настолько приловчился, что это выходит машинально.

Каваки впечатлён. Он ставит миски на стол, а мясо уже на сковороде, Наруто стоит рядом с плитой, сложив руки на груди, в одной руке у него лопатка, он задумчив и доволен.

— Как ты… В целом? — Вопрос дался нелегко. Он не знает, какой дозволенный объем он захватывает и сколько выдаст ему Наруто.

Седьмой отвлекается от плиты и смотрит на Каваки, долго и без выражения.

— Хорошо. Хорошо, Каваки, гораздо лучше, чем мог бы, — его голос спокойный и уверенный.

Какая-то пружина разжимается в Каваки, и он расслабляется окончательно, сам этого не осознавая. Он не знает, чего точно боялся, но этот ответ успокаивает.

Если Наруто не страдает и доволен, то Каваки тоже счастлив.

Они какое-то время перебрасываются какой-то словесной чепухой, Наруто режет овощи, ставит всё на стол, протягивает Каваки палочки.

— Приступай, — говорит Наруто и начинает есть.

Еда оказывается изумительной, Каваки снова готов расплакаться. Он сам не живёт исключительно на лапше, но ему есть чему поучиться.

— Слышал от Сакуры, что недавно произошло на занятиях, — произносит Наруто, а Каваки давится рисом и спешно пьёт чай.

Наруто с беспокойством перегибается через стол и стучит ему по спине. Каваки восстанавливает дыхание и отводит его руку от себя, показывая, что он в порядке. Лицо и спина горят, от неловкости и прикосновений.

— Только это слышал? — Сипит Каваки и снова пьёт чай, стремясь взять паузу. Даже на расстоянии Сакура способна его убить, это реально впечатляет.

— Ну да, — Наруто кивает и подпирает голову рукой, откладывает палочки. — Ты молодец, хорошо сориентировался. Она сказала, что родители девочки примчались к ней как угорелые и полчаса просили прощения. Думаю, она их достаточно напугала.

О, Каваки это знал. Сначала он опять их вызвал, сам напугал хорошенько, а потом отправил к Сакуре. От неё обратно они пришли ни живые ни мёртвые — тряслись так, что пришлось их отпаивать в учительской.

— Ты стал хорошим учителем. Даже если слегка мягковатым.

— Чего? В смысле — мягковатым?

— Ну, Каваки, — Наруто усмехается, — ты при мне однажды отнёс мальчика в медкабинет, когда он просто расшиб колени.

— Ему было больно.

— Он будущий шиноби.

Каваки хмурится. Наруто не ест, и он тоже прекращает. Смотрит Наруто в глаза, трепет временно отступает перед мрачным удивлением.

Вот вам, добрый день. Он ищет слова, пока Наруто — дитя собственной деревни и ее неписанных законов, спокойно встречает его взгляд.

Еда уже не так привлекает, а в груди что-то трескается. Как бы ему так донести…

— Они всё ещё дети, — осторожно начинает Каваки, — и им не обязательно должно быть постоянно больно или тяжело. Мы всё ещё рядом. Мы можем помочь. По мере своих сил.

— М, это так, — Наруто медленно берётся за палочки и начинает мучить полоску жаренного мяса, — но так будет не всегда, понимаешь? Больше ответственности и тренировок, меньше ожиданий, что всё всегда будет спокойно.

Каваки сдувается. Правильно. Не ему рассказывать Наруто о спокойных временах.

— Я понял тебя, Седьмой, — понуро говорит Каваки, уткнувшись в тарелку, и получает ладонь Наруто на макушке. Он треплет его по волосам, как когда-то давно, и в голосе слышна ласка.

— Извини, если расстроил. Я горжусь твоим трудом. Я рад, что ты столько отдаешь своей работе. Ты больше не тот, что раньше, верно?

Каваки кивает, моргая. Влажная пелена мешает ему видеть.

— Ешь, у меня ещё есть мороженое.

Каваки будто проваливается в свои пятнадцать лет.

***

Каваки идёт по улицам Конохи в лёгком наваждении. Он трогает ухо, которого коснулся Наруто и бездумно проигрывает воспоминание раз за разом.

Ты всё ещё их носишь, с лёгким удивлением заметил Наруто, когда прощался с ним на пороге дома. А когда Каваки хотел спросить о чем он, Наруто дотронулся до него.

Каваки перекатывает пирсинг в мочке уха. Наруто подарил эти серьги ему на восемнадцатилетние. Обычные, похожие на его старые, только с небольшими чёрными камнями.

Боруто за спиной Наруто в тот момент выдал особенно отвратительную рожу, но Каваки решил, что он может подавиться и пойти к чёрту.

Подарок привёл его поначалу в недоумении, а потом в восторг. Наруто что-то мямлил о чужих традициях, кажется упоминал трио Ино-Шика-Чо, и сетовал, что из его семейных традиций было только умереть за семью, но Наруто всё же надеялся, что серьги подойдут больше.

Старые серьги из него вытащили в больнице, как и остальной пирсинг. Бровь он потом вставил обратно, но уши почему-то не трогал. Видимо, Наруто это заметил и решил исправить. С тех пор он носил уже пять лет и никогда с ними не расставался.

Пирсинг из брови убрал, когда стал учителем, а тот, что потом сделал в носу пришлось удалять, когда его чуть не оторвали с половиной лица на учебной тренировке.

Серьги давно стали его частью, и он сам был удивлён, что Наруто до сих пор о них помнит. Горячее прикосновение на мочке горит огнём до самого дома, и дольше, когда Каваки ложится спать.

Он думал, что жажда в Наруто в какой-то степени утолена, но не после этого. Не после всех тех взглядов. В них не было ничего, кроме привязанности к младшему, но Наруто был рад ему и тоже скучал.

Глупое сердце Каваки радостно кровоточит.