Когда слышится трель звонка с урока, Мирон прощается с учениками, медленно вытекающими из кабинета. А Слава уходить не торопится. Он снова удерживает взгляд на фигурке своего ученика, подходя к нему поближе. Что же делает его таким тихим, скромным и загадочным?

— У тебя мама или папа на родительское собрание придут? — спрашивает Мирон, присаживаясь на парту. Пока не видно, можно и нарушить немного нормы этикета. Молчать или играть в самого правильного препода рядом со Славой ему совсем не хотелось.

— Никто, — неловко отзывается Слава. — Мама в больнице, — поспешно объясняет он. — А папа на работе постоянно, — привычно лжёт Карелин. — Лечение очень дорогое, он не может оторваться от неё.

Фёдоров с волнением смотрит на Карелина. Мама в больнице. Может, это и есть та самая причина, почему парень выглядит загнанной в угол мышкой? Или есть какая-то более веская причина? Что вообще может случиться с подростками в Хабаровске? Мирону помнились его проблемы в этом возрасте, и ему очень не хотелось, чтобы Слава столкнулся с чем-то подобным.

В семнадцать Мирон перестал прогуливать уроки на пустыре с книжками. Его компания стала немножечко больше, и он открыл для себя много нового. То, от чего в итоге и сбежал в Хабаровск. Не от этого ли Слава планирует слинять в культурную столицу их необъятной Родины?

Тогда у Карелина проблемы — чем больше город, тем проще найти неприятности на свою пятую точку. И очень уж не хотелось, чтоб мальчик с такими красивыми глазами получил по шапке от жизни.

— Если есть серьёзные проблемы с финансами, я могу помочь, — предлагает Мирон. — У меня имеются определённые сбережения со времен жизни в Питере.

— О нет, нет, спасибо, — поспешно и очень смущенно начинает Карелин. — У отца прекрасно получается... справляться с нашим финансовым вопросом, — быстро сочиняет Слава.

О да, терять деньги — это настоящая супер-способность его родителя. Как просрать за пару ночей на алкоголь столько денег, что Слава жил бы на них месяц? Как спустить на алкоголь больше, чем нормальный человек может выпить? И ещё много подобных вопросов. Хоть заводи собственное тупое шоу на ютубе.

Да. Истории бывают разные. И ведут они совершенно в разные концы нашей земли — пока над Санкт-Петербургом горел серп полумесяца, Слава бежал после уроков на новую, вот-вот официальную подработку. Карелин очень старался прийти даже немного пораньше, пусть времени и было совсем впритык.

Ему провели краткий инструктаж, где какие сиропы стоят, какие с каким кофе стоит пить, что советовать посетителям, какие есть десерты в ассортименте. А ещё разницу между капучино и латте, как делать вкусный американо и как ничего не сломать.

Последнее особенно важно. Потому что у Славы две ноги левые, слишком высокий рост, врожденная неловкость и неуклюжесть. Но соседка говорила, что у него просто очаровательные глаза, как у матери. Правда, серая радужка с голубым отливом вряд ли ему поможет не разрушить кофейню. Но уж наколдовать, чтобы было вкусно, он сможет. Во всяком случае, Карелин точно будет пытаться и тренироваться. Удержаться на этом месте очень уж хочется, не пролететь с работой. Не пролететь с шансом получать собственную регулярную зарплату. Пусть и маленькую, зато свою.

Условия тоже потрясающие. Слава должен быть на рабочем месте после обеда в будние дни, сразу после уроков. А вот выходные — это как договорятся. Слава сказал, что может выходить либо так же, либо они могут поменяться сменами, либо забрать себе один полный день. Друг Андрея с улыбкой предложил выходить ему только в воскресенье, а в субботу отсыпаться. Или менять дни, если кому-то из них будет неудобно.

Слава был бесконечно благодарен. Ему нашли рабочее место. Помогли с графиком, чтобы от школы не отвлекался. На ЕГЭ, конечно, времени с таким графиком оставалось мало, но он за лето неплохо наверстал материал.

Разочаровать не хотелось только Мирона своими результатами. Тот был слишком добрым и слишком в него верил, чтобы так нагло плюнуть ему в душу чем-то не блестящим.

Слава улыбается первому клиенту, помогая выбрать сироп к латте. Он старается быть крайне вежливым, быстро считает сдачу, отдаёт чек и желает хорошего дня. Всё быстро старается делать, ловко, чтобы посетители не расстраивались и не злились.

Потом было ещё несколько людей. Народу и правда не очень много, в перерывах Слава успел сделать всю домашнюю работу. Он сидел и повторял даты по истории, записывая их все на салфетках, дабы не забыть ничего. Сначала выписывал циферки, потом с закрытой тетрадью писал события. Потом наоборот. А затем и всё вслепую.

— Здравствуйте, Вы американо делаете? — спрашивает кто-то у окошечка. Голос знакомый очень. Слава выглядывает в окошко.

— Конечно, Мирон Янович. Сироп желаете? Могу посоветовать горький шоколад, потрясающе оттеняет вкус, — предлагает Слава, мило улыбаясь своему преподавателю.

— Я не знаю, чему удивляться больше, — вскидывает брови Фёдоров. — Тому, что вижу тебя здесь, или тому, что ты говорил, что ничего не понимаешь в кофе и пьешь только чай.

Слава смеётся. От слов учителя как-то сразу тепло становится. И совсем не скучно! Совсем не хочется, чтобы диалог прерывался. С Фёдоровым можно говорить вечно! И в глаза синие-синие смотреть, которые так озорно сияют под лучиками уходящего сентябрьского солнца.

— Куда только жизнь не занесёт, — улыбается Слава в ответ, стараясь не слишком уж долго разглядывать его радужку. А ресницы какие! Любая девчонка обзавидуется. Красивый, очень красивый... Карелин губу прикусывает, чтоб не ломать себе голову от таких мыслей. И уж тем более не при Мироне Яновиче! Эти мысли вполне подождут вечера. Как и ругань себя за них!

— А как тебя-то и в кофейню, любитель чая? — всё-таки настаивает Мирон на своём вопросе.

Слава для него был слишком уж интересным персонажем. У Фёдорова была богатая жизнь, он знал очень много людей, поэтому научился сразу замечать таких ребят. И во всей школе он не видел кого-то похожего на него. Было очень интересно забраться в его бэкграунд, узнать каждый поворот в жизни. Что было в прошлом? Что происходит сейчас?

— Такие личные вопросы Вы задаёте, Мирон Янович, — со смехом отзывается Слава, опираясь на раму окошечка, через которое клиенты заказывают напиток. — Лучше всё-таки скажите, Вам с сиропом или без? Булочку желаете? Есть очень вкусные круассаны с шоколадом.

— Круассан давай, — кивает Мирон, следуя велению урчащего желудка. — А вот от сиропа откажусь, я за чистый вкус хорошего кофе. Он же здесь адекватный? Ну, расскажи секрет фирмы.

— Лучший кофе, Мирон Янович. Будете каждый день после работы за ним заглядывать, — уверяет Слава, принимаясь собирать заказ.

Мирон наблюдает, как его ученик делает ему кофе. Вид, если быть честным перед самим собой, потрясающий. У Славы пальцы длинные, аккуратные, ловкие. Кожа светлая и тонкая, венки просвечиваются голубоватым сиянием.

— Ты с домашкой-то успеваешь? — Мирон пытается выдавить из себя строгий голос, но слишком быстро сдаётся и расплывается в улыбке от вида Славы в униформе кофейни.

— Можете проверить, я уже закончил, — улыбается Карелин. Тетради, конечно, были уже убраны в новый рюкзак от соседки, но ради Мирона Яновича он их, конечно же, достанет, пусть время и не учебное.

— Не, сейчас вообще не до домашек. Спать хочу пиз... очень, короче, спать хочу, да и не в школе мы.

Точно мысли прочитал! У Славы в голове самые лестные комментарии о преподавателе. Такие, что вот-вот кончики ушей начнут краснеть. Откуда они? Как появились? И что с ними делать?

Фёдоров просто умилительно пытается искоренить нецензурную брань из своей речи. Слава улыбается, отдавая ему через окошко круассан с шоколадом и кофе. Очень уж хочется, чтобы Мирону Яновичу понравился напиток. Карелин очень старался!

— Я никому не расскажу, что Вы ругаетесь, — успокаивающе произносит Слава. — Оплачивать картой будете или наличными?

— Картой, — кивает Мирон, доставая телефон. Прикладывает его к терминалу, когда Слава заканчивает с ним возиться.

Юноша отдаёт ему чек, уже начиная переживать, что преподаватель уйдёт. И ему снова будет не с кем говорить. Из-за того, что дома никто особо не ждёт, а социальные сети стали недоступны из-за невозможности приобрести устройство, которое бы давало возможность ими пользоваться, Слава наслаждался только живым общением. Только и говорить ему было особо не с кем.

В классе жаловать перестали. Да и Слава сам не вписывался в их компании. Он знал, что нравился одной девчонке из параллели, но ему от её внимания было ни горячо, ни холодно. Да и какой из него ухажёр? Ни конфет, ни кино, только в парке гулять да и стихи наизусть читать. Вот она — школьная романтика. Мама? На работе устаёт. При отце с ней говорить — совсем кисло. К тому же они не сходятся в главном вопросе: Слава бы выгнал тело из квартиры, чтоб не портило воздух, а мама его любит. Любовью, кажется, правда шутит Сатана.

Дальше Замай, мужчина, который помог ему с подработкой. Он хороший. Но у него явно дел и без разговоров со Славой по горло. Они болтали редко. Только когда Слава оставался ночевать в кресле. Иногда вместе ходили курить, когда Карелин брал подработку у Чейни. С Денисом тоже всегда можно было поговорить! Но тот тоже занятой — бизнес, другие дела. С соседкой говорить неловко. Слава всегда чувствовал себя ей должным.

А Мирон Янович... дело другое. Он интересный и понимающий. Весёлый. И кажется совсем родным, пусть и далеким из-за разных факторов. Славе совсем не хотелось, чтобы он уходил, всё равно клиентов нет. Да и историк, кажется, совсем не торопится.

— Ты мне так и не расскажешь, как тебя в кофейню занесло? А то я тут собираюсь по полной палиться, — смеётся Мирон, делая глоток кофе и доставая из кармана косухи, накинутой на рубашку, пачку сигарет. Слава таких не видел. — Вкусный, кстати, кофе. Пока лучший, что я отрыл в вашем Хабаровске.

На самом деле, Фёдоров был готов признать, что это — красивый город. И не такая уж дыра, несмотря на далекое расположение от центральной России. Пусть здесь и нет крутой кофейни на каждом углу, зато есть на что посмотреть. Он ведь, считай, на Амуре стоит! Да, Санкт-Петербург был намного ближе сердцу. Скучал Мирон и по улицам, и по людям. Но когда бежишь от прошлого, лучше убегать как можно дальше. И не отвлекаться на ностальгию.

— Подработка, — пожимает плечами Слава, сдавая свою позицию «никому ничего не скажу». — Мне ж с опытом работы всяко будет проще найти местечко в Питере, чем абсолютно без всего. С маминым сердцем, — и алкоголизмом тела, — мне не смогут пересылать слишком много. Да и совесть не позволит брать вообще их деньги.

— Вот смотрю на тебя, — начинает Мирон, — и не вяжется с личным делом. Там ты весь из себя хулиган: то драка, то потасовка. А тут юноша, который думает о своём будущем, — Фёдоров делает затяжку, выдыхая в небо небольшой клуб дыма.

— Юноша, которого научили отстаивать своё, — мягко улыбается Слава. — Зря Вы в школу пошли работать, — пожимает плечами Карелин, — там всё нечестно. Никто ни в чем не разбирается. Обвинить всех и написать чего похлеще.

— Хорошее у тебя мнение о школе, конечно, — слабо улыбается Мирон. В принципе, он согласен. Но, наверное, несолидно поддерживать такие темы с собственным учеником. — Я похлопочу, — обещает Фёдоров. — Исправим все твои недочеты. Ещё со средним арифметическим тебя на красный аттестат вытащим.

— Да какой мне красный аттестат, — отмахивается Слава. — У меня с химией в жизни ничего хорошего не выйдет. Преподавательница без знаний ничего не нарисует. А я для неё.. блин, ну Менделеев в гробу вертится, когда я отвечаю.

— Настолько неприступная? — спрашивает Мирон, делая новую затяжку. — И неподкупная? Кто у тебя химию ведёт?

— Агата Владимировна, — отвечает Слава, но, поймав непонимающий взгляд, дополняет. — Шмуль которая.

— Бля, — Мирон очень театрально тянет гласную букву. Он мало с кем успел познакомиться из учителей. Но не узнать об этой женщине было невозможно.

Строгая, статная, высокая. Ходит вечно в этих юбках-карандашах, на небольших устойчивых каблучках и в блузках противных цветов. Тёмные длинные густые волосы были собраны в высокий хвост. Убийственный взгляд и железный голос. Мирон бы не удивился услышать от неё: «Приговор обжалованию не подлежит» или «Счастливых вам Голодных игр, и пусть удача всегда будет на вашей стороне». Но принять, что она работает учителем в школе, было выше его сил.

— Ай, кто не рискует, тот не пьет шампанского, — довольно смело замечает Мирон. — Придумаем всё, организуем тебе пятерку по химии. Не договорюсь, что ли.

Фёдоров договаривался с разными людьми. И с гаишниками, и с оперативниками. И Шмуль он вывезет! Ради мальчика с такими глазами грешно не постараться. Попытка ведь не пытка. Хотя из Агаты Владимировны был бы неплохой агент НКВД.

— Договориться со Шмуль — равносильно продаже души нечистым силам, — пожимает плечами Слава, наблюдая за своим историком.

— Я свою душу прогулял во время тусовок в культурной столице, — немного приоткрывает занавес своего прошлого Фёдоров. — Мне будет ей элементарно нечем платить. Так что, придумаю новый способ.

У Славы чем-то сердце сжало. И горько стало на кончике языка. Ощущение, точно это он сейчас затяжку делал, а не Мирон Янович. Глотку тоже жжет неприятно. Что это за чувство такое? Почему внутри всё подрагивает и недовольно ёжится? И почему становится спокойнее только от взгляда глаза в глаза? Когда серебристая дымка касается синей-синей радужки?

***

Мирон вместе с круассаном и кофе пошёл нагуливать сон в парк. Хотелось прийти домой и просто вырубиться на постели с этим ужасным жёстким матрасом, чтоб даже не думать о шуме от соседей снизу! Да и с Ванькой приятнее на улице поболтать, чтобы Хабаровск ассоциировался у него не с бабушкинской квартирой, а с чем-то красивым. Их разделяло гребанных семь часов, поэтому Фёдоров был искренне благодарен Евстигнееву за его буквально изнасилованный режим.

Нагулявшись по пустому парку, Мирон старался как можно быстрее добраться до своей квартиры, чтоб накрыться с головой одеялом и поспать. И начинать снова мечтать дожить до выходных, только бы выспаться!

Только вот от соседей снизу снова крики. Чья-то ругань. Ещё и дверь приоткрыта. Мирон забивает на своё уважительное отношение к чужому личному пространству: если что, надо вмешаться и снова сказать, что поздно шуметь нельзя. Пусть уже и без защитной швабры!

Только вот вмешаться резко перестаёт быть возможным: Мирон узнает второй голос. Один точно принадлежал пьянице, с которым они недавно повздорили из-за шума по ночам. А второй... Славе. Так вот, как выглядят его ночные кошмары, мешающие спать. Мирон, оказывается, их тоже видел. Фёдоров ничего не путал! И на крик: «Как ты разговариваешь с отцом?» Мирон слышал: «Какой из тебя отец?». Вмешаться? Слава потом в школу идти не захочет! Стыдно будет. А ему что делать? Просто мимо пройти тоже сложно. Мирон поднимается на пролёт повыше, всё равно слышно почти каждое слово пьяного соседа. И так и стоит, наблюдая за дверью квартиры, пока Слава не выносится куда-то по лестнице вниз. Побежать за ним? Глупо. Надо просто дождаться утра и поговорить с ним. «Фёдоров, какая тебе вообще разница до этого мальчишки?», — спрашивает у себя Янович, но так и не может внятно ответить. Даже себе.