Лео неохотно согнул пальцы ног и как следует размял их, пока не смог снова слышать происходящее в комнате. Кто-то поставил на проигрывание его плейлист. Все вокруг сдвинулись. Лео даже не ощутил, сколько потерял времени. Для его прошло не больше минуты, но состав присутствующих изменился. Сплинтера сменил Майки, и тот сжимал его руку. С той стороны комнаты что-то говорил Раф. Слова никак не хотели стать разборчивыми.

Лео высвободил руку и отер лицо. Оба присутствующих в его комнате брата замолчали. Он уронил руку, переместил на пластрон и неохотно очертил круг у сердца. Простите.

— Всё хорошо, Лео, — Майки улыбнулся своей неизменной улыбкой с неизменной же щербинкой. Улыбка самую малость не доходила до настоящей. Никто не собирался это признавать.

Ком острого льда засел у него под ребрами. У него ушло слишком долго на осознание, что это не было ничем из списка, который он предположил: это не давали о себе знать трещины в его ребрах, двигающихся с каждым мучительным вдохом; это не была тяжесть задачи оставаться живым; это не была боль от мысли, что его братья едва справляются с его тупой неспособностью оставаться в сознании, нет…

Это была зияющая рана. Дыра, где когда-то была сила, когда ты стоял и вдруг обнаружил, что твоя опора исчезла, а упасть тебе нельзя, потому что ты нужен нужен нужен; это было хоронить своего старшего брата с таким количеством плюшевых игрушек, какое только смогли найти, чтобы он был не один, потому что он ненавидел быть один.

Это было мгновение надежды, затуманенное потерей, последним подмигиванием, тем фактом, что он никогда не сможет себя простить за то, что попросил своего младшего брата, своего младшего брата, которого он носил с тех пор, как они были детьми, умереть, — конечно, это была скорбь. Сенсей пытался заглушить ее, прикрыть рукой, но тьма просачивалась между пальцами.

«Дерьмо, прошу прощения», — выдавил он и растворился в тумане.

— Лео? — откуда-то, за миллион километров, спросил Майки тревожно, тревожно, тревожно.

И очевидно у него было на это право, потому что тело Лео плакало. Было ли это вызвано воспоминаниями Сенсея или тем, что Лео нужно было как-то с этими воспоминаниями справиться, отреагировать на яркие изображения его мертвых братьев, — какой бы причина ни была, слезы катились по его щекам.

Лео придушенно всхлипнул, рвано вдохнул, пытаясь справиться с пронзающей болью раздробленных ребер, и попытался еще раз показать простите.

— За что, Лео? — спросил Раф. В его голосе будто спряталось то-то еще. Будто это был вопрос теста.

Лео взвесил возможные ответы. Прости, что оставил тебя одного. Прости, что попросил тебя умереть. Прости, что прыгнул в портал, пытаясь удовлетворить неумолимое, вечно неудовлетворенное, вечно голодное желание доказать, что достоин.

Лео не собирался раскрывать ни один из этих ответов, ни свой, ни Сенсея. Как будто ответы Сенсея могли бы иметь для них хоть какой-то смысл.

Жест для всего требовал двух рук. Мир требовал двух рук. Глупо было чувствовать новый прилив горя из-за всего лишь руки в сравнении со всепоглощающим горем по родным братьям, но всё равно это превалировало в его сознании. Эгоист. Бестолочь.

От разочарования, что он ничего не может выразить, в его горле вдруг прокатилось рычание, и оба его брата подпрыгнули. Он шлепнул по матрасу единственной рукой. Осознав неконтролируемый всплеск эмоций, он покраснел от стыда и смущения.

— Воу, — выдохнул Майки, не отстраняясь. — Что такое?

Лео резко ткнул указательным пальцем себе по лбу и провернул. Раздражен/рассержен.

— Да, это мы поняли, — кинул Раф. Его желваки ходили ходуном, как всегда, когда он всерьез пытался решить проблему. — Можешь сказать нам, о чем ты думаешь?

Да о том факте, что он ничего не может сформулировать. Как передать, что он ничего не может передать? Руку потерял, голос куда-то сбежал, мозг разваливается на кусочки. Осадившее чувство потери, скорби. Боль. Да… да всё, а он не может показать жест для всего, на это нужно две руки!

— Так, всё хорошо, всё хорошо, — сказал Раф очень странным голосом и погасил какие-то неистовые движения его тела, крепко сжав его руку в обеих своих. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, будто проиграть назад пленку, что его тело попыталось выплеснуть горячий прилив эмоций, и болезненная пульсация в его ноге взялась оттого, что он начал колотить по ней и колотил, пока Раф не вмешался.

Омертвев, он отдернул руку. Показал по буквам не могу, потому что это снова был тупой мать его знак для двух рук, а потом ребром ладони несколько раз постучал по подбородку. Не могу. Не могу говорить.

— Всё хорошо, Лео, — успокоил Раф. Он смотрел на него огромными глазами, а голос звучал загнанно. Майки был сразу за ним и сжимал его руку так сильно, что костяшки побелели.

Лео яростно мотнул кулаком. Нет. Нет. Нет.

— Нам всё равно, что ты… — начал было Раф с эмоцией, которая звучала пародией на терпение. Лео не дал ему договорить, оборвал, резко ткнув в грудь пальцем и дополнив очередным жестом для двух рук, который он заставил сработать с одной — хватающее движение у самой шеи. Мне не всё равно. Множественное повторение означало что ему очень, очень не всё равно.

— Ты постоянно говоришь с нами жестовым языком. Не обязательно говорить вслух, — поспешил уверить его Майки. Лео снова мотнул кулаком. Нет. Все гребаные знаки, которые были ему нужны, требовали двух рук! От злости и досады он показал всё предложение пальцевой азбукой, правда, слишком резко и стремительно, чтобы уловить. Одной рукой слишком сложно.

У Рафа глаза едва в кучку не сбежались, но про себя он проговаривал каждую букву.

— Я почти ничего не понял, — неохотно признал Майки.

— Одной рукой слишком сложно? — дошло до Рафа секундой спустя. Резкий кивок кулаком. Да.

— Ладно. Может, с телефоном станет проще?

Майки очень кстати протянул его. Лео его разблокировал и заморгал, потому что от светодиодного экрана у него засаднило глаза, да и сосредоточиться на нем было сложно. В горле застрял опаляющий ком ярости. Открыв приложение с заметками, он долго и болезненно печатал одним дрожащим большим пальцем. «от экрана больно. не могу сосредтчится. одним пальцем сложно»

Он вернул телефон. Майки зачитал написанное вслух, закончив совсем удрученно.

— Ручка и бумага? — с надеждой предложил Раф. Лео фыркнул и прямо почувствовал, как в его и без того покрасневших глазах скопились новые слезы. Он указал на себя, скрестил пальцы и двинул вправо. Но пришлось дополнить пальцевой азбукой. Я правша.

Братья виновато посмотрели на отсутствие его правой руки. Лео шмыгнул забитым носом, а слезы полились с новой силой.

— Теперь понятно. Спасибо, что объяснил, — сказал Майки самым мягким голосом, какой имел в арсенале, забрался в его кровать и подлез под бок. — Сейчас у тебя нет надежного способа общаться с нами, и это полная сра… гадость.

Раф закатил глаза, будто он не заметил, что Майки ругнулся. Он взял руку Лео в свою и сказал:

— Я знаю, что ты с трудом выносишь, когда тебя не могут понять, но мы со всем справимся. Мы найдем способ. Не рви себе сердце сейчас, тебе стоит сосредоточиться на том, чтоб восстановиться.

Я ни на чем не могу сосредоточиться, хотел ответить ему Лео. Вместо этого он подтянул Майки ближе и уткнулся ему шею. Его слезы потекли по коже младшего брата. Он не должен использовать их вот так, не должен тратить их время.

Если бы только он был сильнее. Лео шмыгал, и плакал, и всхлипывал. Раф попеременно сжимал его. Майки тихонько подпевал игравшей музыке.

Лео так сильно хотел открыть рот и заговорить. Хотел излить тысячу извинений, отмочить миллион шуток, чтобы отвлечь их, сделать вид, что ничего не было. От самой мысли заговорить голова шла кругом, было тяжело, и совершенно недостижимо. Какой же он идиот…

«Чем сильнее будешь заставлять себя говорить, тем сложнее это дастся», — сказал Сенсей со своего места во внутреннем мире. Лео не знал, как долго он там сидел.

«Я знаю, что думаю о тебе как о Сенсее, но вообще-то мне совсем не хочется, чтобы ты пытался меня чему-то научить», — ответил он, в собственном разуме ощущая себя столь же жалко, как и в реальности.

«Прости, — уронил Сенсей с той же застарелой холодной гримасой. — Привычка. Забавно наблюдать за собой и теми же мыслями, которые я прокручивал в своей голове годами, и понимать, что я всё еще был просто ребенком. Если продолжишь так часто называть себя идиотом, то поверишь в это».

«Я тебя буквально не спрашивал», — Лео вперил в него тяжелый взгляд, пытаясь вместить в него всю ненависть к себе, потому что это и был. Была. Идеализированная история, в которой он вырос сильным. Параллельно являясь несравненным неудачником, из-за которого все погибли. Лео мог вместить очень внушительное количество мыслей относительно непрошеного гостя в собственном разуме. Притом он оставался единственным, с кем Лео мог реально поговорить.

«Слушай меня или не слушай», — тот пожал плечами. Лео вдруг понял, что они стоят напротив друг друга, полностью покинув реальность. Берег пруда, плещущегося бездной, волны разбивают отражения их зеркальных поз. Грациозный и маленький Лео, высокий, сильный Сенсей. Минус рука у обоих.

Лео всегда нравились его алые полоски. Но от вида их на лице Сенсея, от того, как их цвет искажался темными мешками под глазами, как постарели и обветрились его черты, как жалко он мог выглядеть, и для этого ему даже не нужно было смотреться в зеркало, — от этого его желудок выворачивался.

Лео не чувствовал своего тела. Снова застрял во мраке. Раздосадованный, он ткнул в грудь Сенсея: «Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, чувак».

«Для нашего случая прецедентов не было, — устало ответил Сенсей. Он всегда звучал так блин устало! — Я хотел бы сказать, что стараюсь изо всех сил, но вынужден признать, что двигаюсь наощупь, как и ты. Как и я. Ух блин, как это запутанно».

«Серьезно, мне не нужны твои наставления, — процедил Лео. — Ты сказал, что не хочешь забирать мою жизнь, так не лезь».

«Знаю, — улыбка Сенсея была такой слабой и грустной, что у Лео кольнуло сердце. — Ты отлично справляешься, малой…»

«Хватит! — Лео толкнул его. В унисон с этим взволновалась поверхность пруда. — И этого мне тоже не надо! Мне не надо, чтобы ты меня чинил. Сиди как пассажир, раз так хочется, мне плевать».

Сенсей посмотрел на него задумчиво.

«Вот только ты пытался подтолкнуть меня поговорить с Кейси. И, кажется, считал, что он захочет знать, что я здесь».

«Это другое, — Лео мотнул головой. — Я не хочу, чтобы ты стоял за моим плечом, как какой-то всезнающий утырок. Я о таком не просил. Но Кейси… он тебя потерял. А ты прямо здесь. И я чувствую себя погано, зная, что скрываю это него».

Сенсей молчал. Без его голоса внутренний мир казался в тысячу раз больше. Казалось, что он тебя поглощает и проглатывает, не разжевывая.

«Я не то, что нужно Кейси, — наконец сказал он с болью. — Возможно, я также не то, что нужно тебе. Я просто не умею затыкаться. Уверен, ты понимаешь».

Лео фыркнул, в этот раз куда веселее: «Ну да. Очевидно. Слушай, мы конкретно влипли. Чтобы попытаться сделать это хоть в каком-то смысле более выносимо, нам нужно очень постараться перестать давить друг другу ноги. Я не достаю тебя насчет Кейси. Ты не достаешь меня насчет того, какие великолепные решения я принимаю. Уговор?»

«Ужасный уговор», — ответил Сенсей с отголоском смеха в голосе.

«Вот и отлично, — Лео развернулся на пятках и принялся исследовать тьму. — Я не хотел снова диссоциировать, черт побери. Я пытаюсь оставаться в сознании, чтобы никого не пугать».

«Знаю, — выдохнул Сенсей и пошаркал по мелководью, указывая. — Там».

«Что там?» — уточнил Лео, но пошел за ним, потому что рядом с Сенсеем в этой бездне было немного комфортнее, чем когда он оставался тут один и трясся от ужаса. Сенсей привел его к дереву, отбрасывающему мрак. Лео откинулся на него спиной, закрыл глаза и попытался ощутить пальцы ног. Пошевелить ими.

Старший устроился рядом. Едва заметный порыв, почти призрачный, и всё-таки здесь. Куда бы Лео ни шел, он не был один. Он с бóльшим упорством зашевелил пальцами ног и почувствовал свое тело. Он открыл глаза.

Было темно. С того конца исходил голубой свет от ночника, отбрасывая контрастные, ломаные тени от всех предметов на пути. Работающий вентилятор. Кто-то сидел у его кровати и строчил на планшете.

Всё напряжение сошло на нет, потому что нет ничего более приятного, чем компания его близнеца. Он был не один. Никогда. Маленький фиолетовый монитор был снова надет на его палец, и просто чтобы побыть тотальным говнюком, он снял его.

Печатание замерло. Донни тихо прыснул и обернулся:

— Ну ты просто напрашиваешься на подкожный имплант, бро.

Преодолев усталость, он поднял руку, ткнул пальцем в подбородок, а потом в грудь, вскинув бровь. Скучал по мне?

— Нет, — ответил Донни без выражения и наклонился вперед, чтобы стукнуться с ним лбами. Лео смог улыбнуться и ответил, вкладывая в ответный стук усилие.

— Могу я услышать число по шкале? — спросил Донни. Лео показал один палец. Он всё еще был вымотан, но определенно присутствовал в комнате. А потом, просто потому что он чертовски соскучился по звуку его смеха, он поменял жест на грубый.

Донни не вознаградил его настоящим смехом, но фыркнул и отбил его руку:

— Да, да. Я с раздражающим постоянством продолжаю справляться о твоем самочувствии. Кто-то пришел и вывел нашего командного медика из строя, и теперь всем приходится терпеть то, какая из меня плохая медсестра. Что насчет боли?

Не то что бы хорошо, но бывало и хуже. Лео соврал верным «ок». Донни, что ожидаемо, закатил газа, и уточнил:

— По шкале от одного до десяти?

Лео выдал четверку, показав три пальца и надбавив один сверху.

— Значит, шесть. Обезбол?

Лео мотнул головой. Донни снова погрузился в размеренное печатание на планшете.

— Хочешь, приведу кого-нибудь другого?

Настал черед Лео закатывать глаза. Он пихнул Донни под ребра.

— Ауч, — сухо откликнулся тот. — Ладно. Но у меня есть работа, так что не отвлекай меня.

Наигранно положив руку на сердце, он послал Донни не менее наигранный взгляд, свидетельствовавший, что он ни разу в жизни никого не отвлекал. Донни заученно проигнорировал его и уткнулся в планшет со всё более глубокой складкой меж бровей.

Лео мог делать ставки, что количество сна, которое гений заимел за последнюю неделю, измеряется однозначными числами. К сожалению, прямо сейчас он не был в состоянии это исправить. Если украсть планшет, как он хотел, его близнец попросту уйдет и оставит кого-нибудь другого ему в няньки. Не то чтобы Лео мог за ним угнаться.

Было темно и сложно рассмотреть, но Донни надел шелковый халат, который отец подарил ему на Рождество. Каждый раз, когда Лео его видел, Донни был одет во что-то мягкое, но не в свой боевой панцирь. И хоть обычно Лео был бы счастлив, что Донни не насилует свою спину тяжелыми механизмами, это не наполняло его радостью. Потому что Донни ненавидел надолго оставаться без боевого панциря, а значит, раз он его не носит, случилось что-то плохое. И нет ни единого способа спросить его об этом, при котором Донни не отметет его вопрос. Даже если бы при Лео были его способности к коммуникации.

Уф. Тупица. Лео перевернулся, поморщился, когда взвыли ребра, и дотянулся до телефона на угловом столике. От экрана было больно, пару минут он решил потерпеть, из скуки и интереса, читая уведомления.

Больше сообщений в групповом чате о том, как Кейси устраивается в жизни Эйприл, в мире, который не прекратил существовать, как он пробует мороженое и записывается в старшую школу. У них точно был отдельный групповой чат без него, потому что о нем никто не говорил. А он знал, что Эйприл будет требовать почасовые отчеты как минимум.

Но они не выставляли это там, где он мог увидеть. И это беспокоило его, потому что он не хотел беспокоить их. И раз им казалось, что ему не стоит это видеть, ничего хорошего там не обсуждалось. Он не мог даже представить себе, что было бы, впади один из его братьев в кататонию…

Лео проверил новости и тут же закрыл, потому что там всё было про восстановление после катастрофы. Ему по горло хватало собственного восстановления после катастрофы. Секунд по десять он листал свои приложения соцсетей, раздражаясь, что алгоритмы совали ему дерьмовые страшилки о конце света.

Он снова открыл снэпчат и просмотрел свои мертвые стрики. С самого инцидента он даже не открывал, что ему присылали другие, поддерживая счет, даже если Лео не мог. Кроме, пожалуй, Хэсо, но он всегда только отвечал на фотки Лео, сам никогда ничего не отправлял.

Первым делом он проверил Эйприл. Все их стрики начинались с нее, так что ее фотки всегда были самыми интересными. Курьезы на работе, забавное граффити, милые фотки Бедлама. Темы особо не поменялись, только разбавились фотками того, как Кейси пробует что-нибудь новое.

Донни обычно слал невразумительные фотки техники или чертежей. Или идеально зеркальные селфи, но во последнее время их не наблюдалось. Вместо этого были спецификации с длинными жаргонными подписями, которые в одно ухо влетали, в другое вылетали. Одна из них вполне могла быть спецификацией его новой руки. Он не мог сфокусироваться на экране, чтобы определить.

Майки всегда фоткал свои блюда. Это не изменилось, хотя парочка явно была снята из угла кухни Драксума. Лео не хотел думать об этом прямо сейчас. Хотя среди них не было фоток его творчества. Ни одной. Тревожно.

Раф был самым слабым звеном и часто ломал стрики. Он не был любителем селфи, как Донни, и не имел загашника из как минимум трех блюд в день, как Майки. Но он старался, потому что этого хотели его братья, и слал фотки своих ног. С инцидента он отправил всего три фотки, все три — на фоне матов в додзе. Совсем пропали котики, которых Раф замечал на улице. Видимо, он нечасто подымался наверх.

Лео слал исключительно фото своих братьев. Предпочтительно спящих, но он не привередничал. А еще у него появилась привычка, когда бы они ни сидели с Донни вместе, включать фронталку и потакать любви своего близнеца к искусству селфи. Если листать его галерею, таких фоток там были буквально сотни.

Подумав, Лео свистнул между зубов. Донни резко заморгал, переводя взгляд на него, будто не ожидал, что он издаст звук. Он протянул камеру так, чтобы Донни увидел.

— Серьезно? — сказал тот, но всё равно наклонился, чтобы попасть в объектив. Было слишком темно, чтобы разобрать что-либо кроме очертаний их голов в слабом голубом освещении. Лео всё равно сфоткал. Это было тупо. Он добавил маленький стикер с отметкой времени 3:42AM над своим лбом и после короткого сомнения послал во все свои стрики. Начал с нуля.

Чтобы куда-то двигаться, предположил он.

Эйприл тут же прочитала и ответила такой же темной фоткой со стикером 3:43AM на собственном лбу. И эмодзи голубого сердечка.

Лео улыбнулся. Остальные сообщения остались непрочитанными, значит, больше никто не бодрствовал. Кроме Донни, нахально печатающего у него под боком.

Он был хотел найти способ заставить Донни пойти спать. Он наклонился, пытаясь рассмотреть, над чем работает его близнец, но чертеж был увеличен настолько, что на экране находились лишь бессвязные провода. Плюс рядом было открыто еще одно окно с чем-то техническим и длинным. Глаза Лео никак не могли сфокусироваться на мелком шрифте.

Он почувствовал себя беспомощным. Он ненавидел это чувство. Особенно когда это относилось к его братьям. Вот почему он стал медиком команды в первую очередь. Он знал, что Донни не спал достаточно, это было ясно написано в том, как он держался, на темных мешках под его глазами. И тем не менее он не спал среди ночи, сидел с Лео.

Он снова пихнул Донни локтем. Освещенный планшетом, тот снова перевел взгляд на него. Во второй раз отвлекся от своего проекта и обратил на него всё свое внимание. Это ни капли не было похоже на обычную борьбу за хотя бы признание твоего присутствия, когда Донни был поглощен каким-то проектом.

«Это потому что он переживает за тебя», — отметил Сенсей. Он сидел так тихо и к месту где-то на галерке, что Лео практически забыл о его существовании. И если отсутствие вмешательства он одобрял, то комментарии насчет Дерьма, Которое Он Уже Знает, нет. Лео знал своего близнеца. Необязательно было ему это говорить. Так что он не стал отвечать Сенсею, не желая терять концентрацию.

— Леон? — окликнул его Донни после затянувшейся секунды бездействия.

Лео с трудом вытащил свою руку из-под одеяла и провел рукой от лба к подбородку, складывая пальцы к концу жеста. Спать.

— Ты можешь возвращаться ко сну, — нарочито непонятливо ответил Донни. Выражение лица Лео дало ему понять, что он знает, что Донни специально перелопатил вопрос таким образом. Тот ответил долгим, стойким взглядом. Недвижимый предмет против неостановимой силы.

Вот только неостановимая сила была на последнем издыхании, а крюки боли, вонзившиеся глубоко в кожу, тянули вниз. Он не хотел спорить с Донни о вопросах простейшей заботы о себе.

Для жестов нужны были обе руки. Его телефон был рядом, так что он добрался до приложения заметок и медленно напечатал дрожащим пальцем: «приказ медика».

Он повернул экран к Донни. Тот прочитал текст, а потом вперил в брата раздраженный взгляд. Лео вскинул бровь и упрямо не убрал телефон.

— Я рад, что тебе настолько лучше, что ты раздаешь приказы, — сказал Донни голосом настолько пустым, что сложно было сказать, искренне он это или с сарказмом. — Во всяком случае, в данный момент я крайне загружен в том числе наблюдением за моим тупицей-близнецом, которому как раз стоит лечь и поспать, потому что он уже едва держит глаза открытыми.

Неостановимая сила оказалась вполне себе остановимой. Лео был в паре шагов от поражения. Он ненавидел проигрывать. Он послал импульс Сенсею, сам не до конца понимая, о чем просит — наверное, о силе, чтобы победить, просто чтобы не заснуть и довести спор до конца.

Поколебавшись, Сенсей вышел вперед и взял бразды правления. Лео почувствовал, как его тело самую малость проснулось, будто стало черпать силы из резерва, о котором он не знал, и проморгался. Сенсей послал Донни сонную, вялую улыбку, не затронувшую глаза, и хрипло сказал:

— Пять минут?

Донни заметно вздрогнул. Лео немного завидовал, что Сенсей может говорить, а он нет — впрочем, это не было правдой. Лео ведь говорил уже после инцидента, это было возможно. Просто… тяжело.

Но не для Сенсея. Ему тут же удалось растопить лед, сковавший плечи Донни, и тот ссутулился, устало потер глаза и сказал чуточку вымученно:

— Ладно, Лео. Пять минут.

Он отложил планшет в сторону экраном вниз и не стал забираться под одеяла, как будто всерьез собирался лишь малость поваляться.

Сенсей это так не оставил — дотянулся до одеяла, что всегда лежало у Лео в ногах. Резкое скручивающее движение вызвало резкую боль в ребрах, но Сенсей даже не дрогнул и единственной рукой натянул одеяло поверх Донни.

— Спасибо, мам, — саркастично пробурчал тот, но натянул край к подбородку.

Сердце Сенсея самую малость разбилось. Лео это чувствовал. Это было странно. Вся эта ситуация с одним телом на двоих была странной. Сенсей улегся обратно. Без света планшета в комнате стало темнее. Было слышно только тихое предсказуемое дыхание Донни. Прошло не более тридцати секунд, как всё напряжение покинуло его тело, и он заснул.

Сенсей смотрел на силуэт, и в горле у него клокотало неясное чувство вины, горя и боли. Он протолкался прочь, и Лео пришлось вцепиться в сознание, чтобы им обоим не навернуться в бездну.

«Чувак», — прогундел он, но Сенсей уже скрылся.