Аномальная зона была... обычной. Каждый раз, даже будучи оперативником с огромным стажем, ты подсознательно ждёшь чего-то этакого – например, что сейчас дождь пойдёт вверх ногами.

   Но нет, накрапывало как обычно, и дышать из-за этого было тяжело. Странность аномальных зон заключалась не в самих аномалиях, не в их силе и не в их концентрации а в том, как к ним здесь относятся люди.

   В качестве примера им на лекциях приводили «Великий Гусляр» Кира Булычева – место, обособленное от остального мира, люди в котором не то, что осведомлены о существовании аномалий, но и существуют с ними в некоем симбиозе. Правда, таких вот добрых и сказочных мест, вроде Гусляра, в стране числилось от силы два, и их местонахождение было засекречено. А реальность была несколько... реальнее.

   Они проходили проверку на КПП. Проверяющего мужика – от него гадко пасло нестиранной рубашкой и чесноком – особенно заинтересовали наушники и «мыльница» Валеры, и Константин предпочёл не вмешиваться, скользя взглядом по стенам помещения.

   Ничего не привлекало его внимания. Горшок с полумертвыми цветами. Распечатанные на плохом принтере таблицы с нечитаемыми именами и подписями. Иконки в углу, отвернутые рисунком к стене.

   Интересно, так и должно быть? В таких местах никогда не угадаешь, что здесь норма, а что – нет.

   Валера, что-то утверждавший про права сотрудников ООО «Страж» неожиданно проследил за направлением взгляда Константина и тоже увидел иконки. И что-то ему... не понравилось, раз он нахмурился и поджал губы.

   В следующую секунду мужик забеспокоился, кинулся к образам и развернул их лицом к себе, и отшатнулся – хотя Константин не понял, почему: обычные христианские иконы, размытые изображения неизвестных святых.

   А потом до него дошло, в чем дело.

   — Ну так что, мы можем идти? Шлагбаум откроешь? — Спросил Константин, глядя на то, как Валера забирает драгоценную камеру.

   Мужик не ответил, отмахнулся – но шлагбаум открыл, стоило им вернуться в машину.

   — Эй. Здесь так не делается, — мягко, с улыбкой сказал Константин Валере.

   — Знаю, — негромко отозвался Валера, рассматривая в окно пасмурное небо – словно что-то его тревожило. — Но он сам напросился. А ещё, пока мы здесь, у меня карт-бланш.

   — Что там было? — Не то, чтобы Константин правда хотел знать, какое обличье принимает религия в аномальных зонах, особенно когда у него единственный близкий друг – священник, но профессиональное любопытство брало верх.

   — Не знаю. Я тоже их не видел, пока он не развернул.

   — А что ты сделал? — Ненавязчиво, беззаботно уточнил Константин, словно спрашивал не о вмешательстве в ткани реальности, а о том, что Валера взял себе на завтрак.

   — Задал привычный мне вектор. Он не самый каноничный с точки зрения РПЦ, но видит Бог, я слишком много времени провел с Ваней. — Валера хмыкнул, и Константин улыбнулся вслед за ним. — Будем знать, что они здесь этого не любят.

   — Слушай, никогда не интересовался, а изображение какого-нибудь Будды или Аллаха так же распугивает нечисть и корежит аномалии?

   — Нет, — неожиданно серьёзно ответил Валера. — Иисус и христианские святые представляют собой особый код, представленный в виде ряда символов, который воздействует на всё то, что идёт против нормального течения реальности. В этой аномальной зоне представление о Спасителе искажено, у их Иисуса вектор не вверх, а вниз и налево, поэтому здесь религия не возвращает реальность в норму, а помогает пойти ей как бы против шерсти.

   Константин кивнул, не зная, что на это ответить, и всерьёз задумался: либо он до этого чего-то не знал и ему давали некорректную информацию, либо...

   — Шучу. — Той же монотонной быстрой интонацией, но с улыбкой добавил Валера.

  ...либо это то ебанутое чувство юмора, которое неизбежно появляется, когда работаешь с учёными в штабе, а не в поле с оперативниками.

    — И сколько таких шуток нужно, чтобы довести Ваню до нервного срыва? — Неожиданно фыркнул Константин, кидая взгляд на Валеру.

    — Больше, чем можно придумать. — Валера смешливо сощурился. — Его уже не берёт.

    — Ну, знаешь, сам факт того, что ты, судя по всему, смог хотя бы немного расшатать ему нервы после меня и Макса уже о чем-то говорит.

    Константин поднял эту тему просто чтобы немного растопить лёд – мол, у нас есть общие друзья и общие темы для переживания, и нет необходимости морозиться друг друга так, как вчера ночью – но Валера при упоминании Макса как-то отстраненно хмыкнул и задумался о чем-то своем, устремляя взгляд за стекло.

    Вектор Иисуса не вверх, а вниз и налево, это же надо придумать... И если Валера не просто шутил, а всё же субъективно описал свои ощущения от местных образов, то Константина это... тревожило.

    ***

    Как Константину объяснили на брифинге, повышенная чувствительность и способность влиять на реальность не появились у Валеры после столкновения с Хозяйкой, а были с рождения – хотя, конечно, инцидент в Выстюгах здорово их усилил и поднял Валеру на пару уровней. Если бы Константина научили разбирать результаты тестирований, которые им выдаёт контора, он понял бы это ещё до инцидента – в момент, когда Валера заполнил базовую анкету.

    Он мог менять свойства объектов, если ему удавалось найти в них брешь – место, в котором реальность тоньше, чувствительнее всего, что бы это ни значило. В рамках исследований – тех, что видел Константин, он менял цвет шерсти лабораторных мышей, превращал виноградный сок в вино и сигареты «Ява» в «Marlboro». Несмотря на убеждения и физическое воздействие, отказывался причинять какой-либо вред живым существам, за исключением инцидента Й-95, к информации о котором доступа у Константина не было и от мысли о котором почему-то бежали мурашки по коже.

    Но осознавать в полной мере, на что способен Валера, он начал только сейчас, после фокуса с иконами, который, казалось, ему ничего и не стоил. Одно дело перекрашивать мышей, другое – вмешиваться в ход и воздействие местной религии.

    Хотя, наверное, подсознательно Константин чувствовал это с самого начала – с момента, когда смотрел на Валеру ночью на трассе.

    — Константин, — позвал его Валера, и на секунду показалось, что сейчас он снова обратится у нему на «вы». — Ты... пойдёшь со мной или разбираться со своими задачами?

    В голосе Валеры было что-то нервное, как натянутая струна – он что, боялся, что Константин откажет?

    — С удовольствием составлю компанию, если только ты не хочешь идти туда один. — Однозначно, но обтекаемо ответил Константин.

    — Не хочу. — Валера немного помолчал, мучая пуговицу на рукаве рубашки, а потом добавил: — Спасибо.

    — Обращайся.

    Они ехали по улицам города – Константин поглядывал на бумажную карту – казалось, их до сих пор печатают и продают только ради сотрудников конторы, и выискивал нужный адрес. Что-то в этом городе было... неправильное, контр-интуитивное, но он не мог понять, что именно. Это было интуицией, диким животным чутьем, он чувствовал это на уровне запаха...

    Или его заносило из-за растущей луны?

    — Что-то не так, да? — Тихо спросил Константин, чтобы убедиться в собственной адекватности – или подтвердить паранойю.

    — Да, — ещё тише произнёс Валера.

    — Что именно?

    — Я потом покажу. Или ты меня проверяешь?

    Они с Валерой переглянулись – Валера щурился недоверчиво, немного обижено, но одновременно с этим понимающе.

    — Ты не на стажировке, — Константин сконцентрировался на дороге – ему начало казаться, что он проезжает одно и то же место в третий раз. — По крайней мере, у меня не стоит задачи держать тебя на поводке и что-то проверять. А у тебя?

    Константин уточнил абсолютно серьёзно – после событий в Выстюгах к нему относились не как к опытому оперативнику, а как к обращенному перевертышу, который не факт, что может держать себя в руках.

    — Нет. Если бы кого-то из нас хотели держать на поводке, здесь был бы Ваня. — Валера помолчал, потом добавил: — Если я правильно понимаю, худшее, что мы можем сделать в рамках этого города – не справиться с поставленной задачей.

    Ну да, верно. Это же аномальный город – место, в котором аномалии не воспринимаются как что-то необычное. Если Константин обернется волком и сожрёт кого-то на главной площади, его будут судить по местным законам, но для конторы это не станет проблемой. То же касалось и Валеры.

    — Да. Но лучше бы Ваня был с нами, да?

    — Нет, — холодно сказал Валера, отворачиваясь – ну да, кажется, они с Ваней серьёзно повздорили. — Это место... знаешь, откуда берётся жемчуг? Ваня будет здесь, как осколок раковины, угодивший в нутро моллюска.

    Мурашки, блять, по коже, от всего, что Валера говорит. От самого его присутствия. У Константина, у опытного оперативника.

    Просто невыносимо.

    *

    Константин наконец припарковался у дома, в котором для них сняли квартиру. Ему в целом казалось странным, что в таком месте, как это, сдавали квартиры – неужели это пользовалось хоть каким-то спросом? Или предложение появилось только в тот момент, когда это потребовалось конторе?

    На улице было темно, словно стояли ранние сумерки – казалось, солнце здесь светит меркло, мерцая, как перегорающая лампочка, но нет – просто небо затянули тучи, а весеннее солнце и в половину не такое яркое, как летнее.

    Валера вытащил из багажника свои рюкзак и сумку – это далось ему, неожиданно для Константина, тяжело. Словно он устал после дороги или приболел, только глядя на его движения можно было почувствовать слабость в теле.

    — Давай мне, — Константин перехватил у Валеры вещи, сделав вид что ничего не заметил и просто выпендривается тем, что он теперь оборотень и стал в разы сильнее обычного человека.

    — Спасибо, — неохотно кивнул Валера, словно не желая признавать своей слабости.

    Константин легко подмигнул ему, распахивая металлическую дверь подъезда – она, бедняга, даже не подозревала о том, что где-то в мире существуют домофоны.

    Пахнуло сыростью.

    Квартира была... удивительно, не так плоха, как могла бы быть. От неё хотя бы не пахло нафталином, бабкиным сундуком и старой мебелью, заставшей дедушку Ленина. Все было лаконично, почти как в каталогах «Икеи» или фотографиях с Пинтереста...

    Да и по меркам оперативной работы сам факт того, что он будет жить в помещении с проточной (горячей!) водой, электричеством и горизонтальными поверхностями, на которых можно спать – уже оценивался на пять звёзд.

    Хорошая компенсация за сомнительное место работы.

    Валера не стал осматриваться и пытаться оценить жилищные условия – пройдя следом за Константином, он тяжело опустился на невысокий диван и закрыл лицо ладонями.

    Константин затих и замер, как если бы выслеживал добычу. Он наконец мог позволить себе задуматься о том, как многое пережила эта сгорбленная хрупкая фигурка за то время, что они не виделись. Как многое легло на эти плечи? Контора ведь зачастую переходила все грани, особенно если речь заходила о людях со способностями.

    Ещё зимой Валера был... совсем другим. Экспрессивнее, жарче, он не стеснялся в жестах и выражениях, и вспыхивал спичкой от малейшей провокации, и хотя невозможно было не заметить флёр усталости и печали, что смешивался с горьким травянистым запахом, это было совсем другое состояние – выгорание, сожаление о случившемся и неслучившемся, горе из-за невозможности прожить заново прошедшие дни и усталость от необходимости жить каждый день следующий... По сравнению с тем, чем пахло от Валеры сейчас, это казалось почти капризом, чем-то лёгким и невесомым.

    Захотелось его обнять, хотя волчья часть Константина трусливо взвизгнула от одной только мысли об этом – и он постарался как можно скорее забыть об этом ощущении.

    — Валер, — чтобы произнести его имя, Константин впервые за пару минут сделал вдох. — Всё в норме? Идём работать или сначала передохнем?

    Валера вздрогнул всем телом, рвано, нервно помотал головой.

    — Ничего. Аукаются фокусы с иконами. Воздействие по силе смешное совсем, но по влиянию на реальность серьёзное, так что... нет, ничего. — Он отвечал немного лихорадочно, облизывая бледные губы.

    — Ладно, — осторожно кивнул Константин. — Можем сначала пообедать, если тебе от этого полегчает.

    — Нет. То есть, почему-то кажется, что если мы так сделаем, то меня вырвет, как только я начну работать.

    — Мне казалось, работа эпидемиолога включает в себя в первую очередь огромное количество... телесных жидкостей и кожных симптомов. Неужели есть что-то, к чему ты не привык? — Константин пытался подбодрить Валеру, но вместо этого захотелось, чтобы кто-то подбодрил его самого.

    — Как оказалось, да. Ну и... — Валера поежился, словно хотел что-то сказать, но засомневался и не стал. — Неважно. Хотел бы я, чтобы это была просто дизентирия...

    Он поднялся с дивана, поправил непривычно светлые волосы – по ним стоило бы пройтись расчёской и чем-то вроде крема или масла, но беспокоиться сейчас стоило явно не об этом.

    — Идём? — Отчего-то хрипло спросил Константин.

    — Ага. Надеюсь, у них здесь продаётся минералка.

    ***

    В карантинной зоне пахло болезнью и сыростью.

    Валера слышал, что собаки могут учуять некоторые болезни – например, опухоли – ещё до того, как их распознают врачи. Захотелось спросить у Константина, может ли он так же – и понимает ли он, чем именно здесь пахнет. Делать этого не стоило. Тогда Константин, чего доброго, решит принюхаться к Валере и почувствует... не только запах пота и дешёвого бальзама после бритья.

    — Мне пойти с тобой? — Константин недобрым, тревожным, как небо перед грозой взглядом, рассматривал окружающие стройку бараки и невысокие панельные дома, детёнышей настоящих многоэтажек.

    Шёл дождь, заливая экран телефона. Было прохладно, хотелось вернуться в квартиру, поставить чайник и, когда он начнёт плеваться паром, залить кипятком немного растворимого кофе.

    Валера прикрыл глаза, всматриваясь в окружающую реальность. Не дрожит ли она, как от невыносимой жары, не сжимается ли в клубок, будто испугавшись, не пахнет ли гнилью и разложением или дымом и электричеством? Какие она таит в себе вероятности?

    Здесь было неспокойно. Реальность со всеми её вероятностями была навязчивой, лезла под свитер, нюхала шею, хотела затянуть во что-то нехорошее, как в болото.

    — Да. Давай, — отозвался Валера, оцарапав его взглядом.

    Он коротко опросил и проинструктировал присутствовавших там врачей – в силу изолированности города, их едва ли можно было назвать специалистами в своём деле, а извне сюда никто ехать не спешил.

    Валера отстранённо подумал о том, что он выглядит очень уж хорошим кандидатом.

    Особое внимание среди «белых халатиков» привлекала девушка в красной водолазке – что-то с ней было не так, хотя Валера не мог объяснить, что именно. Половина её лица была закрыта маской, но даже глаз оказалось достаточно, чтобы ему стало не по себе. Например, приклеенные ресницы – обычно их клеят на ресницы настоящие, но веки этой девушки были полностью обнажены, и изогнутый пластик на них смотрелся нелепо. Но это ерунда, Валера подумал бы, что она, может, его товарищ по несчастью, если бы не глаза – края её век, там, где у нормального человека должна быть слизистая, больше походили на разрезанную ножом глину. А ещё, в районе глаз местами смазался тональный крем, и видно было, что по сравнению с её родным цветом кожи обычный тональный крем кажется очень уж оранжевым.

    — Ты. — Расшаркиваться было некогда, да и не входило в привычку Валеры. — Как зовут?

    — Э... ля. — Выпалила она, и хотя голос её из-за маски должен был прозвучать приглушенно, он раздался вполне отчётливо.

    — Рассказывай, чем лечите.

    Все было как всегда: они просто снимали симптомы, давая организму самому справиться с возникшей проблемой. Жаропонижающее, витамины, обезболивающее, местные БАДы для поддержания иммунной системы...

    Смешно даже. Но если локальный завод хочет попиариться за счёт вспышки заболевания и помимо бесполезных таблеток обеспечивает финансовую поддержку – Валера только за.

    Часть заболевших изолировали в школе. Почему-то школьные спортзалы становятся самыми востребованными помещениями в случае беды. Там размещают пострадавших от чрезвычайных ситуаций, там закрывают больных.

    Там можно складывать трупы.

    Вполсилы мерцали люминесцентные лампы, отчего-то отдавали желтизной, хотя по всей стране больницы и школы давно были залиты холодным светом, ядовитым, как белизна. Впрочем, в таком месте можно было ожидать и лампочек Ильича, торчащих здесь ещё со времен ГОЭЛРО, и даже, наверное, «молний», как у Булгакова в «Записках»...

    На стене, которая, словно линяя, сбрасывала с себя чешуйки краски, красовался плакат, печально и сонно отдающий нулевыми – шрифт, цвета, сам факт того, что во всем остальном мире необходимость в каких-либо плакатах, кроме рекламных, отпала, как краска от этой стены.

    «НЕ ИСПОЛЬЗУЙТЕ ДЛЯ МАСКИРОВКИ КОЖУ УБИТЫХ ЛЮДЕЙ».

    Константин, глядя на это, выругался.

    Валера вторил ему чуть позже, когда дело дошло до осмотра пациентов. Если бы работа эпидемиолога была видеоигрой, то заболевания вроде бубонной чумы, холеры и сибирской язвы обладали бы очень высокой редкостью и очень сильными характеристиками, а обычными и слабенькими были бы всякие невнятные заболевания с классическим набором симптомов, по которому и сказать ничего нельзя.

    Только вот в видеоигре можно сразу понять, с чем ты имеешь дело. А в жизни то, что сегодня кажется очередной вариацией гриппа, завтра может выкосить целый город.

    Все было как всегда: жар, головная боль, тошнота, рвота на фоне головной боли. Покрытая испариной кожа, красные осоловелые глаза и эти проклятые их руки, которые всё пытаются ухватить тебя если не за запястье, так хоть за штанину: «Помоги, доктор».

    Единственное, чем он на данный момент может помочь – вовремя отменить лечение препаратами, чтобы они не убили организм раньше, чем это сделает болезнь.

    — Пиздец, конечно, — чуть слышно пробормотал Валера, возвращаясь к Константину и оглядываясь на долгие ряды коек. — К ним лечь полежать не хочется, да?

    Константин вздрогнул, мрачно хмурясь – он как будто только сейчас осознал весь масштаб ситуации.

    — Это всегда так, да? — Плотные респираторы заглушали звуки голосов.

    — Нет. Они бы просто ещё позже обратились.

    — Скорее всего, они и обратились. Вопрос в том, какого хера все это так долго согласовывали.

    Из интересного – Валера заметил, что среди больных нет... странных людей. Этих местных, с приклеенными на лысые глаза ресницами или нарисованными на пальцах ногтями, или, иногда, с закрытыми масками, шарфами и просто руками лицами – он встречал их только среди персонала и там, где людей закрыли на «самоизоляцию» – в сумрачных душных квартирах со скрипкими старыми половицами и желтушными отсветами ламп. И все они были идеально здоровы. В его, человеческом понимании.

    Наконец, они вошли в шаткий барак, пропахший сыростью, и Валера пообещал себе, что это будет последний раз, когда он проверяет людей – пора возвращаться в больницу, заполнить отчёты, отправить анализы в лабораторию, в конце концов, налить себе горячего чая и высушить куртку с ботинками...

    В первом же помещении на кровати был кокон. Валера сначала не понял, что он видит перед собой, среди одеял и подушек, в мерклом пасмурном свете, но это что-то было размером с человека и оно пульсировало.

    Первым, инстинктивным желанием, было отшатнуться, но он пересилил себя, как пересилил бы любой выдрессированный конторой пёс и потянулся за диктофоном.

    — ...передо мной... объект из неопределенного биоматериала, размером с человека, выглядит как кокон, внутри предположительно находится заражённый неустановленной болезнью. Кокон на ощупь тёплый, пульсирует... — Валера говорил спешно и рвано – его тревожило происходящее, тревожила теснота полутёмной комнаты, грязь и сырое белье, и то, что реальность здесь будто... трещит и чешется. Вероятность того, что сейчас что-то произойдёт...

    С грохотом рухнула соседняя койка.

    Валера резко обернулся.

    Там, под соседней койкой, не так давно тоже был кокон – но сейчас он опустел, а то, что было внутри – и было человеком – стояло напротив.

    Стояло на локтях, будто не понимая, что ноги тоже можно использовать для передвижения – они были так деформированы, словно их пытались использовать вместо рук, закинув вперёд. Позвоночник был словно пластилиновый, шея – выгнута, а челюсть...

    Не прошло и секунды, Константин едва успел выхватить пистолет, как это создание – чудовище ли, порождение ли болезни, кинулось на Валеру.

    Оно пыталось вопить, и Валера подумал, что навсегда запомнит этот звук.

    А потом он взмахнул рукой и в мгновение ока «раскрыл» это жуткое создание, нащупав червоточину.

    Он сделал это, словно разрывая воротник рубашки в попытке спастись от удушья – не задумываясь о последствиях, не рассчитывая силу воздействия...

    Так можно разрезать лягушку от пузика до шеи одним лёгким взмахом скальпеля.

    Валера не видел, что произошло дальше, только почувствовал, что Константин подхватил его под плечи, не давая упасть – у него перед глазами потемнело, кровь из носа закапала на грязный пол.

    ***

    Выстрел.

    С вершин елей вспорхнули птицы, будто почувствовав запах боли и смерти.

    На фоне снега кровь казалась ярко-алой.

    Заячья тушка была очень тёплой на ощупь.

    Их много таких было, но эту он запомнил надолго. Сразу убить не получилось, и ещё какое-то время заяц лежал, не в состоянии пошевелиться, страдая от боли, ожидая смерти.

    Тогда ему ещё нравилось охотиться.

    Жестокость он делил на бессмысленную и необходимую, то есть, во благо человека или другого живого существа. Охотиться ради удовольствия – бессмысленная жестокость, но охотиться ради пропитания – выбор между благом человечества и зверя, где человек оказывается важнее.

    А то, что за этим стоят горячечное возбуждение и азарт преследования – лишь приятное дополнение, как и одобрение старших, от которого он не сможет отказаться ещё пару следующих лет.

    И, помимо этого, для него охота включала в себя холодный расчёт, чуйку и желание причинить как можно меньше боли.

    Но в тот раз всё удовольствие сошло на нет.

    Сказывалась и обострившаяся благодаря школьной травле и переходному возрасту эмпатия, и ощущение, будто... охотник здесь – не он.

    Он отвлёкся буквально на пару секунд, принялся вглядываться в стволы деревьев, вслушиваться в тишину леса, на самом деле, полную разных звуков, но ничего не заметил, а когда обернулся – зайца на месте уже не было, только пятно на снегу.

    Мог это быть дикий зверь?

    Вряд ли. Их здесь почти не водится, да и он заметил бы, да и... какой дикий зверь пойдёт к человеку?

    Выискивать ещё одну жертву не захотелось, он, встревоженный, как птенец, выпавший из гнезда, вернулся домой с пустыми руками.

    В тот же вечер у него поднялась температура. Лихорадка, бред, он весь в поту. Влажные горячие простыни.

    Приезжал врач из города.

    Горечь трав. Лекарства.

    Озноб.

    А к моменту его выздоровления школа и посёлок пестрели вывесками: «ПОМОГИТЕ НАЙТИ РЕБЁНКА», и ещё появилась эта дурацкая считалка...