Ветер завывает так, что перекрывает собой долбящую в наушниках музыку, того гляди вырвет новенькие эйр подсы из ушей и утянет за собой на дно моря. Рауль смотрит вниз, замирая на подъеме, и думает, что неплохо было бы, если бы и его самого затянуло туда.
Он этого заслуживает, как никто другой.
Рауль одергивает себя и продолжает подъем, пока не останавливается у ограждения, через которое легко перемахивает под адский звон задергавшейся сетки. Привычный звук должен бы успокаивать, но сегодня он вызывает только новую волну тревоги. Ему чудится, что даже она пытается пригрозить, запугать, прогнать прочь. “Не суйся сюда, здесь тебе больше места нет,” - шепчут звенья на сетке, хотя Рауль прекрасно понимает, что это говорят его внутренний голос и чувство вины. Нет у него больше никаких вариантов, только этот старый, никому ненужный маяк. Одинокий в своем несчастье, как и он сам.
Рауль отворачивается, обхватывая себя руками из-за сильного порыва ветра, и идет дальше к подножию башни. Раньше ему даже в шторм казалось это место более тихим, нежели сегодня. Растущие вдоль склона сосны кренятся как-то по-особенному тревожно, как будто пытаются прогнать Рауля отсюда прочь. Он старательно отмахивается от этих образов, отворачивается в сторону бушующего моря и панорамы города. Подходит к старому сваленому бревну и медленно опускается на него, только сейчас понимая, как сильно трясутся ноги. Хочется закурить, но сигареты он оставил в багажнике собственного байка, спрятанного по обыкновению в кустах. Здесь никто не ходит, но Рауль никогда не забывает о предосторожности.
Не забывает. О. Предосторожности.
Внутренности сдавливает от нового приступа тревоги, и Рауль усилием воли заставляет себя сосредоточиться на грозовом море. В наушниках играет что-то тревожное, раздирающее душу - он и не заметил, как перешел от тяжелого металла к ноющему инди. Разглядывая серые волны, он впервые за свою жизнь нешуточно раздумывает о суициде. А что? Это вполне себе выход. Ну, поплачутся родители пару месяцев - мать возможно снова запьет, а у отца прибавится седины на висках, повоют его сестра и братья, но это тоже ничего - они есть друг у друга, а остальное переживут.
Братья… А что же будет с “ним”?
Рауль отворачивается, пытаясь спрятаться от всего мира, и старательно сжимается в комок, обхватывая колени своими трясущимися руками. Об этом он не подумал. Не подумал о Меле. Меле, потому что называть его Егором еще более невыносимо. Словно так он действительно расписывается в собственной извращенности - признает тот факт, что чувствует нечто к собственному брату. Да, брату не родному по крови, но это же глупость. Рауль рос с ним практически бок о бок, видел, как Егор взрослеет и меняется. Сам присматривал за ним, сам учил вести себя с девчонками, сам же собирал его на первое свидание с Анжелкой.
Рауль не с первой попытки запускает дрожащие пальцы в волосы, хватается за пряди и тянет, издавая вымученный стон. Извращенец. Больной. Урод. Ублюдок. Все эти оскорбления и даже больше крутятся в его голове не первый день. Ровно с момента вечеринки у Бабичей, где Егор сделал… то что сделал. Рауль жмурится, поверхностно дыша, и практически умоляет себя не вспоминать. Но не вспоминать не получается - воспаленное сознание с радостью подкидывает ему живописные картинки.
Как Егор нервно улыбался ему, теребил рукава рубашки и бегал взглядом по помещению. Почему Рауль не прочел это в моменте? Он же знает его, как облупленного. Понятно же было, что брат собирается совершить очередную глупость. Но Рауль упорно притворялся тупым и не замечал очевидного. Оттого и позволил затолкнуть себя в коридор, втиснув в одну из ниш, а после и поцеловать. Нет, это не было поцелуем как таковым. Ну, сначала не было… Егор просто прислонился к нему, схватился за плечо и ткнулся губами. Рауль так опешил, что не сразу его оттолкнул. А потом почему-то встречно шевельнул ртом, хватая парня за талию и переворачивая их обоих. Оторвался он секунду спустя и тут же дал деру, испугавшись собственной реакции. Он забыл и свою куртку - так быстро вылетел из дома. Кажется, тогда за ним выскочил отец, и Рауль было решил, что все - он увидел их и вот-вот схватит его, да утопит в бассейне. Но вместо этого он встревоженно поинтересовался все ли в порядке. Рауль буркнул что-то неразборчивое, торопливо отмахнулся, дрожащими руками пытаясь завести мотоцикл. Он до сих пор помнит, как пытался натянуть перчатки, но в итоге нацепил только на одну руку, а дальше ударил по газам, срываясь с места.
Как же все-таки хорошо, что это был отец, а не Влад. На него Рауль не может смотреть до сих пор, избегает мягкого взгляда, отнекивается на все вопросы, да и вообще старательно не замечает его при встрече. К счастью, это их привычный способ общения, оттого Меленин и не замечает странного поведения пасынка. Пасынка. Рауль нервно смеется и качает головой.
Да как он только умудрился так встрять?
Он пытается себя убедить, что не свихнулся окончательно. Ведь он ничего подобного к остальным не чувствует. Рауль пытался теоретически подумать о Илье или Мире в похожем ключе, но это вызвало лишь тошноту и пару рвотных позывов. А вот мысли о Меле заставляли его чувствовать другое. Совершенно другое. После их недо-поцелуя Рауль не мог думать ни о ком другом, все прошлые так называемые “влюбленности” вмиг улетучились, оставив его один на один с этим нечто. И он совершенно не знает, что ему с этим делать.
Рауль поднимает взгляд на пейзаж города - глаза перебегают от одного знакомого здания к другому, рисуют привычные маршруты. Он понимает, что нужно уехать, рвать когти, пока все не стало слишком плохо. Пока он еще может отвадить Егора от всего этого кошмара. Понятно, что он будет страдать - чувственная, меланхоличная натура порядком раздражала Рауля, но сейчас он понимает, что дело далеко не только в раздражении. Егор мог бы и вены начать резать - Рауль именного этого и испугался в моменте, потому и не уехал сразу же. Вместо этого он продолжает делать вид, что все нормально. В конце концов они живут не в одном доме, и специально избегать брата практически не приходится. Рауль все думает, связана ли тонкая душевная организация Егора с тем, что его воспитывают два мужика, или он сам по себе такой уродился. Хотя, Илья вполне нормальный, обычный подросток - ноет о неразделенной любви, боится признаться девочке в своих чувствах… Что там еще парни его возраста делают? Ну, да, интересуется всяким старьем, но это не приговор, вряд ли тут сыграло роль количество отцов. В любом случае, это не так важно.
Ему нужно уехать.
Отец все рассказывает про Питер, про планы их двоюродного дяди, про то, что ему нужен помощник. Понятно, что он так пытается ненавязчиво предлагать Раулю лучшую жизнь - что ему торчать в их захолустье. А в открытую не говорит только потому, что знает своего сына и понимает, как сильно он взбесится. Но сейчас Рауль думает, что это его лучший вариант. Там-то он спрячется от всего этого: от неправильных чувств, ужасной ситуации и самого Егора.
Музыка давно стихла, так что Рауль отчетливо различает писк таймера, оповещающий о приеме таблеток. Рауль может быть и пропустил бы, но знает, что это не кончится ничем хорошим. Он смотрит на розовую таблетницу, обклеенную потертыми от времени стикерами. Подарок сестры. В груди больно тянет, и Рауль торопливо выуживает пилюлю. Запивать нечем, приходится мучаться и глотать так. Он невольно вспоминает все увещевания отца: “Рауль, все в порядке, это просто химия организма, так тебе станет легче”. Да уж, пап. А это тоже химия организма? В каком-то тупоголовом порыве критинизма Рауль даже думал сказать ему. То ли для того, чтобы он закончил страдания сына, то ли для того, чтобы пожалел и выдал такое знакомое “мы со всем разберемся”.
Вот бы он действительно помог разобраться с этим.
Позади раздается скрежетание сетки, а следом и приглушенные шаги. Рауль и так прекрасно понимает, кто стоит за его спиной. Выяснил-таки. Он и забыл, что телефон сестры есть не только у него, что Егор с легкостью может допытаться и узнать у Миры, где их старший брат ошивается. А та, наивная простота, естественно все и выдала. Рауль уже жалеет, что вообще рассказал ей об этом месте - пожалел ее и свои нервы.
“Вот и поплатился ты за братскую любовь,” - невесело думается ему, и горло тут же сжимается в спазме.
- Так и будешь там стоять? - Раулю приходится повысить голос, чтобы его услышали за шумом ветра.
Тот беспрекословно слушается и быстро оказывается в поле зрения, останавливаясь прямо перед Раулем. “Шарф надел. Какой умничка,” - замечает про себя он, разглядывая грязные полы пальто, которое Егор все никак не соглашается поменять на новое. Отец весь извелся из-за внешнего вида сына, но тот упрямый, как и все семейство Мелениных. Раулю хочется хмыкнуть, но он одергивает себя, так и не решаясь поднять взгляд выше.
- Над душой не стой, - он старается говорить грубо, но ничего у него не выходит.
Не получается с ним грубо. Как бы ни старался.
Егор… Мел - Рауль окончательно запутывается в этих кличках-именах, и кажется, вот-вот сведет самого себя с ума окончательно, - слушается, опускается рядом и все так же молчит. Он накрывает свою же дрожащую ладонь, выводя круги на собственной коже. Рауля это практически раздражает. Ну вот и че он приперся? Что он хочет от него?
- Твоих отцов удар хватит, если они узнают, где ты шатаешься, - небрежно бросает он, стараясь запугать брата переживаниями о родителях.
Только куда ему.
Егор не идиот, прекрасно знает, что как только он расскажет, что был с Раулем, те успокоятся. Ведь старший брат - опора, защита, тот, кому можно доверять. “Ага, додоверялись,” - мрачно думает Рауль и опускает взгляд на чужие руки. Егор хмыкает почти непринужденно, и на секунду кажется, что все в порядке. Кроме того, что Рауля против его собственной воли тянет накрыть дрожащие пальцы.
От самого себя тошно.
- А ты знаешь, что маяк был единственной сохранившейся постройкой в городе? - произносит Егор так, словно Раулю охренеть как важна эта информация, - Удивительно, что во время войны его…
- Какой ты все-таки… Меленин, - Рауль хочет сказать это презрительно, но голос предательски дребезжит, и выходит скорее жалко.
- Меленин, именно, - в голосе Егора сквозит такая уверенность, что его так и подмывает взглянуть на него.
- Ага, а то, что я тебя с такого возраста, - Рауль опускает ладонь к пыльной земле, наглядно демонстрируя сказанное собой, - собственным братом зову - это ничего?
Тот тушуется и не пытается спорить. Да и что он может ему возразить? На голые-то факты. Это на пространные рассуждения о сущности бытия он готов перекидываться с Раулем хоть десятком аргументов, а против действительности не попрешь.
- Это не важно, - продолжает гнуть свою линию замогильным голосом.
- Ох, ну охренеть, скажи это своему папочке-номер-один и папочке-номер-два! - со злостью бросает Рауль, чувствуя, как его начинает трясти, - Думаю, они найдут для тебя пару объяснений, почему это не нормально!
- Я взрослый и сам могу решать…
- Молоко у тебя не обсохло на губах, - чужой тон натурально смешит его, - Взрослый он…
Интересно, он такой осознанный и упертый из-за чего? Из-за того, что рос в честности и любви или его в детстве таки ударили головой об пол?
- Это я виноват, и это моя ответственность со всем этим разобраться, - твердо, словно заученную реплику, говорит Егор, и Рауль не выдерживает.
Вскакивает, толкает его в плечо - парень одним лишь чудом удерживается на бревне, - и смотрит на него с яростью.
- Разбиратель хренов! - практически кричит Рауль, - Как ты это решать-то собрался!
И тут он смотрит на Егора - глаза на мокром месте, пальцы без конца теребят шарф, а нижняя губа дрожит, словно он вот-вот разрыдается. Ох, Рауль прекрасно знает это выражение лица, он же реально сейчас заплачет.
Да что ж такое.
- Прости, - Рауль ненавидит, когда кто-то из младших начинает реветь, но особенно невыносимо смотреть на слезы Егора. Не только сейчас - всегда.
Он вынужден опуститься перед ним на корточки, заглянуть в светлые глаза, протянуть руку, чтобы стереть одиноко скатившуюся слезинку. “Взрослый, да, а ревет так, словно его опять Анжела бросила,” - замечает Рауль, вспоминая историю двухлетней давности. Егор тогда всю квартиру заливал слезами, и они пытались хоть как-то этот фонтан перекрыть - помогло только присутствие Рауля. Как он тогда этого не понял? Как в себе-то сам этого не заметил? Ведь бросил офигенно красивую, смешную, горячую девчонку прямо посреди процесса и сорвался в эту чертову квартиру. Стоило только отцу позвонить и сказать тревожным голосом: “Я знаю, что ты ничего не должен, но… Можешь приехать? Егору совсем плохо.”.
Вопросы теперь рождаются один за одним.
Почему отец ему позвонил? Он что-то понял? Он же, в отличие от них, не слепой? Тогда другой вопрос. Если он все прекрасно понимал, то с чего вообще пустил Рауля на порог собственного дома?
- У тебя опять все мысли на лице написаны, - сдавленно произносит Егор, окончательно расставаясь с маской пафосного Мела, и улыбается, вытирая глаза краем грязного шарфа.
Рауль пытается сдержаться, но губы сами собой перекашивает в ответной улыбке. Он прикрывает глаза и выдыхает, пока Егор, очевидно, ждет от него… хоть чего-то. Иногда Рауль забывает, что не только он знает парня давно, но и тот достаточно времени провел рядом. И манипулировать старшим у него получается изумительно. Потому Рауль упирается своим лбом в чужой и медленно выдыхает. Он знает, что Егор хочет большего, что он согласится на что угодно. И, не подумав, выпаливает:
- Давай уедем? - на него смотрит пара светлых глаз, тут же засиявшая яркостью тысячи звезд, - Ты же в Питер хотел, да?
- А школа? - неуверенно мямлит Егор, и Рауль кажется себе чертовым извращенцем.
Перед ним буквально едва ли сформировавшийся ребенок, в теле восемнадцатилетнего парня.
- Через пару месяцев закончишь, и свалим, - обещает Рауль и оставляет быстрый поцелуй на лысой макушке.
Большего он дать ему не может.