Take my hand

(Возьми меня за руку)

Come back to the land

(Не забывай о реальности)

Let's get away

(Давай сбежим от всего)

Just for one day

(Хотя бы на день)

Let me see you stripped

(Позволь мне увидеть тебя обнаженным)

Let me hear you speaking just for me

(Позволь мне услышать, как ты говоришь только со мной)

Let me see you stripped

(Позволь мне увидеть тебя обнаженным)

Let me hear you crying just for me

(Я хочу услышать, как ты плачешь лишь для меня)

Depeche Mode — Stripped

      На подходе к работе ожидает неприятный сюрприз: полиция. Уазик с мигалками стоит возле еще не открывшегося магазина. Я в серьезном замешательстве. С одной стороны, внезапное появление доблестных блюстителей порядка — еще не повод напрягаться: ну мало ли, что могло произойти за ночь? Это же окраина города, считай, Дикий Запад; светящаяся вывеска на входе частенько привлекает местный сброд, от дворовых алкашей до конченых наркоманов, которых потом гоняют несчастные продавцы. Воображение само рисует брошенный в витрину кирпич, разъебанное стекло, спизженный товар (скорее всего, акционная водка, поступившая в продажу накануне). Воришка смылся, его пришли искать по камерам. Логично? Логично. Все будет хорошо, и меня не заденет.

      Однако каждый шаг навстречу полицейскому уазику заставляет все сильнее сомневаться в собственной правоте. Витрины с виду целые, никаких кирпичей не видно. Может, пожарная сигнализация сработала? Или кому-то плохо? Проверка? Сердечный приступ, финансовые махинации, тухлая просрочка — да что угодно, только не по мою душу! Мой план слишком идеален, чтобы дать трещину, все продумано до мелочей, как в лучших работах Артура Конан Дойла! Холод охватывает непослушные конечности, в каждом движении ощущается невесть откуда взявшаяся рассеянность. Мысленно я у гаража, продумываю возможные пути отступления. Рано радуешься, хитрый сучонок. Что бы ни случилось, я прихвачу тебя с собой.

      Встречаемся в раздевалке с коллегами, они быстро посвящают в причины визита органов правопорядка. Как и ожидалось, причина всего одна, у нее светло-серые волосы до плеч, бледно-голубые глаза с милой косинкой и длинные стройные ноги. Последний раз была замечена выебанной анально и орально, униженной и накачанной спермой по самые гланды. Блядь!

      Ледяные, плохо сгибающиеся пальцы с трудом попадают по мелким пуговицам рабочей куртки. Какого хуя этим ищейкам тут надо? Я не мог спалиться! Никто не знает эту местность лучше меня! Никого не было рядом, кроме Князя! Так, спокойно, дыши глубже, приятель. Если бы они были уверены, они бы сразу нагрянули ко мне домой, так? Все будет хорошо, все будет пиздато. Вдох-выдох, поехали.

      Из раздевалки нас вызывают по одному в бухгалтерию на «беседу». Настает мой черед. Сижу перед следователем, разглядываю фотокалендарь за его широкой спиной. Красочные цветочные луга помогают сохранять пошатнувшееся самообладание. Август, прекрасный месяц. Хорошо, что они забыли его перевернуть. Строгий голос задает банальные вопросы: мол, видели ли (восхитительное обнаженное тело), слышали ли (изумительные стоны, полные страсти) и знаете ли что-нибудь (не любит глотать и давать в попку)? Ну, ты сам догадываешься, что и как я отвечаю. Два пишем, три в уме. На словах я законопослушный богобоязненный гражданин, который искренне поражается тому, что каким-то подонкам хватило наглости похитить несчастного (изысканного, бесподобного, обворожительного) студентика прямо перед учебным семестром, а в голове заново прокручиваю каждую минуту, проведенную с тобой, и испытываю несказанное удовольствие. Член просыпается и привстает от сладких воспоминаний; к счастью, под столом, захламленным кипами бумаг, этого не видно.

      Несмотря на внутреннее волнение, все складывается хорошо — меня не вяжут, а спокойно выслушивают, кивают и что-то записывают в блокнот. Кажется, удалось. Ты, наверное, расстроен, правда? Сижу пизжу не краснея, не даю повода усомниться в кристальной чистоте перед законом, при этом на губах вкус твоих губ, на члене твоя кровь и слюна, на груди отпечатки твоих пальцев, даже ощутимо пахну тобой и гаражом удовольствий. Горячо молишься о том, чтобы тебя вытащили, а меня наказали, но твои отчаянные мольбы разбиваются о слепоту этих ребят, плотную и вязкую, как мое семя.

      Наконец короткий допрос подходит к концу, и все бы ничего, если бы дотошный следак так нарочито не подчеркивал мою судимость. Еще и заключение тюремного психолога зачитал (откуда он его достал?). Мол, некоторые привычки и особенности поведения, наблюдаемые за время отсидки, говорят о патологической склонности субъекта к преступлениям на сексуальной почве и бла-бла-бла. Еб твою налево, это намек, точно тебе говорю. Дело громкое, им надо срочно кого-нибудь посадить, и похуй, даже если тело никогда не найдут, главное — отчетность. Ебаная бюрократия!

      Окончательно добивает реальная причина визита: оказывается, усатый физрук (привет, мистер Лобковые Волосы) сообщил, что видел, как накануне кто-то из работников супермаркета тайно снимал его и студентов на телефон, но не смог разглядеть, кто именно, запомнил только темно-синюю спецовку грузчика… Сука, блядь, все плохо. Спешу откланяться и обещаю сообщить, если что-то вспомню или замечу, а сам думаю, думаю, думаю без остановки. Что, если нагрянут ко мне домой прямо сейчас? Плакат с тобой висит прямо над диваном. Ну, плакат как плакат, взял, чтобы знать жертву в лицо и внимательнее смотреть по сторонам.

      Секунду, а хули я вообще оправдываюсь? Да мало ли, как и почему ты пропал? Молодежь обожает уходить из дома по поводу и без. Может, ты крепко поругался с мамкой и съебал к дальним родственникам в другую область, пусть ищут там! Или забрел в близлежащий лес, застрял в какой-нибудь зыбкой трясине, и пиздец. Почему обязательно похищение? Похищение — это когда требуют денежный выкуп, а мне ничего не надо, только твоя постоянная готовность обслуживать меня по высшему разряду. Следы никуда не ведут, их просто нет. Мобила полностью разъебана, кусочки разбросаны по канализационным сливам в разных частях города, одежда сожжена, а пепел развеян далеко отсюда, без намека на свидетелей. Из вещественных доказательств — лишь микроскопическая карта памяти, заныканная перед допросом так глубоко, что даже опытный проктолог не обнаружит.

      Но им все равно нужен козел отпущения. Жопой чую, про судимость речь зашла не просто так. Мол, переступил черту закона один раз, переступишь и второй. Удобно, не поспоришь. Следак на прощание бросает, что мне уже далеко за сорок, а у меня нет ни жены, ни семьи, якобы подозрительно, «наводит на кое-какие мысли». Что?! А вот это никого ебать не должно! Какая семья может быть после такого отца-деспота, как у меня? Который пиздил нас с матерью ногами, отбирал последнее, не давал нормально жить? Куда все смотрели, когда это происходило с нами снова и снова? А тут сразу забегали, как тараканы, из-за сытой самодовольной сучки, не дай бог, на ее упругую попку положит глаз коварный искуситель. Ха! Да уже положил, положил с удовольствием, и не один раз! И ни хуя страшного не случилось! Ты сам во всем виноват! Если бы ты согласился встречаться со мной, все было бы по-другому! Но твой грубый, высокомерный, необоснованный отказ… Гр-р-р, сука! Пошел ты! И они тоже! Я не одинок! У меня есть семья — моя любимая мама! Весь мир против нас, опять… Но ничего, мы справимся, ма, как всегда. Ты хорошо меня воспитала, я не подведу. Сделаю все как надо.

      У тебя — мамины глаза, а у меня — мамин острый ум. Это гораздо важнее, ублюдок ты тупой. Исключительная смышленость позволяет мне безнаказанно пользоваться тобой, и этот же бесценный навык поможет мне выйти сухим из воды. Знаешь, чем я сейчас занимаюсь? Помогаю следствию найти подонка, и это проще, чем кажется. Сбегать домой во время обеда, быстренько вернуться, взломать хлипкий шкафчик коллеги (спасибо за вкусный шашлык!), подкинуть ему флешку, забитую уликами, поймать синяка из ближайшего двора и с помощью пары бутылок тошнотворной водки уговорить его совершить анонимный звонок на личный номер следователя — мол, один грузчик из ближайшего супермаркета странно себя ведет: открыто доебывается до молодых парней, недвусмысленно на них смотрит, норовит приобнять, отвести за угол… Да нет, не тот, которому далеко за сорок и который сидел — этот рубаха-парень, сама честность и бескорыстность. И анекдоты у него классные. Другой, тот, у которого недавно родился сын. Да-да, приезжайте скорее, а то он и с ним что-нибудь сделает, этот ненормальный, этот больной на всю голову.

      Дело сделано даже быстрее, чем ожидалось, — в наручники, и до свидания. Провожаю удаляющийся уазик довольным взглядом. Адьос, амиго, постарайся там особо не ронять мыло. Коллеги в бесконечном ахуе — мол, как так, хороший работник, порядочный семьянин, а оказался конченым извращенцем и моральным уродом. Торжествующе потираю руки. Надо было скинуть еще пару фоток с твоим смазливым ебальником, залитым спермой, но их я, пожалуй, отправлю чуть позже, да не кому-нибудь, а твоим родителям.

      Пусть все думают, что у него есть сообщник, допрашивают подольше, не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой. Довольный собой, прохаживаюсь вдоль забора колледжа, искоса посматриваю на ребят, торопящихся домой с занятий, пытаюсь найти взглядом того симпатичного брюнетика, но вокруг одни лишь девчонки. Хм, вон та блондинка с широкими бедрами ничего такая. Чем-то напоминает твою мамку. Я все еще берегу твою драгоценную сперму, помнишь? Тебе будет дозволено кончить только один раз и только в специально уготованную вагину. Хочешь брызнуть в свою мамашу? Правда, совладать с этой высокой блядью будет гораздо сложнее, чем с тобой. Но если заманить ее интересными фотками и намекнуть, что сынуля еще жив, надо лишь прийти одной на заброшку…

      Работы до конца дня больше не предвидится, поэтому нас, грузчиков, отпускают пораньше. Пользуюсь возможностью, чтобы навестить маму. В забитом автобусе нахожу местечко позади двух беззаботно болтающих студентов, твоих ровесников. Сажусь и с интересом начинаю слушать, о чем они говорят, но уши быстро вянут. Мат-перемат, дешевые коктейли, распутные девки, интернет-приколы. Словечки всякие ебанутые типа «кринж». Пиздец, ебаный биомусор. Неужели и ты был таким же до того, как тебя перевоспитали? Нет, ты, конечно, вел себя не в пример скромнее, но все равно — есть что-нибудь у тебя в голове? Пф-ф, отнюдь. Только ветер. Вы, узколобые уебки, сами не знаете, для чего живете. Вас заводят, как домашних питомцев, только потому, что так надо, а что делать дальше — ни вы, ни ваши ограниченные родители понятия не имеете. Растете, цветете, пахнете, увядаете, засыхаете, умираете. И только истинный ценитель красоты сумеет разглядеть в вас неповторимую частичку вечного. Необузданная сексуальность, волевой характер, боевой темперамент, творческий склад ума. Далеко не у всех молодых людей присутствует такое сочетание. Только хорошие гены дадут породистого жеребца, которого захочется трахать снова и снова. Я давно следил за тобой, и в моих неуемных фантазиях мы с тобой перетрахались уже не одну тысячу раз. Но в реальности физические возможности человека сильно ограничены. Именно поэтому я сейчас еду к маме, а не к тебе. Отдохни, подлечи задницу, вымой ее как следует, чтобы сияла и благоухала к следующему визиту.

      Загородный пансионат встречает высоким забором и раздвижными коваными воротами — все вместе выглядит как ебаная тюрьма. Вот скажи: помог тебе забор по периметру колледжа, спас от меня? Отнюдь. Тебя спасли бы хуевые гены, ну или ведро на голову всякий раз, когда выходишь на улицу. Но даже так я бы все равно разглядел твою стройную талию, мускулистые ноги и аппетитные полушария задницы. Сотня самых крепких заборов — ничто, ведь по пути от пункта А до пункта Б ты так или иначе проходишь мимо пестрой массы самых разных людей. Тебя спас разве что пистолет, но, судя по врожденной ссыкливости, ты скорее обделаешься под себя, чем решишься стрельнуть в человека. Даже в того, кто систематически рвет твою узкую жопу, доводит до слез и заставляет глотать клейкое семя. Ты — идеальная жертва. Рожден быть жертвой, жертвой и умрешь. Каково осознавать это, жалкий червяк? Мы даже в чем-то похожи, только я в твоем возрасте был не настолько жалок, потому что не якшался со всякими мудаками, доверял только самому себе. А кому еще верить? Меня ненавидели и пиздили с самого детства, иногда до полной отключки. Мама и бабушка не справлялись с отцом, он не поддавался контролю. И покинул наш мир безнаказанным. Жаль, я сидел в тюрьме, когда он наконец отбросил копыта. Страсть как хотелось плюнуть в его вонючую могилу. Смачно так, от души.

      Следую по длинным коридорам за заботливыми сиделками, попутно узнаю, как мама. Говорят, что получше, сегодня у нее хорошее настроение. А как настроение у твоей матери? Сколько ночей она не спит, ожидая хотя бы малейшей весточки о сыне? Скорая, полиция, морг — что угодно, глубоко внутри она уже смирилась и готова принять любую правду. Мучительная неизвестность убивает. Может, позвонить ей, когда снова буду драть тебя в задницу? Душераздирающие крики, болезненные стоны и жалобные рыдания лучше, чем ничего, правда же? Или записать видео с тобой — пусть оценит? А может, заставить тебя кончить, собрать семя и отправить в пластиковом контейнере? Мол, пользуйтесь тем, что осталось от вашего сына, бегите в ближайшую клинику как можно скорее и оплодотворяйте зрелую яйцеклетку, не дайте его ДНК бесславно погибнуть. Ты еще не забыл, что такое семяизвержение и как это происходит у нас, у мужчин? Твой перевязанный-передавленный хуй и отвисшие яйца еще способны на это? Я вот всегда готов, несмотря на нескромный возраст. В тебя и на тебя.

      Мама отдыхает в своей палате, с интересом смотрит настенный телевизор. Здороваюсь, целую морщинистую руку и ставлю ее любимые гвоздики в подготовленную сиделкой вазу. Мама никак не реагирует, неотрывно смотрит кулинарную передачу, но в глубине души я знаю, что она здесь, со мной, слышит меня и понимает. Присаживаюсь рядом и рассказываю о будничной жизни, о кропотливой работе, прошу прощения за то, что долго не навещал (а все ты виноват, сучонок). Про тебя, конечно же, не договариваю, лишь кокетливо намекаю, что у меня наконец-таки появился любимый человек. Про крепкий торс, спортивные ноги и дефективный член между бедер ей знать необязательно. Видишь ли, мама думает, что я люблю только девушек и со временем подарю ей много-много внуков. Слышишь, блядина? Тебе придется как следует постараться с той самкой, которую мы тебе подыщем. Чтобы родила как минимум двойню. И чтобы оба получились светловолосые и голубоглазые — как нравится маме.

      Рассказываю-рассказываю, вдруг сбиваюсь и замолкаю. С грустью понимаю, что забыл, как звучит голос собственной матери. Последний раз слышал его сто лет назад, еще перед заключением под стражу. Ты помнишь голос своей матери, малыш? Он утешает тебя по ночам? А моя молчит… Она стала такой, когда меня посадили, а папаша умер. Все из-за этой грязной сволочи. Жить с ним было невозможно, а без него не вышло. Не знаю, почему так. Может, она его любила. Не так сильно, как меня, конечно, но все-таки. Она всегда старалась защитить меня, принимала большую часть ударов на себя. Старый бешеный пес избивал меня до полусмерти, но, как ни странно, так ни разу не выебал. Лучше бы ебал, как девчонку, чем вот так — подавлял мою волю, разлагал характер пудовыми кулачищами и вонючими копытами. Может, он и мечтал трахнуть меня, но стеснялся признаться в этом, чертов пидор, и вымещал лютую злобу бесконечным насилием. В то время наша страна только вставала на ноги, и всем было похуй на мелких оборванцев типа меня. Никаких ебаных комитетов по делам молодежи, кучи бесполезных заборов и всяких телефонов доверия. Только полная анархия. В жилых домах за закрытыми дверями творилось то, чего не встретишь и в заброшенном гараже… Хорошо, что он сам сдох, иначе я бы точно прикончил его после тюрьмы. Не знаю как, но я бы это сделал, богом клянусь.

      Приобнимаю маму за плечо и устало откидываюсь на мягкую подушку. Все хорошо, ма. Его больше нет. Мы свободны. Я свободен.