L, for all that love in your eye

(L, за всю эту любовь в твоих глазах)

O, for all those sighs in the night

(О, за все эти вздохи в ночи)

V, it’s very hard to deny

(V, очень сложно отрицать)

E, for everything you left behind

(Е, за все, что ты оставил позади)

Why? Cause your heart beats with mine

(Почему? Потому что твое сердце бьется вместе с моим)

Can you hear them move? They are in time

(Слышишь их движение? Они вовремя)

See, it’s very hard to deny

(Видишь, это сложно отрицать)

Yeah, love me forever

(Да, люби меня вечно)

The Black Angels — Love Me Forever

      Пасмурное утро встречает мелкой россыпью дождя. Мне нравится дождь — меньше людей бродит на улицах, а те, что отваживаются выйти в такую погоду, больше заботятся о том, чтобы не промокнуть до нитки, и особо не зыркают по сторонам. Влажность, свежесть — тебе еще знакомы такие понятия, мой изнеженный принц? Помнишь, когда последний раз ты принимал горячую ванну? Или предпочитаешь душ? В моем гараже нет ни того ни другого, но тебе хватает и обычного ведерка с дождевой водой. Зачерпываю из огромной бочки между бетонных плит. Интересно, кто и зачем ее поставил? Может, где-то рядом томится твой собрат по обслуживанию возбужденных членов? Никогда не задумывался, сколько темных тайн сокрыто в этих неприметных гаражах, вынесенных за черту города? Они чем-то напоминают гробницы Древнего Египта, согласись. Где ты, мой желанный Тутанхамончик?

      Из-за сырости возле гаражей много грязи, обувь липнет. Приходится как следует вытереть ботинки о траву, прежде чем войти в свое любимое святилище. После уличной прохлады здесь ощущается какая-то жуткая духота. Запоздало реагируешь на свет, лениво приподнимаешься, хлопаешь глазами с заспанным видом. Что, не ожидал увидеть папочку с утра пораньше? Я тоже большой любитель поспать, но стояк поднял ни свет ни заря, пришлось спешно завтракать и идти к любимой шлюшке с хуем между ног. Он у тебя заметно привставший со сна — тоже мешает спать? Ну вот, значит, я как нельзя вовремя. Переводишь рассеянный взгляд на ведро с дождевой водой, в бледно-голубых глазах мелькает неподдельный ужас — понимаешь, что это означает для тебя и твоей маленькой узкой попки. Да, детка, я буду долго и с наслаждением ебать тебя туда, а после дам тебе хорошенько подмыться, как всегда. Видишь, какой я добрый?

      Опускаю помывочное ведро у решетки, захожу за сральным, мимоходом бросаю смазку на твои худосочные бедра. Можешь разработать себя пальцами, пока я выношу твои нечистоты, гадкий бляденыш. Не хочу, чтобы воняло под носом, как в прошлый раз. Возвращаюсь, а ты все сидишь на своем ссаном матрасе, угрюмо пялишься на смазку. Стоит мне подойти ближе и тяжело вздохнуть, как в тебе что-то меняется. Брови умоляюще ползут вверх, глаза наполняются слезами, губы приоткрываются в безмолвной мольбе. Ты не хочешь, ты боишься, тебе больно и неприятно, когда я беру тебя, но ты ничего не можешь сделать. Кончай ломаться, ведь мы оба прекрасно знаем: я получу свое. Пинаю голую ступню и слышу жалкое лепетание дрожащей сучки. Пытаешься выторговать минет вместо анала, встаешь на колени и сам тянешься расстегивать мне ремень. Увесистая оплеуха заставляет тебя упасть обратно на матрас и подумать над своим поведением. У тебя нет ни хуя, кроме двух сладких дырок, и одна никогда не заменит другую. Приходится объяснять это на повышенных тонах, крепко держа тебя за волосы, слипшиеся от засохшей спермы. Трусливо прикрываешься руками, сглатываешь свои предрассудки и киваешь, извиняясь за собственную тупость. Вижу, что урок усвоен, и нехотя отпускаю, но смазку забираю себе — в качестве наказания получишь самый минимум, необходимый лишь для моего собственного комфорта.

      По железной крыше монотонно стучит дождь, а ты все сидишь, обхватив трясущиеся коленки, искоса смотришь, как я раздеваюсь. Велю перебраться на стол: на полу сегодня прохладно, не хочу простыть. Стол принесен из заброшки, по которой вы лазали, узнаешь его? Старый и облезлый, но добротный, еще походит под твоим худосочным телом, похотливая шлюшка. Правда, он как-то странно скрипит, когда ты неуклюже залезаешь и ложишься на него. Впрочем, я не особо расстроюсь, если он развалится под тобой к хуям. Укладываю одежду на сумку и тянусь к боковому кармашку. Со страхом провожаешь меня взглядом, когда обхожу стол с длинными ножницами в руке. Что, увидел страшную железяку в руке у хозяина? Резко щелкаю ножницами у твоего паха и наслаждаюсь испуганным стоном. То-то, сучонок, бойся меня! Оттяпать бы тебе хуец, чтобы сделать тебя полноценной девочкой, но тогда ты сдохнешь раньше времени, а мертвые и холодные мне неинтересны. Привстаешь на локтях и часто дышишь, прикрывая рукой свое сжатое и скукоженное достоинство. Убедившись, что тебя его не лишат, переводишь зашуганный взгляд на стену и едва не роняешь челюсть при виде плаката с объявлением о собственном розыске. Что, нравится? Мне тоже. Правда, я хотел заказать красивую рамку, но сойдет и обычный скотч.

      Ты так ошеломлен, что не сразу замечаешь, как я берусь за твои острые коленки и по-хозяйски развожу их в стороны. Медленно переводишь сосредоточенный взгляд на меня и… О боги, сколь о многом говорят твои глаза, сколько в них читается эмоций! Задумка срабатывает на все сто — плакат разжигает в тебе бунтарский огонь, пробуждает давно забытое желание бороться. Нарочито нахально глажу упругие бедра, опускаюсь к яичкам, весело щекочу их пальцем. Кривишь губы, тяжело дышишь, не убираешь от меня ненавидящего взгляда, но терпишь. Давай же, лягни меня, ударь, попытайся, ты, говна кусок! Оставляю гладкие яйца в покое и ложусь на тебя, тянусь к поджатым губам, хочу прильнуть и… чувствую холодные руки на своей груди. Так, это уже интересно. И что дальше, сучка? Удерживаешь меня, не давая припасть к твоим сладострастным губам, рассеянный взгляд блуждает по голому телу, как будто впервые видишь перед собой возбужденного мужика, который собирается тебя выебать. Что, вспомнилась нормальная жизнь, уютный дом, любящая семья? Вспомнил, каким гордым и независимым когда-то был? Мечущийся взгляд останавливается на укушенной руке. Да, песик, ты все правильно понял. Это проверка твоей верности, которая легко может стать проверкой того, сколько ты протянешь без воды. Готов к новым рекордам? Хорошо помня о прошлом разе, сам убираешь руки с крепкой волосатой груди и даешь понять: можно приступать, больше никаких преград на моем пути. Славный мальчик.

      Наклоняюсь и целую твои грязные похотливые губы. Улавливаю вкус и запах собственной спермы, вчерашней еды и твоей слюны. Папочка редко целует тебя, так что наслаждайся. Ну и где твои шаловливые ручки сейчас, а? Обнял бы в ответ, погладил, что ли. Впрочем, я с тобой тоже не церемонюсь. Как следует вылизав твои блядские губы, обхожу стол с другой стороны и сую хуй в слюнявый рот, не мытые со вчера яйца ложатся на чуткий нос. Хрупкие плечи едва касаются края стола, свисающие волосы щекочут мне бедра, а ты сосешь, запрокинув голову, вытягивая тонкую шею. Острый кадык приходит в движение от каждого неловкого сглатывания. Провожу по нему пальцем, заставляя тебя вздрогнуть. Помнишь, как крепко я сжал твое горло, когда ты меня укусил? Так разозлился, что едва не придушил собственную подстилку. Пробую взяться поудобнее, примеряюсь, сжимаю. Поскуливаешь от страха, держишься руками за живот, как маленький испуганный мальчик. Боишься, что прикончу во время минета? Я же не дурак и прекрасно понимаю, что от удушения ты стиснешь зубы с такой силой, что мне больше никогда не сделать этот мир чуточку светлее. Венка под моей ладонью часто сокращается, трепещущее сердце бьется пулеметной очередью. Какой же ты беспомощный и глупый. Разве тебя не посещала разумная мысль — использовать мой хуй в качестве заложника, чтобы попытаться изменить ход событий в свою пользу? Конечно, даже если ты наберешься смелости и откусишь его, я успею тебя убить, весьма болезненным и кровавым способом, но неужели нет желания хотя бы попытаться? Блядь, что ж вы все такие нежные-то? Молодежь, поколение смартфонов! Никакой интриги — еби по-всякому и вытирай о вас ноги сколько угодно, все стерпите, лишь бы не убили. Убираю руку с шеи, а то еще обделаешься со страху.

      Ебу тебя во влажный горячий рот, доставая до самых гланд. Взгляд падает на твердые плоские соски. Большие толстые кольца, продетые в них, покачиваются в такт непроизвольным движениям твоего тела. Скажи мне, вот какой нормальный человек позволит модифицировать себя против воли? Правильно, только никчемное бесхребетное чмо вроде тебя. И вообще, хватит так сочно сосать, тоже мне, вошел во вкус! Выпусти мой хуй, педрила! Бью по щеке и вынимаю, от бордовой головки до языка тянется клейкая бесцветная нить слюны и смазки. Пиздец. Кидаю взгляд на плакат. Неужели твоим родителям еще нужна опущенная хуесоска с дырявыми сиськами, выебанная во все щели? Ну и кем ты станешь, когда вернешься? Какое место займешь в обществе? Да общество должно благодарить меня за то, что своевременно раскусил твою истинную натуру и держу тебя взаперти, подальше от уважаемых и образованных его представителей. Я ебаный инквизитор двадцать первого века, санитар леса.

      Тянусь за сумкой, слышу нервное сглатывание. О да, а теперь мое самое любимое — грузики. Два холодных увесистых металлических шарика на цепочке, три пары. Крупные, похожи на мои бычьи яйца, не в пример твоим, перепелиным. Твое лицо искажает гримаса боли, когда цепляю две пары к кольцам на сосках. Грузики оттягивают сочную юную плоть, делая упругие бледно-розовые соски похожими на девчоночьи. Шутливо треплю тебя за шарики, шлепаю по пылающей щеке и беру в руку твой вялый член, бессовестно лежащий без дела все это время. Оттягиваю крайнюю плоть, поглаживаю металлический шарик, вживленный в тонкую уздечку. Помнишь, как мы его вставляли? О, конечно, нет, ты же потерял сознание и мило пускал слюни, провалявшись в отключке всю операцию. Приятно с ним, скажи? Твердый маленький кругляш на самом чувствительном месте позволяет управлять твоей эрекцией, как с пульта. Слегка тереблю его пальцем и любуюсь тем, как к голубовато-синим венкам на гладком члене приливает кровь, заставляя его расти и подниматься даже против твоего согласия. Помогаю рукой, облизываю шарик и почти полностью зажившую ранку за ним. Тихонько постанываешь, рвано дышишь, хватаешься напряженными пальцами за край стола. Нравится, когда папочка касается твоего чувственного члена языком?

      Быстро лишаю тебя ничтожной доли удовольствия и тянусь за третьим грузиком. У него на середине цепочки есть интересная выемка с регулировкой — чем-то напоминает тюремные кандалы и пояс верности одновременно. Просовываю худосочную головку в узкое отверстие и фиксирую, ориентируясь по твоему лицу. Закусываешь губу — слабо, цедишь воздух сквозь зубы — все еще не то, по щеке течет горючая слеза — вот оно, пойдет!

      Последним украшением становится двойное резиновое кольцо, пережимающее ствол у основания и оттягивающее мошонку. Вот теперь все готово. Твой возбужденный и потерявший всякую чувствительность член в смертельной ловушке, и у нас не очень много времени до того, как из-за застоя крови разовьется гангрена и его придется отрезать на хуй, поэтому будь хорошим мальчиком и доставь мне море удовольствия, чтобы я расщедрился и освободил его как можно скорее. Твой взгляд такой смешной, когда ты смотришь на свой замурованный хер с непривычно оттянутыми яйцами. Понимаешь, что это может тебя убить? Думаю, да. А еще ты ощущаешь боль каждой клеточкой своего обесчещенного тела. Боль вперемешку с наслаждением. Ах, одно удовольствие видеть, как трепещет горячая юная плоть, распаленная против воли.

      Беру тебя за напряженные бедра и пододвигаю поближе к себе. Каменный стояк болтается передо мной из стороны в сторону из-за перекатывающихся шариков, но ты не сможешь кончить, даже если начнешь получать удовольствие. Напоминаю лишний раз: шлюха не должна получать удовольствие.

      Глажу босые ноги, пальцы ложатся на голые мускулистые икры. Классные они у тебя, спортивные. Занимаешься бегом? Нюхаю грязные ступни и закидываю ноги себе на плечи, смазываю член. С ужасом следишь за тем, каким преступно тонким слоем смазка ложится на толстую головку. Я же обещал тебя наказать, помнишь? Легко не будет. Приставляю немаленький член к раскрытой коричневой дырочке. Хм, а она неплохо зажила после того раза. Но развлеклись мы тогда знатно — секс-марафон на полтора часа без перерыва. Мне понравилось, а тебе как? Небось, до сих пор больно испражняться? Видел кровь на туалетной бумаге — очень сексуально.

      Перевожу взгляд на твое испуганное ебало — не выдерживаешь и стыдливо прикрываешься руками. Заставляю тебя опустить их и учтиво интересуюсь, готов ли ты к жесткому проебу. Качаешь головой, всхлипываешь. Что такое, откуда слезы? Еще ведь даже не вошел в твою пизденку, девочка. Хватит ныть, на улице и так дождь, а тут ты еще сырость разводишь! Посмотри на плакат, какой ты на нем свежий и бодрый, полный энергии и запаха весны! Где это сейчас, а? Шлюха! Оттягиваю грузики на сосках, заставляя тебя ойкнуть. Хватаешься за грудь и что-то горячо шепчешь: про телефон на плакате, про важные связи родителей, про большие деньги за твою попорченную шкуру. Ебаный в рот, до чего ты жалкая блядь, любой ценой пытаешься уберечь себя от боли. Еще не поняла, сука? Боль — это твоя расплата за сытую жизнь, лишенную насущных проблем. Ты платишь мне, и платить тебе еще долго, пидор, так что привыкай. Резко дергаю за грузик между ног и одновременно вхожу в тебя на всю длину. Шлепок яиц о жопу заглушается истошным криком. Удар с колена по пережатым яйцам заставляет тебя заткнуться, но ненадолго, ведь я основательно и со вкусом орудую в тебе плохо смазанным поршнем. Извиваешься, орешь, не знаешь, куда деть мечущиеся руки, глаза вот-вот вылезут из орбит. Крепко держу тебя за тощие бока и ебу. Так тесно, так горячо, просто кайф. Хороший мальчик, даже рад, что ты невинен. Целку всегда приятнее сбивать самому. Я первый у тебя. И последний. Гордись этим.

      Активное бурение похотливой дырочки идет полным ходом, старательно расширяю неровные края, продалбливаю глубокое отверстие. Вгоняю распаленный хер до самых яиц, пронзаю щуплое тело насквозь. Каждый толчок приносит тебе нестерпимую боль, а страдальческие крики и жалобные мольбы только сильнее раззадоривают. На большее ты и не способен. Лежишь в слезах, бессильно запрокинув голову, глаза прикрыты, ногти впиваются в бледную кожу над оттянутыми сосками. Чувствуешь могучее торнадо в заднем проходе, беспощадно сминающее все на своем пути? О да, ты в самом его эпицентре, тебе не убежать, не скрыться! Буду ебать тебя, пока не достигну пика блаженства, слившись с твоим телом в сладострастном экстазе.

      Силы быстро покидают тебя, крик переходит в приглушенные стоны, а затем слышатся лишь тихие рыдания. Кусаешь губы, глотаешь горькие слезы, шмыгаешь носом, молясь, чтобы все закончилось как можно быстрее. Разгоряченная дырка хлюпает в такт движениям, все охотнее принимает в себя здоровый елдак. Прерываюсь, чтобы капнуть еще смазочки, и вижу, что залупа красная от крови, от твоей крови, бляденыш. Что, снова месячные? Ну, тем хуже для тебя. Дразню тебя и кусаю набухшие яйца. Ах, этот вскрик! Дернувшиеся пятки бьют по спине. Что за?.. Придется наказать дерзкую шмару. Подношу кровавую залупу к твоим губам, и тут тебя наконец прорывает. Отборные ругательства, страшные проклятия и несбыточные обещания жестокой смерти. Скалишься, машешь кулаками и брызгаешь слюной до тех пор, пока я не хватаю тебя за горло. Наваливаюсь сверху, прижимаю к столу всем весом и снова вхожу в тебя. Ебать молодое хрупкое тело, бьющееся в беспорядочных конвульсиях, — это особый кайф, ни с чем не сравнимый. Бледно-голубые глаза закатываются, а дырка сжимается до такой степени, что ею можно колоть грецкие орехи. Наслаждаюсь упоительным моментом и едва не упускаю точку невозврата, но тебе снова везет, сучий выблядок, — ты все еще здесь, со мной.

      Выпускаю тонкую шею из смертельных объятий и, не дав толком отдышаться, продолжаю еблю, стараясь не обращать внимания на сдавленные хрипы, глубокий кашель и жуткий скрип стола, грозящего вот-вот развалиться под натиском наших тел. Перетянутый раздутый хуй весело качается из стороны в сторону, пока ты пытаешься прийти в себя. Заметив на твоей сизой распухшей головке капельку смазки, позволяю себе слизнуть ее, и меня накрывает с головой. С протяжным стоном извергаюсь в твое полубессознательное тело, одаривая его щедрой порцией спермы. Напряженные мышцы ануса, все еще сведенные спазмом, сдавливают член, словно тиски, и не выпускают до последнего толчка, до победного финала.

      Переведя дух, беру тебя за подбородок, бью по пунцовым щекам. Зыркаешь затуманенным взглядом, глубоко дышишь через рот. Что, сученыш, думал, позволю тебе вот так просто взять и умереть? Снова тыкаюсь в губы, послушно открываешь рот и сосешь хуй как миленький, слизывая с него собственную кровь и говно. В состоянии сильнейшего шока ты сразу становишься шелковым, это мы выяснили научным путем. Но все-таки что ты видел, когда я тебя душил? Ворота рая? Своих родных? А может, парил где-то в облаках, не чувствуя режущей боли от порванной жопы? Что ж, добро пожаловать обратно в преисподнюю, малыш. Тут тебя будут рвать снова, и снова, и снова, пока ты не превратишься в бесполезный порванный гондон, который останется лишь выкинуть на помойку. И помни, ты сам во всем виноват, ублюдок.

      Часы напоминают, что пора бежать на работу. Не против, если я воспользуюсь твоим умывальным ведром и как следует прополощу в нем плохо обсосанный хуй? Молчишь? Я так и думал. Умывшись и одевшись, освобождаю твой набухший посиневший член, красный от кровоподтеков, отцепляю и убираю грузики, оставляю воду, жрачку, туалетку и мыло. А ты все лежишь и бесцельно таращишься на плакат. Из заметно расширившейся дырки вытекает сперма вперемешку с кровью, соски тоже кровоточат, алые капельки медленно ползут по выступающим ребрам. Не вздумай помереть мне тут, слышишь? Велю привести себя в порядок и выхожу. Пасмурное утро снова распахивает передо мной свои холодные объятия.