За отрядом глухонемых ребят Рин наблюдала с настороженным любопытством — это был какой-то совершенно другой, абсолютно непостижимый для неё мир. Если незрячие в большинстве своём представляли собой неподвижные столбики, то глухонемые двигались безостановочно, жестикулируя телом, руками, лицом, издавая (зачем?) странные, скорее животные, чем человеческие звуки. Сначала Рин казалось, что это ужасно примитивно — ведь не поговоришь же на какую-то очень умную тему, просто как-то вот так странно дрыгаясь? Да и… вообще… В начале же было слово, а слов у них — аж не одного? Но чем дольше Рин наблюдала, тем больше удивлялась. То, что она сначала считала примитивным, на деле таковым совершенно не являлось. Язык глухонемых был настоящим, полноценным языком, и так же, как эти ребята никогда не смогут освоить единственный путь общения, которым владеет Ариша, так и она, даже если очень сильно захочет, не сумеет выучить их удивительный способ. Это даже не английский или немецкий — это самая настоящая другая планета. Попробуй разгляди мельчайшие движения пальцев, губ… С инопланетянами так вот запросто не поболтать. Даже чуть-чуть обидно из-за этого. Вдруг они хорошие?

Рин была в четырнадцатом отряде, глухонемые — в шестнадцатом. В очереди около столовой маялись почти рядом. Вот как бы к ним подойти, спросить, из какого они города или… да хотя бы… как их зовут? Интересно, имена у них тоже жестовые?

Лагерная форма — голубые рубашки и коричневые неудобные шорты — одинаковые для девочек и для мальчиков, перемешивались так, что было невозможно понять, где свой, где чужой. Колышется себе и колышется однотонное бурливое море, вскипая кое-где беспорядочно белыми воротничками вожатых. Кто-то брызгается водой из каменных умывальников, кто-то уже побежал рассматривать сувениры к единственному на весь лагерь прилавочку. Другие затеяли Камасутру. Нет, конечно, эта игра называлась как-то по-другому — «ножки», что ли. Но слово «Камасутра» подходило ей явно лучше. По кругу, по кругу, по кругу знай себе, накрывай своей ногой ногу стоящего рядом, пока конечности не переплетутся так, что не разобрать, где чьи, а все участники не повалятся, пытаясь собрать самих себя в кучки. Вожатые ругались, когда «ножки» затевались где-то за пределами пляжа. Если на песок падать весело, то на асфальт — уже травмоопасно. А отвечать-то за каждый синяк взрослым — не детям.

Вот и шестнадцатый отряд взялся за руки. Ну, сейчас отхватят — мало не покажется. А, нет, что это у них — «ладошки»? Забавно.

Рин и сама не заметила, как это произошло. Сначала её, любопытствующую, прибило к шестнадцатому отряду, а потом она обнаружила себя частью их молчаливого круга.

«хлоп-хлоп-хллоп», — вправо, потом вперёд, перед грудью, и разворачивайся налево, да пошустрее, чтобы ритм не сбивался. А он ускоряется, ускоряется… Инопланетяне — совсем и не такие непонятные, как казалось со стороны. Им радостно, они смеются, радушно принимают Рин, что-то лопочут между собой, быстро-быстро шевеля пальцами и запястьями, потом касаются Рин: её плеч, локтей… Это они так с ней общаются, пытаясь сделать свой язык понятным для неё. Рин же в шестнадцатом тоже инопланетянка, считай. И хочется что-то сказать. Но как говорить? Может, найти их вожатую? Вожатая же у шестнадцатого знает оба языка: и жестовый, и обычный.

Бурливое море разбилось отдельными ручейками, те влились в распахнувшиеся двери столовой, звонко заструились каждый по своему руслу: до раздаточной зоны…

— А мы тебя потеряли, — обратилась к Рин Вася из параллели. В середине июля она проколола уши и теперь каждые несколько минут трогала правую серёжку — раздражающая привычка. — Ты что, к рыбам заплыла?

Рыбы — это глухонемые, а слепые — кроты. Между собой не обидно, но вот если кто-то другой так посмеет сказать, из посторонних, здоровых, то может и огрести.

Рин уныло всколыхнула ложкой подернутый жирной плёночкой борщ.

— Слушай, а шестнадцатый вроде же тоже в нашем корпусе, да?

Операцию назвали «контакт с инопланетянами». Вася умела писать по-зрячему, так что сначала задумали отправить шестнадцатому письмо. Но бумаги обнаружился дефицит а обращаться за помощью к вожатым никто не хотел,

Выход нашли изящный — большое стекло в общем душе. Затянутое густым слоем пара, оно идеально подошло для быстрых коротких посланий. Душ превратился в переговорный пункт. Выводили буквы кончиками пальцев. Один человек от кротов, один — от рыб. В этом ощущалась какая-то хрупкая магия, волшебная, завораживающая граница — она пролегала по мутной стеклянной кромке.

«Вы совсем не можете нас понимать?» — спросила за всех Вася. Рыбы несколько секунд совещались, потом приложили пальцы к губам.

«Говори медленно и чётко. Иногда мы можем прочесть».

«А вашему языку нас научите?»

Они рассмеялись — странно, почти беззвучно.

«Сложно». — И тут же другое торопливое послание: «Время. Отбой. Нужно идти».

— А встретимся завтра на пляже! — воскликнула Рин, и Вася, удержав одну из заторопившихся было уходить рыбок около стекла, быстро вывела этот вопрос на стекле.

Улыбки и кивки. Кивки и улыбки.

Странная это была дружба. Между детьми из разных миров, между отрядами, которые теоретически не могли понимать друг друга, но всё равно, захотев, изобрели способ.

Рин выучила несколько букв: А, О, У… Удивительно как, что буквы можно показывать пальцами. И «спасибо» говорить теперь она будет только правильным жестом.

Та дружба так и осталась на туманном стекле душевой, а ещё на золотом песке. Кажется, болтая без умолку, они исписали весь пляж вдоль и поперёк.

Но не обменялись ни номерами, ни адресами.

Прощались, обнимались. И даже немножко плакали в конце смены.

Четырнадцатый отряд уезжал на свою планету, шестнадцатый — на свою.

Чтобы больше не встретиться. Никогда.

Уже сидя в пропахшем сигаретным дымом и рыбой плацкарте, Рин водила кончиком пальца по чуть исцарапанному стеклу.

Может, нужно было что-то им подарить на память? Или… зачем? Разве без вещественных подкреплений вся память куда-то стремительно улетучится?

Уж конечно же, вряд ли.

Рин, во всяком случае, собиралась помнить как можно дольше.

«А, О, У», — сложила пальцы правильным образом. И снова: «А, О, У».

Всё же… удивительно.

Жаль, что закончилось. И так хорошо, что было.

Прекрасно так…