Официант обновляет мне бокал. Лёд тихо шуршит, а пузатые грани приятно холодят ладонь.

      Наверное, я превратно истолковал его слова, потому что ни словом, ни жестом, он предложения своего не повторяет. Девушки спускаются со сцены и о́н лениво делает знак рыжей. Она тут же меняет направление и идёт в его сторону. Я не даю знак никому и ко мне приближается та, которая осталась без пары. Бегло оцениваю — скорее на уровне инстинктов, чем сексуального интереса. Красивая, бесспорно. Такую в толпе увидишь — глаз зацепится, как за что-то яркое в серой массе. И на этом всё. Больше в ней не цепляет ничего. В ней нет магнита — пустая оболочка. Не хочется смотреть и познавать.

      В моей крови алкоголь плещется, стирая грани допустимого, но даже находясь под градусом, не могу себя заставить коснуться женского тела — не с ним рядом. Не хочу, не вставляет, зачем мне себя насиловать? Быть, как все, и скрепить успешную сделку групповой оргией — я пас, не найду в этом удовольствия.

      Моя спутница присаживается на подлокотник кресла и к моей шее склоняется. Рефлекторно отворачиваюсь и по стечению обстоятельств — в его сторону. А он смотрит на меня!

      Меня словно бьют в живот — все органы в спазме, я не могу вздохнуть! Ни моргнуть не могу, ни шевельнуться! Потому что он смотрит на меня в тот момент, когда рыжая ему отсасывает! Он смотрит на меня в тот самый момент, когда ему хорошо!

      Я не понимаю, что в его глазах. Он не улыбается. Сейчас в его облике нет лукавства и привычной лёгкости. Взгляд тяжёлый и напряжённый, словно он в схватке с противником. А затем губу закусывает, глаза закатывает, и, выгнув шею, со сдавленным стоном на подголовник откидывается. И я с убийственной жестокостью понимаю, что он смотрел не на меня, а сквозь.

      Идиот, не потерявший веру в чудо — вот кто я. Идиот, который хрустит подошвами по осыпавшимся осколками мечтам. Мне невыносимо. Во рту привкус металла. Отворачиваюсь, влипая губами в девичьи губы — случайно по ним мажу и невольно кривлюсь. Меня раздражает запах и вкус. Хочу горькие от дыма, терпкие от алкоголя, а не то, что мне вселенная предлагает. Спасибо, что девушка вышколена, и, чувствуя нежелание клиента, не настаивает. Её пальчики бегут по груди, останавливаются у пряжки ремня. Я позволяю. Вернее — мне всё-равно. Не помогаю абсолютно — она сама молнию расстёгивает и освобождает член. Прикосновение приятно, но я слишком напряжён, чтоб сосредоточиться на удовольствии, я просто пускаю на самотёк всё, что происходит. Мне похуй, когда головки касаются губы, когда член обволакивает тепло. Я даже смогу кончить, если она не остановится, но мне по-прежнему будет похуй.

      Его стоны меня наизнанку выворачивают. Каждый всхлип — словно иглой в мягкую плоть. Девушка между моих ног старается — она чувствует, как член пульсирует и ей даже в голову не приходит, что моя дрожь синхронизирована со стонами рядом раскинувшегося мужика. А я набираюсь смелости и смотрю на него снова. В вязком полумраке его кожа блестит испариной, полы рубашки распахнуты, соски торчат тугими горошинами — такой сжимать зубами, пока не захрипит и не задергается. Слюну жадно сглатываю. Его губы закушены, он на мгновение перехватывает взгляд — с дурным шальным блеском, словно не лимончелло пил, а дурью закинулся, и смотрит снова вниз, на свою плоть, исчезающую в девичьем горле. И я невольно за ним повторяю, глаза скашиваю, хотя это пиздец как палевно — пялиться на чужой член, ведь в глазах бурю не скроешь — не сейчас.

      Залипаю.

      Он держит рыжую двумя руками за волосы и плавно бёдрами подаётся. Грациозно, как большой ленивый кошак. И каждое движение — такое гибкое, такое плавное. Не могу отвернуться. Пропал. Безмолвно девушку умоляю выпустить изо рта, чтоб, наконец, увидеть его плоть полностью, в момент, когда венами перевита, как канатами, когда с глянцевой головки тяжёлая прозрачная капля скатывается — это убийственная эстетика, которую я буду, как умалишённый, на бумаге углём вырисовывать, в разных ракурсах и в разных стадиях — если повезёт увидеть.

      Стонет. Как же сладко он стонет. Я слышал его стоны раньше — когда блюдо вкусное пробует, когда пропускает удар на тренировке, когда под прохладный душ становится. А мне хоть уши зажимай, потому что фантазия рисовала неприличное. А тут и фантазировать не надо, разве что представить, что мы вдвоём. Рыжая здесь лишняя. Моя — тоже, хотя старается, и медленно, но уверенно, подводит к краю. Во рту горечь разливается, невольно морщусь — несмотря на то, что тело реагирует, мне пресно и невкусно. Мягко отстраняю, та смотрит на меня вопросительно, а я едва заметно головой мотаю и даю ей знак уйти. Хватит. Не в кайф. Я возбуждён. Я хочу. Но не её.

      Поднимаюсь вслед за девушкой, привожу в порядок брюки. Мне здесь не место, сегодня моя компания — бутылка коньяка. Из номера шикарный вид на озеро и в глубоком шезлонге можно просидеть до утра, вдыхая прохладу ночи и наблюдая как с зарёй гаснут огни на противоположном берегу.

      А рядом с ним мне слишком душно, я просто задыхаюсь, он — отрава для меня. Обманчиво доступен, но на самом деле недосягаем. Не выношу больше — наигрался в публичный секс, хватит.

      Я не успеваю сделать шаг — хватает за руку.

      — Останься.

      Блядь!

      Ток бежит от его пальцев к моей руке, неужели он не чувствует? Как можно не заметить, что со мной творится? В глазах — нужда, зависимость, тоска — в критической концентрации. На лбу неоновыми буквами — хочу!

      Но он понимает по-своему. Даёт едва заметный знак рыжей и она на меня переключается, мягко увлекает, игриво толкает в грудь и я, совершенно растерянный, назад в кресло падаю. Это опасно. Это пиздец как опасно, и для него и для меня, потому что я себя непременно выдам. Он будет слишком близко, я смогу до него дотрагиваться, и рано или поздно он поймет, что это не случайность. Я давал ему шанс сохранить нашу дружбу! Видит Бог, я давал!

      Теперь она между моих ног. И мне похуй какая голова — черная или рыжая, она всего лишь фон. Член стоит, смотрю ему в глаза, а он, сука, смотрит, как она у меня в рот берёт. Смотрит и гладит себя, губу закусывает, словно удовольствие доставляют ему.

      — Блядь, глубже возьми! — сердится и голову её на мой член насаживает. Девушка давится, закашливается, начинает несмело сопротивляться, желая ослабить чужую хватку. А его это злит сильнее, но отпускает, давая ей соскочить с члена и наполнить лёгкие. А сам берет мой ствол в руку и легонько подрачивает, ожидая, когда она надышится и возьмёт в рот снова.

      Да блядь!

      Что он творит?! Меня подбрасывает от прикосновения его ладони, тело реагирует мгновенно — как на ожог, и реакцию контролировать невозможно — она рефлекторная. Начинает бесконтрольно трясти от переливающегося за край возбуждения. Он меня трогает. Он! Меня! Трогает! Он касается моего члена и гладит его. Я не верю себе, что он это делает, причем так естественно, будто не осознает вовсе своих действий. Он — в говно загашенный, его взгляд дурной и мутный, он не понимает! Он реально не понимает, что ласкает чужой возбужденный орган!

      — Давай! — наигравшись, хватает девчонку за волосы и мой член ей в рот направляет. Его рука спускается к яичкам и нежно гладит, рассеянно сжимает, а я не свожу с него глаз, борясь с подступающим оргазмом и пытаясь поплывшими остатками мозга понять — что, блядь, происходит?!

      Он не смотрит мне в лицо, он следит за процессом, возбужденно — едва не капая слюной. Приговаривает на итальянском:

      — Глубже. Давай же, — и сам на шею девчонке давит. А затем вскидывает на меня глаза, отправляя сердце в нокаут, и обращается, переходя на родной: — Тебе хорошо? Тащусь от глубокого минета, но эта соска хуёво берёт. Хочешь другую? — оборачивается, примеряясь, на кого бы можно поменять. Всё девочки заняты, без стеснения отрабатывая свой гонорар, но для него не проблема снять девицу с чужого члена.

      Я отрицательно дёргаю головой — не сто́ит.

      — Покажи ей, как надо, — слова хрипом срываются с языка, прежде, чем я успеваю себя остановить. Он замирает, даже хватка на девичьей шее слабеет. Поднимает на меня глаза — внезапно ясные, прозрачные, и голову набок склоняет. В нём что-то меняется. Вроде неуловимо, но на самом деле — разительно. А моё израненное глубокими бороздами сердце пропускает первый удар. Затем второй. Мне не хватает воздуха — я просто забываю, что надо продолжать дышать, чтобы сознание не потерять от гипоксии. Но все мои физиологические неприятности теряют важность, когда губы свои блядские облизывает — так демонстративно. Между лицами всего пара десятков сантиметров, и хочешь — не хочешь будешь смотреть на его язык — как единственную динамику в застывшей картинке. И как же хочется уложить на этот язык член.

      Его черты лица не просто красивые, а совершенные, которые и выглядят-то ненастоящими, которые хочется рассматривать и искать подвох — что это, совершенный грим с лепкой или напечатанная на 3д принтере кукла? Ну не бывает таких.

      Я желаю с ним секса до истерики. Когда он так смотрит на меня — без чёртовой скрытой интимности и всякого подтекста. Как будто он — друг. Наверное, он так и считает. Но друзей не хотят трогать, друзей не хотят ласкать и вылизывать, и наблюдать за оргазмом друзей не хотят тоже, а тем более являться его причиной. А я всё это — хочу! Не друг он мне!

      — Ты ебанулся? — тихо спрашивает, опасно сощурившись.

      — Да, — а что уже скрывать? Ебанулся давно и окончательно. На тебе же, сука.

      Он наощупь тянется к подлокотнику, где бокал свой недопитый оставил. Хватает его и в три больших глотка до дна приговаривает. Морщусь вместе с ним — это явно лишнее, его же срубит в считанные минуты. Хмурюсь — к чему он готовится? Отключиться или вытравить из памяти окончание этого вечера? Боюсь, что в этот самый момент наша дружба рушится — нельзя предлагать такое другу, даже в шутку, если хочешь сохранить отношения.

      Следующее мгновение даёт мне правильный ответ — набраться смелости, вот чего он добивается, накачиваясь алкоголем, потому что небрежно девушку отпихивает и с кресла поднимается. Пошатываясь, делает шаг в мою сторону, носком кроссовка мои ноги расталкивает, вынуждает развести, и с ленивой грацией передо мной на колени опускается. Я едва сдерживаю вопль истерический. У меня внутри — торнадо. Перед глазами все вертится с сумасшедшей скоростью, ломая нормы, устоявшиеся правила и представления о нашей дружбе, а я нахожусь в центре бури и охуеваю от происходящего. Боюсь моргнуть — потому что всё это не реально, это моя отчаянная фантазия, и стоит только потерять его из фокуса, как она истает — словно мираж развеется.

      — Смотри, — он мне? В глаза глядит расслабленно, пьяно, из-под полуопущенных век, словно ничего особенного, словно он каждый день перед мужиком на колени падает. Замираю, застываю, деревенею, я даже перестаю дышать потому что непременно спугну этот мираж если вздохну. — И учись, — нет, всё же не мне. Вспоминаю, что рыжая рядом — понимающе улыбается. Похуй! Как же похуй!

      Обхватывает мой член ладонью, нежно ведёт, и, не теряя зрительного контакта, ртом насаживается. У меня в груди взрывается сверхновая. Сознание рвёт на куски от невозможности происходящего. Я хочу смотреть, хочу запомнить каждое мгновение — его русую макушку у меня между голых бёдер, его губы вокруг моей плоти. Но глаза сами собой закатываются. Как это можно вынести?! Я едва сдерживаю нечеловеческий рёв. Это перестало быть игрой, перестало быть шуткой. Это — по-настоящему.

      Он сосёт нежно, словно пробуя, ласкает губами головку, гладит языком уздечку. Но движения становятся отчаянными, страстными, он словно в забытии и не соображает, что делает. Скорей всего так и есть, и у меня возникает подозрение, что не только алкоголь в его крови плещется. Я не могу насмотреться, взгляд туманится, я вырезаю этот момент в памяти, чтоб прокручивать на бесконечном повторе, когда его больше не будет в моей жизни. Невольно подбрасываю бедра, задавая темп и едва сдерживаюсь, чтоб не запустить ладонь в его волосы. Забавно — он мне сосёт, а я не рискую до него дотронуться, словно моё прикосновение заставит его очнуться.

      А затем он убирает руку и заглатывает до горла, утыкается лбом мне в лобок и держит. Пытается сглотнуть и меня сносит нахуй!

      Блядь!

      Он делает минет, как профессиональная соска, откуда в нём это?! В моей жизни были члены, но та́к даже я не умею, а он же — гетеро до мозга костей! Где он нахватался, кто его научил?

      Замечаю, что двигает рукой у себя между ног — он мастурбирует в такт толчкам в горло. Ему хорошо от процесса, его самого вставляет роль, в которой он оказался, а у меня больше нет сил информацию обрабатывать — перегруз, слишком много сражающих своей дикостью событий за последние несколько минут. Он творит невероятное, я чувствую онемение в кончиках пальцев, меня начинает потряхивать, непроизвольные спазмы бьют тело. Я сейчас кончу ему в рот. И я даже не могу его предупредить или дать знак, чтоб отстранился, я просто не в силах — у меня крайняя степень шока и я до сих пор не уверен, что это не галлюцинация.

      Сперма толчками выплёскивается ему в рот. Он увлёкся и упустил момент, но, чувствуя языком мой финиш, вскидывает глаза — это сквозное ранение, смертельное. Держит член во рту, пока семяизвержение не прекращается, а затем глотает демонстративно. Моё сердце скулит, не выдерживая нагрузки. Я не насытился, мне го́лодно. Морок оргазма развеется и я не захочу останавливаться. Он сам дверь распахнул, сам позволил, и кто меня теперь сдержит?

      Что же ты наделал, родной?