В этот раз ему, кажется, понадобилось не так уж и много времени, чтобы наладить связь с идеей о своем теле. Подымаясь от пальцев ног и выше вслед за мурашками.

Началось с пальцев ног, потому что их кто-то красил.

— … и мне отменили где-то типа шесть предметов из-за вторжения, но по какой-то причине флорист считает, что он важнее конца света, так что теперь меня завалило зубрежкой, и это полный кабдзец. У меня такое чувство, будто — будто — вот знаешь, как эти все люди продолжали жить нормальной жизнью во время падения Римской Империи? Не, это конечно круто, что мир продолжает вертеться. Но, чувак, я не могу доехать до школы на велике, на улицах сплошные инопланетные лианы, ну разве нельзя дать какую-то поблажку?

Лео ощутил ровные, уверенные движения его сестры. Она красила ему ногти, и сие действо его немедленно заинтересовало. Он проморгался и вдохнул, будто воздух втягивал его в собственное физическое тело.

Эйприл подняла голову и встретилась с ним взглядом. На ее лице проскочил искренний шок. Но когда она заговорила, голос не изменился:

— О, привет, Лео. Приятно тебя видеть.

Барьер апатии пробило веселье. Он подтянул ноющую левую руку к подбородку и потеребил пальцами. Цвет?

— О, да ладно тебе, ты еще спрашиваешь? — Эйприл засмеялась, и что-то натянутое просквозило в этом звуке, выдавая ее, предавая обычно крутой имидж. Наверное, эта глубокая борозда, залегшая между губ, едва сдерживавшая дрожь. — Синий, конечно.

Он знал, что может ей доверять. Рука упала, и он снова принялся дышать, пытаясь найти баланс в том, чтобы оставаться в сознании.

— Помнишь шкалу заземления, которую ввел для тебя Донни? Как думаешь, можешь выдать мне оценку по ней? — спросила Эйприл и снова опустила взгляд к его ногтям, не давя.

Лео сглотнул. Он помнил и сожалел, что так быстро нырнул, выбывая из разговора. В данный конкретный момент он не чувствовал и близко никакой стабильности, так что он показал кулак.

— Здорово, — откликнулась Эйприл, и ни одна интонация в ее голосе не выдала ни радости, ни разочарования. — В общем, само собой я не пошла на занятия, потому что я не идиотка и мне плевать, и проф…

Лео безгранично любил ее за то, как просто она всё устраивала. Он вслушивался в ее болтовню, пока ему устроили полный круг ухода из базы, цвета и закрепляющего слоя. Она болтала, будто пришла на подкаст, и нет больше в мире мест, где ей еще нужно быть. Он не знал, как она догадалась, что именно было ему нужно, но был так, так ей благодарен.

— Блестки? — уточнила она, выудив из рюкзака опасно выглядящую банку глиттера.

Но Лео сумел настолько заземлиться, держась за ее действия и голос, что осознал, что не имеет понятия, в порядке ли Раф после всего, что случилось. Им едва удалось вытащить его из… из…

Паника и страх зубами зацепились за бездну, но его семья была важнее. Лео поднял руку и показал Р, касаясь бицепса. Ну, где он должен был бы быть на его второй руке. Он не собирался думать об этом прямо сейчас. Раф был…

— С Рафом всё хорошо, — без задержки отчиталась Эйприл. — Мы следим за состоянием его глаза. И когда ты встанешь на ноги, наверняка придумаем что-нибудь получше. Но во всем остальном он совершенно здоров, не забивай этим свою замечательную голову.

Глаз Рафа? Звучит плохо. Но в ее голосе не было и намека на беспокойство, а Лео доверял своей старшей сестре. Он показал М и стукнул над сердцем, и его пальцы дрогнули.

— С Майки тоже всё хорошо, — ответила Эйприл с улыбкой в голосе. Как будто ждала, что он спросит, и была рада, что спросил. — Открытие портала далось ему нелегко, но Драксум здорово помогает и следит, чтобы ситуация не ухудшалась. Его рукам всё еще не здоровится, но дело идет в гору.

Лео выдохнул, проследив дрожание воздуха в носу. Естественно, Эйприл знала, каким будет его следующий вопрос. Но не спешила, а выжидающе смотрела.

Хорошо. Он достаточно сильно хотел знать, даже если общение было сущей пыткой. Он знал, что Донни в порядке, он буквально видел его, но всё-таки. Он сложил Д у виска.

— С Донни всё хорошо, — хмыкнула Эйприл. — Его панцирю досталось, но он заживает без осложнений. Где-то час назад наконец заставила его лечь поспать. Он работает как вол. Надеюсь, ничего тебе не проспойлерю, но он разрабатывает тебе руку с того момента, как ты вывалился из портала без нее.

Лео отмахнулся от этого, признав, как опасная тема подтолкнула тьму по краям его зрения. Он указал за Эйприл.

— Старая добрая я? — она похлопала ресницами и засмеялась. — Всё отлично. Прямо сейчас, я бы даже сказала, на седьмом небе. Меня не ранило, и Сплинтса с Кейси тоже. Мы помогаем вам четверым, пытаемся держать всё под контролем. Ты знал, что мальчик из будущего доктор хоть куда? Очень пригодилось, учитывая, что ты вышел из строя.

Какая-то крошечная часть Лео приняла сомнение в способностях Кейси за оскорбление. Он не знал, почему. Вместо этого он показал пальцы вверх.

— А что насчет тебя, красавчик? — спросила Эйприл, прикладывая Л ко рту.

Когда они были маленькими и придумывали знаки для своих имен, Донни сказал, что это значит «болтун». Это была шутка такая. Лео думал об этом каждый раз, когда видел знак для своего имени. Донни, мозги, Раф, сила, Майки, сердце. И Лео, болтун.

Вслух он заявлял, что это его харизма, отмахивался. Он никогда не умел сказать братьям, если что-то делало ему действительно больно, потому что он всегда всё только портил.

Он показал «ок».                          

— Не поднялся по шкале? — уточнила Эйприл. Она отставила бутылочку с сушкой. Он хотел, чтобы она вернулась к трепу и повторяющимся движениям, это было намного безопаснее.

Ему приходилось думать о вторжении и отбиваться от паники, чтобы убедиться, что его семья в порядке, так что он не был стабилен. «Ок» превратился в кулак.

— Ничего, — сказала Эйприл с толикой разочарования, которое говорило об обратном.

Лео протянул ей руку ладонью вверх и с наскоро поджатым большим пальцем — синий, — после чего повел пальцами.

— Нельзя же их так оставить, — согласилась она и подтащила стул, чтобы заняться его оставшейся рукой.

Лео пробыл с ней почти час, наблюдая из-под полуприкрытых век, как она педантично красила его ногти, ни на мгновение не прерывая поток болтовни о том, что происходило у нее в жизни. Кейси спал на ее диване, Донни уже сфабриковал ему достаточно документов, чтобы оставить ФБР в дураках. Она объяснила всё своим родителям, и те переживали непрекращающуюся радость, знакомя дитя из будущего с простыми радостями жизни.

Когда Лео отвалился, это случилось, потому что он устал. Чем больше он устаканивался в собственном теле, тем более ощутимой становилась боль. Это утомляло. Он заснул, когда Эйприл дула на его ногти.

Боль последовала за ним во сны, где у него снова было две руки, но правая была в огне. Боль была ужасной. Когда он проснулся, она укоренилась глубоко, посылая вдоль позвоночника горячие вспышки, скапливавшиеся в руке, которой не было.

Эта боль была свежей и новой. Эта боль была застарелой и знакомой. Эти мысли ощущались странно. Тишина в его разуме пошевелилась. Это было похоже на самоуспокоение, как медитация.

Лео открыл глаз и понадеялся, что он не один.

Он был один. Наверное, снова была ночь, его снова устроили в кровати, только фиолетовый монитор был на пальце. Он не раздумывая снял его и задержал в ладони. Он ждал.

— Уно реверс, я к этому готов, — поприветствовал его Донни, врываясь в его комнату в противоречие своим словам. На нем всё еще было худи Рафа, свисавшее с него и болтавшееся шлейфом. Он опустил гогглы на глаза и закрылся наушниками.

Сердце Лео грохотало. Он боялся чего-то, что не мог назвать. Тишины. Что бы ни сидело в тишине. Он отщелкнул маленький фиолетовый монитор на пол.

— Да, да, ты живешь, чтобы отравлять мою жизнь, — прокомментировал Донни, подымая его и тут же надевая обратно. — Эйприл сказала, что ты запомнил шкалу, могу я услышать число?

Ноль. Лео показал это и снова скинул монитор. Он узнавал тон его голоса, краткие слова, дерганые движения. Донни собирался снова уйти.

— Зачем, — сказал он сухо, глядя на Лео.

Лео смотрел в ответ. Он хотел, чтобы Донни понял без его подсказки. Обычно близнец понимал его куда лучше. Но изможденный вид говорил о крепком недостатке сна, а комфортные вещи — о сенсорной перегрузке. Если Лео хотелось чего-то, ему нужно было самому крутить педали в горку. Донни ведь практически умолял его сказать, есть ли что-то, что ему нужно.

Это и было чем-то, что было ему нужно. Он был достаточно слаб и напуган, чтобы признать это, этот давящий страх перед кататонической диссоциацией разгрызал стены и разрывал оборону. Лео приподнял единственную руку и выпрямил один палец, после чего указал на себя.

— Одиноко, — перевел Донни, а потом его лицо проделало что-то, наполовину скрытое тенями и гогглами. — Точно. Конечно. Это… это моя вина. Я не должен был.

Лео попытался дотянуться до него, но Донни вскочил и отстранился.

— Я позову Анджело.

Если бы Лео мог, он бы остановил его. Он понимал, раз он пролежал в кататонии столько времени, логично было выстроить систему, в которой ему не нужна была нянька двадцать четыре на семь, это было недостижимо. Не вина Донни, что Лео был гребаным ничтожеством, которое не может и десять секунд продержаться наедине с собой. Он знал, что его брат лишь пытался помочь, и теперь Донни будет винить себя, и…

Дерьмо. Похоже, в итоге Лео так и не увидится с Анджело. Мрак захватил его в тот момент, как он оскользнулся, и потянул вниз. Лео знал, что не стоит говорить братьям, если что-то действительно делало ему больно, потому что он всегда всё только портил.

Лео почувствовал чужеродный бриз неудовольствия. В этот раз он ухватился за это чувство, за что-то, чему здесь было не место, и требовательно крикнул:

«Покажись».

Бездна осталась бедвижна. Уверенность Лео пошатнулась. Мысль, что, возможно, он сходит с ума, окрепла. Почему ему казалось, что в этой бездне он не один? Как будто он сидит рядом с кем-то в додзе нога к ноге, пытаясь медитировать, а тишина перекрывает ему воздух?

Лео это достало. Он стал медленно выкарабкиваться из мрака. Снова прошло не так и много времени, потому что рядом с ним оказался его ангел, крепко к нему прижавшийся.

Майки напевал ему в ухо, поглаживая его руку широкими движениями.

Обычно это Лео напевал и порождал в ушах братьев музыкальных червей. В данный момент играла одна из его любимых заводных песен — Anything Could Happen, Элли Голдинг.

Лео лежал, окруженный теплом, купаясь в нем, в вибрациях голоса Майки, в чувстве кокона собственных одеял и тяжелого, теплого, полусонного младшего брата рядом. Тот продолжал поглаживать его руку, мычал его любимую песню, и всё это в идеально настроенной темной спальне.

Лучший способ вернуться в реальность. Монитор снова был на его указательном пальце, но необходимости снимать его не было, потому что в этот раз он был не один.

Лео не понял, что и сам начал напевать, пока Майки вдруг не остановился, и в тишине не осталось только мычание Лео.

— Обожечки, — выдохнул Майки и приподнялся настолько, чтобы вырисоваться силуэтом в темноте. — Пожалуйста, скажи, что я не выдумываю. Пожалуйста, скажи, что ты правда здесь.

В свете одного только голубого ночника было довольно сложно взаимодействовать, но Лео поднял руку и дважды указал вниз. Здесь.

— Хорошо. Хорошо. Никто не паникует, всё отлично. Где ты по этой шкале?

Лео почти развеселился от того, что они считали, что он может оказаться выше нуля. Он сжал кулак.

— А что насчет боли? Ты чувствуешь боль?

На этот вопрос ответить было сложнее. Лео был практически уверен, что чувствовал, но это было как-то совсем далеко от него. Типа да, больно было. Но болело ли? Он соврал, показав «ок».

— Тут так темно, — пожаловался Майки, и двинулся, чтобы, скорее всего, это исправить.

Но Лео ему не позволил, пожертвовав необходимой для общения рукой ради того, чтобы обхватить Майки и притянуть его. Прямо сейчас слова были не важны.

— Лео, я сейчас заплачу, — сообщил тот загнанным голосом.

Ух блин. Не этого он добивался. Он надеялся, что передал эту мысль, сжав его крепче.

— Просто… просто так трудно видеть тебя таким. Я вроде как немножко испугался, что ты не… а еще мне столько нужно с тобой обсудить.

На последних словах в голосе Майки прорезалось удивительно много злости. Это наживую резало Лео сердце.

Однако хотя бы он не требовал ответа.

— Но не сейчас. Прямо сейчас я буду наслаждаться тем, что ты рядом. Это лучший день в жизни.

Хех. Какой же он замечательный ребенок. Лео так повезло с младшим братом. Он обхватил голову Майки и вжал в плечо, напевая что-то из Тейлор Свифт. Ему просто очень хотелось, чтобы Майки снова улыбнулся, захлебываясь от радости. До сих пор он не чувствовал себя настолько заземленным, если бы его спросили, он бы даже сказал, что он на единице.

Но никто не спросил, потому что Майки заснул. Кто знал, который сейчас был час. Лео продолжал напевать, даже когда у Майки выровнялось дыхание, потому что это помогало ему оставаться в комнате. Не в бездне, не сидеть во мраке с… с…

Будучи в сознании, на уровне одного пальца по шкале заземления, Лео осознал зловещий факт, что ощущение, будто с ним в его кататоническом мраке есть кто-то еще, — это наверняка очень серьезная проблема. А сейчас, когда он смог связать это с ситуацией и облек в слова… картина вырисовывалась довольно пугающая.

Он терял рассудок?

Донни бы наверняка пошутил, что рассудка в этой голове никогда не наблюдалось. Или, возможно, начал бы обоснованно паниковать, что Лео либо теряет рассудок, либо во время спасения подобрал какую-то гнусную демоническую сущность и теперь одержим. Некруто.

Наверное, нужно кому-то рассказать. Логически Лео до ужаса четко это осознавал. Но что-то в нем протестовало против этой идеи, и он не имел понятия, его ли это протест.

Черт побери. Лео сунул эту мысль в дальний ящик. Следующая забота, пожалуйста.

Отчет Эйприл о состоянии всех выглядел хорошо, но это Лео был медиком команды, и ему очень хотелось бы провести некоторые тесты где-то примерно прямо сейчас. Хотя бы сейчас, пока Майки лежал рядышком, он мог подглядеть его пульс и надтреснутые изломы на его руках. Это ни капли его не успокоило, потому что он не имел ни малейшего понятия, как обрабатывать мистические раны. Наверное, стоит заглянуть в мистическую библиотеку. Донни бы очень обрадовался предлогу еще раз туда сходить. И хоть Эйприл и сказала, что Драксум помогает, Лео ему не то чтобы не доверял, он просто ему не доверял.

Шанс подумать был хорошим, но чем дольше он длился и чем заземленнее Лео себя чувствовал, тем ярче проявлялась боль. От боли по нему даже начал катиться пот. Он попытался сопротивляться сонливости, порожденной болью, и в итоге проиграл ей, проваливаясь в нормальный сон.

Снова боль в его сновидениях. Рука в огне. Ужасно. Лео проснулся от звука голосов, с легкостью взлетая к поверхности, потому что бездны он не касался.

— … ты уверен?

— Никогда не был ни в чем более уверен за всю мою жизнь, Ди, — огрызнулся Майки, гудя в его пластрон.

Донни вздохнул откуда-то слева.

— Я тебе верю, Майки.

— А звучит так, будто не веришь, — ответил тот, но развивать спор не стал. — Он напевал песни вместе со мной, Ди. Я спросил как обычно, заземление было на нуле, а боль — окей. Не уверен, сорвал ли он или правда ничего не чувствует.

— Сложно сказать, — бесцветно ответил Донни. Он становился таким, когда очень сильно уставал. Он вообще ложился? Лео очень надеялся, что он не растравлял себя за всю эту ситуацию, типа что его техника случайно отобрала у Лео то, в чем он нуждался.

— Может, отодвинешься? Время завтракать, — попросил Донни.

Майки отодвинулся, и тепло ушло. Прежде чем Лео успел оплакать это дело, Донни взял его за руку со словами:

— Возможно, ты рассматриваешь вариант проснуться, чтобы нам не пришлось опять ставить зонд, Нардо?

Слова звучали на одной ноте. Через ладонь он передал: Л Ю Б Л Ю Т Е Б Я

Это был старый трюк, которому делящие одну комнату близнецы научились, желая найти столько тайных способов общения в ночи, сколько вообще возможно. Чтение по губам, жестовый язык, тактильный язык, иностранные языки… Донни любил учиться, а Лео любил болтать.

Плюс это помогало Донни выразить то, что было довольно сложно выразить иначе. Что было здорово, потому что эти простые буквы, переданные через ладонь, были как анти-бездна. Он определенно заземлился на единицу.

Зонд? Как долго он уже в таком состоянии? Неважно, вообще, Лео не особенно хотелось знать ответ на этот вопрос. Но он определенно не хотел зонд. Он приоткрыл глаз, едва ли щелочку, в попытке оценить ситуацию.

Его невольная аудитория незамедлительно заметила это. Донни резко вдохнул. Майки улыбнулся широкой, счастливой улыбкой.

— Говорил же, — поддел он со своей обычной смесью радости и самодовольства в голосе.

— Здравствуй, Леон, — поприветствовал Донни, отталкивая лицо Майки прочь.

— Доброе утро! — тот втиснулся обратно, улыбаясь так, что улыбка могла бы слететь с его лица.

Лео приподнял руку и слабо потеребил пальцами.

— Число по шкале? — осведомился Донни и наклонился ближе, когда Лео открыл уже оба глаза.

Он поднял один палец. Майки запрыгал.

— Боль? — Донни продолжил допрос.

Лео тут же соврал своим обычным «ок». Болело всё. Огрызок его руки пульсировал в ритм с сердцебиением невыносимой, выматывающей болью. И хотя большая часть синяков перекрасились в более здоровые цвета, переломанные ребра без сомнений напоминали о своем существовании с каждым вздохом.

Донни заглянул ему в глаза и вздернул идеальную бровь. Его близнец видел его насквозь.

— Ну конечно, сказал он неверяще.

Лео приложил пальцы ко рту. Еда.

— Щас всё будет! — воскликнул Майки, спрыгнул с кровати и вылетел из комнаты быстрее ветра.

— Не думай, что сможешь меня отвлечь, — Донни не сдвинулся с места, — оцени свою боль по шкале от одного до десяти.

Лео скептически продемонстрировал ему все свои наличествующие три пальца. Донни весело дернул уголком рта.

— Покажи несколько раз, я вполне способен складывать простые числа.

Лео фыркнул. Мысленно он попытался подсчитать, каким должен быть безопасный ответ. Реальность была такова, что до сих пор Лео не доводилось испытывать подобную боль. Разумеется, его ранили. Но никогда до сих пор его не дробили, не пронзали и не разрывали на части. Даже учитывая, что его выздоровление длилось уже десять или двенадцать дней, судя по времени заживления, он все еще остро осознавал всё, что болит.

Он чувствовал себя хрупким и слабым. Это было отвратительно. Он не хотел никого беспокоить. Даже в самые тяжелые моменты боль была нечеткой и расплывчатой из-за того, что его тело и разум после этого отключались. Какое бы число он ни выдал, оценка в любом случае не будет точной.

Сказать девять или десять будет неверно. Даже если сейчас болело, то явно не так, как когда это только произошло. Всё ниже пяти тоже не подходило, потому что он не мог думать ни о чем, кроме боли. Огненная и колющая, томительная и пульсирующая. Рывки в ребрах, сопровождающие каждый болезненный вдох. Скорее всего, он где-то на семи или девяти. Лео выдал дважды по три, в итоге шесть.

— Значит, восемь, — немедленно заключил Донни, потому что он просто, сука, говнюк. — Хочешь ли ты болеутоляющих?

Знак для медкарты требовал двух рук. Так что он показал слово побуквенно.

— Я вел необходимые записи, — Донни протянул ему планшет, листая страницы и давая ему прочитать. — Мальчик из будущего очень помог. И папа с Драксумом тоже.

Лео не мог сосредоточиться на экране. Его разум всё еще парил со смещением где-то чуть-чуть влево. Он попытался тряхнуть головой, как будто это могло помочь прочистить ее, но это не помогало. Чем больше он пытался заставить себя читать, тем больше контроль выскальзывал из его рук и тем ближе нависал мрак.

К тому моменту, как он пересек портал, он знал, что его руки уже не было. Он пропустил записи о том, что его семье пришлось в срочном порядке остановить кровотечение и прижечь рану. Резкая потеря большого количества крови, потеря значительной доли веса тела, плюс раздробленные ребра и столько синяков и ушибов, что они опасались внутреннего кровотечения и кровоизлияния... чудо, что он вообще в сознании.

Но их раны залечивались быстрее, чем людские. И судя по записям, которые он проматывал, по времени всё было нормально. С инцидента прошло десять дней. Некоторые из них он провел без сознания, остальные бодрствовал, но и не отвечал, постепенно возвращаясь в сознание. Ему вводили обезболивающие по необходимости — за необходимость считались визуальные показатели страданий. Ему ненавистна была мысль, что подразумевалось под визуальными показателями страданий.

Лео протянул планшет обратно и прикрыл глаза ладонью. От него разболелась голова. Он не знал, что стоит сделать, он едва мог мыслить ясно. Обезболивающие улучшат или ухудшат ситуацию с диссоциацией?

В голове была каша. Он знал, что если будет постоянно испытывать боль, то не сможет вылечиться. Если он и правда был на восьмерке, значит, ему нужен обезбол.

Лео вздохнул. Уронив руку, он встретил на мрачный изучающий взгляд своего близнеца. Он показал пальцами чуть-чуть.

— Хорошо, Нардо, — Донни зарылся в сумку с препаратами. К тому моменту, как Майки вернулся с завтраком, они пришли к компромиссу в виде средней дозы болеутоляющих.

— Кейси сказал — ничего тяжелого, — Майки поставил рядом с ним тарелку бульона. — Но я тебе гарантирую, как только твой желудок сможет, я закачу тебе пятизвездочный обед, чувак.

Лео сумел показать ему палец вверх и взял ложку. Его руку затрясло, и хоть благодаря своим катанам он развил амбидекстрию куда больше, чем среднестатистический правша, он оставался правшой. А его правая рука осталась где-то в тюремном измерении. Он едва смог донести бульон от миски до своего рта.

Горячий стыд окатил его, затопил целиком, Лео зажмурился, желая провалиться сквозь землю. Он медленно выдохнул через нос, чувствуя, как окружение пошло волнами. Разочарование и устрашающая реальность повседневной жизни без своей ведущей руки давила и грозилась додавить обратно в бездну головой вперед.

— Хочешь… — Майки не успел договорить, потому что Лео открыл глаза и прожег своего младшего брата взглядом, который предлагал посметь предложить ему нечто настолько унизительное, как кормление с ложечки. Майки вскинул руки исказал: — Неважно, ничего. Не спеши.

Лео еще раз медленно вдохнул, пытаясь загладить внезапный всплеск злости. Эмоции нежданно стегали и резали как хлысты. Как долго бы он им мысленно ни сопротивлялся, это никак не помогало. Он подтянул столик ближе и наклонился вперед, чтобы сократить путь, и в этот раз даже донес немного бульона до рта. Желудок немного воспротивился, но он был голоден, а тепло приятно согревало.

Лео съел столько, сколько смог — совсем мало, потом некоторое время попытался дышать, продираясь сквозь чувство, что окружение уплывает всё дальше и дальше. Один из его братьев заговорил, но слова прозвучали будто с того конца футбольного поля. Он поднял руку и показал кулак — ноль.

Самым странным было фрустрирующее предчувствие, даже чувство, что почему-то теперь всё будет по-другому… в его разуме затаилась тень, будто дежавю. Не его собственная. В ту же секунду, как он прикоснулся к этому чувству, оно отдернулось, отступило, спряталось. Несмотря на то, что он сидел со своими братьями, Лео устремился за ним, прыгнул в бездну головой вперед, желая поймать его.

Что это значит? Почему оно почувствовало… горе? Потерю? Близость? Почему это происходило с ним? Продираясь через густой черный туман, Лео искал, но чувство в его разуме было сильнее. Это не было похоже на три часа утра. Это не было похоже на медитацию. Это было похоже на ситуацию, где он сидит со своими братьями в медотсеке, и тут тихо в самом худшем смысле. От этой тишины Лео хотелось кричать.

«Покажись!» — воззвал он, бесконечно усталый, исстрадавшийся, угнетенный. Он продирался и продирался через мысленные барьеры, испытывая всю их податливость и тяжесть. Разделяющую их силу. Во мраке не было ничего, кроме пронизанной тьмой бездны, проглощавшей его целиком.

Когда голос наконец заговорил с ним, он оказался тихим, не поддающимся определению.

«Прошу прощения. Я оставлю тебя в покое».

«Почему ты вообще здесь?» — громко потребовал ответа Лео, но голос отказался встретиться с ним лицом к лицу. Он больше не заговорил.

В голове у Лео все сдавило, будто зажали пружину, его протянуло напряжение. Присутствие в его сознании не шевелилось.

Лео больше не знал, что делать. Он устал, весь этот надрыв измотал его. Он остался в темноте.