Унеси меня,
Унеси меня,
Ветер, который здесь
NAVIBAND — Сквозняк
Федя повернул колёсико фотоаппарата, настраивая выдержку, и сделал ещё несколько кадров. Просмотрев получившиеся фото, недовольно цокнул языком. Плохими они не были — горизонт не завален, освещение подходящее, изображение несмазанное. Но и хорошими их назвать язык не поворачивался.
Как и все Федины фотографии за последний год. Или больше — он, честно говоря, предпочитал старые работы не пересматривать. Чтобы не разочаровываться ещё сильнее в новых.
Он уже и не понимал особо, зачем продолжал шататься по улицам с камерой наперевес. По привычке, наверное. Или, может, подсознательно пытался найти то самое необъяснимое чувство восторга, которое раньше подступало к горлу каждый раз, когда раздавался щелчок затвора.
Федя оставил фотоаппарат болтаться на шее и сунул руки в карманы тонких брюк, от жары, впрочем, особо не спасавших. Парни вокруг в основном были в шортах, и Федин взгляд невольно заскользил по особо стройным икрам. Начать, что ли, снимать ню? Тут если и не в сердце, то хоть где-то ёкать будет. Федя усмехнулся собственным мыслям и, решив, что тут ему ловить больше нечего, двинулся в сторону дома.
Народ как раз вывалился на улицы, предвкушая приятный июльский вечер, и Феде приходилось лавировать между парочками и мамочками с колясками. Вывалились на улицу и музыканты, надеющиеся выбить немного денег из того самого народа. Заслышав смутно знакомые аккорды, Федя потянулся за звякающей в кармане мелочью. Не то чтобы он больно любил уличных исполнителей — в наушниках всё-таки репертуар поразнообразней будет, — но они пробуждали в нём, вечно потерянно блуждающем по городу, некую солидарность.
К гитаре присоединился приятный, слегка феминный, но однозначно мужской голос. Федя нащупал в кармане несколько десяток, смятый полтинник и резинку для волос — так вот где она! — и хотел уже было подойти к чёрному чехлу, где и без его скромного вклада набралась неплохая сумма.
Но стоило только Феде взглянуть на самого музыканта, как он невольно замер. Затем отступил на пару шагов. Рука выскользнула из широкого кармана и медленно потянулась к фотоаппарату. Так же медленно, словно боясь спугнуть заливавшуюся трелью птицу, Федя поднёс камеру к лицу. Фото он сделал не сразу: сперва жадно наблюдал, отпечатывая в своей памяти меняющиеся картинки не хуже собственного Canon’а.
Парень был симпатичным, весьма симпатичным: короткие чёрные волосы — очевидно, крашеные, но в хорошем смысле, — аккуратное овальное лицо, островатый нос, небольшие губы, глаза то ли карие, то ли зелёные, неясно — постоянно закрывались, да и далековато… Но Федя был уже не в том возрасте, чтобы терять голову от одной только красивой мордашки. Дело было не во внешности, и даже не в хорошо подобранном наряде, и не в татуировке, выглядывающей из-под закатанного рукава лёгкой бежевой рубашки, и не в покачивающейся в ухе длинной серёжке.
Федя понимал, в чём именно было дело, но словами это выразить точно не смог бы. Друзья у него раньше, бывало, спрашивали, когда он застывал где-нибудь посреди тротуара или, чего хуже, дороги, мол, нафига ты это всё снимаешь. Он мог буркнуть что-нибудь типа «красиво» или «кадр хороший выйдет», но это всё не то. Федя просто знал: этот момент должен где-то остаться, и его несовершенной человеческой памяти доверять точно нельзя.
Вот и этот уличный музыкант должен был остаться на карте памяти Фединого фотоаппарата. Он не мог запечатлеть — по крайней мере, в хорошем качестве — разносившийся по улице голос, малейшие его оттенки, но вот то выражение лица, с которым парень пел, — вполне. То сосредоточенное выражение лица человека, совершенно увлечённого своим делом. Поглощённого.
Сделав, наконец, несколько быстрых снимков, Федя, словно боясь оказаться пойманным на месте преступления, поспешно зашагал прочь. Но долго ещё до его горящих ушей долетало протяжно-мечтательное «у-унеси меня, у-унеси меня…». А когда он отошёл достаточно далеко — слова эхом продолжили отдавать в голове, вместе с кровью стуча по вискам.
Пройдя два с лишним километра за какие-то двадцать минут, Федя взбежал по лестнице на второй этаж кирпичной хрущёвки. Студия встретила его полумраком: шторы были задёрнуты, да и время близилось к закату. Федя рывком отодвинул тяжёлую штору и пошире распахнул окно. У него руки чесались что-нибудь сделать, но он не знал, что именно. То ли отобрать что-то из сегодняшнего, то ли наконец обработать брошенные фотки, то ли просто лечь и попытаться переварить до щекотки лёгкое чувство, засевшее в груди. Вместо всего этого он сел на кровать и включил камеру. Может, дело было вовсе не в Федином мастерстве — какое уж там мастерство, — а в природной фотогеничности музыканта, но получился тот чудо как хорошо.
И всё-таки… И всё-таки Федя многое бы отдал, чтобы снова вживую увидеть, как этот парень поёт.
Экран лежавшего рядом телефона зажёгся, оповещая о новом сообщении. Написал Женёк, друг со времён студенчества: он обжёг посуду, и теперь её нужно было отфоткать. Второй выходной Федя чаще проводил дома, потакая своей интроверсии, но в этот раз он, почти не раздумывая, согласился завтрашним же утром прийти в мастерскую.
***
Когда Федя закончил, было уже около одиннадцати и покрытые глазурью глиняные кружки и тарелки начинали мельтешить перед глазами даже при опущенных веках. Федя попрощался с Женей, который, по пояс раздевшись, убирал со стола, и вышел на проспект. Хоть солнце сегодня и не так яростно палило, духота никуда не делась. Но здесь хоть ветерок обдувал — в мастерской со сломавшимся кондиционером и одним-единственным окном похуже будет.
Его всегда удивляла эта способность Жени работать вопреки. Университет он окончил, в отличие от Феди, да ещё и с красным дипломом. Год работал по специальности инженером, а потом вдруг с головой ушёл в гончарство и вот уже несколько лет занимался только им, сумев неплохо раскрутиться. Федя когда-то даже чуть не умудрился в Женю влюбиться, но вовремя остановился. После того скандала с предками его самооценка не выдержала бы ещё и отношений с успешным красавчиком. И уж тем более его отказа.
Ему вообще сперва показалось, что Женя по приколу просит кого-то другого фотографировать свои изделия: сам бы и с айфоном справился. Но, увидев, как Женёк фоткает, Федя понял, что рукожопить умеют и столь талантливые люди. Так что вот уже третий год Женя оставался его постоянным клиентом. И был он куда щедрее остальных друзей, пользовавшихся привилегией наличия в их окружении фотографа, пусть и любителя. Проценты с продаж платились приличные, так ещё и посуда иногда перепадала.
Федя потянулся. Домой пока, на удивление, не хотелось. А значит — самое время для кофе со льдом.
Девушка-бариста в кофейне неподалёку улыбалась привычной доброжелательной улыбкой. А вот серьги у неё раньше другие были. Теперь вместо простеньких гвоздиков болтались длинные подвески в этническом стиле с капельками буро-красной яшмы. Подобрать бы наряд в тему и устроить фотосессию где-нибудь в степи, на фоне ковыля… Федя мотнул головой, забрал из рук девушки стаканчик айс-латте и снова вышел на проспект.
Неспешно потягивая кофе, Федя свернул на другую улицу и оттуда вышел к скверу. Большинство лавочек были ожидаемо заняты, но он всё же отыскал одну под тенью то ли платана, то ли клёна — никак не мог запомнить разницу — и сел. Где-то рядом, на террасе какого-нибудь кафе наверное, играла ненавязчивая музыка. Федя прикрыл глаза и попытался разобрать слова. Песню он точно никогда не слышал, но вот голос будто бы был знакомый.
Жаль, что уже не лето… Федя усмехнулся: лето ведь, причём в самом разгаре.
Мелодия вдруг прервалась, чуть погодя замолк и голос. Так это была живая музыка? Федя открыл глаза и принялся оглядываться. Через несколько скамеек от него, ближе к другому концу сквера, сидел музыкант с гитарой. Он взял на пробу несколько аккордов и, видимо настроившись, продолжил играть. Когда он вновь начал петь, Федя чуть не подскочил на ноги от осознания. И как он сразу не понял! Сегодня парень был без усилителей и играл совсем в другом месте, так что Феде и в голову не пришло, что это может быть вчерашний музыкант.
Удивительно. Федя прижал к щеке холодный пластиковый стаканчик, пытаясь унять непонятное волнение. Пока он думал, что делать, музыкант окончил песню и начал собираться. Федя выдохнул одновременно с сожалением и облегчением: проблема решилась сама собой, но вдруг он сейчас упускал свой единственный шанс?..
— Привет, — раздался рядом всё тот же голос. Федя медленно поднял взгляд. — Это же ты вчера меня фотографировал, да?
Не дожидаясь ответа, парень удобнее перехватил чехол с гитарой и, сев на лавочку, положил его себе на колени. Федя резко выпрямил спину и путано заговорил:
— А-а, это… Д-да, я. Фотографировал я. Я.
— Узнал тебя по обуви. Классные кроссы.
— С-спасибо, наверное, — пробормотал Федя, заправив за ухо выбившуюся из хвоста прядь, которая неприятно щекотала шею.
Он словно вновь очутился в восьмом классе, когда сохнул по молодому химику и каждый раз, стоя у доски, позорно заикался.
— Меня Иоанн зовут, — протянул руку музыкант.
Федя кашлянул и принял более естественную позу. Ну что он, правда, как пубертатный подросток? Не ребёнок ведь уже.
— Федя. — Он быстро пожал руку и поспешил убрать вспотевшую ладонь. — Хочешь на свои фотки посмотреть?
— Было бы круто.
Сняв с шеи ремешок, Федя включил фотоаппарат, пролистал до вчерашних кадров и повернул экран к Иоанну.
— Они, правда, ещё не обработанные…
— Всё равно офигенные. Я здесь прям красавчик. — Он некоторое время с молчаливым любопытством смотрел на фотографии, а затем спросил: — Даже не скажешь ничего насчёт моего имени?
Федя на мгновение растерялся. Иоанн… Действительно необычно. Но ему было не до таких мелочей.
— Красиво звучит, — пожал он плечами. — Думаю, самое то для творческого человека.
Иоанн улыбнулся широко, до гусиных лапок у уголков глаз. Сфотографировать бы.
— Ты ведь тоже творческий. Работаешь фотографом или это просто хобби?
— А?.. Да так, хобби. Я любитель скорее. Разве что для знакомых иногда снимаю за символическую плату. И я вообще… — Федя на секунду замялся. — Я вообще менеджером по продажам в одной компании работаю.
Боже, ну и зачем он это сказал? Федя поднёс ко рту трубочку и разом втянул несколько глотков. Ну, если считать продуктовый у дома компанией, то так оно и было. Продавал? Продавал. Маленькая ложь никому не навредит.
— Неплохо, — кивнул Иоанн, не став, к счастью, расспрашивать. — Я на «нормальной» работе так и не осел, разве что диджею в баре у друзей иногда или с каверами выступаю. А так — бродяжничаю с аппаратурой туда-сюда. Только недавно, правда, всерьёз за это взялся. Раньше скорее по настроению выходил.
Он передал фотоаппарат обратно Феде и поднялся.
— Мне пора бежать: друг ждёт. Приходи ещё как-нибудь послушать. Я обычно выступаю там, где вчера был. Иногда ещё в скверах и у городского парка. Можно даже песню заказать. Главное, чтоб я её знал.
Он повесил чехол на плечо, махнул на прощание, даже подмигнул, кажется, и был таков. Федя же допил остатки латте и, встав на слегка подгибающиеся ноги, выкинул стаканчик в урну. Он вдруг почувствовал себя таким опустошённым, каким не чувствовал даже после двенадцатичасовых смен в магазине.