От вида, открывшегося с обрыва, захватывало дух. Там, вдалеке, был почти что штиль, но о скалу волны бились в страшном гневе; они пенились и падали обратно в море, чтобы ударить с новой силой. Словно знали, что Юргис задумал, и не желали принимать его в свои объятия.

Никто его принимать не хотел.

Ну, ничего. Скоро это закончится. Юргис вынул из кармана грубых льняных штанов мешочек с оставшимися грошами и кинул на траву. Ему они всё равно уже были ни к чему — долги с них не отдашь, обеда не купишь, — а кому-то поудачливей, может, и пригодятся. Юргис отошёл подальше, стянул разношенные башмаки, крепко зажмурился и побежал так быстро, как только мог, не давая себе времени струсить.

Когда земли под ногами не оказалось, сердце всё равно испуганно ухнуло вниз. Или его просто тоже тянуло туда, в толщу синих вод. Многие в деревне, особенно старики, уставшие от тяжёлой жизни, мечтали попасть на небеса, но не Юргис. Там слишком светло и шумно от криков чаек. Ему бы вечную тишину, сумрак морского дна и полог водорослей над головой.

Удар об воду выбил из лёгких весь воздух. Юргис порывался взмахнуть руками, всплыть, но вскоре заставил себя отдаться морю. Никакой больше тесной комнаты в доме тётушки Бьёр, ютившем беспризорников и одиночек, ни стука в дверь посреди ночи, ни боли в спине после целого дня на причале. Умиротворение. Холодно только немного…

Лёгкий морской ветер дохнул ему в лицо. Юргис жадно втянул воздух и закашлялся. Как он оказался на поверхности? Неужели море и правда не захотело его принимать? Надо было наложить камней в карманы. Он убрал налипшие на лоб волосы, выдохнул и зажал рукой нос и рот. Если потеряет сознание, то точно пойдёт ко дну. Ну же, ну же, ну же! Юргис мотнул головой, успокаиваясь. Тихо, тихо…

Он точно увидел, как волны сомкнулись у него над головой, точно почувствовал, как в лёгких стало болезненно пусто, как в рот начала заливаться вода. Он точно должен был умереть, наконец-то обрести покой там, откуда пришёл, — мать его, чужачка, родила прямо на корабле, — но в самый последний момент снова ощутил толчок в спину, и, прежде чем Юргис впал в забытье, в глаза ему ударил свет выплывшего из-за облаков солнца.

Веки были тяжёлыми, поднять их почему-то никак не получалось. Вдохнуть тоже не выходило — словно бы Юргис всё ещё зажимал себе нос. Но Юргис не зажимал. Обе руки лежали на чём-то твёрдом и шершавом. Ноги омывало водой, губ касалось что-то мягкое и холодное. Юргис собрал оставшиеся силы, поднял руки и оттолкнул прижавшееся к нему тело. Послышался громкий всплеск. Юргис резко сел, но, не удержавшись на мокром валуне, тоже свалился в воду. Не успел он и руками махнуть, как его рывком подняли за ворот рубахи и уложили на камень. От испуга Юргис не мог даже моргнуть и смотрел прямо в серые с овальным зрачком глаза. Полностью серые, без белка.

— Т-ты… — хрипло пробормотал Юргис.

Голос не слушался. Юргис взялся за саднящее горло. Глаза напротив опустились. Нос в этот раз ему зажимать не стали. Только легко поцеловали и выдохнули в приоткрытый рот. Он что, подумалось Юргису, пытается ему помочь? Должно быть, видел, как моряки спасают упавших за борт.

— Я уже, — начал он, когда спаситель отстранился и снова на него уставился, облизнув тонкие синеватые губы. — Со мной уже всё…

Договорить не получилось. Продолжая опираться на одну руку, тритон — так здесь называли полумифических людей с рыбьими хвостами вместо ног — обхватил другой его лицо и снова поцеловал. Глубже, не пытаясь уже передать воздух. Юргис зарделся. Его никто ещё так не… спасал. Молодых в деревне было не так много, да и те — либо могли найти кого получше, либо, занятые выживанием, найти никого не пытались. Как Юргис.

Словно бы давая себя рассмотреть, тритон сел на край валуна. Длинные волосы, совсем чёрные — непривычно для этих краёв, — бледное заострённое лицо, стройный стан, перепончатые руки и переливающийся в лучах тусклого солнца хвост. То ли синий, то ли фиолетовый, то ли серебристый — как небо в зимних сумерках. Местные по-разному описывали жителей моря, клича их или кровожадными убийцами, или нелюдимыми отшельниками, или могущественными повелителями вод, но в одном все были правы — они нечеловечески прекрасны. За свои двадцать с лишним лет жизни Юргис никогда не видел столь красивого лица. Ни у женщины, ни у мужчины, ни у девушки, ни у юноши.

Тритон лёг боком на камень и подпёр голову рукой. Не удержавшись, Юргис коснулся мокрых волнистых прядей. Совсем настоящие. А он уж было подумал, что умер и попал в иной мир.

— Спасибо, что вытащил, — улыбнулся Юргис. На душе было на удивление спокойно, в голове — пусто. Как после бури. — Я правда собирался умереть, но… раз меня спас сам сын моря, то, наверное, мне остаётся только принять судьбу и жить дальше.

Юргис кашлянул, и тритон поманил его к себе когтистым пальцем. Юргис понимал, что тот собирается сделать, но всё равно привстал и дал себя поцеловать. Неужели в самом деле решил, что это помогает? Чудной. Язык у тритона был странный — длинный и холодный. Не только язык, он весь был холодный: и ладонь, огладившая шею, и спина с коротким жёстким плавником, и прижавшийся к босой ноге хвост с мелкими, почти незаметными чешуйками. Но от каждого прикосновения внутри у Юргиса почему-то разливалось тепло.

— Ты очень красив, — шепнул Юргис. Он не знал, понимает ли его тритон, но чувствовал, что обязан сказать. К своему стыду, он даже подумал, что хотел бы быть единственным, кто видит эту красоту.

Юргис усмехнулся про себя. Пора было просыпаться ото сна.

Он попытался встать, но тритон мягко надавил ему на грудь, заставив лечь. Долго рассматривал замершего Юргиса, гладил по щеке, а потом взял за руку и приложил её к низу своего живота, туда, где кожа плавно переходила в чешую. Спустил ещё ниже и надавил на два его пальца. Юргис нащупал какую-то складку и, прежде чем он успел что-то осознать, пальцы его погрузились внутрь. Юргис невольно задержал дыхание.

— М-можно? — спросил он в неверии.

Он ведь никто, всего-то простолюдин, который ничего в этом не смыслит, который и не обнимался ни с кем, кроме мамы и тётушки Бьёр, когда первая была жива, а вторая ещё не устала от приносимых им проблем…

Вместо ответа тритон повёл бёдрами. Несмотря на липшую к коже одежду, несмотря на прохладный ветер и брызги ударявшихся о камень волн, Юргиса бросило в жар. Он осмелился опустить взгляд на собственные пальцы, утопающие в плену тесных, мягких от какой-то вязкой жидкости стенок, и закусил губу. Тритон тоже опустил взгляд, но не на себя. Положил руку на бугор, который мокрой тканью никак было не скрыть, и в очередной раз поцеловал Юргиса. Но так просто не отпустил, всё продолжая и продолжая прикусывать чужую губу острыми зубами и тут же проходиться по ней языком. Рука скользнула под одежду, к паху, и Юргис зажмурился. Говорят, если слишком долго смотреть на золото, можно ослепнуть. Но Юргис не столько боялся ослепнуть, сколько обидеть своим жадным взглядом. Опорочить.

Его век коснулись, и он открыл глаза. И больше не смог закрыть, пойманный в сети серых глаз. В них не было похоти, не было высокомерия или снисходительности. Только безмерное спокойствие и нежность, в которых Юргис позволил себе утонуть.

Тритон прижался поближе, расшнуровал штаны и, продолжая смотреть Юргису прямо в глаза, убрал его руку. Тот обхватил скользкую талию и не глядя вошёл. Тритон шумно выдохнул. Юргис прильнул губами к скуле, к виску, к мочке маленького заострённого уха, к островку бледной чешуи на плече. Было солено, но Юргис продолжил бы целовать, будь оно даже горько. Тритон обхватил его за шею, и Юргис пожалел, что не снял рубаху: хотелось быть кожа к коже, хотелось как можно ближе. Он словно пил и никак не мог напиться: вода ведь солёная, поэтому хотелось ещё, ещё и ещё.

Юргис двигался мелкими неровными толчками, боясь уронить их обоих в воду и расцарапать нежную с виду кожу шероховатой поверхностью валуна, но из-за прерывистого дыхания над ухом сдерживаться было всё труднее. Рубаха задралась, и об оголённый живот начало тереться нечто твёрдое и вместе с тем гладкое — почти как у самого Юргиса… Он закинул ногу на забившийся о камень хвост, крепко обнял тритона и, вдыхая запах тины, оставшийся на чёрных прядях, излился.

Некоторое время он ещё вжимался в прохладное тело, гладил выгнутую спину и целовал островатый подбородок. Но потом на него накатила сладкая сонливость, которой не было ни сил, ни желания сопротивляться. Убаюканный шумом волн, Юргис уснул.

Очнулся он на берегу. Вскочил на ноги, огляделся, но, не увидев ни тритона, ни валуна, сел обратно. Задрал рубаху. Опустил. Может, ему всё это приснилось? Тогда жаль, что он очнулся: хотел бы Юргис навсегда остаться в том сне. Он устало вытянул ноги, собираясь лечь, но почувствовал под собой что-то твёрдое, не похожее на камень. Юргис отсел в сторону, смахнул рукой слой песка и с изумлением уставился на старую шкатулку. Лак уже слез, разбухшее дерево покрылось зелёным налётом, однако даже далёкий от столярного мастерства Юргис не мог не отметить искусность резьбы. Он осторожно достал шкатулку, приоткрыл крышку и, вновь не поверив своим глазам, вскочил на ноги.

Дно шкатулки было полностью усыпано золотыми монетами. Сверху лежала латунная чернильница, потемневший гравированный портсигар, десяток брошей с драгоценными камнями и ещё какие-то крупные украшения — для волос, наверное. Он закрыл шкатулку, прижал к груди и с распирающей сердце благодарностью повернулся к безмятежному морю, что ласково омывало берег.

Но пора было идти — скоро прилив.

***

Юргис брёл вдоль берега и, вглядываясь в очертания скал, пытался найти то место, где его несколько дней назад выбросило из моря. В конце концов, остановился — и с чего он решил, что тритон будет там? Вот если бы Юргис нашёл тот самый валун… Но он тогда был слишком увлечён, слишком очарован, чтобы глядеть по сторонам. Юргис коснулся своих губ и покраснел. Он помнил мягкость чужой кожи, помнил запах и жемчужную белизну, а вот как далеко они были от берега и были ли в море корабли…

Разувшись, Юргис подошёл к воде и достал свёрток с хрустящим имбирным печеньем. Как-то в детстве он с остальной ребятнёй, наслушавшейся историй и легенд от старших, уже пытался приманить загадочных жителей моря сладостями — в море ведь ничего подобного нет, а сладкое любят все. Тогда не вышло, но вдруг сейчас повезёт? Юргис развернул промасленную бумагу и, собираясь пустить её по воде, подобно бумажному кораблику, зашёл по щиколотку в воду. Потом по колено. Надо было попросить у кого-нибудь лодку. Или купить уже свою…

Когда идти стало трудно, а подол рубашки уже совсем вымок, Юргис остановился. Посмотрел на печенье в руке. А если перевернётся?.. Вкус уже совсем не тот будет. Да и развалится тут же. Но если не попадёт в воду, то тритон его не учует, наверное. Вздохнув, Юргис зашагал к камням: лучше он положит печенье куда-нибудь повыше и будет ждать. Может, червей вообще надо было набрать?

Услышав позади всплеск, Юргис обернулся. Никого и ничего не увидев, пошёл дальше, но тут же остановился. Печенья точно было на одну штуку больше. Он вновь обернулся, вглядываясь в воду, замутнённую поднятым со дна песком, но теперь всплеск послышался спереди. Юргис вытянул руку с печеньем, и появившиеся из воды когтистые пальцы схватили ещё одно. Всплывший тритон провёл по светло-коричневому тесту языком и как-то насмешливо посмотрел на Юргиса. Но печенье съел и, облизнувшись, потянулся за ещё одним.

— Я… это самое… — начал Юргис, тут же забыв всё, что хотел сказать. Он надеялся на новую встречу, но не думал, что она и впрямь так быстро произойдёт. — В общем, я хотел тебя поблагодарить. За спасение я тогда успел спасибо сказать, а вот за остальное… Ты очень мне помог.

Юргис убрал пустой свёрток в карман и, щёлкнув застёжкой, снял с себя тонкую цепочку.

— У тебя там, на дне, наверно, есть и получше украшения, но я подумал, что тебе пойдёт серебро… И лунный камень. Напомнил мне о твоей чешуе. Он, правда, хрупкий, но если вдруг повредится, то я куплю ещё один, не переживай. Я собираюсь начать ходить в море, так что… Можно?

Ему не ответили, но волосы в сторону тритон убрал и надеть на шею цепочку позволил. Юргис отошёл на пару шагов назад и выдохнул:

— Красиво.

Тритон приподнял кулон, с интересом рассматривая переливающийся на свету камень. По обнажённой груди скатились капли воды. Юргис тяжело сглотнул и отвернулся.

Отпустив кулон, тритон подплыл ближе и протянул руку. Юргис, долго не думая, взялся за неё. Другой рукой тритон зацепился за плечо, и Юргису не оставалось ничего, кроме как подхватить его под хвостом и прижать к себе. Крепким телосложением он не отличался, но, к счастью, успел натренироваться, таская тяжести на причале.

Тритон обвил руками его шею и прижался губами к щеке.

— А сердце мне своё, — шепнул тритон на ухо, почти касаясь кожи, — отдашь?

От напевного голоса, глубокого и тягучего, как само море, стало жарко в груди. По спине побежали мурашки. Юргис зарылся носом в мокрые волосы.

— Уже, — шепнул он в ответ.