Уснуть не получается. Антон ворочается с боку на бок, насколько это вообще может позволить тесный диван в гостиной. Тишина кажется слишком громкой, стрелка настенных часов неумолимо ползёт к пяти утра. После «инцидента» Шастун сходил в душ, переоделся в свободную футболку и широкие брюки. Потом немного пообщался с Кьярой под внимательным взглядом отца, не оставляющего их в комнате одних ни на секунду. Весь комфорт и спокойствие вечера исчезли, будто их никогда не было, остались только смутная тревога и недоверие. Мысли вьются в голове, как стая чёрных ворон.

Как там мама? Она ведь получила последнее сообщение ещё в семь утра и не знает, почему сын до сих пор не доехал. Сейчас он даже связаться с ней не может, написать, что никуда не пропал. А не не пропал ли? Может, Арсений специально хочет дождаться утра, выманить его на улицу и, пока дочь не видит, убить, а тело закопать. Других людей нет на много километров вокруг. Только один человек будет знать, где закопан он, Антон Шастун, тридцати лет, неженатый и бездетный, работающий в колл-центре и ещё перед поездкой думавший: «А может сдать билеты и остаться дома?» Мысли то и дело возвращаются к мужчине. Кто он вообще такой? За что его разыскивают? А может, его и вовсе никто не ищет? Он как-то слышал, что при шизофрении у больного может начаться мания преследования. Но почему-то ему казалось, что брюнет не болен. Его взгляд выглядел слишком ясным, рассудительным и серьёзным.

Сколько бы он ни пытался, Антон не мог представить его шизофреником. Но тогда кто же он? Какой-то террорист? Серийный маньяк? С самой первой минуты знакомства Шасту казалось, будто он уже где-то его видел, но сознание решительно отказывалось подсказывать, где. Тревога постепенно нарастает всё больше. Его точно убьют. Ну не может быть такого, чтобы после нападения Арсений вёл себя спокойно. Вспомнилось удивление на его лице, как только они увиделись. Он подумал, что Антон из полиции и пришёл специально, чтобы его арестовать? Значит, есть, за что. Шастун резко откидывает одеяло, садится на диване. Это невыносимо. Нельзя и дальше трястись, как овечка в логове у волка. Нет. Надо что-то делать.

Глаза, привыкшие к темноте, легко находят дверной проём. Слишком резко встав, он ударяется пальцем о ножку низкого журнального столика. Приходится закусить нижнюю губу до крови, чтобы не завыть от боли. Все последующие движения плавные и аккуратные. Мужчина медленно добирается до прихожей, воровато оглядывается на лестницу, ведущую наверх, где он ещё не был. В доме стоит звенящая тишина. Все спят.

Самым тяжёлым испытанием стало бесшумно снять пуховик с крючка. Накинув куртку на плечи, он плавно достаёт с верхней полки шапку, забирает ботинки. Приходится постоянно останавливаться и прислушиваться, не проснулся ли кто. Он решает одеться на улице, чтобы не шуметь. Тихо щёлкает верхним замком на двери. Та не поддаётся. Антон, мысленно чертыхаясь, поворачивается к вешалке с одеждой, слегка щурится, в темноте коридора пытаясь понять, какая из курток принадлежит маньяку. Выбрав нужную, очень осторожно и тихо шарится в кармане, после чего легко достаёт скудную связку ключей. Попытки подобрать нужный ключ занимают не больше пары минут. С третьей попытки упрямая дверь наконец поддаётся, тихо скрипнув, лицо обдаёт морозный воздух. Шастун замирает, не веря собственной удаче, прислушивается. Тихо. Он легко выскальзывает на улицу, положив ключи на пол в коридоре, закрывает дверь.

Одеваться приходится быстро, потому что холод подступает со всех сторон. Поскольку никаких тропинок около дома нет, было решено двигаться на юг. Земля круглая, он в любом случае когда-нибудь выйдет туда, куда ему нужно. Темно. Высокие ели не дают добраться до земли даже тому тусклому свету, что излучает убывающая луна. Приходится сломать одну из веток, чтобы ею прощупывать почву у себя под ногами перед тем как ступать, — как-то не хочется наступить на спящего кабана или зайца. Запоздало в голову приходит мысль, что в лесу также может обитать стая волков. Хотя, быть растерзанным большим серым хищником гораздо приятнее, чем умереть от рук маньяка, который может оказаться ещё и каннибалом или некрофилом. Мало ли, он решит вспороть ему грудную клетку и изнасиловать? От таких мыслей по спине пробегает толпа мелких мурашек.

Вдалеке изредка слышится уханье филина. Рыхлый снег хрустит, ноги в промокших ботинках вязнут в сугробах по колено, но Антон упорно продолжает идти вперёд. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. В голову невольно закрадываются мысли о девочке. Как она там? Не захочет ли отец выпустить пар на неё из-за того, что их жертва сбежала? Как только доберётся до города, он обязательно напишет заявление в полицию. И отдельно попросит опеку проверить эту семью. Да, девочка не выглядит слишком зашуганной и синяков на видных местах нет, но мало ли.

Внутренние часы подсказывают, что уже около восьми. Скоро начнёт светать, идти станет полегче. Хотя бы не придётся ощупывать каждый сантиметр под ногами. Слышится шорох за спиной, Антон испуганно оборачивается. Неужели он его догнал? С ветки падает снег, а на еловой лапе удаётся разглядеть серую белку. Мужчина выдыхает:

— Ты меня напугала.

Кажется, самое время для привала. Он осторожно подходит к дереву, палкой ощупывает почву, а затем плюхается в сугроб. Белка не пугается, только ближе подходит к человеку.

— Хочешь составить мне компанию?

Антон выдыхает, слегка расслабляясь. Ноги гудят от холода и усталости. Сейчас бы вернуться на тёплую кухню, поесть вкусной домашней еды, а не переживать, что он либо замёрзнет здесь, либо умрёт от рук маньяка. Да, Арсений пока никого не убил, презумпция невиновности и всё такое, но это не мешает называть его в своей голове убийцей. Холод убаюкивает, мысли постепенно тают в небытие, оставляя место спокойствию. Глаза закрываются.

* * *

Понял, что задремал, Антон только когда на его лицо упал снег. Резко раскрыв глаза, он видит перед собой ту самую белку. Её мех окрашивается светло-розовым от дрожащего рассветного солнца, можно рассмотреть каждый сантиметр. Мужчина поднимается на ноги, оглядываясь по сторонам. Прошло где-то полтора часа. Спина ноет от неудобного положения, а ноги сковывает холод.

— Спасибо, — Шаст заглядывает белке в глаза, — ты спасла мне жизнь.

Серый зверёк ничего не отвечает, растворившись среди ветвей. Антон выходит из-под дерева, задирает голову вверх. Морозное небо медленно окрашивается в розово-фиолетовый. Где-то вдалеке виднеются светлые облака, лениво плывущие по небосводу. Можно двигаться дальше, теперь хотя бы видно, что находится у него под ногами.

Он понятия не имеет, куда идёт, но не хочет больше останавливаться. Утренний лес особенно красив. Кажется, будто идёшь не по непроходимой чаще где-то в Красноярской области, а по сказочной долине из детской книжки. Даже холод и усталость отходят на второй план. Через какое-то время палку он выкидывает, потому что солнце почти встало и каждый сугроб под ногами виден в мельчайших деталях. Каждая снежинка блестит в оранжевых лучах. Шаг, ещё один. Внезапно почва под ногами оказывается слишком мягкой, но Шаст, не успев об этом подумать, тут же со вскриком проваливается в трясину.

Холод обжигает кожу, тягучая болотная вода, которая не замерзает даже в самые холодные зимы, всем своим весом давит на него. Шастун в пару мощных гребков всплывает на поверхность, судорожно глотая ртом воздух. Мороз обжигает мокрое тело, а и так онемевшие ноги не слушаются. Спустя несколько попыток удаётся подобраться ближе к дереву, тут же схватиться за торчащий корень и буквально повиснуть на нём. Шаст старается подтянуться, но руки едва не соскальзывают. Это конец. Антон смотрит на небо, открывающееся с этого ракурса особенно хорошо. Это будет его последний рассвет в этой жизни. Где-то вдалеке виднеется солнце, которое своими длинными лучами, как руками, тянется к земле, к каждому живому существу, бегающему по ней. Никто не придёт. Никто не спасёт его. Он не провисит здесь больше пяти минут. Стоит разжать пальцы, как дрожащее тело окажется похороненным в толще воды.

Совсем близко слышится хруст снега и веток. Неужели снова белка? Повернувшись в сторону звука, Шастун едва не вскрикивает от неожиданности. Перед ним стоит Арсений, слегка запыхавшийся, с растрёпанными волосами и порозовевшими щеками.

— Не подходи ко мне! — мужчина рефлекторно дёргается, едва вновь не уходя с головой под воду, сильнее цепляется за корягу.

— Интересный ты, конечно, выбрал способ суицида, — сильные руки подхватывают его подмышки и не без труда вытаскивают на твёрдую землю.

— Это не суицид, — мужчина пытается подняться на ноги, с чем ему тоже помогают.

Арсений оглядывает его с ног до головы и снимает с себя куртку, после протягивая собеседнику. Тот молча надевает её, тёплые рукава тотчас мокнут. Мужчина ведёт его в сторону дома, никак не комментируя неудавшийся побег. Да и Шаст не готов сейчас общаться, зуб на зуб не попадает от дрожи.

Антон послушно идёт за ним, наступая след в след, потому что боится наткнуться на ещё одно болото. Он не верит своим глазам, когда уже минут через тридцать дороги из-за елей вырастает знакомый домик. Видимо, в какой-то момент он сбился с курса настолько, что сам не заметил, как начал идти в обратную сторону. Уже на подходе, брюнет, придерживая раскидистую еловую лапу, подаёт голос:

— Ты заставил меня понервничать. Почему тебе вообще пришло в голову идти ночью в лес? Не услышь я твой вскрик, тебя бы уже не было.

— Б-будто я это сд-делал б-без пр-ричины.

Арсений, шедший по расчищенной тропинке, внезапно останавливается, из-за чего Шаст едва не впечатывается в его спину, разворачивается к нему:

— Запомни, тебе ничего не угрожает. Ясно? К тому же, ты и без моей помощи прекрасно можешь убиться.

Сил спорить нет.

Дверь дома им открывает Кьяра, с порога взволнованно оглядывающая Антона.

— Я переживала! Вы зачем ушли в лес? Там же холодно! И волки!

Его довольно быстро обтирают полотенцами, отправляют в тёплый душ и выдают сухую одежду из его собственного рюкзака, а девочка внимательно следит за тем, чтобы мужчина выпил весь чай в кружке, а потом уходит заварить ещё. Хозяин дома приносит с верхнего этажа тёплый плед, закутывает в него гостя, не слушая возражений.

Антон чувствует себя разбитым, будто по фарфоровой тарелке проехались асфальтоукладчиком. Да, он раньше влипал в приключения и проблемы, но никогда они не были такими. Сидя уже со второй чашкой чая в руках, Шастун наблюдает за тем, как Кьяра, сидящая на полу на диванной подушке, что-то рисует, раскидав разноцветные карандаши по всему журнальному столику. Арсений пропадает где-то в глубине дома, занявшись своими делами. Мужчина поднимается на ноги, подходит ближе и опускается рядом с ней, ставя полупустую кружку на стол.

— Можно с тобой порисовать?

Кьяра кивает, протягивает Антону чистый лист бумаги. Гость берёт его, недолго думая, находит оранжевый карандаш, после принявшись рисовать первое, что приходит в голову — свою белку-спасительницу. Да, её мех был скорее серым, но простого карандаша на столе не было. В итоге получается что-то среднее между кривой рыжей кошкой и толстой запятой с мордочкой. Когда он заканчивает, Кьяра с интересом смотрит на рисунок:

— Красиво, — было ясно, что девочке совсем не хотелось обижать неудавшегося художника.

— А ты что нарисовала? — Антон заглядывает в её лист. На нём изображён улыбающийся белый кот.

— Это котёнок. Я давно хочу, чтобы он у нас появился, но папа против. Он говорит, что это большая ответственность, к которой я пока не готова.

— Твой папа прав. За ним надо много ухаживать: кормить, чистить лоток, вычёсывать шерсть, возить к ветеринару.

Девочка грустно вздыхает:

— Я знаю. Но тут так скучно и одиноко, мне хочется котёнка, чтобы с ним играть.

— Разве у тебя нет друзей? — Дочка Арсения на это лишь отрицательно качает головой.

— А… где твоя мама?

— Не знаю… Папа говорит, что она живёт далеко-далеко. Я видела только её фотографию и всё.

— А почему папа не хочет, чтобы вы с ней виделись?

— Он говорит, что она меня любит, но пока что не может приехать к нам. А я верю ему. Он меня никогда не обманывает.

— Конечно, не обманывает.

— Кхм… — из-за их спин раздаётся деликатный кашель. Антон оборачивается и видит, что хозяин дома стоит в дверном проёме, плечом оперевшись о косяк. — Антон, я завтрак приготовил. Ты идёшь?