Лео подумал было погнаться за Сенсеем, но он так несказанно устал и никак не мог понять, отдыхает он в бездне или нет. Вместо этого он позволил себе насладиться успехом, который заработал для него Сенсей, и вместе с тем задумался, смогут ли его эмоции в кои-то веки быть простыми. Он был до боли признателен, что его любимый близнец наконец заснул, или отчаянно завидовал, что Сенсею удалось то, что не получилось у него?

Выиграл непреодолимый свинец в его веках. Он поверженно опустился в зыбучие пески сна. Лео видел сны о…

Силуэте. Резко очерченные линии, оттененные лишь призрачно-рубиновым свечением глаза, окруженного таким же кровавым ореолом, рывок перед ударом, Лео сотрясается от силы удара всем телом, он беспомощен под дождем ударов, сыплющихся на него один за другим, и смерть была бы приятным исходом, но она не приходит, здесь нет ничего приятного, он застрял в бесконечном повторении…

Он проснулся задыхаясь, с ощущением легкого прикосновения ко лбу. На какое-то мгновение Лео и Сенсей барахтались, пытаясь взять бразды правления одновременно, отчего тело дергалось резкими спазмами, а глаза остекленели.

— Всё хорошо, Синий, — пообещал Сплинтер, и прикосновение переместилось на его щеку. Паника давила, душила. Взметнулся страх, инстинкт защищаться, но он отступил, когда Сенсей вроде как взял себя в руки и отступил от ведущего места, давая Лео контроль над его собственным телом. Лео втянул большой глоток воздуха и просипел:

— Пап?

— Я здесь, — прошептал Сплинтер и улыбнулся так широко, что вокруг его глаз собрались морщинки. В его словах было столько искренней нежности, что она легко разрубила смертельный ужас сна. — Похоже, тебе снился кошмар. Но ты дома, мы с Фиолетовым рядом.

Все еще дезориентированный, Лео повернулся и обнаружил, что его близнец умудрился проспать его паническое пробуждение.

— Он практически совсем не спал, я бы хотел, чтобы он подремал еще самую малость, — продолжил Сплинтер тихо. — Но подумал, что ты хотел бы, чтобы тебя разбудили от такого сна.

Лео едва заметно кивнул, наблюдая, как вздымается и опадает грудь Донни. Сложно было сказать, принадлежала ли мысль «я не думал, что снова увижу его» Лео или Сенсею.

Неважно. Он повернулся к своему отцу. Тот сказал всё с той же подбадривающей улыбкой:

— Насколько мы заземлены сегодня, сын мой?

Лео пошевелил пальцами ног и показал один палец. Ужас до сих пор ныл в зубах.

— Рад слышать, — голос Сплинтера прорезал немедленное раздражение Лео, что он не смог быть выше единицы. Его до глубины души успокаивала гордость на лице отца. — Нам стоит поработать над возвращением твоей силы. Что думаешь насчет твердой пищи?

Голод был чуждой концепцией. Лео пожал плечами, теребя угол одеяла.

— Попробуем, — подбодрил Сплинтер. — Пойду принесу тебе что-нибудь.

Он спрыгнул с кровати и оставил Лео наедине с его собственными мыслями. Плохая идея. Он взялся за свой телефон и увидел ответ на свой снэп, хотя времени было всего шесть утра. Он пришел от Хэсо.

На мгновение он весь изошел нервами, не зная, что именно его Tío знал о сложившейся ситуации. Но когда он открыл сообщение, это был снимок пиццерии — все стулья на столах вверх ногами, и подпись «Te extrañé, pepino». Я скучал по тебе.

Утверждение это почти смешным, учитывая, что девяносто процентов ответов на снэпы Лео выглядели как «хватит донимать меня своей чушью». По его лицу расползлась болезненная улыбка. Мысль, что по нему скучали, ощущалась странно. Он не мог сказать точно, почему от нее стало сложнее дышать, будто она была еще одним переломанным ребром.

Сплинтер вернулся с бутербродом с арахисовым маслом. Лео не без борьбы оперся на локоть и выпрямился настолько, чтобы есть сидя. Голод оставался какой-то отдельной сущностью где-то до середины первого укуса — тогда аппетит вдруг проснулся, небольшой, изучающий. Он съел оба куска и выпил воды, после чего жестами сказал отцу спасибо.

— На здоровье, — удовлетворенно кивнул Сплинтер. — Твои братья скоро проснутся и обрадуются, видя, что ты уже встал. Я бы хотел, чтобы так и оставалось. Не против заняться заземляющими упражнениями со своим стариком?

Ради тебя что угодно, пап, — подумал Лео, но не смог выдавить ни слова меж зубов. Он улыбнулся, пытаясь передать эту мысль, но этот способ был ущербным. Лео был ущербным. Лучшее, что он мог сделать — это выполнять дыхательные упражнения вместе со своим отцом.

Донни не проснулся. Лео так втянулся в физические упражнения с дыханием, что мог бы точно указать каждое переломанное ребро в своей груди. А если бы он сидел достаточно тихо, положив единственную руку на колено, его мозг мог додумать и вторую руку тоже. Но когда он подсмотрел, обнаружил лишь ее пугающее отсутствие. Как и раньше.

Ему не хватало его правой руки. На ней на большом пальце остался маленький шрамик — он порезался ножницами, делая Рафу открытку на день рождения. Когда он смотрел на единственную руку с переливающимися синими ногтями и блестками, самым ужасным было то, что второй там не было. У него было две катаны, ему нужны обе руки, чтобы сражаться. Чтобы защитить свою семью.

«Донни сделает тебе новую руку», — вставил Сенсей, видимо, достигнув верхнего предела своего молчания.

«На ней не будет того шрамика. Я не смогу накрасить ногти», — огрызнулся Лео, напрягаясь.

— О чем ты думаешь, мой дорогой малыш Синий? — голос Сплинтера прорвался через его затуманенную концентрацию.

Лео медленно вдохнул и выдохнул, после чего коснулся рукой культи. От прикосновения по ней пробежали болезненные мурашки.

— Ты многое потерял, — признал Сплинтер тихо и печально. Лео заставил себя посмотреть ему в глаза. — Будет непросто, — продолжил он, не ходя вокруг да около. — Но я уверен в тебе. Как уверен во всех моих сыновьях. Фиолетовый создаст тебе что-то бесподобное. А Оранжевый и Красный помогут тебе адаптироваться. Ты не одинок, не остался в этом мире один с одной рукой. У нас много рук. Мы можем поделиться.

Лео выдохнул, чувствуя просящиеся на глаза слезы, и опустил взгляд на оставшуюся руку с замечательными синими ногтями. Он сказал пальцевой азбукой.

— Лак для ногтей? — переспросил Сплинтер, явно не уследив за ходом мыслей Лео. Неважно, потому что продолжить им не дали: в комнату вошел Раф.

— Утра, — его лицо светилось надеждой и засияло ярче, когда он увидел Лео проснувшимся. — Я увидел твой снэпчат и надеялся, что ты будешь, эм…

Здесь? В сознании? Лео не мог предложить ответа, в котором не будет неловкости, даже если бы захотел. Вместо этого он махнул ему своей оставшейся рукой.

— Тише, Рафаэль. Мы стараемся не разбудить твоего брата, — сообщил Сплинтер.

— Кого, Донни? — Раф фыркнул, подошел к кровати и тут же схватил подушку, чтобы приложить ею гения. — Он не спит. Я за километр отличу, когда младший брат спит, а когда нет.

— Отвянь, Раф, — раздался из-под подушки глухой и неоспоримо не сонный голос Донни.

— Как ты этим утром, Лео? — спросил Раф, окидывая его нервным взглядом с головы до пят. Лео не знал, как ответить, поэтому вместо углубления в свое физическое и эмоциональное состояние решил дать оценку заземлению. Он показал два пальца. Раф радостно улыбнулся. — Это замечательно, бро.

В утреннем свете и в момент, когда он действительно мог сосредоточиться, он увидел на глазу Рафа заметные шрамы. А также вспомнил, как Эйприл упоминала, что с этим довольно серьезные проблемы. Он подозвал Рафа ближе мановением пальца.

— Что такое? — спросил Раф, решив потрафить ему. Лео наклонился ближе и придержал его веко большим пальцем. Вокруг глаза заживали шрамы, еще розоватые, но чистые. Бóльшей проблемой была замутненность хрусталика. Лео знал этот напоминающий звездочку узор, называемый розеткой, — верный признак травматической катаракты.

Лео отпустил веко, чтобы показать V, удаляющуюся от глаз. Видишь?

— Этим глазом хуже, — признал Раф. — Сперва всё было не так плохо, но становится хуже.

Лео закусил губу, раздумывая. Штука была в том, что травматическую катаракту вылечить можно. Но чтобы заменить хрусталик, нужна операция, вот только это не было специальностью Лео. Он взял телефон и переборол трясучку в руках, набирая сообщение.

«похоже н травматическую катаракту. туманит зрение. хрусталик мжно извлечь и замнт. нжна операция»

И передал телефон Рафу. Тот прочитал сообщение вслух для всех присутствующих.

— Операция. Да, — протянул Раф с едва заметной иронией, возвращая телефон. Потому что они были черепахами-мутантами в мире людей. — Насколько плохо, если я не смогу пойти на операцию?

Лео задумался, после чего вбил две новые строки и написал: «по-разному. Если в глазу высокое давление или перфорация глазного яблока или инфекция то нжн обязательно. бывает что люди живут с ней годами, прст чем дольше ждешь, тем мутнее он становится. Можешь потерять зрениев этом глазу».

Раф зачитал, чем дальше, тем неохотнее. Похороненный под подушками Донни напрягся. Лео сплел ноги с его ногами.

— И как нам это всё проверить? — уточнил Сплинтер, с уверенностью глядя на Лео. У него не было аппаратов для диагностики или щелевой лампы, чтобы проверить на предмет инфекции или перфорации, но он знал, как проводится базовая проверка внутриглазного давления. Это было важно засечь на ранних стадиях, если оно будет слишком высоким, то может незаметно убить зрительный нерв. Он напечатал: «могу провести проверку давления. раф ложись головой мне на колени + закрой глаза пж.»

Раф прочитал и пробухтел:

— Ты собираешься в него тыкать.

Лео кивнул и прочертил кружок на груди. Прости.

Раф сомкнул челюсти, но возражать не стал, взобрался на уже и без того заселенную до отказа кровать, устроил голову на коленях Лео, закрыл глаза и явственно приготовился.

Лео осторожно положил большой и указательный пальцы на его здоровый глаз и надавил сперва с одной стороны, потом с другой, считывая упругость.

— Не тот глаз, — проворчал Раф. Лео шлепнул его по плечу, Сплинтер усмехнулся. Прощупав и запомнив, каков наощупь здоровый глаз Рафа, Лео сменил сторону. Постарался уложиться побыстрее, чтобы не сделать больно и не слишком раздражать глаз. К счастью для них всех, тот наощупь имел такую же структуру свежего томата, как и здоровый.

— Всё хорошо, — сказал Лео, похлопав его по плечу.

Раф поднялся с его коленей, отчего по ногам побежали иголочки. Лео осознал, что заговорил вслух не подумав, потому что Раф лежал с закрытыми глазами, а он пытался дать ему сигнал. Он замер.

В него впечатался тяжелый пласт, который Лео принял за груз ожиданий. Он не хотел, чтобы все думали, что он начнет говорить — давление этих ожиданий было слишком велико. Он не хотел, чтобы они надеялись зазря. Сказать хотя бы одно слово было равнозначно тому, чтобы начать Разговаривать Всегда, а он пока не мог этого вынести.

Когти страха сковали ему горло. Сенсея бесцеремонно швырнули вперед, и он ретиво проморгался на свету, пытаясь сориентироваться.

— Ты с нами? — осторожно спросил Сплинтер. Похоже, не в первый раз.

Сенсей замер в нерешительности. Он сориентировался в ощущениях тела — теплые одеяла укрывают ноги, отпечаток того, что там только что лежал Раф. Наплыв уверенности, способности что-то сделать, быть полезным, занимать свою роль медика. Его ноги против ног Донни и два слоя одеял между ними, поддержка справа. Внимательные взгляды Рафа и Сплинтера.

Более того, Сенсей не знал, что делать. Он не хотел усложнять ситуацию для Лео речью. Не знал, что сказать. Резко он до жути четко осознал, что находится в комнате, полной людей, по которым скорбит. Блять.

Он не ожидал ни прилива паники, ни того, как все на него смотрели. Онемение взмыло и зашумело. И по сути своей он оказался трусом, который поддался наплыву тьмы.

«Мы же не можем оба свалить», — посетовал Лео, когда Сенсей тоже ухнул вниз.

«Я запаниковал!» — ответил тот, всё еще излучая панику — их сердце билось слишком часто. Оба скорчились, держась за грудь.

«Уж вижу», — выдавил Лео. Они попытались заставить тело сотрудничать с ними. Паника обоих сотрясала плоть.

Лео не мог взять себя в руки, если не был в сознании. Он впился пальцами в ладонь, пытаясь унять дрожь, вдавливая ногти изо всех сил. Пытаясь вернуться в комнату, пытаясь выдворить туман из головы, осознавая, что он сидел, что он смотрел в пространство, кто-то говорил, Лео был там, он был там, он чувствовал, как ногти врезаются в кожу. И после продолжительного сражения за вдох он почувствовал, как кто-то бережно разворачивает его кулак и сжимает в своей руке.

— Осторожно, у тебя осталась всего одна рука, постарайся не испортить ее, — произнес ровный, не осуждающий голос Рафа. Он доносился до Лео будто через сплошные радиопомехи. Лео попытался заземлиться, сосредоточившись на узелках его костяшек. Он оттолкнул ком скорби Сенсея, будто прорвался через облако второсортного дыма, и сосредоточился на собственной панике.

Годы назад они все учили жестовый язык ради Донни. И поскольку у них не было учителя и имелось в наличии всего три пальца, дело шло совсем не гладко. Но приспосабливаясь, они учились справляться вместе. Лео просто радовался еще одному способу удовлетворить свою потребность болтать. Л у губ, болтун.

Но ему никогда было не понять, каково это, переживать невербальный эпизод. Когда они были младше, Донни страдал от этого чаще, хотя с ним это до сих пор порой случалось.

Когда они были маленькими, папа сказал им, что у Донни временами просто пропадает желание говорить, и в этом нет ничего страшного. Лео не понимал, с чего бы кому-то не хотеть разговаривать, ведь это помогает привлечь к себе столько внимания, но вопросов не задавал, ведь папа сказал, что в этом нет ничего страшного, а папа знал всё. Он поддерживал Донни, даже если не понимал его. Что было постоянным и обоюдным мотивом их бытия близнецами.

В любом случае, сейчас Лео понимал Донни как никогда. Сама мысль открыть рот и извлечь из себя какие-то звуки была невыносимой, как будто ему вместо языка подложили свинцовый груз. Он чувствовал почти физически, какие усилия придется приложить, чтобы заговорить, и попросту не мог это преодолеть. Мысли, что сказать, в голову всё равно лезли, просто добраться до них было равносильно подъему на гору.

Но еще более заметно было то, что Лео не хотел говорить. Он не хотел, чтобы все ожидали от него, что он будет вести себя как обычно, потому что не чувствовал себя собой, вот совсем. А если он не будет разговаривать, это снимет с повестки целый пласт его обычного представления, который не нужно поддерживать на том же уровне.

И в последнюю очередь поперек стояло кое-что, что заставляло его сердце биться, — то мгновение, когда он лег и не стал сопротивляться, и слово паразит, бесконечно отраженное в бездне.

Безопаснее было молчать. Никакой опасности. Никаких ожиданий. Порождает определенные затруднения, да, раздражает, что он усложняет без того неработающую систему. Но не похоже, что у него были еще варианты. С тем малым количеством сил, что он вернул, он никак не мог преодолеть это препятствие, а отступать было некуда, только назад в кататонию. Этот вариант тоже не рассматривался.

Раф все еще держал его руку в своей. Лео поднес руку к груди и показал простите.

— Заткнись, Лео, — нежно ответил Раф. Лео больше не помнил, кто еще был в комнате. Проморгавшись и с усилием сфокусировав взгляд, он обнаружил только Рафа и Донни. Последний до сих пор был похоронен под подушками и одеялами. Лео изучил данный курган, как будто мог внезапно получить рафову способность определять, спит ли он.

— Он не спит, — трогательно сказал Раф.

— Я применю к тебе лоботомию, — пригрозил Донни с глубины двух подушек.

— Авв, так ты считаешь, что у меня есть мозг, — поддразнил он, притворяясь польщенным. Нотки напряжения лишь едва заметно сквозили в его голосе.

Из-под подушек выстрелила смертоносная рука. Раф с легкостью от нее увернулся.

Вместо этого ее поймал Лео, сменив ею руку Рафа. Развернув ее ладонью вверх, он передал «привет».

— Салют, Лео, — донесся монотонный голос Донни. Такой же, как и всегда, когда он делал вид, что ничего не чувствует. — Знаешь, тебе не нужно заставлять себя говорить вслух, если это вызовет у тебя приступ паники.

По груди Лео разбежались острые уколы страха, собираясь в болезненные созвездия, отчего воздух сперло. Он не ответил.

— Тебя было бы проще воспринимать серьезно, если бы ты не был похоронен заживо, Дон, — протянул Раф, поддевая его пальцем ноги и снова избегая инстинктивного пинка.

— Вы хотели, чтобы я спал, вот я и сплю, — прогундел Донни.

— Неправда, ты там лежишь и думаешь, я же слышу, — передразнил Раф и скинул подушку, являя миру ядовитый зырк. Донни отдохнувшим не выглядел — помятый, истощенный, те же темные мешки под глазами.

— Чья бы корова мычала, — оборонительно плюнул тот, нахохлившись. — Ты дал осмотреть твой глаз только потому, что Лео попросил, а от всех остальных бегал как от огня.

— Ты, что ли, собираешься провести операцию? — Раф пошел на провокацию, выдавая такой же градус раздражения.

— Я могу, — парировал Донни самоуверенно.

— Ты только что угрожал мне лоботомией.

— К делу не относится, — отмахнулся он и отвел взгляд.

Лео не сомневался, что дай Донни достаточно времени и ресурсов — и его мозг претворит в жизнь что угодно, включая тонкую операцию на глазу. Однако это не было опцией, которую стоит рассматривать в ближайшем будущем. Им реально нужно рассмотреть другие варианты.

— С моим глазом всё нормально, — отмел Раф. — Почему бы тебе не показать Лео свой панцирь, раз уж мы всем делимся?

Лео заинтересованно воззрился на своего близнеца. Донни вцепился в воротник съехавшего со сна халата и метнул в них страдальческий взгляд.

— Мы должны бы заземлять Лео после панической атаки.

— Ничто не помогает Лео заземлиться больше, чем выполнение его обязанностей медика, — возразил Раф, что было абсолютной правдой и наибольшим великодушием со стороны его старшего брата, который вел этот спор за него, потому что он самый старший и самый лучший. Лео горячо закивал. Хватка Донни на воротнике опасно усилилась, взгляд заметался, и он прорычал:

— Нам не стоит позволять Леонардо расставлять приоритеты в своих эмоциях, потакая его стремлению ставить чужие потребности выше своих собственных.

И прежде чем кто-нибудь успел возразить, Донни скинул одеяла и вышел из комнаты, плотно закрыв дверь, почти хлопнув ею.

— Упс, — пробормотал Раф и устало провел по лицу рукой, после чего так же устало улыбнулся Лео. — Прости. Все ходят немного дерганые в последнее время. И всё-таки я беспокоюсь за его панцирь. Он дал взглянуть Эйприл и взял с нее клятву не трогать, и она сказала, что инфекции там нет, но… — Раф замолчал, потом мотнул головой. — Возможно, Дон прав. Пожалуй, не стоит возлагать на тебя такую ношу, пока ты сам еще выздоравливаешь.

Лео мотнул головой. Потому что ничто не помогало ему заземляться лучше, чем его братья, особенно их благополучие. Он показал М у сердца, требуя больше информации. Лицо Рафа смягчилось.

— Майки справляется вместе с Драксумом. Они стараются сделать так, чтобы нанесенные его рукам повреждения не оставили непоправимый ущерб. Не думаю, что здесь ты бы смог помочь, даже если бы захотел.

Лео определенно хотел. Ему не нравилась мысль доверить Драксуму нечто настолько драгоценное, как его младший брат.

— Кстати, Майки сейчас там, — добавил Раф. — И мне поручено сказать тебе, что он скоро вернется и принесет пончиков, если хочешь.

Черт. Пончики звучали офигенно. Может, потому, что он почти умер, может, потому что присутствие в его голове не ело пончиков двадцать лет.

«Закажи медовый круллер», — взмолился Сенсей, всплыв только ради этого.

«За кого ты меня принимаешь?» — ответил Лео риторическим вопросом и проморгался обратно. Прошло, наверное, всего секунды две, но Раф уже выглядел взволнованным. Просто для ясности Лео показал «медовый круллер».

— Пф, ясное дело, — с облегчением усмехнулся он. Потом потер затылок и сказал: — Но всё-таки Донни был прав.

«Он обычно прав», — отметил Сенсей с многострадальной нежностью. Лео лучше справился с тем, чтобы остаться в реальности, пока Сенсей говорил в его голове. Он вопросительно приподнял бровь.

— Ты не должен разговаривать, если после тебя будет колотить от страха, — пояснил Раф. К концу фразы его голос немного охрип.

Лео указал на себя, а потом дважды стукнул себя по лбу двумя прямыми пальцами. Я знаю.

Раф надавил, звуча как максимально старший брат: — Я серьезно, Лео. Не заставляй себя только потому, что думаешь, что мы чего-то ждем. Если еще не время говорить, значит, не время. Ты же никогда не заставлял Донни заговорить во время невербального эпизода, и с собой такого не делай.

Однажды, когда им было где-то по семь, Донни молчал месяц, потому что простудил ухо. Ухо прошло через неделю, а еще три он просто бесился, что у него есть тело. Лео помнил, как скучал по звуку голоса своего брата, но ни разу даже не подумал заставить его заговорить, пока он этого не хочет.

И хоть Лео хотелось поспорить, что он говорил больше Донни и потому молчание было более странным, это не было правдой. Донни мог переболтать его, если дамбу прорывало, и строчить с такой скоростью, что у самого голова закружится. Любой, кто спрашивал Донни о его особенно увлечении, никогда бы не назвал его тихоней. И тем не менее всегда было в порядке вещей, если Донни нужно было помолчать час, день или даже месяц.

Временами Лео казалось, что весь цимус быть близнецом с кем-то — это видеть в нем столько отличий и столько же сходств с тобой и любить их все, всегда и в любом случае, и как-то справляться со всеми оправданиями, сфабрикованными, чтобы ненавидеть себя, потому что те же самые вещи в своем близнеце ты любишь.

Временами то, что Донателло — его близнец, было лучшей вещью, что с ним когда-либо случалась.

«Временами это худшее, что с тобой случалось», — едва слышно сказал Сенсей, не обращаясь к Лео.

«Что это должно значить?» — оскорбленно ахнул тот, защищая честь Донни.

Сенсей ощетинился.

Лео не знал, с чего бы ему говорить что-то подобное, и послал в гостя в своей голове заряд раздражения.

— Эй, не хочешь попробовать записать на свой счет еще пару шагов? — спросил Раф, потянулся и выудил костыль, победно подымая в воздух. В его глазах что-то едва заметно трепетало.

Лео резко сфокусировал взгляд, сам не заметив, когда тот успел отрешиться, и слабо улыбнулся. Попробовать. Он сдвинулся, взялся за свои ноги по очереди и вдумчиво их размял, морщась от чувства, как одеревенели его мышцы. Ребра протестовали, но им уже было чуточку лучше. Сегодня боль была, возможно, в целом где-то на пятерке.

Раф помог ему встать на костыль, и Лео сделал медленный круг по комнате. Каждый шаг давался как марафон, но каждый стоил этих усилий. Стоил того, чтобы чувствовать себя в сознании, собранным, двигаться. Лео ненавидел бездвижие, ненавидел лежать тихо и быть паинькой.

Чтобы вести себя громко, ему не нужен был его голос. Он вскарабкался обратно на кровать после круга по комнате и заколотил костылем по полу, вымученно улыбаясь и беспорядочно размахивая рукой.

Радость оказалась заразительна, и Раф засмеялся, закинув голову, отвечая ему еще более беспорядочным маханием руками:

— Ты просто жжешь!

«Так и есть», — присовокупил Сенсей. Лео очень намеренно Не Говорил с Сенсеем. Вместо этого он устроился, взял телефон и решил включить музыку. Он выбрал к-поп и проверил уведомления в снэпчате. Майки послал ему смазанное селфи, живое и радостное, но без подписи.

Теперь, когда вместо лежания в диссоциации ему предстояло активно проживать свое исцеление, он вспомнил, что критически ненавидит быть прикованным к постели. Тут же нахлынуло горячее чувство подступающего безумия, чувство, что он делает недостаточно, что нужно делать больше. Отдыхать было так тяжело. Лео был ужасен в этом, что подтверждали долгие ночи борьбы с бессонницей.

Раф зависал с ним, будто ему больше никуда в этом мире не надо было идти, играл в игры на телефоне и ворчал, видя результаты. Он все бросал взгляды на Лео и выглядел неизменно удивленным, когда тот смотрел на него в ответ. Лео была очень ненавистна мысль, как для них прошла предыдущая неделя, сидеть тут с пустым панцирем Леонардо…

Хм, плохая мысль. Сегодня он вполне твердо плавал в районе двойки по шкале Донни, но мысль о себе в кататонии определенно спихнула его на единицу. Что раздражало. Особенно учитывая, что уйти в кататонию — это последнее, чего ему хотелось.

«У тебя есть заземляющие упражнения, ты можешь поделать их», — предложил Сенсей.

«Я всё еще с тобой не разговариваю», — ответил Лео.

Майки наконец вернулся от Драксума и принес пончиков. Лео подскочил и сел ровно, нетерпеливо ожидая своего медового круллера.

— Бро! — радостно воскликнул Майки, пересек комнату и обнял его, вдавив свою щеку в его. — Раф сказал, что ты сегодня прошел свою комнату по кругу, ты великолепен!

Подозрение, что у них был отдельный чат о нем, окрепло. Он улыбнулся во все тридцать два и изобразил поклон для восхищенной толпы. Майки прыснул и выставил вперед принесенную коробку:

— Я взял где-то типа четыре твоих, но мальчик из будущего сказал, что тебе можно только два. Чтобы тебе не стало плохо или типа того. Я затащил Барри в тот крутой магазин пончиков, где еще автомойка. Там тааак вкусно!

Лео принял свой пончик, замер в нерешительности, так и не откусив. Он ткнул Сенсея.

«Правда?» — переспросил он.

«Ешь гребаный пончик», — проворчал Лео.

Они делили тело, так что на самом деле особой разницы, кто съест пончик, не было. Но это Сенсей наклонился вперед и откусил. Напряжение ушло из плечей, а тепло от липкого сахарного угощения разлилось в животе.

«Что ж, теперь я точно знаю, что умер», — блаженно пробормотал он.

«Да-да, наслаждайся, козел», — сварливо ответил Лео, но эту радость было невозможно игнорировать. Он влез вперед, и они с Сенсеем разделили прекрасный опыт поедания чего-то настолько вкусного.