Осторожно, двери закрываются. Сейчас снова будет шумно.

Московское метро до сих пор мне кажется слишком громким, и здесь как будто больше деталей, закоулков и бесконечных переходов, чем дома. Но в те редкие моменты, когда на платформах почти никого нет, я вижу: на самом деле многие станции красивы.

Новослободскую я люблю за витражи, а Славянский бульвар за то, что он мрачно-зелёный и за то, что от него совсем близко наша станция. Проехал одну, перешёл, ещё немного проехал – и ты почти дома. Хотя от Славянского тоже можно дойти пешком, как захочешь прогуляться.

Сегодня мне нужно куда-то далеко, если верить мобильному приложению – в Марьину рощу. Никогда ещё там не была, да и не побывала бы, наверное, но работа есть работа. Вообще десять тысяч в месяц – неплохой вариант для человека без вышки. И разговаривать с людьми нечасто приходится: здравствуйте, вот документы, получите, распишитесь. А в остальное время катаешься по всему городу, важно только телефон зарядить и наушники взять, чтобы не скучно было.

Вот этого я сегодня и не сделала. Балда. Расслабилась после праздников.

Лениво копаюсь в рюкзаке, думая, чем себя занять. Жвачка, ручка, блокнот, кошелёк, «Going postal» – томик уже потрёпанный, пёстрый от клейких закладок. Хотелось бы подключиться к интернету и забыться хоть на полчаса, а заодно найти повод не встречаться глазами с людьми в вагоне, но надо беречь зарядку.

Книга у меня читанная-перечитанная, да и словаря под рукой нет, чтобы подсматривать слова, если не вспомню чего. Остаётся старое любимое развлечение: вырываю страничку из блокнота и начинаю её складывать. Вроде бы давно уже оригами не делала, а руки помнят. Получается кривовато, зато разворачивается и сворачивается как надо. Что бы такого написать внутри? Нет, сначала новую сделаю, получше.

Это здорово отвлекает. Как в детстве.

В первых классах начальной школы всё было более-менее спокойно. Меня даже, кажется, почти не пробовали дразнить. Только всё равно было немного обидно, что все девочки как-то очень быстро распределились по парам и стали дружить между собой, а я осталась одна.

Мальчиков я побаивалась: они постоянно кричали и носились по классу, а ещё могли ударить или толкнуть. Страшно, кстати, было не поэтому. Гораздо больше меня пугала возможность от удара упасть и случайно испачкать, порвать, испортить школьную форму или дорогие, сделанные специально под мой «несчастливый» слегка косящий глаз, очки. В общем, дружить с мальчиками было боязно, если б они и приняли меня в компанию.

Но бывали дни, когда я становилась нужна всем. И дело не в том, что у меня можно было списать, нет, в началке у нас как-то этим не заморачивались. Просто...

Гадалочки. Ни один человек во всех первых, вторых и даже третьих классах не умел складывать эти странные бумажные штучки, которые всем так нравились. Кроме меня. И когда выяснилось, что я могу их делать, а ещё что-то своё пишу внутри, за мной стали увязываться не только девочки из нашего класса, но и некоторые из параллели.

«Женечка, погадай мне», «Женя, сделаешь гадалочку за апельсин?» Сейчас это, наверное, смешно, а тогда было очень важно. У меня, что ли, своя роль появилась: Иванова танцует, Смирнов в футбол играет, Арсентьева всякие фигурки вертит из бумаги. Лет в семь-восемь все эти занятия кажутся одинаково притягательными.

Любопытно, что те же девчонки, которые когда-то завороженно следили за мной, ожидая результатов «гадания», в средней школе прятали мои вещи, рвали тетради и закатывали мне в волосы жвачку. Помню, когда мне это окончательно надоело, я несколько раз приложила одну из обидчиц об парту головой. После моего подвига за мной закрепилась слава психички, и от меня отвалили все или почти все.

Правда, я не особенно соображала, что я делаю. Очнулась – даже немного пожалела ту свою одноклассницу. Она ведь не так уж часто надо мной смеялась и пару раз приносила очень вкусные конфеты.

Я выросла и больше не гадала. Складывать кораблики, цветы, лисичек – это пожалуйста. Однажды я целый день учила друзей из старой компании делать бумажные тюльпаны, и втроём мы собрали для нашей общей подруги огромный букет на день рождения. А вот гадать как-то не довелось.

Может, потому, что интерес к оригами быстро вытеснила игра в бутылочку, потом поездки за город, потом что-то ещё. Может, потому, что мне это казалось чем-то личным.

Но я знаю, что отвезу все пакеты, получу все подписи, в шесть или в половину седьмого сяду в последний вагон, на нужной станции выйду в сырую темноту и пройду мимо озера, катка и заставленных мусорными баками дворов к нашему дому. Поднимусь в квартиру, отряхивая ноги от снежной слякоти, повешу на крючок куртку и сумку, заварю себе чай и достану из кармана свернутые в пути гадалочки.

И я скажу: «назовите число».

И мы будем играть в эту игру, потому что она приживётся у нас, как приживаются часто самые, казалось бы, дурацкие привычки и развлечения каждой из жительниц квартиры.

И предсказания будут работать. Не так точно, как Алечкина интуиция, умение Инги осознать, когда пора вставать, без будильника, или чувство стиля Марго, но будут. Почему я в этом уверена?

Ну, надо же хоть во что-то верить.