— Вставай, — Слава нараспев тянул букву «а» в слове, стягивая с Мирона одеяло. — В школу опоздаешь! 

— Ну она же из-за этого не сгорит, — профырчал Фёдоров, снова натягивая на себя одеяло и поворачиваясь на бок.

— Сегодня один из последних тёплых дней, они точно решат провести тренировочную эвакуацию и всех отправят домой, тебе отвести урока три. 

— Тогда я вообще не вижу смысла туда идти на половину дня.

— Но это же ра-бо-та, — протянул Карелин по слогам, отнимая у Мирона одеяло окончательно. — Или более весомый аргумент, что ты так сладко обнимаешься с этой пуховой ловушкой, что я ревную? 

— Сам же говоришь, что ловушка, — проворчал Мирон. — Меня просто поймали, — отозвался он, наконец садясь на кровати. 

Слава улыбнулся. Он сел на кровать рядом с Фёдорым, потягиваясь к его плечам. Надо немного их помять, а то к концу недели снова будет жаловаться на больную спину. 

— А я тебе кофе сделал, — улыбнулся Карелин, касаясь губами кончика чужого носа. — И бутерброды горячие, как ты любишь. Много сыра, хлеб только тонкий и пожаренный. Хрустит круто! 

— Ещё недавно я опаздывал на работу, — поморщился Мирон, боясь, что из-за дурацкого первого урока не получится позавтракать. 

— Ну надо же мне было как-то тебя поднять. Тебе до выхода ещё час. Так что скорее вставай! 

— А если заменить завтрак на физкультуру? — довольно улыбнулся Мирон, по-кошачьи поддаваясь под массирующие руки. 

— А у меня до выхода пятнадцать минут, Мирон, — грустно подметил Карелин. — Так что давай я лучше тебя завтраком накормлю? 

— Ну, завтрак так завтрак, — грустно подметил Мирон, но все равно потянулся, утягивая Карелина к себе двумя руками за талию. Он коснулся его губ, а потом носом уткнулся в его щеку. — Вот неужели тебе не хочется вот так проваляться весь сегодняшний день?

— Я и так два дня пропустил, Мирон. Сейчас ещё все забудут, как меня зовут, и всё старания коту под хвост! 

— Протестую, — как-то слишком активно и громко произнёс Мирон. — Тебя забыть невозможно! 

— Но чтобы меня точно не забыли одногруппники, я на выходных с группой в бар схожу, — предупредил Слава.

И тут Мирон проснулся окончательно! Как это в бар? С группой? Неужели Славе так быстро надоело проводить время вместе? Фёдоров бы ещё что-нибудь интересное придумал… Или, может быть, ему там кто-то понравился? Мирон потряс головой, изображая, что стряхивает с себя дремоту, а не прогоняет сомнительные мысли. Мало того, что ему идти на ненавистную работу, так ещё, скорее всего, идти с плохими мыслями и совершенно без настроения!

— И много там людей будет? 

— Вся группа, — пожал плечами Слава. — Быть единственным, кто не пойдет, это ещё раз ощутить себя белой вороной.

— И когда тебе стало не все равно, что о тебе думают другие? 

Слова Мирона прозвучали слишком уж ядовито, раз Слава в ответ лишь поджал губы и отодвинулся. Он поднялся с кровати, все равно поглядывая на Мирона.

— Пойдем завтракать, пожалуйста, — протянул Слава. — Я хочу тебя накормить прежде, чем уеду на пары.

— Много их сегодня? 

— До четырёх, в шестнадцать десять последняя закончится, — вздохнул Карелин в ответ.

— Тогда придумаю что-нибудь прикольное на ужин, — вздохнул Мирон, поднимаясь с кровати.

Слава на кухне сразу поставил перед Фёдоровым горячий кофе. Он немного наклонился к Мирону, который успел сесть напротив тарелки с завтраком, и поцеловал его в щеку. 

— Я пойду, — вздохнул он. — Не хочу опаздывать или бежать. Буду по тебе скучать.

— И я по тебе, — отозвался Мирон. Он успел только глотнуть кофе, но тут же отвернулся от еды, касаясь своими губами Славиных. Всегда до ужаса вкусные. — Я тебя люблю.

— И я тебя люблю, Мирош, — с улыбкой проговорил Слава, тут же касаясь губами носа. — До вечера! Я закрою сам, ты кушай и собирайся в школу.

— Хорошо.

Слава оказался прав. В школе правда провели тренировочную эвакуацию с указанием отпустить всех детей после нее домой и самим уйти. Мирону дважды повторять не нужно было — избавиться от трех последующих уроков было слишком заманчиво. Дома он пробыл недолго. Его так разрывало желание посмотреть на людей, с которыми Слава собирался провести выходные, что он не смог себе в этом отказать. Поэтому собрался ехать к корпусу его универа, чтобы встретить после учёбы. 

Кто он ему? Почему решил за ним съездить? Как объяснить это его сокурсникам? Ни одного разумного объяснения в голову не приходило! Но порыв был настолько силен…

«Это не здорово», — сам себя отчитывал Мирон в метро. И, если быть совершенно честным с собой, то он мог развернуться обратно с таким же сильным порывом несколько раз с момента выхода из квартиры. Слава вообще обрадуется ему, когда увидит? Или сгорит со стыда? Во что Мирон вообще сам себя втягивает? И как выглядит со стороны? «Ты ведь ему все равно доверяешь, пень старый!», — протянул Фёдоров в своих мыслях. Он был уверен, что это самые болезненные и глупые размышления, которые только могли появиться в его голове. 

Лучше бы позвонил Ване, высказался о своих мыслях и чувствах, получил бы голове за тупые идеи и сидел бы дома, ждал доставку! Но сейчас разворачиваться и уходить было поздно. Слава стоял с группой в курилке и уже заметил его, помахав рукой.

— Привет, — улыбнулся он. — Что, эвакуация прошла успешно? — спросил Карелин, облокачиваясь плечом на забор, чтобы выглядеть непринужденно.

Так вот как он ставит свои пятна на вещи! На этом заборе уже столетняя дорожная пыль. Возможно, она была главным свидетелем ещё основания города! 

— Ага, — кивнул Мирон, — вот и решил к тебе заехать. Посмотреть, где ты большую часть дня проводишь. Может ты меня представишь?

— Это Мирон, — Слава точно проснулся. — Тот самый гениальный историк, который согласился сдать мне комнату за, грубо говоря, мамины помидоры в банке. 

— Просто твоя мама невероятно говорит, — пожал плечами Фёдоров. 

— А это курящая и ходящая на пары часть моей группы: Женя, Маша, Коля, Света, — перечислил Слава по часовой стрелке.

— Очень приятно, — кивнул Мирон.

Слава тут же заметил, что девочки заулыбались в ответ даже на довольно сухое «приятно». Или это он ревнует чересчур? Да, в школе у него была уверенность даже среди коротких юбок, что Мирону не интересно. А тут уже другие условия! Наверное, все-таки это просто обыкновенное дружелюбие. Не отворачиваться же им от нового знакомого! Хотя Слава был бы совершенно не против такого расклада. 

— И как у тебя день прошел? — мягко и совсем ненавязчиво поинтересовался Мирон.

— Как обычно, — пожал плечами Слава и собирался продолжить, но один из одногруппников его перебил.

— Обычно? Да Слава всю группу спас от этого изверга! С этим последним вопросом, который вообще не гуглился… да и в книжках ответов не было. 

— Иногда нужно просто копнуть немного глубже, — со смехом произнёс Мирон.

— Вот этот изверг также сказал, почти слово в слово… теперь у него Слава единственный претендент на автомат.

Фёдоров заулыбался. Значит, помог. Не зря он это в ночи вспоминал и писал, пока Слава посапывал в спальне.

— Вы поаккуратнее, преподы ведь тоже покурить выходят.

— Этот правильный, — махнул рукой Карелин. — Не курит, не пьет, не признает Ерофеева.

Мирон чуть в голос не рассмеялся! И сейчас он прекрасно знал, что Слава подумал то же самое в эту минуту: «Надо отдать его на растерзание Светло за все грехи и Ерофеева». Но произнести вслух эту мысль Фёдоров не мог. Мало ли  насколько странно это будет выглядеть? Не только пустил в квартиру за бесценнок, так ещё и друзей всех помнит, может про них пошутить. И вряд ли, что Светло просто, к тому же, ещё парень его лучшего друга объяснить ситуацию. Скорее, это лишь добавит одногруппникам вопросов. 

Но пока Мирон был доволен компанией Славы. Они все были простыми, веселыми, с нормальным чувством юмора. И здесь даже не пахло созданием зелёной прически вне салона!  Но разве то, что они простые, не делало ли их более интересными в глазах Славы? Мирон был готов поклясться, что за такие мысли сам был готов надавать себе по шее, а окажись рядом какой-нибудь стол, то обязательно бы побился об него лбом. Но ничего поделать с собой не мог. Он так боялся потерять Карелина, что любой здравый смысл мерк на фоне этого страха. 

Мирон так долго был разбитым на кусочки, что потерять того, кто собирал этот неровный витраж, скалывая себе пальцы, было равносильно самоубийству. А Фёдоров только вкусил настоящую жизнь, счастливую жизнь, и отказываться от нее — полной любви, поддержки, заботы и, в принципе, положительных эмоций — был совсем не готов. Мирон боялся даже допустить, что это возможно. И это было больше, чем страх попасть под дождь, опаздывать на важное мероприятие или, в свое время, завалить диплом. Этот страх будил в нем какие-то странные инстинкты, заставляющие бороться за Славу как за собственную жизнь. 

Наверное, было бы проще поговорить об этом. Ясно и четко, но с небольшим надрывом в голосе, потому что такие фразы Мирон может, разве что, вырывать из себя и это точно отразится на его речи. «Я боюсь потерять тебя». Всего ведь каких-то четыре слова! Четыре слова, которые невозможно произнести вслух.

— Ладно, — вздохнул Слава, туша сигарету об урну. — Мы поедем, наверное. На завтра делать много, к тому же. 

Началось прощание. Карелин по-дружески обнял девушек и за руку попрощался с молодыми людьми. Мирон в итоге отвел взгляд, изучая узоры из пыли на заборе. Укол ревности был получен! Правда, Слава точно не вкладывал в эти жесты ничего такого — иначе бы он не стал делать это при Фёдорове. Для него всё в рамках дружбы. Это главное.

— Так значит, ты решил сделать домашку за меня? — спросил Карелин, когда они уже отошли на порядочное расстояние от курилки. 

— Ты уснул прямо за историей, и я попросил тебя перебраться в кровать. С утра бы ты злился на себя, что не успел написать, вот я и решил помочь, — пожал плечами Мирон. — Всё же круто вышло.

— Нет, это вообще не круто, — покачал головой Слава. — Это написал ты, а он решил, что умный я. Хотя я бы до такого не додумался никогда! Это нечестно.

— У вас все равно пока не спрашивают ваши мысли, — отмахнулся Мирон. — Вы пересказываете труды историков и учитесь мыслить. Какая разница, кто пересказывал эту идею — я или ты?

— В том, что я даже не помню имени историка, который это придумал! Я не читал эту книгу, а он решил…

— Да без разницы, что он решил, — вздохнул Мирон. — Ты завёлся из-за ерунды. Беспокоишься, что не знаешь содержание какого-то труда — прочти его сейчас. Но основную мысль книженции я все равно тебе написал.

Слава осекся. Фёдоров совершенно не реагировал на его претензии, и это немного сбивало его злость за незаслуженное признание от одного из самых суровых преподавателей на данный момент.

— А сюда зачем приехал?

— А мне нужен особый повод, чтобы увидеть своего молодого человека? 

— Мог бы и предупредить. А если бы я уже ушел? Если бы нас раньше отпустили?

— Написал бы. Спросил. Сказал, что хотел устроить внезапный сюрприз, но, как оказалось, мне не особо и рады.

— Да рад я тебе… это просто было совершенно неожиданно и странно! Я думал, что…

— Что меня надо держать от всех в тайне и пускать в гости с отговорками про строгую маму, да? Мирона Фёдорова не существует, бум, — он театрально развел руками от лица в стороны, ладонями точно упираясь в воздух или невидимую стену. — Я лишь твоя больная галлюцинация.

— Да не так я думал!

— А как?

Слава вздохнул. Он обнял себя двумя руками, делая вид, что просто задумчиво скрещивает руки на груди.

— Просто сюрпризы — это иногда прекрасно. Особенно, вот такие. Когда есть немного адреналина.

«Адреналина, значит, захотелось», — подумал Слава. Собственно, если нужен адреналин, то он уже придумал, как это устроить! 

Спорить с Мироном совершенно не хотелось. Хотелось скорее приехать домой, сделать какой-нибудь вкусный ужин на двоих и поваляться в кровати. С фильмом! Какой-нибудь комедией или мелодрамой. Слава придержал ему дверь в метро машинально, а потом снова догнал на лестнице, спускаясь рядом с ним. Турникеты. Эскалатор. Он зашел на него вперед и развернулся, разглядывая лицо Фёдорова. Тот явно был уставшим и недовольным.

— Это ты на меня злишься? — тихо уточнил Слава.

— На всё злюсь, — отмахнулся Мирон. — Работа отвратительная, дети замучили, вот здесь уже сидят, — Фёдоров указал ребром ладони на свой кадык. — И для того, чтобы приехать к своему молодому человеку, мне нужно заранее предупреждать и записываться на прием.

— Я не настолько важный курица, — буркнул Слава. — Может, я устроюсь на работу? А ты уволишься. Поищешь себя.

Мирон на эту идею только замученно рассмеялся. Во-первых, оставлять себя без дела в Петербурге он не мог, так и хотелось зайти в бар. Во-вторых, скидывать свои обязанности на Славу, который и так устаёт? Ну и каким он будет любящим партнером после этого?

Это Карелину каким-то чудесным образом удавалось вкладывать свою любовь в любое свое действие. Мирону казалось, что даже если он ему с неба достанет кусок Плутона, то и этого не будет достаточно для демонстрации любви: его ведь вычеркнули из списка планет, а значит, не считается.

— Ты засыпаешь прямо за домашним заданием от общей усталости и стресса. Если сверху добавится работа, то я уверен, что наши свидания переместятся в рехаб. 

— Ты меня недооцениваешь.

— Это ты переоцениваешь свои адекватные границы возможного. Слава, отличной учёбы и полной работы по дому вполне достаточно, не надо больше.

— Какой это «полной»?

— Мытье посуды, стирка, глажка, смена постельного белья, готовка, уборка, — Мирон загибал пальцы, — и это только на скидку.

— Всё это делаю не только я, но и ты, — махнул рукой Слава. — Ты часто меня в этом подменяешь или мы делаем это вместе.

— Но ты в этом принимаешь более активное участие, — настаивал Мирон. — И, если честно, я больше не хочу трогать эту тему.

Фёдоров тяжело вздохнул, скрещивая руки на груди. Слава совершенно не понимал слова «нет». Мог ли Мирон плюнуть и сказать: «Делай, что хочешь»? Да, само собой, мог. Хотел ли он видеть, как его самый нужный человек валится с ног и от усталости ещё больше? Совсем нет. Он любил Славу. И это единственный раз в его жизни, когда он не только понимал, но и чувствовал, что такое «любовь». И для Карелина он мог ходить на ужаснейшую в мире работу, главное, чтобы тот ни в чем себе не отказывал. Особенно, во сне.

— Да почему ты так протестуешь против моей работы? Будто может случиться что-то страшное.

— Вариант полного выгорания, хронического недосыпа, головных болей, начала проблем со здоровьем — для тебя не достаточно страшный? — уточнил, парируя, Фёдоров, еле удержавшись, чтобы не закатить глаза. — Тебе в Москву надо было переезжать, а не в Питер с этим маниакальным стремлением что-то делать. Здесь нужно ловить момент, а не думать о смерти, — продолжил Мирон, машинально кивая Славе, чтобы разворачивался — доехали. 

Карелин послушно повернулся и сошел с эскалатора, немного притормозив, чтобы Мирон поравнялся с ним. 

На самом деле, в такие минуты Фёдоров скучал по их жизни на другом конце страны. Хабаровск располагал к спокойствию и душевному равновесию, по крайней мере, там ни он, ни Карелин не были так измотаны жизнью. Да и даже цепкие ручонки его прошлого не смогли бы дотянуться до Дальнего Востока, чего не скажешь о Питере.

— Мне писали из прошлой компании, — внезапно произнёс Мирон, понимая, что иначе они совсем не прекратят спорить о работе для Славы, которая ему совершенно точно не нужна. — Евстигнеев не подумал и спалил, что я вернулся. 

Карелина такие новости ошарашили совсем не слабо. Точно кипятком окатили. Уходить от Мирона на работу теперь не хотелось вовсе: мало ли, куда он сам полезет от недовольства своей работой или от безделья, если наконец уволится. 

— И чего они от тебя хотят? — Слава старался говорить собранно и спокойно, но от стресса он слишком громко взглотнул. 

— Встретиться и выпить как раньше, — рассказал Мирон, пожимая плечами. — Я сказал, что женюсь и на днях возвращаюсь в Хабаровск.

— И ты правда думаешь уехать? 

— Нет, — замотал головой Фёдоров. — Просто иногда следует соврать. Особенно им. В любом случае, меня после этой переписки немного мучает паранойя. Я всегда боюсь столкнуться на улице.

Мирон зашел в открывшиеся двери, а Слава проскользнул следом, почти впечатавшись в зеваку, который слишком долго не мог очнуться и понять, что ему надо было выходить.

— Питер ведь большой! У вас нет возможности встретиться… ну, рациональной.

— Чем больше город, Славушка, — заговорщицки произнёс Мирон, — тем проще столкнуться со старыми знакомыми. Не зря же Москва — это большая деревня.

— А Санкт-Петербург — один большой Эрмитаж. Как считаешь, такие кадры часто ходят по музеям?

Заиграла скрипка. Слава даже вздрогнул. Для само по себе метро вызывало ещё неудобства и дискомфорт, а вот эти вагонные музыканты и подавно. Однажды он видел такого с гитарой. Хорошо, что это редкая акция.

— Музыканты подземки приобретает новые краски, — рассмеялся Мирон.

— Петербург: мы окультурим вас даже в метро! 

Правда, больше ничего в вагоне и не намекало на культуру. Желтоватые стены, карта метрополитена, сиденья (просто отвратительные!) из дешевой кожи. И еще их торцы, сделанные под дерево, но точно им не являющиеся, что делало вид ещё более плачевным. И мутные стекла! Это обязательный, кажется, элемент метро. 

Однако Слава и этим умудрялся вдохновляться. Даже неудобными поручнями! Было что-то такое прекрасное в этом желтоватом цвете и небольших рекламных вывесках на стенах. 

— Если ты их случайно встретишь, — вздохнул Слава, — обязательно расскажи об этом мне. 

— Хорошо, — кивнул Мирон. — Хотя вряд ли кто-то из них окажется у школы. Они туда явно без желания ходили и положенные девять классов. 

— Если вообще ходили, — вздохнул Слава, прислоняясь к двери. 

Мирон автоматически потянулся, оттянуть его. Его рука осторожно легла на бок, притягивая к себе. Не вплотную, конечно, но всё равно движение было настолько решительным, а силы было приложено так много, что Слава действительно оторвался от двери и сделал шажок навстречу. 

— Написано же, «не прислоняться».

— А к тебе прислоняться можно? — спрашивает Слава, наклоняясь к Мирону сильнее, а потом уж и совсем к его уху, словно боялся, что его голос заглушит шум поезда. — Руку-то убери, Мирон Янович, а то скоро весь поезд заметит нашу любовь.