Is this the real life? Is this just fantasy?

(Это реальность или иллюзия?)

Caught in a landslide, no escape from reality

(Меня настигла лавина реальности — мне не спастись)

Open your eyes, look up to the skies and see

(Открой глаза, взгляни на небо, и ты поймешь)

I'm just a poor boy, I need no sympathy

(Что я просто несчастный парень, но мне не нужно сострадание)

Mama, life had just begun

(Мама, я только-только начал жить)

But now I've gone and thrown it all away

(А теперь мне придется все бросить и уйти)

If I'm not back again this time tomorrow

(Если завтра к этому времени я не вернусь)

Carry on, carry on as if nothing really matters

(Продолжай жить так, словно ничего не случилось)

Queen — Bohemian Rhapsody

      Сижу в старом перекошенном кресле (хлипкая ножка все-таки отвалилась, зараза), смакую остатки великолепного вина (лекарствам — нет, алкоголю — да!), с замиранием сердца, подобно искушенному зрителю, любуюсь завораживающим представлением с твоим непосредственным участием, моя восходящая звездочка мира постельных талантов. В гараже царит чудная интимная атмосфера, как нельзя лучше подходящая для романтических свиданий: общий свет мягко приглушен, повсюду мерцают зажженные свечи. Золотистый отсвет колеблющегося пламени игриво гуляет по обнаженной коже, подчеркивая удивительную красоту самых животрепещущих участков твоего прекрасного тела. Жаль, ты слишком занят, чтобы перевести дух и по достоинству оценить трогательную обстановку.

      Изможденное лицо застлано сальными волосами, руки и коленки бессильно дрожат, страдальческие стоны и едва различимые ругательства перемежаются с задорным фырканьем Князя. О этот неистовый звериный натиск, внушительный размер, вязкие слюни на изогнутой спине, острые когти на сгорбленных плечах… Не по годам энергичный пес ебет тебя без устали, как неостановимая секс-машина, не видя особой разницы между человеческой сучкой и собачьей. Дикая, первобытная ебля тянется непривычно долго (вино почти закончилось, а свечи успели выгореть наполовину), но это нисколько не мешает мне наслаждаться восхитительным зрелищем и с упоением ласкать себя под трогательные всхлипы и плаксивое шмыганье носом.

      Но где же слезы? Ну же, не сдерживайся, поплачь вволю, отдай себя всего без остатка во власть чудовищного цунами под названием «Безысходность». Хочу видеть влажные соленые дорожки на ярко пылающих щеках! Убираю липкую руку с напряженного члена и щелкаю пальцами, привлекая твое внимание, потираю глаза, подсказывая (как суфлер, ей-богу), что нужно делать, чтобы порадовать зрителя. Назло отводишь взгляд и держишься, отчаянно пытаясь не разреветься. Вот как, крепкий орешек, значит? О, люблю дерзкие выходки, особенно люблю хорошенько наказывать за них. Пускай же тебя накажет мой хвостатый протеже!

      Звук свистка, похожий на собачий вой, раззадоривает его еще сильнее, приводит в боевой раж. Раздроченное очко горячо хлюпает в такт мощным толчкам, теплые брызги долетают аж до меня. Безрадостно тыкаешься мордой в пол, не зная, куда деться от похотливого кобеля, который, похоже, решил как следует растянуть удовольствие, а заодно и тебя. Хуй, перетянутый очень липкой и приставучей изолентой, весело покачивается из стороны в сторону, крепко пережатые яйца посинели, набухли и, кажется, вот-вот лопнут от скопившегося в них напряжения. Еще бы: перед страстным соитием я старательно возбуждал тебя ртом и руками три часа кряду, не давая кончить. Сосчитать количество потенциальных оргазмов, прерванных путем коварного пережатия семенного канала, не представляется возможным. Пару раз ты был весьма близок к долгожданной разрядке, но вместо спермы из хуя, опухшего от переизбытка обманчивой ласки, вытекало лишь жалкое недоразумение в виде белесой водички.

      Все согласно плану: методично уничтожаю твою половую систему, калечу, уродую и заставляю изменять (мне!) с (какой-то!) грязной псиной. Может, так будет проще избавиться от тебя? Я ведь не на шутку привязался к тебе, щенок, и, к своему глубочайшему стыду, не могу просто перерезать тебе глотку и забыть, навсегда вышвырнуть из сердца. Эта досадная неприятность сильно мешает мне и моим делам, но я более чем уверен: когда ты станешь полностью бесполезен, как рваный облезлый гондон, мои руки сами наградят тебя четким порезом от уха до уха, как в фильмах. Тогда я буду свободен, а от тебя останутся лишь одни воспоминания, которыми буду греться по ночам, не сожалея ни о чем. Абсолютно.

      Отвлекшись, ненадолго выпадаю из процесса, но быстро возвращаюсь в строй и опускаю взгляд на твой стояк. Из уретры торчит кончик обгрызенного карандаша (ох и нелегко было его засунуть), по исцарапанному члену (сам виноват — слишком рьяно сопротивлялся) стекает противная красно-серая жидкость, собирается в мутную лужицу у твоих колен. Металлические грузики (ну куда же без них!) болтаются из стороны в сторону, звонко бьются друг о друга. Князь шпилит тебя не хуже, чем свою подружку, и даже не думает останавливаться. Во разошелся!

      Впрочем, тебе такое не по нраву (а что тебе вообще по нраву, капризный выблядок?), и ты решаешь сжульничать: укладываешь руки (с того раза заковал тебе их спереди, чтобы больше не ходил под себя и мимо ведра) на пол, разводишь бедра в стороны, стараешься опустить спину еще ниже, чтобы грузики не давили так сильно на вздувшиеся соски и оттянутый член. Ага, попался, хитрый бляденыш! Думал, я не замечу? Вскакиваю и увлеченно луплю тебя хорошо знакомым кожаным ремнем, чтобы не халтурил. На твоей спине и жопе уже красуется несколько багровых полос (полученных за дело), но тебя все не пронимает — лишь бы уклониться от своих прямых обязанностей и еще больше побесить меня. Точный резкий удар по беззащитной шее (ах, как здорово брызнули долгожданные слезы) заставляет мгновенно приподнять задницу, на которую тут же обрушивается целая серия. Шлеп-шлеп-шлеп! Это проучит тебя, сука! Князь вздрагивает от хлестких ударов, теряет всякий пыл и боязливо отступает с удивленным выражением морды. Успокаиваю очаровательного песика, шепчу ему ласковые слова на ушко, заново подвожу к дрожащей оттопыренной заднице (кожа кое-где рассечена до крови) и с удовольствием погружаю здоровый лохматый хер в горячую дырку, липкую и блестящую от вязкой смазки.

      Нелепо дергаешься от болезненного проникновения и пытаешься что-то глухо прохрипеть, но без толку: на твое ебало предусмотрительно натянут расширитель. Нечего пиздеть во время кульминации! Просто расслабься, шкодливый щеночек, а уж мы, два взрослых опытных кобеля, сделаем за тебя все остальное… Допитое вино намекает, что хватит сидеть без дела, пора бы самому принять участие в грандиозном представлении. Почему бы и нет. Хватаю тебя за жирные несвежие волосы (фу, блядь, когда ты последний раз мылся?), смачно харкаю в лицо и ебу в слюнявый рот, беспощадно выгибая тебе спину с такой силой, что твои руки, звеня наручниками, сами по себе отрываются от земли, а ничего не весящее тело безвольно кренится в сторону Князя, настойчиво дерущего тебя в жопу.

      Безобразно изогнутый позвоночник грозит переломиться, как хлипкая спичка, но кого это волнует? Ебем синхронно, в два смычка, с полной самоотдачей, как если бы в дикой природе два сильных тестостероновых альфа-самца драли самку, которой не повезло угодить под перекрестный огонь жаркой страсти. Нравится чувствовать себя под двумя сразу, а, щенок ебаный? Как я погляжу, свидание при свечах не прошло даром — вы явно пришлись по вкусу друг другу. Как трогательно: яркая искра взаимной симпатии зажглась в двух сердцах одновременно, а для физической близости не понадобилось много времени. Конечно, я немного расстроен, что моя вторая половинка (милая косинка, породистая блондинка) внаглую изменяет мне с моим другом, но что поделать — такова жизнь.

      Не зря мама с детства наставляла: «Ищи ту единственную, которая будет свято хранить верность, не давай всяким потаскушкам разбить тебе сердце». По-видимому, я серьезно облажался: ты оказался настоящей потаскухой, похабным бесстыдником, раз считаешь нормой прыгать на чужом хую прямо на глазах у меня, твоего единственного и неповторимого. Нет, ты только глянь на себя, наглый развратник: похотливо стонешь, жеманно прикрываешь глаза, охотно подмахиваешь задницей, получаешь неземное наслаждение (но не от меня, ведь мой ты сосешь с недовольной гримасой), без зазрения совести светишь животом, на котором вырезано мое славное имя. Свежие шрамы едва успели затянуться, но тебе похуй. Вот беспринципная проститутка, конченая блядь! Правильно про таких говорят: сучка не захочет — кобель не вскочит. А потом ноете: «Ой, изнасиловали, опорочили!» Тьфу!

      Досадливо фыркаю и ебу тебя в рот с утроенной силой, намереваясь хорошенько отомстить за некстати вспыхнувшую ревность, но меня отвлекает другое событие: Князь вонзает когти в тонкую кожу, протяжно воет от удовольствия и содрогается в оргазменных конвульсиях, а под ним крупно дрожишь и ты, закатываешь глаза и норовишь грохнуться в обморок, забив на мой хуй во рту. Иду на опережение — бью кулаком в выпирающую скулу, отбивая неразумное желание прилечь отдохнуть. Эй, а ну смотри на меня, хуесос! То, что тебя мучает жар и сраная лихорадка, — еще не повод наплевательски относиться к своей работе! Больничный у меня, я пострадавший, давай обслуживай как следует! Вяло лижешь горячую залупу склизким языком, нечаянно чихаешь; из носа стекает здоровенная сопля, застывает на верхней губе. Убожество, тьфу! Какой-то ты вечно уставший, где страсть, где задорный юношеский огонек в глазах? Чего тебе не хватает для полной самоотдачи? Питья? Жратвы? За аппетитные ништяки нужно хорошенько поработать, сука, а ты абсолютно не стараешься!

      Тыкаю горячим хуем в глаз, затем туго зажимаю твой сопливый нос двумя пальцами и дрочу. Пиздец, ну и сервис — все приходится делать самому! С ужасом выпучиваешь глаза (ну хоть какая-то эмоция!), судорожно дышишь ртом, чтобы не задохнуться; ловлю момент и на очередном вдохе пропихиваю распаленный член как можно глубже, кончаю прямо в пищевод, нарочно заставляя подавиться густой спермой. Заходишься в безудержном кашле, панически пытаешься вдохнуть. Ага, хуй тебе! Воздух тоже нужно заслужить! Бью по скованным рукам, заставляя упасть и стукнуться подбородком о жесткий пол. Стоячий член упирается в пол и едва не ломается — под весом тела — вместе с торчащим из него карандашом (он даже смешно выгнулся под невообразимым углом, но, увы, в последний момент бесславно скользнул в сторону).

      Прокашливаешься и пытаешься подняться, но Князь властно лежит на тебе, не вынимая хуя из твоей ненасытной жопы. Придавливаю тебя ебалом к полу, наступив на затылок. Что это там так приятно хрустнуло? Затравленно обхватываешь мою ногу ослабевшими руками и мычишь нечто нечленораздельное. Опять двадцать пять… Просто заткнись и полежи, подумай над своим поведением, бестолковая соска. Переглядываемся с Князем, безмолвно решая: пощадить тебя или раздавить, как муху? Грустные глаза кобеля смотрят с надеждой — ты ему явно понравился, он жаждет добавки. Увы, вынужден признать его точку зрения — ты еще не до конца расплатился за свои грехи, а следовательно, ты нам еще нужен. Нехотя убираю ногу с затылка, брезгливо обтираю сальную ступню о твою острую щеку. Знаешь, я почти завидую тебе. Такое внимание со стороны благородных самцов заслужить нелегко, особенно с твоей нынешней неухоженной внешностью. Ему ты сразу отдался, даже в таком виде, а со мной без конца ломался, разыгрывал комедию, бездарно набивал себе цену… Нет, нет, Князь, даже не пристраивайся! Хватит с меня, не хочу больше видеть вас вместе!

      Сердито оттаскиваю вошедшего во вкус пса и замечаю свежее говно на его внушительно болтающемся хуе. Это что еще за непристойности? Сдергиваю слюнявый расширитель с твоего тупого ебальника, спрашиваю, срал ли ты сегодня, в ответ еле выдавливаешь из себя жалкое «нет». Нет — пидора ответ, скотина ты такая! Получаешь удар ногой в живот (эх, приходится лупить по собственному имени) и зычную команду немедленно опорожнить кишечник. Знаю, я мало тебя кормлю и почти не даю мыться, но это ничего не меняет — кишка должна быть чистой и готовой к обслуживанию, тем более что в ней еще переливается теплое семя моего четырехлапого друга. Освободи в себе побольше места для папочки!

      Перестав корчиться от боли, кое-как встаешь на колени, шатко покачиваясь, нащупываешь пылающей жопой холодный край ведра, неуклюже пристраиваешься, как побитая дворняга под уличным столбом. Для полного сходства остается лишь задрать ногу, хех. Обхожу сзади и с интересом наблюдаю за увлекательным процессом. Из рваной незакрывающейся дыры, размером с хороший кулак, сперва вываливаются отвратительные геморройные узлы. Тужишься, тихонько хнычешь от обжигающих резей (как будто сразу с десяток ножей в заднице), затейливо пукаешь и жидко дрищешь. Охуеть, ну ты даешь! Дерьмо хлещет нескончаемым потоком, будто кто-то включил мощный фонтан, запустил коричневый гейзер, мать его.

      Аккуратно обхожу сие чудо, чтобы оценить вид с другой стороны. Посиневший хуй дрожит от натуги (как межгалактический шаттл перед запуском), гараж наполняется тошнотворным зловонием. Пиздец, что такого ты жрешь, что так жутко воняет? Отвешиваю звонкий поджопник, чтобы особо не увлекался. В переполненное ведро летит последний (весьма увесистый) шматок говна, и я почти рад, что все закончилось, но ты внезапно падаешь на бок и едва не опрокидываешь всю эту шаткую конструкцию. Ебать!.. Задетое ведро опасно покачивается и… на твое счастье, остается стоять. За неосторожность получаешь ремнем по яйцам и корчишься в страшных муках, держась за отбитые шары. Вот так, падла, в следующий раз будешь смотреть, куда опускаешь свою вонючую жопу… Бля, вино уже просится наружу, надо бы отлить. Но куда? Ведро переполнено, на улице холодно… А, чего я парюсь? Вот же валяется мой личный стонущий унитаз! Наступаю на тощую грудь и ссу тебе на ебальник, заставляя давиться мочой. Вот так, прочисти глубокую глотку как следует. Нервно вертишь головой, пытаешься укрыться от тепленького золотого дождика. Что такое, не нравится? Ты же вроде хотел пить, разве нет? Так пользуйся возможностью, щенок, пей и не выебывайся.

      Хрипло откашливаешься, брезгливо сплевываешь желтые капли с искусанных губ, с опаской косишься на меня, мрачно ожидая, чего же я еще такого выдумаю. Пиздец ты терпила — даже не пытаешься оказать достойное сопротивление, чтобы на тебя банально не ссали. Неужели ночной визит и совместные посиделки с ножом так сильно испугали? Неужели нет желания отомстить? Ты же обещал мне глотку перегрызть, забыл, что ли? Мне казалось, ты был близок к этому, когда мы с тобой все утро перечитывали оживленную переписку с твоими родителями, просматривали любопытное видео с твоими замечательными друзьями (три поросенка) и изучали занимательный репортаж про тебя из местных новостей (по телеку показали, ебать ты знаменитость!). Готов поклясться, в тебе что-то переменилось, когда я «случайно» проговорился, что твою мать положили в больницу в крайне тяжелом состоянии из-за тебя и твоей непомерной тяги к засовыванию необычных предметов в прямую кишку. Но, похоже, я зря ждал хоть какой-нибудь реакции (держа нож под рукой). Ты сдался и молча все схавал, бесполезный кусок трусливого дерьма.

      Сажусь тебе на грудь и срываю изоленту с набухшего члена и перетянутых яиц. Специально все делаю рывками, чтобы причинить как можно больше боли. Трепещешь подо мной, дергаешь бедрами, пронзительно скулишь; нежная кожица едва не отдирается вместе с липким клеем. Готово, мятые шматки изоленты летят в сторону. Склоняюсь над вытянутым стручком, внимательно осматриваю на свету. Грубые царапины, вздувшиеся венки, запекшиеся кровоподтеки, запах засохшего семени… Подцепляю карандаш за едва виднеющийся краешек и небрежно выдираю из поврежденной уретры. Писательная дырочка значительно расширилась (поздравляю, заодно можешь ебашить желтым фонтаном), из нее вытекает то ли мерзотный гной, то ли не менее мерзотная сукровица. Капаю туда горячо обожаемую тобой горчицу (выбор настоящих гурманов!), крепко сдавливаю израненный член кулаком и дрочу, наслаждаясь истошными криками и нехуевой агонией. Смачно пержу тебе в ебальник (лови газовую ответку, пидор) и тыкаюсь грязным (ничего, мне можно) волосатым очком в нос, с азартом надрачиваю твой вялый хер, тоскливо опадающий на глазах. Желая подбодрить, трусь о худую головку свежевыбритым подбородком, царапая ее до крови, покусываю шарик в уздечке и оттягиваю его зубами, норовя оторвать вместе с крайней плотью. Что, пидор, кончить сегодня не получится? Не стоит хуец-то больше, да? Ай-яй-яй, какая жалость! Такой молодой, а уже полный импотент! И обосранная геморройная дырень уже больше, чем пизда у престарелой шлюхи! Ну и на хуя ты мне (и кому-либо еще) такой нужен?

      Бросаю взгляд на полуотгрызенный плакат о розыске — пиздец, ты уже и его стал жрать, больной придурок? Совсем умом тронулся? Смотри, так и до поедания собственного говна недалеко! Фу, блядь, как же оно воняет! Но отвлекаться и выливать неохота, лучше заняться остатками некогда привлекательной жопы. Слезаю с твоего бледного изможденного лица, по очереди отцепляю грузики, смазываю их и заталкиваю в тебя. Холодные металлические шарики без сопротивления проходят через рваное анальное отверстие, один за другим скрываются в черной зияющей пустоте. Капец, прямо натуральная Черная Дырень, как бы в ней не сгинуть самому.

      Пару минут, и готово: пять увесистых шариков глухо перекатываются где-то в прямой кишке, правда, с последним приходится изрядно повозиться и затолкать его внутрь членом. С безучастным выражением ебла отворачиваешься к стенке и молча закусываешь губу, когда я грубо раздвигаю твои тощие бедра и беру тебя с шариками в жопе. Выглядишь отвратительно: глаза красные, воспаленные, губы потрескавшиеся, покусанные, уголки сильно порваны расширителем, член свисает сморщенным бесполезным придатком, а некогда хорошенькая попка разорвана на британский флаг бутылкой, хуем Князя и моим собственным, здоровым и великолепным. Самому от себя не тошно? А ведь у нас все могло получиться, сука. Еще весной. Столько времени потеряно зря! Ебу агрессивно, со злостью, нещадно вгоняя хуй по самые помидоры. Толстая головка проталкивает подвижные шарики все глубже и глубже (да где там конец?), они виднеются сквозь тощий живот, когда ты выдыхаешь, отчаянно хватая ртом несвежий (а кто насрал?) воздух. Кого ты ждал в своей короткой жизни, м, уебок? Смазливого принца-одногодку на белом коне? Чем я, взрослый состоявшийся мужчина, тебя не устроил? Да я десятерых таких принцев стою! Тупое ничтожество, выращенное на дебильных сказках! Со всей силы бью тебя в живот (прямо по шарикам) и кончаю, тыкаюсь хуем в крайний шарик с таким напором, что самому больно. Мне больно, понимаешь? Больно трахать тебя без искренних эмоций, без взаимной любви, от которой, поговаривают, в животе начинают порхать (шарики) бабочки. С тобой мне никогда не познать, что такое та самая неповторимая любовь, о которой все вокруг так настойчиво твердят. Ты все испортил и испортился сам, твой недолгий срок годности подошел к концу. Белоснежные крылья сгорели, от смешного невинного ангелочка остался лишь жалкий пепел и полное ведро дерьма.

      Вынимаю член из порочной кишки, хватаю тебя (попорченную подстилку) за грязную глотку, хорошенько встряхиваю, приводя в чувство, и приказываю высрать шарики мне на ладонь, один за другим. Присаживаюсь у твоего вялого (висящего на полшестого) хуя и требовательно жду. Обреченно вздыхаешь и серешь безо всякого стеснения. Первый выкатывается сам (он и так норовил вылезти посреди процесса), виснет на тонкой цепочке и тянет своего собрата, таинственно переливаясь отблеском свечей. На свету хорошо видно, как с него капает сперма вперемешку с дерьмом. Соскребаю вонючую жижу и размазываю по твоему ебалу (за то, что плохо очистил кишечник). Обидчиво шмыгаешь коричневым носом и тужишься дальше. С хлюпаньем вылезает второй шарик, теплая связка шмякается на мою ладонь. Тайком облизываю их (вкус не очень) и откидываю в сторону. Следующий осторожно выглядывает из-за темно-лиловых геморройных узлов, но не торопится выйти в этот блядский бесчувственный мир — ему хорошо и в твоем теплом уютном животике. Надавливаю на очертания шарика под тонкой кожей, и тот все-таки выкатывается, бесцеремонно раздвигая драные лепестки ануса. Мягко беру гладкого металлического малыша на руки. Прекрасный экземплярчик, крепкий и здоровый. Но где же его братик? Дергаю за цепь и резко вырываю четвертый шар из темных недр. Выгибаешься дугой, плаксиво хнычешь, из трухлявого дупла брызгает отвратительная коричнево-алая жидкость. Бью ногой по ебалу, велю заткнуться и продолжать. Стыдливо обсираешься и жалко описываешься в напрасной попытке извлечь из себя последнюю связку. Пытаешься залезть туда скованными руками, машинально бью по ним, пресекая неосторожную попытку, и тут же задумываюсь. Хм, а неплохая идея, спасибо за подсказку.

      Видя, с какой злорадной ухмылкой смазываю руку, пугаешься не на шутку, лихорадочно пытаешься отползти, но все ожидаемо заканчивается анальным погружением прямиком в самую гущу событий. Блядь, ощущение, как будто угодил в сраный гигантский пельмень, наспех сваренный неумелым поваром. Горячие, склизкие стенки вывернутого наизнанку ануса противно обволакивают кисть, как будто норовя откусить ее. Буэ-э-э, гадость! Преодолевая острое желание сблевать, бесстрашно проталкиваю руку по локоть, нащупываю шарики, запутавшиеся в кишках. Растопыриваю пальцы, пытаясь ухватиться за скользкий металл, краем глаза поглядываю на происходящее снаружи. Жаль, ты корчишься в чудовищных судорогах и не видишь, как эротично оттопыривается твой живот, когда я шевелю пальцами изнутри. Кое-как подцепляю цепочку, вытаскиваю склизкие коричневые шарики, с которых, словно на соплях, свисают мелкие кусочки плохо переваренной пищи. Приглашающе зияет огромная темно-красная дырень. Харкаю туда, ссу (лучше, чем в ведро!) и поебываю тебя рукой, но быстро бросаю это утомительное занятие. Для разнообразия пытаюсь засунуть ногу, но грязная пятка стопорится посередине, а дальше никак, тупик. Эх, видимо, сорок пятый пока что великоват для тебя. Как ощущения? Ты не в состоянии говорить: бледный как смерть, крупно дрожишь, безудержно то ли икаешь, то ли рыгаешь, без конца заикаешься, весь в слезах, пузырящиеся слюни свисают с подбородка, с трясущихся закованных запястий капают кровавые капельки. Что, правда так знатно торкнуло от одного лишь непродолжительного копания в кишках или опять прикидываешься, разыгрываешь драму? Хуя с два в этом (мире) помещении тебя кто-то станет жалеть. Оплакивать — может быть, жалеть — нет. Двуличные ублюдки недостойны ни малейшей жалости. Бля, что-то я подзаебался, надо бы перекусить, как считаешь? Литровая банка соленых огурцов, подаренная дружелюбной соседкой, подойдет как нельзя лучше. Только они прохладные, по-хорошему надо бы разогреть. Ты же не хочешь, чтобы папочка кушал пищу холодной?

      Игриво потряхиваю увесистой банкой и… вгоняю ее в тебя прямо так, без смазки и предупреждения. К счастью, у тебя уже нет сил ни кричать, ни сопротивляться, так что процесс проходит на удивление гладко. Из грязной жопы остается торчать только лишь горлышко с зеленой крышкой. Велю полежать и хорошенечко погреть огурцы своим весьма кстати пылающим анусом, а сам решаю размяться, пройтись по твоему скромному жилому уголку. Какой все-таки милый, уютный гаражик. Столько сладких воспоминаний связано с этим местом. Жаль его сжигать, но, похоже, это единственный способ уничтожить все улики. Или… Окидываю сочувственным взглядом стены, которые сам же по многу часов старательно оббивал резиной, кошусь на тусклую лампочку под потолком, которую сам же вкручивал, основательно заморочившись с проводкой. Да-а, было время… Может, просто законсервировать помещение до тех пор, пока все не уляжется? А потом снова распахнуть двери как ни в чем не бывало… Вокруг ведь столько красивых молодых щенков, столько ярких эмоций и радостных открытий! Тот жгучий брюнетик из колледжа так и жаждет занять твое место, мой миленький косоглазик. Но я тебя не забуду, уверяю: твое лицо, твои стоны, твои запахи навсегда останутся в моей памяти, даже когда пройдет много-много времени и все будет казаться лишь одним далеким мгновением, красивым, но безвозвратно ушедшим сном…

      Желудок недовольно урчит, мол, хватит затирать высокопарные сентиментальности, давай что-нибудь более близкое и понятное, например, ням-ням. Что ж, думаю, соседкины огурчики уже вполне готовы к употреблению. Присаживаюсь над тобой, пытаюсь открыть заметно нагревшуюся банку, но та неподатливо елозит в трепещущем очке, пальцы беспомощно скользят по железной крышке. Кладу твои слабые окровавленные руки на живот и велю крепко зажать очертания непослушной банки. Всхлипываешь, кое-как зажимаешь. Собравшись, пробую еще раз, но она лишь тупо проворачивается, вместо того чтобы открыться. Вот сука! С помощью собственной футболки и такой-то матери наконец удается приоткрыть крышку, чуть вытащив банку наружу и случайно пролив на пол немного рассола. Вгоняю банку обратно, сажусь тебе на живот и на ощупь вытаскиваю первый попавшийся огурчик. Маленький, гнутый, безобразный, прямо как твой член. Прикладываю для сравнения. Бля, да этот хилый огурец будет даже побольше твоего так называемого мужского достоинства. Хрумкаю и наслаждаюсь чудесной домашней заготовкой, а ты жалко хрипишь, дергаешься, как ненормальный, под моей тяжелой задницей. Из-за судорог слетает крышка, рассол выливается из жопы, несколько огурцов падают на грязный пол. Засаживаю крепкую пощечину, чтобы утихомирить. Уважай труд старших, долбаный педик! Думаешь, вырастить огурцы, собрать, засолить — это так же легко, как сдать какую-то хуйню по электротехнике и потом полдня хвалиться мамке? Ты, уебок, сроду ничего тяжелее телефона в руках не держал, откуда тебе знать?

      Так и сидим. Неторопливо поедаю уже хрен знает какой по счету огурец, а банка подо мной все еще цела. Ба, да эта банка будет покрепче твоего телефона, щенок. Тот разлетелся довольно быстро, буквально от парочки крепких ударов ботинком, а вот советская, проверенная временем банка (в жопе) выдерживает целую серию таких ударов. Беспощадно пизжу тебя ногами, изо всех сил желая расколоть ее. Кровавый фонтан из очка будет символизировать твой конец, как в прямом, так и в переносном смысле. Осколки битого стекла порежут все, что можно и что нельзя, и тогда я спокойно выброшу твой истерзанный труп прямиком на свалку истории. Хуярю и ебашу со всей дури, но тебе везет, сученыш. На банке ни трещины, когда высовываю ее из тебя. Кровь, говно, сперма — есть, но ни единой, блядь, царапины или осколка, хотя бы малюсенького. Угрюмо допиваю остатки соленого рассола и бросаю пустую банку в ведро.

      Вопрос дня: что с тобой делать? Оказать всему миру услугу и тихо сдохнуть ты явно не собираешься — у тебя жуткая лихорадка, высокая температура, сильное обезвоживание, ощутимое недоедание, нешуточный разрыв жопы и всякая другая хуйня, о которой можно только догадываться, но ты отчаянно держишься, хватаешься за тонкую тростинку, пытаясь удержаться на плаву в этом неспокойном океане под названием «жизнь». Зачем и, главное, на хуя, дурачина? Ты — лишь бледная тень того милого улыбчивого паренька, за которым я так долго следил, которым страстно, до чертиков мечтал овладеть (и овладел, ха!). Теперь тебя не захочет даже спидозный гнойный пидор, не ебавшийся уже лет двести. Драная половая тряпка, вот ты кто. Пожалуй, это определение сильно льстит тебе, паршивый выродок. И все-таки это не отменяет твоей необъяснимой тяги к жизни. Вместо того чтобы сдаться и сдохнуть, ты все еще борешься всем смертям назло. Парадокс какой-то, я хуею.

      Я не могу убить тебя сам, но, кажется, знаю, как решить эту проблему и снять с себя тяжкую ответственность. Надо только заглянуть домой, чтобы… Секунду, это что за звук?.. А-а, это всего лишь Князь скребется у двери. Сука, совсем забыл, что он все еще здесь, ждет в темном полумраке. Выпускаю непоседливого пса на волю и вдыхаю свежий уличный воздух полной грудью. Красота.

      Оборачиваюсь. Пламя почти полностью выгоревших свечей заметно подрагивает от порывов ветра. Здорово провели время. Не хочешь отдышаться? Молчишь, не шевелишься, наверное, опять без сознания. Ну и хуй с тобой. Запираю решетку, тушу свечи, выношу ведро и закрываю гараж. Под ногами уже хорошо знакомая листва и комья липкой грязи. Холодает, скоро снег пойдет, засыпет все следы… Просто не верится, что все это в последний раз. Ты покинешь эти края навсегда, а жизнь вернется в прежнее скучное русло. Мда… За время нашего общения я привык получать удовольствие в любое время дня и ночи, боюсь даже представить, как трудно теперь будет обходиться без наших маленьких шалостей. Но тебя вот-вот отберут у меня, а это плохо, просто ужасно. К тому же, как следует узнав тебя (в основном изнутри), я пришел к выводу, что не такой уж ты и классный. Первое впечатление оказалось обманчивым: никакой ты не ангел во плоти, каким виделся издалека и казался на фото, ты такой же, как и все. Осознание этой простой истины приносит неописуемое облегчение, просто гора с плеч. «…И дотла сожженные мосты где-то далеко…»

      Беспечно напеваю знакомый мотив, перебегая улицу на красный, пока никто не видит. На подходе к дому замечаю несколько подозрительных машин с людьми внутри. Блядь… Неужели за мной? Сзади из ниоткуда вырисовывается микроавтобус, резво заворачивает во двор. Быстренько ныкаюсь за углом ближайшего подъезда и осторожно выглядываю, готовый съебаться в любую секунду. Микроавтобус останавливается у моего подъезда. Спустя мгновение парадная дверь открывается, и несколько человек выводят из темного проема старушку… Минуту, мне показалось, или?.. Прищуриваюсь, не веря своим глазам. Мама??? Какого?.. Отпустите ее, сейчас же! Да как вы смеете! Маму усаживают в микроавтобус и увозят, одна из машин срывается с места и следует за ним, остальные остаются ждать, переговариваясь по рации. Лихорадочно перебираю в голове все доступные варианты. Дождаться темноты или действовать прямо сейчас? Разряжающийся телефон сообщает, что до сумерек всего несколько часов. Переждать в гараже? А если и туда нагрянут? Нет, не нагрянут. Знали бы — давно бы уже нагрянули. Я… Я убит, раздавлен. Это нечестно, я буду жаловаться, я их засужу на хер!

      Возвращаюсь обратно, стараясь особо не пересекаться с редкими прохожими. В каждом встречном чувствую подвох, с минуты на минуту ожидаю выкрика, выстрела или чего-то такого. В этом чертовом городе они могут поджидать повсюду! Гараж, скорее в гараж, там безопасно! Сердце бешено колотится, руки-ноги отнимаются, пульс беспорядочно чеканит в висках, мысли путаются и накладываются друг на друга. Всю дорогу не покидает странное чувство, как будто я в очередной раз что-то забыл. Что-то неуловимое, что совершенно ускользнуло из поля моего зрения. Кляп? Ну да, кляп остался в доме, придется обойтись без него. Фонарик тоже там, да и хер с ним. А, вспомнил: нож. Куда я дел его прошлой ночью, сразу после процедуры клеймения? Притащил обратно домой или оставил валяться где-то в гараже? Похеру, нет времени разбираться! Все с самого начала пошло наперекосяк!