Разрыв-трава, так называют в народе камнеломку. Эти маленькое многолетнее, вечнозеленое растение любит расти среди камней, будто раздвигая их. Нежные цветки могут быть достаточно разнообразными в плане цвета, а наиболее комфортно они чувствуют себя в тени – длительное нахождение под солнцем отрицательно сказывается на растении.

С самого начала дня Николь все никак не могла усидеть на месте. Хотя, спроси об этом ее подругу, Мариэлла неохотно бы призналась, что это продолжалось уже далеко не первые сутки. Она не была ярой любительницей школы и относилась к ней, как к месту, где можно получить базу для дальнейшей реализации в мире людей, месту, где она может научиться быть своей в этом мире и месту, где просто можно порой весело и интересно скоротать время, не забивая голову своими проблемами. Поэтому когда на горизонте появлялась возможность провести время с большей пользой или заняться чем-то гораздо интереснее, девушка считала глупым отказываться от этого. Сегодня должно было исполниться одно из ее желаний, и она потратила более чем достаточно сил, чтобы это произошло.

За несколько минут до конца последнего урока ее и Максима забрал их тренер. Обычно Николь обожала соревнования и никогда не упускала возможность покрасоваться, но в этот она раз уплывала в свои мечты так быстро, что сама не успевала замечать, а от того пропустила половину из его объяснений и наставлений. Хотя, судя по обрывкам, не то чтобы там было много нового. В конце концов, тренер заметил ее воодушевленное – явно не его распинаниями – состояние и покачал головой. Николь была как карп кои – если она хотела, то плыла даже против самого сильного течения, и никто не мог ее остановить. Даже если все понимали, что это может навредить в первую очередь ей самой.

Она вернулась в класс со звонком. Макс ощутимо толкнул ее плечом, приводя в чувства, и улыбнулся, давая понять, что это был скорее дружеский жест поддержки. Она улыбнулась в ответ и застыла. А потом заморгала быстро-быстро, понимая, что ей не показалось. Николь прокашлялась, привлекая к себе внимание подруги, которая уже собрала свои вещи и о чем-то болтала с Марком, и принялась быстро скидывать свои вещи в рюкзак. Мариэлла попрощалась с одноклассником и подошла к ней, когда Николь уже закрывала рюкзак. Она лишь склонила голову на бок и спросила, готова ли Николь, на что ундина кивнула, улыбнулась и буквально потащила подругу из школы как можно быстрее. Она ничего не сказала, а Николь не стала ничего спрашивать – у ее подруги своя голова на плечах, и, вроде как, она умеет ей пользоваться. Николь и правда не терпелось вернуться в Ливраль.

– Можешь открыть проход недалеко от какого-нибудь водоема? – спросила ундина.

Мариэлла слегка нахмурилась, как делала всегда, когда что-то не понимала, но кивнула. А потом не без труда открыла проход. Николь быстро достала из кармана длинной юбки два флакончика и выпила первый, пока подруга открывала проход. Она ввалилась туда первая. В этот раз все было несколько непривычным – обычно Николь открывала проход себе сама и от того сразу выплывала под корнями ив или мангр. В этот раз она приземлилась прямо на теплую от солнца траву. Оглядевшись по сторонам и взглянув на ясное небо и кроны деревьев, рассмеялась. Она чувствовала себя рыбой на суше, но ей было весело. Хотя, возможно, это было нервное. Николь не знала.

Мариэлла, вышедшая из прохода и увидевшая эту картину, стояла и не знала, то ли ей смешно, но, кажется, смеяться над подобным было бы неуместно, то ли ей стоит подбежать к подруге и помочь ей. Но Николь сама попросила ее об этом, поэтому вину нимфа постаралась задушить на корню.

Нимфа подошла к своей подруге и присела на корточки. Николь было явно весело, поэтому Мариэлла позволила себе расслабиться и пропустить негромкий смешок сквозь сомкнутые губы. Ундина попросила флакончик, который впихнула подруге прямо перед тем как пройти сквозь проход, а после залпом выпила салатовую жидкость, от чего сильно поморщилась.

От открытого и уже пустого пузырька пахло свежескошенной травой и чем-то пряным. Мариэлла скривилась. А через мгновение уже подскочила на месте от вскрика ундины. Девушке было больно. Не смотря на то, что Николь быстро взяла себя в плавники и сжала свои клыкастые челюсти, Мариэлла прекрасно видела, как той было больно. И она совершенно ничего не могла с этим сделать. Промелькнула мысль закинуть подругу в воду, но на это предложение блондинка замотала головой так сильно, что казалось, словно та сейчас оторвется от тела. Нимфа не сразу заметила как под длинной юбкой зеленый хвост стал обращаться в ноги. Первым, что она заметила было то, как большая часть чешуек стали словно вплавляться в кожу, сливаясь с ней почти полностью – от них оставалось совсем немного, и от того кожа казалась немного неровной и блестящей, переливающейся на солнце. Некоторые чешуйки все же оставались, но их было немного. Жабры и острые зубы остались, но розовые перепонки меж пальцами стали заметно меньше.

Николь тяжело дышала. Она попыталась встать, но колющая боль прошлась волнами по всему телу, и потому ей пришлось схватиться за Мэри. Мариэлла держала крепко, но следила, чтоб ее действия не сделали ундине хуже.

Николь встала на ноги не с первого раза и не без помощи Мариэллы. Удержать равновесие оказалось еще сложнее, чем когда она впервые оказалась в мире людей. Боль постепенно стихала и уходила, но девушке казалось, что она скорее привыкает к ней, пусть это было и не так. И только глядя в перепуганные и полные ужаса изумрудные глаза, Николь поняла, что рассказать обо всем стоило гораздо раньше. Мариэлла не любила сюрпризы, но тут Николь превзошла саму себя. Ей хотелось посмеяться, разрядить обстановку, но почти впервые в жизни ей почему-то захотелось больше никогда не делать нечто подобное по отношению к подруге.

– Извини.                                  

– Так, теперь ты расскажешь, что, бездна тебя подери, происходит?

– Да, ладно, все было не так уж и плохо.

Николь осеклась тут же, когда полные ярости и негодования глаза Мэри расширились, а брови взлетели. Она была готова ее отдать на пытки морским осам, не меньше.

– Либо ты говоришь, что ты задумала, либо делай что хочешь, но без меня. Я, мать твою, подумала, что ты сейчас обратишься в морскую пену!

– Прости… Ладно, хорошо. Мне права жаль, что так получилось. Я не думала, что это будет настолько болезненным.

И поскольку Мэри все еще ожидала ответа со скрещенными руками на груди, Николь пришлось объяснять.

– У меня теперь ноги.

– Угу, – подтвердила Мэри с кивком головы, но не смягчилась. Она даже не отвела взгляда, чтобы посмотреть и не отвлеклась чтоб поправить слегка растрепавшийся низкий серебрянный хвост.

– И я хотела устроить тебе сюрприз, ну, точнее нам обеим, но не суть. Сейчас ярмарочная неделя у альв, и сегодня можно без проблем придти к ним в гости. Купить что-нибудь из камней или безделушек, сделать обмен, заключить сделку или просто погулять, посмотреть как они живут.

– Ярмарочная неделя?

– Да! Я давно хотела ее посетить, но у мамы все не было времени, а одну она меня не пускала, а теперь вот… Я достаточно взрослая, чтоб накопить и на зелье, и на все необходимое, и даже затариться на ярмарке.

На этот раз нимфа тяжело вздохнула, но руки опустила. Кажется, ей пора было уже давно смириться с непоседливостью своей подруги, но той был необходим контроль над ситуацией, иначе она терялась и доводила себя до панических атак и нервных срывов.

–То есть ты просто хочешь сходить на ярмарку?

– Ну и посмотреть на Белый храм-дворец Луноликих, если получится. Хотя бы одним глазком, – воодушевилась Николь и уже начала идти в сторону горного хребта.

– Мне нужно что-нибудь знать? Об альвах или о самой ярмарке?

– Ну... кроме того, что альвы очень консервативны, у них есть свои устои и они ненавидят тех, кто пытается их пошатнуть, не думаю. Не важно, случайно или специально. Поэтому лучше ни с кем там особо не спорить, даже если ты считаешь, что они не правы. Даже если бы у тебя была власть, это еще не гарантия, что тебя послушают.

Мариэлла шла за Николь, в то время как та могла идти спиной и размахивала руками так часто, что несколько раз Мэри не успевала отвести ветки, и подруга ударялась руками о них.

Из дальнейшего рассказа, Мэри сделала вывод, что альвы – упертые бараны, которые признают только своего главу, его семью, Луноликих и Богинь, которых у них было семь. Девушка была настроена крайне скептично к этой затее, но помнила, что подруга уже очень давно хотела туда попасть, а потому лишь молча улыбалась. Помолчать пару часов, не опускаясь до их уровня, она вполне могла. Во всяком случае, она на это очень надеялась. Хуже, чем было в гимназии уж точно не должно было быть.

Мэри видела карту Ливраля. В первый раз ей ее схематично нарисовала Николь на их ночевке. Во второй раз она видела красивую карту, начерченную на потемневшей от времени бумаге в библиотеке, куда ее привела миледи Флоренс. Он был похож на остов в форме полумесяца, внутри которого было Звездное море. Там же были и Лагуна русалок, и Бездна. Большая часть территории была разделена на две неравные части — большую внутреннюю с бескрайними лесами и узкую внешнюю, песчаную. Мариэлла никогда не была в горах и тем более в Загорье. Возможно, расширить горизонты было не такой уж и плохой идеей.

После того, как они прошли сквозь лесную чащу, им пришлось пробираться сквозь длинную пещеру. Сперва она становилась все темнее по мере того, как девушки удалялись от входа. А еще заметно холоднее, от чего Мэри была рада, что подруга все-таки додумалась заранее предупредить ее надеть кофту. Это заняло достаточно времени, чтобы даже Николь заволновалась, а в ту ли пещеру они вошли. Ундине приходилось идти, крепко держась за Мэри, не только из-за неровной поверхности под ногами и легких покалываниях в ногах при каждом шаге. Нимфа попыталась создать огонь на ладони, но получалось ненадолго. Она быстро отвлекалась на подругу и сконцентрироваться на злости не выходило. Спустя еще пару минут в темноте, они заметили нечто светящееся. Сначала один, потом второй. Маленькие светящиеся грибы и большое количество светящихся камней. И если грибы росли сами, то камни были словно фонарики, которые вывесили специально, чтобы указать дорогу.

Николь шла, поддерживаемая Мариэллой, и никак не могла перестать вертеть головой по сторонам. Желтый, белый, бирюзовый. Словно маленькие блуждающие огоньки или неживые светлячки. Редкие голубые, розовые и фиолетовые. Дыхание перехватывало от красоты, и не спасали ни легкие, ни жабры. Прозрачные осколки кварца и слюды отражали и приумножали уже имеющийся свет. Это была та редкая магия, которую лишь альвы могли творить даже не имея возможности обращать свои искры в магию.

– Как часто проходят такие ярмарки?

– Несколько раз в год точно. Но в ближайшее время это последняя.

– Почему?

– У них близится период смены власти. Если наша царская семья постоянна, а у вас королевская семья основана на магии природы, то их Старейшины сменяются каждые двенадцать лет. В этот период они изолируются ото всех. Мы лишь знаем, что они проводят там особые ритуалы, о которых никто ничего не знает. Говорю же, они очень консервативны и очень мнительны. А раз они скоро там закроются и будут долго мариноваться без возможности выйти, то ярмарки перед сменой власти самые яркие и грандиозные, ой!

Мэри едва успела схватить за локоть и удержать ундину, которая успела вырваться некоторое время назад и снова едва не упала.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – вздохнула нимфа. А спустя пару минут они вышли из туннеля.

Внутри оказалось гораздо светлее. Николь даже пыталась вглядеться и найти расщелины, через которые мог бы проникнуть свет, но, конечно же, их не было. Солнечный свет был губителен для альв, и это знали все. Глаза альв хорошо видели в темноте, но даже им был нужен свет. Хотя, Николь подозревала, что, возможно, во время проведения ярмарки альвы специально поработали над тем, чтобы собрать как можно больше светящихся камней и артефактов. Это было бы дальновидным с их стороны.

Шум улиц стал доноситься еще раньше, чем девушки увидели свет от конца туннеля. Сначала он доносился словно из под толщи воды, но выйдя из него, они словно выплыли на поверхность.

Ярмарка растянулась на несколько улиц и манила магнитом в самую гущу веселья. Она светилась яркими красками и звенела шумными голосами и звонким смехом. Николь побежала туда со всех ног, не замечая покалывающих искр и таща за собой свою лучшую подругу так быстро, что теперь уже она едва не запиналась о собственные и чужие ноги и хвосты. Пока Николь мило болтала с кем-то из тогровцев, Мариэлла пыталась отдышаться и вместе с тем не потерять ундину из виду. И только теперь она смогла вглядеться и рассмотреть тех, кто ее окружал.

Здесь были все: нимфы, оборотни, какие-то странные люди с перьями покрывающими место, где у нормальных людей были уши, другие странные существа с антенками на головах. Про последних она сперва подумала, что то были мавки, но цвет кожи и крылья, похожие на крылья насекомых опровергали это.

— На кого это ты там засмотрелась? — неожиданно раздался голос подруги прямо над ухом, заставив девушку вздрогнуть и замереть от неожиданности. — А... Инсекты. Они из Загорья, не обращай внимания.

Мариэлла прикрыла глаза, качая головой. Как можно такое говорить? Как ко всему этому вообще можно привыкнуть и быть равнодушной. У них из лопаток росли крылья! Самые настоящие крылья! Мариэлла не раз и не два задумывалась о том, какого это было бы иметь крылья, когда парила в воздухе на своих снарядах. Она не знала, какого это, но ей казалось, что это будет ощущаться как свобода, как надежная опора — гораздо надежнее любого существующего крепления к потолку. Оказавшись на этой волшебной ярмарке, она растерялась и совершенно забыла, что и сама являлась полноправной участницей всего этого праздника жизни. Она здесь не чужая, она не простая девушка, которая пробралась сюда тайком, ведомая переполняющим ее любопытством. Она такая же ливрийка, как и они. Она нимфа. И она забыла, что у нее есть крылья.

Пока Николь рассказывала что-то свое и вела их двоих сквозь толпу по направлению к утесу, где можно увидеть снившийся Николь в ее сладких снах Белый храм, Мариэлла продолжала осторожно осматриваться. Альв было заметить не трудно – все, кто стоял за прилавками и многие посетители были достаточно похожи. У них была темная, часто черная кожа, светлые, белые, серебристые и пастельные волосы, а еще хвосты. С кисточками. Размахивающие туда-сюда, кажется, под стать состоянию и настроению их хозяев. Это было невероятно, даже если еще из уроков биологии Мариэлла знала, что даже у людей есть редуцированные хвосты. А еще глаза. Казалось, что белков у них не было вовсе, но потом, приглядевшись, стало понятно, что те просто черные. И третье веко, которое тоже было редуцированно у людей, но хорошо развито у тех же кошек. Это было странно, но в хорошем смысле этого слова. Мариэлла прожила всю жизнь со страхом выдплиться, поэтому всегда восхищалась теми, кто мог не скрывать свои особенности и не быть презираемым за это. Эо было непривычно и некомфортно, но вместе с тем и притягивало к себе необъяснимой силой. Возможно, нечто подобное испытывали и любители ужастиков.

Идти пришлось не так долго. Хотя, возможно, по туннелю они шли примерно столько же, но при нормальном освещении это не казалось таким длительным и изнуряющим. Они вышли на какое-то подобие балкона, вырезанного прямо в скале, и оказались в огромной полой пещере. Гигантские сталактиты свисали, словно грозясь в один момент обрушиться вниз и уничтожить всю белоснежную красоту, что была ниже. Сталагмиты были не менее внушительными. В некоторых из них можно было вполне обустроить небольшую уютную комнатку.

Сама картина была несколько жуткой. Словно пасть страшного монстра из местных мифов или страшилок, уснувшего крепким сном, но ни в коем случае не мертвым. А посреди этой жуткой пасти находилась действительно великолепная жемчужина. Наверху и в горных породах было множество магических камней, излучающих белый свет, от чего белоснежный храм, казалось, светился.

Даже с такого расстояния, это было непередаваемое ощущение. Весь храм был создан из резного камня. Не мрамора и не другого известного девушке материала. Это был абсолютно белый камень, словно хлопья снега, еще не долетевшие до земли и не успевшие испачкаться в грязи или растаять. Ни одна стена не была монолитной, все это было различными резными элементами и скульптурами. Николь пожалела, что не рассмотрела у соседнего продавца его резные изделия из минералов. Если они были хоть на долю такими же прекрасными, то уже являлись произведениями искусства.

Перед Храмом Луноликих было подземное озеро. Оно было таким глубоким и темным, что не отражало огней света. Его спокойная темная гладь была похожа на зачарованное зеркало. Кажется, ни одна из девушек не дышала, по крайней мере, несколько секунд.

Огромный мост, от которого начинался проход, и небольшая резная беседка прямо посередине. Огромные искусственные сталагмиты, словно статуи-защитники охраняли наименее защищенную открытую площадку. Николь увидела в них клешню, Мариэлла – два лепестка лотоса. Было сложно понять, что именно изображали статуи, сколько ни приглядывайся. С такого расстояния они казались аккуратным и хрупким кружевом. Внизу, ожидаемо, никого не было, но, вероятно, это было даже к лучшему. Николь знала, что чужим нельзя приближаться ни к Храму, ни к резиденции Старейшины, поэтому и не позволяла себе мечтать о большем. Это уже было гораздо больше, чем она могла себе позволить. Единственное, о чем она жалела, так это о том, что не могла показать все это великолепие матери. Не сговариваясь, девушки отошли от балкона и отправились обратно в сторону бурлящей ярмарки.

Заразно не только безумие, но и веселье. Мэри не знала, повлияла бы вся эта атмосфера на нее так же быстро, если бы не Николь, но ей было весело, а ответ знать не хотелось. Они подходили к разным лавкам, рассматривали товары, начиная от долговечной — как уверяли альвы — посуды и игрушек-оберегов для детей, заканчивая невероятной красоты украшениями из драгоценных камней, минералов, металлов и искуссной резьбой по камням и костям. Николь не устояла и купила себе один такой резной гребень из агата и положила его к небольшому кинжалу Мариэллы в карман юбки. Она одолжила его ей некоторое время назад. Николь пошутила тогда, что Мэри может влезть в понажевщину и ей так будет спокойнее. Мэри лишь пожала плечами и, доверившись, отдала еа время, не став уточнять, что особо не умеет им пользоваться.

Вокруг сталагмитов обвязывали длинные полотна и тоже использовали их в ярмарке — как декор, как прилавки для украшений, которые цепляли прям за полотна, и даже для местных забав. На некоторых все желающие соревновались, кто сможет забраться на самую верхушку тонкого и высокого сталагмита. На одном таком аттракционе Николь подбила Мариэллу поучаствовать. На самом деле, уговаривать ее долго не пришлось, что оказалось несколько неожиданным. Еще более неожиданным стало то, что Мэри действительно забралась, за что получила несколько шестиугольных ливрийских монет в качестве приза. Уже после, смущенная нимфа призналась подруге, что обожала канаты в своей прошлой школе и была лучшей в классе. Однажды учитель физкультуры, который заменял у них некоторое время, устроил конкурс, кто выше заберется, но не расчитал, что кто-то сумеет справиться с этим так легко. Она бы доползла до самого потолка второго этажа спортивного зала, но уже на высоте выше первого, учитель панически начал кричать, чтобы девушка слезала.

— У нас в третьей четверти будет канат, — заговорщиским шепетом произнесла Николь. — Ты только не доводи до инфаркта нашего. Хотя... в следующей четверти у нас гимнастика, так что, постарайся не довести его до инфаркта еще раньше.

Возможно Мариэлле стоило обидеться. Но она лишь громко рассмеялась.

На свое вознаграждение Мэри купила им картошку в углях и какую-то местную сладость, от которой едва не свело зубы. Николь была в искреннем восторге и от первого, и от второго. А еще была искрящаяся карамель. Она шипела и взрывалась во рту, а еще была с кислинкой. Николь забрала себе сводящую челюсть сладость, которую накак не могла доесть Мэри, а Мариэлла веселилась от маленьких взрывов во рту. Это было похоже на маленький феерверк, и воображение живо подкинуло ей картины как это могло бы быть. Возможно, они и правда искрились, но этого девушка не знала. Зато она почти расхохоталась от посиневшего языка Николь.

Мэри скорее услышала, а Николь скорее увидела столпотварение неподалеку. Ундина решила, что раз там такое столпотворение, то значит там обязательно должно было быть что-то безумно интересное. Сначала Мариэлла пыталась сказать, что не уверена, стоит ли идти туда — там было некомфортно, шумно, а она уже начинала уставать, — но Николь настаивала на своем. И стоило им там оказаться, как ундина моментально пожалела, что не прислушалась к Мэри, но увести подругу уже не удалось. Мариэлла встала как вкопаная, словно ее обратил в камень василиск, когда увидела происходящее.

Мужчина зрелого возрасте прилюдно отчитывал маленькую девочку. Она стояла, сжавшись и не смея поднять не то что взгляда, но даже головы на него. Чужакам такой скандал бы не простили, но это были альвы, а потому местные часто просто бросали косые презрительные взгляды и не задерживались. Большая часть зевак были из наружи. Это было кошмарно. Когда альв влепил звонкую пощечину девочке, та упала на землю, хотя и старалась остаться на ногах. Мариэлла дернулась в их сторону, но была моментально остановлена подругой. В аквамариновых глазах читались страх и предупреждение не вмешиваться. Но сердце обливалось кровью. Мариэлла могла бы крикнуть мужчине, чтобы он прекратил, но от беспомощного взгляда подруги ком в горле разрастался, не давая произнести ни слова.

— Ах ты маленькая бесстыжая дрянь. Позоришь своего отца, свою семью, да?

— Что происходит? — Просипела Мэри, вжимая ногти в кулаки.

— Кажется, она вышла без сопровождения, — сдавленно ответила Николь, спустя некоторое время, за которое они успели услышать еще несколько фраз. На непонимающий взгляд подруги, ундина пояснила: — У них считается позором, если девушка выходит из дома без сопровождения отца, брата, дяди или мужа. Или хоть кого-нибудь из мужчин. Вроде как, можно только на работу, но там все тоже сложно и строго.

— Девушки не вещи, — ошеломленно запротестовала Мэри и сжалась от звука еще одной пощечины.

— Такая маленькая, а уже потаскуха?!

— Я не, — предприняла единственную за все это время попытку защититься девочка, но, кажется, этим лишь сильнее взбесила мужчину. Он схватил ее за серебристые волосы у самых корней и заставил смотреть на себя.

— Не «кто»? «Кто»? А кто ты тогда?

Что-то тихо чиркнуло. Мариэлла скорее чудом вычленила этот тихий звук из шума толпы и ярмарки, что была в самом разгаре. Девочка заплакала и пыталась судорожно качать головой.

— Не... не надо.

— Что он делает?

Судя по реакции толпы, ничего хорошего уж точно.

— Кажется, он хочет ее обесчестить, — пролепетала одними губами Николь.

Мариэлла так резко обернулась к подруге, что защимила какой-то нерв прямо у основания черепа. Было больно, но ужес, охвативший ее, был в разы сильней.

— Что?

— Что значит не надо? Если твоя семья не в состоянии тебя воспитать, значит я, как отвественный гражданин, должен сделать это за них.

— Обрезать волосы альве — значит сделать ее и всю ее семью презираемыми изгоями, которым будет невозможно искупиться. Альва не сможет выйти замуж или жениться, а никто из ее семьи не сможет стать кем-то выше по статусу, если вообще сумеет удержать свое нынешнее положение. Даже отречение всей семьи от провинившегося не всегда поможет.

— Уверен, это наказание ты запомнишь на всю свою ничтожную жизнь.

— А ну, убери руки от нее.

Голос был таким громким, что если бы не массовые столпотвероения на ближайшие киломметры, он мог усилиться эхом. Но даже так этого не потребовалось. Мариэлла даже не успела осознать, что это был ее собственный голос. Шокированная Николь сперва обратилась в статую и, как и все собравшиеся зеваки, уставилась на подругу. После она попыталась схватить ее за локоть и быстро увести, но Мэри и сама уже успела осознать, что натворила, да вот только отступать не собиралась. Она выдернула руку от подруги, не дав той впиться когтями в свою кожу, и вышла вперед.

— Она всего лишь маленькая девочка. Как ты можете так себя вести?

— Ты кто вообще такая, чтобы учить меня? А? Малолетка с открытых земель. Ты здесь чужая, не лезь в местную культуру, которую не понимаешь.

— Я действительно не понимаю, как можно называть «культурой» то, что позволяет вести себя подобным образом, особенно по отношению к тем, кто не в состоянии дать отпор.

— Так ты у нас заступница, значит, да? Ну, чтож, заступница, — он выплюнул это слово, словно помои, но руку девочки отпустил. Малышка сразу прижала ее к гружи и отползла немного, не зная на кого смотреть — на сородича или взявшуюся искать себе проблемы незнакомку. — тогда слушай внимательно. За то, что она сделала, ее можно забить камнями до смерти, я же лишь гуманно собираюсь обстричь ее патлы, которые она даже не удосужилась заплести. Это же ярмарка, все могло произойти. Ее мог найти не я и сделать нечто гораздо, гораздо хуже.

— Я все еще не вижу ни единой причины, почему ваше поведение не приравнивается к омерзительному.

Мэри видела, как Николь одними губами произносит: «Вот дура», — но лишь подошла ближе и встала между альвом и довочкой. Мучина издевательски ухмыльнулся и моргнул. Мэри уже успела забыть как жутко может выглядеть третье веко.

— Ну раз уж ты так горишь желанием защитить эту малявку, то может тогда отдашь мне свои волосы вместо ее? — От этого предложения Мэри застыла, что не укрылось от самодовольного мужчины. — А что? За ошибки нужно платить. И если ты так яро защищаешь ее, то сделай это вместо нее.

Обрезать свои волосы. Это было на столько ужасающей мыслью, что Мариэлла уже много лет не ходила в парикмахерскую и даже забыла как они устроены. Она дорожила своими волосами так сильно, что не была уверена, что кто-то другой мог бы ее понять, расскажи она об этом. Кажется, альвы вполне могли. Она скорее инстинктивно, чем осознанно схватилась за свой хвост и заметила это только когда увидела расползающуюся сальную и самодовольную улыбочку на лице мужчины. Она сильнее стиснула зубы и кулаки. Ей казалось, что она сходит с ума, но отступление не признавала ни одна клеточка ее тела, разума или души. Отступать не было вариантом, точно не теперь.

— Я отдаю тебе мои волосы, а ты клянешься оставить ее в покое. Все верно? — она произнесла это с вызовом и уверенностью, которой в ней не было: вскинув подбородок, смотря прямо в его ледяной голубой и белый — явно слепой — глаза.

— Верно, — хмыкнул мужчина, скрещивая руки на груди. Мэри хотела было достать свой кинжал, который купила для тренировок по самообороне и стала таскать почти всегда с собой, пока не передумала, но вспомнила, что он остался у Николь. Нимфа скользнула взглядом по самодовольному мужчине и протянула руку.

– Кинжал.

Улыбка стала медленно сползать с его лица — понимание, что она говорила это более чем серьезно, еще не до конца осело в его голове, но уже стало формироваться. Мэри ждала. А затем слегка сжала пальцы, привлекая внимание к раскрытой ладони и повторила.

— Дай мне свой кинжал.

Пока сбитый с толку Альв решал давать ли ей свой кинжал, которым буквально недавно невербально запугивал девушку, Мэри взялась за резинку своего хвоста и спустила ее на серидину длинны. Она едва не выхватила оружие из его горячей ладони, просто потому что боялась — еще немного, и ее храбрость иссякнет прежде, чем она сможет помочь притихшей девчушке за ее спиной. Мысль о девочке придала ей сил продолжить резать свои волосы, когда после первой попытки у нее едва ли не подкосились колени.

Глаза стали наполняться слезами от воспоминаний: вот она в шестом классе стоит посреди двора своей гимназии и старается не заплакать, потому что мальчишки из паралелли с ее одноклассниками баловались, дело едва не дошло до драки, а она решила вмешаться. Если бы кого-то из ее класса уличили в подобном, наказание ждало бы всех. Как итог — перепачканые в жевачке, растрепаные волосы. Она достаточно долго и бережно отращивала их, чтобы в этот момент собственноручно, на глазах такой же изумленной толпы, отрезать их до плечей.

Еще немного, и ее волосы были полностью перерезаны. Мэри незаметно, как она надеялась, сморгнула слезы и бросила клинок к своим ногам. А затем резко подняла яростный взгляд изумрудных глаз в глаза мужчины и кинула серебряные локоны к его сапогам.

— Мои волосы. Ты оставляешь девочку в покое.

– Сумасшедшая, – было последним, что девушка услышала до того, как все звуки превратились в пищащий звук ненастроенного телевизора. Она лишь убедилась, что девочка была в порядке, что вообще в этой ситуации можно было таковым назвать, а после побрела к подруге с уставшим видом побитой собаки.

Николь шокированно качала головой, словно балванчик, а потом ундина больно схватила ее за локоть и потащила сквозь толпу как можно дальше, словно рыбка, лавируя в косяке. Мэри была благодарна ей за это. Ноги шли словно сами, а мозг был в полуотключке, сдерживая понимание, что она натворила и дальнейшую сильнейшую истерику. Они остановились где-то в небольшом пустом месте за торговым рядом, где из-за сталагмитов было невозможно поставить столы с навесами.

— Я знаю, что натворила глупостей. Я знаю, я идиотка. Давай без нотаций, прошу.

Николь покачала головой, но ничего на это не сказала.

— Ты знаешь, что смотрела на него так, словно была готова кремировать заживо или казнить в мешке, как минимум? Даже у меня мурашки пошли. Нет, ты иногда бывает действительно зло смотришь, но это...

Мариэлла подняла на нее недоуменный взгляд, но после быстро опустила его. Она старалась держать дыхание ровным, пока мысли медленно но верно затапливали сознание волнами ненависти. Она ненавидела себя. Она так, так ненавидела себя. Нельзя было вмешиваться. Она могла навредить девочке еще больше. Ее слово здесь ничего не значит (не то чтобы оно значило много где-то еще). Нет никакой гарантии, что она помогла, а не навредила, кроме слова альвы, которое тот мог и не сдержать. В любом другом месте, она знала бы, что сделала все правильно, но не под толщей горных пород. Она ненавидела себя за неосмотрительность, но не могла признаться в этом своей подруге. Из-за зеленого света гриба, лица девушек казались зеленоватыми, а кожа Николь еще и слабо переливалась.

— Мы можем пойти домой?

Сил притворяться, что все хорошо просто не было. В другой ситуации она бы постаралась взять себя в крылья и притвориться, что ничего не произошло, чтобы подруга могла еще немного повеселиться. Но у нее не было сил, и ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок.

Они потихоньку побрели в какую-то из сторон. Мэри просто надеялась, что Николь знает куда идти или спросит у прохожих. От мысли, что, возможно, ей придется и самой разговаривать с незнакомцами и просить о помощи, ее начинало тошнить, а кости буквально ломить от боли. В висках отдавался любой звук и это становилось сводящей с ума какафонией. Поэтому, когда кто-то осторожно коснулся ее, девушка едва не вырвала руку, готовая на рефлексах ударить. Но вовремя взяла контроль над телом и вернулась в реальность. Перед ней стояла девочка альва. Она смотрела на нее сияющими, но напуганными желтыми глазками, словно чего-то ожидая. Мариэлле потребовалось много времени, чтобы вспомнить этот серый фартук с кружевом и платье с фонариками на плечах. Мэри выдохнула, пораженная. Если она не ошибалась, то это была та самая малышка, которую девушка так рьяно кинулась спасать.

— Спасибо, — неловко пролепетала она и потупила взгляд, моментально отпуская ее руку. — Я... я понимаю, что этого недостаточно, но, боюсь, я не могу дать многого в благодарность за то, что вы меня спасли.

Мариэлла, шокированная, присела на коленки, но не успела вставить и слово, как малышка затараторила дальше.

— Мой дядя, он... он бы мне не простил, если бы из-за меня его лишили должности и возможности... Я не должна была убегать. Мне очень, очень жаль, что вы пострадали, и я...

— Ничего страшного, — едва ли не сиплым от кома в горле голосом произнесла Мариэлла, когда перестала отрицательно мотать головой. Маленькая девочка была совершенно не виновата в решении другого взрослого человека. — В моем мире волосы ничего не стоят. Можно хоть под ежика подсричься.

Мэри не стала уточнять, что ее волосы очень много значили для нее самой, как и забыла, что альва могла не понять, что значит «под ежика». Но та снова на нее смотрела, и Мэри пыталась не потрять и не разорвать самой этот зрительный контакт.

Девочка замешкалась, а после вытащила из кармана платья несколько светящихся кристаллов. И протянула их Мариэлле.

— Ой, нет-нет, что ты. Я не могу это принять.

— Возьмите, прошу. Это не много, но это единственное, что у меня есть. Я в большом долгу перед вами.

— Я правда не могу.

Я не заслужила. Я не имею права. Ты могла пострадать еще больше от моей глупости. Ты не должна меня благодарить.

Вернулась Николь, и Мэри смогла выдохнуть.

— Хей, малышка, может ты могла бы показать нам как пройти к выходу? Мы слегка заблудились.

Мариэлла кивнула. И добавила тихо:

— Вместо камней.

Альва спрятала камни в кармашек и протянула почти горячую руку Мариэлле. А после молча повела их к выходу. Не дойдя совсем немного они наткнулись на мать девочки. Высокую альву с синими глазами. Та забрала дочь так быстро после заверений всех троих, что никто Агату не крал, что больше ничего девушки не узнали. Маленькая Агата лишь успела коротко, но неожиданно крепко обнять Мариэллу на прощание, прежде чем скрылась в толпе вместе с матерью. В прочем, где был выход они отыскали достаточно быстро. Еще быстрее Мэри оказалась дома и обессиленно привалилась к одному из деревьев в саду отца.

Мариэлла ненавидела себя. Она хотела бы быть сильной, она должна быть сильной, но ей было так больно и плохо из-за глупых волос, что из-за этого она еще больше упала в пучину самоненависти и самоуничижения. Это было невыносимо. Она притянула колени к груди, ударилась о них своим лбом и разрыдалась. Она не заметила как истерика накрыла ее с головой, не заметила как начала трястись и покачиваться, но отчетливо чувствовала даже самый слабый укол неровно обрезанных волос на своей коже, на шее и подбородке. Она не знала, как долго это продолжалось, но на легкое прикосновение к своему плечу отреагировала как на удар электрическим током — мозг мгновенно вырвался из плена тумана, а рука сама вкинулась для удара. Остановить себя снова она не успела. Обжигающее прикосновение очень быстро исчезло. Ее кулак не почувствовал боли от удара.

Ей вновь стало плохо и так противно от самой себя, что хотелось содрать собственную кожу. Она решалась поднять ей глаза, чтобы понять перед кем на этот раз ей стоило извиниться. Не важно, Николь или папа. Никто не заслужил, чтобы на них выливали желчь и негатив. Но перед глазами оказался молодой парень. Мэри моргнула, а парень присел на корточки. Она наконец узнала Марка и чуть расслабилась.

— Неплохой удар.

— Что ты здесь делаешь?

Девушка резко опустила голову обратно. Слезы текли по коже, впитывались в кофту. Нос был почти на грани насморка. Она выглядела почти так же ужасно, как себя чувствовала. Мэри заполнило новой волной ненависти. Она ненавидела показывать свои слабости и плакать, тем более при других. Это было катастрофой.

— Ты все уже знаешь, да?

— Случайно узнал от теней о том, как вы с Николь едва не сбежали от альв. Подумал, вдруг тебе понадобится помощь.

— Помощь с чем? Спрятать труп? — ядовито оргызнулась она и заново себя возненавидела. Слабая, жалкая, несносная девчонка.

— А надо?

Мариэлла подняла взгляд на мага, не отрывая большую часть лица от коленей и свитых в гнездо рук. Это была слишком спокойная реакция. Но после девушка вспомнила где он жил, и все встало на свои места. Маг пепла. Способность призывать тени. Шпион Темной Королевы. Все верно.

Марк не заслуживал ни этой агрессии, ни необходимости торчать с ней, пока она в таком состоянии, ни всего остального дерьма, которого и так было слишком много в его жизни.

— Николь хотела на ярмарку, и мы пошли туда. Сначала все было неплохо, но мы наткнулись на толпу. Там мужчина-альва собирался отрезать волосы маленькой девочке. Николь объяснила мне, что это поставит крест на ее жизни, и я не смогла не вмешаться... Альв сказал, либо я отдаю свои волосы, либо не мешаю ему.

— И ты обрезала?

Вопрос был глупый и скорее риторический. Марк просто пытался поддержать диалог, чтобы Мэри не замолкала. Но вместо этого она задушено всхлипнула и уронила голову обратно. Так продолжалось еще какое-то время. Марк осторожно положил свою ладонь на плечо поверх кофты, не зная, что можно сделать в такой ситуации. Он умел успокаивать маленьких детей, но не ровестников. В Деревне все довольно рано понимали, чем для них могут обернуться слезы и слабость. Если, конечно, не умирали еще раньше.

— Я жалкая, да? — Марк лишь наклонил голову в недоумении, и Мэри продолжила. — Я знаю, что сделала все правильно. Я ей помогла. Неизвестно что с ней было бы, лиши он ее волос. Она даже хотела поблагодарить меня за это... Но вместо того, чтобы радоваться или злиться на него или что-либо еще, я сижу здесь и реву. Реву из-за глупых волос, хотя для меня это ничего не значит — они отрастут, меня не станут за это клеймить или я не знаю...

— Ты плачешь. Значит это важно для тебя. Прекращай обесценивать свои чувства и все то, что ты делаешь.

— Лилит в мои годы объединяла погорельцев, а я реву из-за волос.

Неуместное сравнение внезапно пришло в голову и неконтролируемо вылилось в слова. Она даже не успела об этом пожалеть.

— Ты не Лилит, — его голос на мгновение ожесточился, но быстро вернулся к твердой уверенности. — Ты не обязана быть как она. Ты это ты: это твоя жизнь, твои эмоции, твой путь. Она сделала так много, дагни и я у нее в необъятном долгу, но это не значит, что то, что ты делаешь менее важно. Ты фактически спасла жизнь той глупой девчонке. Да, твои волосы отрастут в будущем, но ты имеешь право на свои эмоции сейчас.

Это заставило слезы высохнуть, а саму нимфу сделать несклько отрешенной на какое-то время. Она все это знала и сама, но когда другой человек сказал то же самое, все это заиграло большим смыслом. Потому что не одна она так думала.

— Если тебе станет легче, то у магических существ волосы быстро растут из-за магии, внутри них. Эта же магия зщищает нас, меняя внешность под обычную человечесскую, когда мы оказываемся за пределами Ливраля.

Мариэлла отрешенно кивнула. А после мозг отключился на долгие секунды.

Марк осторожно взял ее лицо в ладони, отрывая, словно уже приросший, приклеевшийся высохшими слезами подбородок от коленей и гнезда рук. Заправил пряди за уши. Мариэлла не видела его лица. Она смотрела на траву и одновременно никуда. Она чувствовала себя безмерно уставшей куклой, с которой сейчсс можно было делать все что угодно. Но парень не сделал ничего больше до тех пор, пока девушка не моргнула, постепенно начиная оживать. Марк общался со многими и видел самое разное поведение людей, но никогда бы не подумал, что кто-то может повести себя подобным образом.

Только когда она подняла, ставшие вновь серыми, глаза, маг осторожно притянул ее зареваное лицо ближе и живот девушки напрягся: на подкорке билась мысльоб опасности, но по какой-то причине нимфа не могла и не хотела ничего сейчас делать. А потом воздух полностью покинул легкие. Глаза закрылись, плечи и живот расслабились и плакать хотелось с новой силой, когда сухие губы аккуратно коснулись ее лба, рядом с линией роста волос. Мэри не сопротивлялась, когда после ее притянули ближе, обнимая и уткнувшись переносицей в чужое плечо. Горячая слеза невольно скатилась из глаза. Но чувствуя крепкий поцелуй в макушку, истерика, накатывающая с новой силой, ощутимо сдала назад, оставляя последние слезинки застыть в глазах и судорожное, чуть задыхающееся от сдерживаемого скулежа, дыхание.

Они просидели так не слишком долго. Ветер сдувал желтые листья, парочка из них упала прямо на них, но никто не обратил на это внимания.

— Пойдем, — сказал Марк, когда девушка заметно успокоилась.

— Куда?

Мэри снова напряглась, но ненадолго.

— В парикмахерскую.

Мэри глупо и робко улыбнулась со смешком, но осторожно приняла протянутую руку.

— Как ты вообще оказался тут?

— Это не сложно, когда у тебя есть магия. К тому же я все еще шпион.

— Который должен следить за мной, помню-помню.

— Если честно, скорее приглядывать.

— А? О чем ты?

— Ее Величество не просит от меня никаких особых рассказов о тебе. Я просто должен доложить, если что-то произойдет, на постоянной основе я не отчитываюсь.

— Чтож, то, что она не знает о каждом моем чихе уже радует, — попыталась отмахнуться Мэри, но после задумчиво нахмурилась.

— Не уверен, о чем ты сейчас думаешь, но нет. Не недооценивай ее. Я благодарен ей за помощь дагни, но я ничего не знаю о ее настоящих планах.

— Мне не нравится, что ты читаешь меня как открытую книгу.

— Я шпион. Именно так я выживал годами. А попал я на эту должность именно из-за того, что однажды позволил себе быть недостаточно внимательным.

Когда вечером Мариэлла оказалась в своей комнате и, наконец, в одиночестве, девушка смогла выдохнуть. И в этом тяжелом выдохе была вся усталось за сегодняшний день. Она сунула руки в карман кофты, перед тем как снять ее, и нахмурилась — она не помнила, чтобы что-то клала туда. Чуть подумав, она остооожно достала содержимое. И глупо моргнула.

Камни. В ее кармане были камни. В сумеречной полутьме комнаты — девушка не хотела включать свет, просто снять большую часть одежды, захватить домашнюю, сходить в душ и сразу лечь спать, — они светились разными цветами. Зеленый, бирюзовый, желтый, лиловый и крошечый осколок голубого.

Обнаружив в кармане кофты драгоценную и столь неожиданную находку, на глазах девушки вновь выступили слезы, но она рассмеялась. Немного нервно, но это казалось прогрессом. Подарок от Агаты. Возможно, все это и вправду было не зря.