Майки остался на другой стороне комнаты, нервно дергаясь, потирая запястья, и не смотрел Лео в глаза.

Лео знал, что ему ничего говорить не придется — что бы ни тревожило Майки, всплывет, надо просто дать немного времени.

«Дай ему двадцать минут — и треснет, как скорлупка», — сказал Сенсей с неопровержимой нежностью.

Лео приглашающе похлопал по сиденью стула рядом со своей кроватью, снова свернулся калачиком и уткнулся в телефон. Майки вскоре строился на стуле, закинул ноги на кровать, откинулся назад и уставился в потолок.

Было тихо. Даже музыка не играла. Соблазнительно было бы включить ее снова, но он знал, что давящая тишина — его соратник в этой битве. Хоть оставаться наедине с мыслями было опасно. Но хотя бы Сенсей закрыл прореху и начал битбоксить в его разуме.

Как штык двадцать минут спустя Майки сказал:

— Я знаю, что ты делаешь.

Лео убрал телефон с открытой статьей про последствия нехватки сна и крайне невинно на него взглянул. Сенсей также закончил со своим саундтреком. Он тоже был доволен как кот.

— Но я не хочу говорить с тобой об этом прямо сейчас, — Майки так и лежал на откинутой спинке. Он закрыл глаза ладонями и надавил на веки. — В плане, я хочу, потому что это гложет меня изнутри, но еще я не хочу ухудшать твою ситуацию. Ты не представляешь, как ужасно я себя чувствую, когда из-за меня у тебя случается инцидент. И как чертовски сложно видеть тебя в таком состоянии! Ты же Лео, ты не должен быть…

Майки неловко умолк, от напряжения его руки затрясло, и он спрятал их под мышки. Из-за чего огромные глаза с влажным блеском продолжили пялиться в потолок.

Лео убрал телефон и сел, ожидающе теребя браслет в ладони. Так он давал Майки пространство быть честным, потому что он верил, что Майки будет честен всегда. Его полный энтузиазма младший брат, ведомый своим огромным сердцем, такой талантливый и такой сильный. Такой маленький и такой юный.

Такой тихий. Майки прошептал:

— Я не хочу делать тебе больно.

В комнате было слишком тихо. Лео сопротивлялся бездне шума, Сенсей утвердил его, помогая оставаться на месте. Он хотел дать Майки сказать. Подумав, протянул ему единственную руку.

Майки взял ее с робостью и осторожностью. Лео тут же сжал его ладонь, молча показывая, что он здесь, он слушает. Он не соскальзывает. У него было предчувствие, что всё, что Майки скажет, ему не понравится, но он все равно будет слушать, потому что это лучше, чем если его любимый брат будет избегать его и вести себя странно. Пока Майки держал его руку, он больше никак не мог взаимодействовать с ним, так что, наверное, так даже лучше, ведь тогда Лео не сможет его упрекнуть. Может, будет лучше, если он будет слушать и держать его за руку.

Майки неуверенно всматривался в его лицо. Лео еще раз слабо сжал его ладонь. Проскочил слабый тремор, который он ради Майки проигнорировал.

— Когда я листал свою галерею, чтобы найти хорошую фотку тебя, я подумал… — Майки замялся. Поджал губы, и в его следующих словах отчетливо просквозило, как дотошно разбито его сердце. — Ты почти оставил нам только свои фотки.

А.

Лео сжал его руку и ради себя, и ради Майки.

Подбодрившись оттого, что Лео не соскользнул тут же, Майки продолжил, хотя его нижняя губа слегка дрожала:

— На какое-то мгновение я жил в мире, где у меня остались только твои фотки. И это было однозначно худшее мгновение в моей жизни. И мы можем обсудить мое решение спасти тебя и опасность, которая за ним стояла, потом, но не сейчас. Сейчас я хочу поговорить о твоем решении. Пожалуйста?

Они определенно обсудят решение Майки потом, особенно со знанием Сенсея, что это могло убить его и убило бы. И хоть перспектива обсуждать собственные решения его не особенно грела, ради него Лео пойдет на всё. Так что он попытается. Он сжал его руку и едва заметно кивнул.

Майки смотрел на его блестящими глазами, пристально изучая его лицо, а потом открыл пробоину:

— Я так невероятно на тебя зол, Лео.

Ауч. Лео омыли эмоции, он закрыл глаза, готовясь к боли от этого утверждения. Майки всегда и всё чувствовал на двести процентов, всем своим сердцем, так что Лео не сомневался, что обжигающий гнев, направленный на него, будет очень болезненным.

— Это не всё. Но я очень злюсь, — добавил тот и потянул его за руку, заставляя открыть глаза, чтобы оставаться здесь и сосредоточиться на безумно важном разговоре.

Лео сглотнул и постарался, чтобы ответный взгляд оставался твердым, даже если губы начали дрожать от подавляемого желания заплакать. Он не хотел, чтобы Майки на него злился. Лео хотел запротестовать, что он должен был это исправить, что без своих братьев он ничто, что он должен был их спасти. Слова собрались на его языке, но он не смог открыть рот. Он снова сжал ладошку Майки, говоря ему продолжать. Разламывать пробоину и дальше.

— Я просто не могу прийти в себя после того, как ты забрал у меня моего брата, — Майки стремительно мотнул головой. — Я понимаю, что это нерационально. Я понимаю, что это нечестно. Я понимаю, что ситуация была говно и что-то нужно было сделать. Но я не хотел, чтобы это делал ты. Я не хотел потерять своего брата. В одно мгновение я потерял твой заразительный смех, твою привычку будить меня в три утра, чтобы пойти взять по коктейлю с соком, всю твою любовь, все твои…

Майки резко оборвал поток слов, прерывисто дыша. Лео едва справлялся, Сенсей держал его, как закрепившийся якорь, держал их крепко. Слушая, как много боли Лео доставил тем невообразимым решением. Слушать это было ужасно.

Голос Майки надломился:

— А потом мы вернули тебя, но не вернули. Не целиком. Там ты потерял целую часть себя, и более того, ты…

Слон диссоциации сидел в углу комнаты.

— Ты вернулся раненым, — тихо закончил Майки, а его глаза метали молнии. Он весь целиком свернулся вокруг руки Лео, будто это горе давило на него. — Ты ранен, а я не могу помочь. Это было, это… на это так тяжело смотреть. Я говорю это не для того, чтобы тебя пристыдить. Просто ты ведь мой неуязвимый бесстрашный брат. Ты же Лео, ты больше жизни, ты… ты…

Выражение на лице Майки стало загнанным, темным, холодным, и Лео сжал изо всех сил. Это не помогло холоду и яду в его глазах. Майки молчал долгую муторную минуту, дрожал и явственно прожевывал свои слова.

— Я знаю, что тебе сделали страшно больно, — хриплым грубым голосом сказал он. — Я это знаю. Я не хотел сразу поднимать это, заставлять тебя проходить через мою боль, когда тебе еще не отболело твое. Я не хочу делать всё только хуже… но я просто вне себя и в таких растрепанных чувствах, порой я ни о чем другом и думать не могу.

Лео сглотнул против бритвенно острых лезвий, засевших в горле, и подбадривающе сжал его руку, немного слабее. Он был практически благодарен за щит, даруемый его украденным голосом.

— А еще я чувствую такое облегчение и бесконечное счастье, что ты жив. Тебе становится лучше, и я готов на руках ходить. Клянусь, каждый раз, когда ты на меня смотришь и улыбаешься — я бы прождал твоего возвращения еще миллион дней, потому что, Лео, ты не представляешь, как мне тебя не хватало.

Лео пришлось закрыть глаза, его целиком захлестнуло чувство — что по тебе скучают, еще одно сломанное ребро.

Но также он не мог игнорировать, какую вину оно порождало. Какую кошмарную неотвратимую реальность открывало. Ту, где он бы сделал это снова. Ту, где он податливо лежал, пока всё желание бороться вытекало из его тела. Лео была невыносима мысль говорить, потому что где-то глубоко внутри засело понимание, что он всё только испортит.

А видя, как расстроен Майки, это было последнее, чего он хотел.

Вина крутилась и крутилась, и пальцы Лео разжались, а разум сбежал от него. По лицу Майки пробежала вспышка беспокойства, и это оказалось достаточной причиной для Сенсея взять управление и затвердить тело на месте.

Сенсей вернул руку себе. Прикрыл лицо, тяжело дыша. Чувствуя головокружение и неправильное расположение в теле. Лео только что начал паниковать, и скребущие темные мысли о смерти грозили захлестнуть их.

В будущем Сенсей знал смерть в лицо. Смерть тех, кого он любит. Бесконечное страстное ожидание собственной. Всё это были стороны одной и той же монеты. Отчаянная зависть тем, чьи страдания кончены. Им не нужно было скорбеть. Не нужно было продолжать, не нужно было стараться. Как мог он не фантазировать об этом, когда она незримым гостем следовала за ним с его бессонных подростковых лет, когда он страдал от комплекса неполноценности и нужды доказать то, что не сможет доказать никогда?

Сенсей пробился через эти мутные воды с мрачной решимостью, тяжело дыша, сцепив челюсти, выпрямился и протянул Майки руку.

«Ты знал, что я чувствую себя так же», — тихонько вставил Лео с галерки, где он скрутился калачиком, силясь оставаться в происходящем. Едва справляясь.

«Я знаю, как я себя чувствовал. Я надеялся, тебя это минёт».

«Меня ничто не минает».

— Я тебя теряю? — спросил Майки, и было на его лице проступило яркое виноватое выражение.

Сенсей твердо сжал его руку и, собрав все свои силы, встретился взглядом со своим мертвым братом. И не отвел глаз, даже если это прожигало его насквозь.

Майки открыл рот, засомневался. Вздохнул, тоже сжал его руку. Медленно сказал:

— Я… я надеюсь, ты понимаешь, почему я зол. Но также я надеюсь, что ты понимаешь, что я чувствую не только это. Я просто так чертовски счастлив, что ты здесь. Это всё, чего я хочу. Окей?

Сенсей шуманул Лео в уголке, глядя, понял ли он.

Лео ответил: «Он имеет право злиться».

Вздох. Потом Лео украл управление и высвободил руку, чтобы уверенно показать по буквам: Будь зол.

Сенсей мягко оттеснил его, отсекая подлизавшие берег волны паники, и взял управление повисшей в воздухе рукой: Будь счастлив.

В какой-то момент оба Лео разом смотрели на своего скрученного в комочек брата, запутавшегося, страдающего, но старающегося. Они криво улыбнулись и показали по буквам: Будь Майки.

Майки сглотнул со звучным щелчком. От ответил неверным голосом.

— Хорошо.

Руки Майки будто разрывало силой землетрясений, он тягал между пальцев краешки обмоток. Лео пристально, обеспокоенно на них посмотрел.

Майки убрал колотящиеся руки прочь с его глаз.

— Мы сейчас говорим про тебя, не про меня, — голос у него был холоден, но на щеках проступил жар, и он отвел взгляд. Лео вздохнул и позволил теме пройти мимо. В комнате зримо дрожала тишина, отражалась между ними, твердая, тяжелая, аж потрогать можно.

— Я не знаю, что еще мне делать со своим гневом, кроме как сдерживать, — Майки так и не поднял глаз и не отнял руки от пластрона, а на лице о сих пор горел румянец. В глазах блестело. — Просто… я не хочу быть тем, кто злится. Мне это не нравится. И тем не менее вот он я, глаза застилает красная пелена, я весь вскипаю, и… я злюсь на то, что я злюсь, и этому никак не помочь. Я… я ни с чем не могу помочь.

Его желваки напряженно работали.

Лео хотел снять этот груз с его плеч. Но не мог.

— Я не могу починить тебя. Я не могу починить себя, — выдавил Майки сквозь скрежещущие зубы. — И от этого я в ярости. Всё это, я знаю… я знаю, что не должен, что это было невозможно и все были в опасности, но черт побери, Лео, как ты мог…

Тишина — Майки сам себя оборвал, шумно дыша через нос. Так не и не повернулся к нему, плечи к ушам, руки дрожат.

С него чуть пар не шел. Тишина тянулась. Навязчивая, как бездна, как три часа утра, как тюремное измерение…

Сенсей начал напевать у них в разуме. Это была мелодия колыбельной, что пел им Сплинтер. Тихо больше не было. Лео закусил губу и ждал.

— Я не хочу просить тебя пообещать, что ты так больше не сделаешь, потому что я не хочу, чтобы ты мне врал, — наконец ледяным тоном сказал Майки.

Ему на спину будто вывернули ведро льда. Майки так невероятно хорошо его знал, потому что его план состоял именно в этом. Солгать, чтобы успокоить, что угодно, лишь бы Майки не говорил больше так, будто мир гибнет прямо здесь и сейчас.

Майки повернулся и посмотрел ему в глаза. Больше ничего не сказал, позволил говорить вместо себя взгляду, полному ярости, боли и пламенной любви.

Сенсей продолжал напевать снова и снова, сжал в их пальцах браслет на запястье, и напрямую заставлял Лео продолжать смотреть Майки в глаза. Почувствовать полную силу его взгляда.

Лео всё равно хотелось дать ему эту ложь, потому что Майки заслуживал такого успокоения. Но это было неправильно. Это не сработало бы. Майки видел его насквозь, потому что Майки уже делал то же самое, даже если не знал масштабов. Подмигнул и вспыхнул светом.

После бесконечной минуты Майки разорвал взгляд и пробормотал:

— Не говори никому, что я злюсь на тебя.

Лео показал, будто запечатывает свой рот на молнию и выбрасывает ключ. Кривая улыбка промелькнула на лице Майки, но она была слишком слабой, чтобы задержаться. Поежившись, он встал и прошелся узким кругом.

— Мне нужна минутка. Я не… я просто хочу минутку. Можно я позову кого-нибудь другого?

Лео подумал, что это забавно, и хотел сказать, мол, здесь и так есть кое-кто другой. Только эфемерный и надоедливый.

Сенсей встрял: «Эй».

Лео мотнул головой для Майки. Он в порядке. Тот засомневался.

— Мы не должны оставлять тебя одного. Донни сказал.

Лео закатил глаза и постучал по лбу буквой Д.

Майки ушел, и менее чем минутой позже его отсутствие заполнил Донни. Он принес с собой планшет и занял кресло. На нем было фиолетовое худи и гигантские пушистые носки.

— Майкл сказал, что это ненадолго. Чем ты его разозлил?

Лео взял свой телефон с прикроватной тумбочки и спросил через заметки: «лучшим вопросом будет, почему ты организовал мне охрану 24/7»

— Саркастичный кашель, — озвучил тот, прочитав, и сильнее сжал планшет. — Это не охрана. Ты сам об этом попросил.

Лео не помнил, чтобы он просил об этом. Он озадаченно вылупился на своего близнеца.

— Ты знаешь, то я не извиняюсь за то, в чем не виноват, — произнес тот, не отрывая взгляда от планшета. — Однако же, кажется, мне стоит объясниться. В мои намерения не входило создать устройство, которое лишит тебя комфорта и поддержки.

Ах. Пульсометр. Лео вспомнил, как показал Донни палец и указал на себя. Одиноко. И с того момента его не оставляли в одиночестве.

Донни выудил пульсометр из горки расходников на его прикроватной тумбочке. Устройство с готовностью помигивало. Донни осмотрел его, и его рот горестно искривился.

— Шли дни, а тебе не становилось лучше. Делая его, я не думал о том, что может тебе понадобиться, — ну. Естественно я думал о твоих нуждах, он считывает все необходимые жизненные показатели, чтобы можно было оставить тебя одного и не беспокоиться. Но он был не для тебя, а для наших обожаемых братьев.

Лео этого не то чтобы ожидал, так что он вопросительно хмыкнул.

Его близнец вздохнул, положил пульсометр обратно и подтянул колени ко лбу, погружаясь глубже в худи и балансируя планшетом.

— Видеть тебя таким нелегко им давалось, — пробормотал он. — Им нужен был перерыв. Пока они сидели там и пялились на тебя, лучше им не становилось. Это — единственный способ, который заставил их отойти от тебя хоть на мгновение.

Лео не смог не улыбнуться ему, вздохнул и показал спасибо. Донни мотнул головой и скрутился еще мельче в кресле:

— Тебе не стоит благодарить меня за это. Из-за этого в момент, когда поддержка была нужна тебе больше всего, ты проснулся один. Я знаю, это сделало тебе больно.

Лео пораскинул мозгами, выбирая между разными ответами. Он мог указать, что несмотря на изначальное утверждение Донни это становилось опасно похоже на извинение. Использовать это для бартера и заставить Донни показать ему свой панцирь. Опуститься до навязывания чувства вины, чтобы заставить Донни обнять его как положено.

Вместо всего этого Лео сомкнул пальцы у рта. Завали. Потом пальцем поправил пару воображаемых очков на носу. Нерд.

Донни не принес ему извинение, потому что оно не было нужно. Лео не принял его извинение, потому что это было не нужно. Напряжение частично испарилось из линии плеч Донни, и в ответ он показал куда более грубый жест.

Хотя жесты вообще-то напомнили ему, что ранее сегодня у Донни случился невербальный эпизод, и с того момента ему стало заметно лучше. Лео коснулся виска, показал Y и добавил давно установленный знак для невербального поведения Донни, быстрое переключение Н-В.

— А, — Донни наморщил нос, избегая его взгляда. — Просто нелегкое утро. Сейчас всё хорошо.

Нелегкое утро? Они же сидели и ели вафли. Ясное дело, его близнец совсем не спал прошлую ночь, но он явился на завтрак и разговаривал, когда пришел. Только…

Точно. Только когда Лео соскользнул, Донни перестал разговаривать. Возможно, утверждение, что диссоциация Лео «нелегко им давалась» распространялась и на Донни тоже.

Желание потребовать обнимашек возросло, но он одернул себя. Если Донни не хочет прикосновений сейчас, Лео не станет его принуждать. Вместо этого он закрыл рот на замок. Он не стал указывать, что его диссоциация его расстраивает. Он вообще не знал, что сказать. Только смотрел на темные круги под его глазами и беспокойные движения пальцев.

Минуту спустя Донни поднял взгляд и встретился с его. Снова вздохнув, он развернулся и протянул ему планшет.

На экране контрастно высвечивался чертеж протеза. Поверхность была синей и глянцевой, локоть выглядел очень сложно, а соединение с портом выглядело крайне детализированным.

— Мне указали, что, возможно, мне стоит спросить твоего мнения, — смято пояснил он. Лео задумался, кто. Возможно, Эйприл. Он приблизили порт, думая о том, что Сенсей говорил о нервных соединениях.

— Для большинства людей, перенесших ампутацию, протез приносит больше проблем, чем пользы, — добавил Донни, устроив подбородок в руке и следя за его лицом. — Приспособиться к жизни с одной рукой — не конец света. Протез ноги сравнительно легче — на нем всего лишь нужно ходить. А вот рука, и я еще не говорю про ладонь, — очень сложный механизм. Наши руки — одни из самых комплексных систем во всем нашем теле, обеспечивающие функциональность и проворство наших пальцев. Я быстро пришел к решению, что, чтобы протез приноси тебе пользу, мы должны применить нервные связи.

Чертеж руки был воистину хорошо проработан. Он практически идеально повторял форму и структуру левой руки Лео. Пролистав разные слои, Лео рассмотрел разные варианты дизайна. С неоново-голубой подсветкой. Еще один с сечениями показывал расположение проводов внутри.

— Чтобы сделать протез, который будет работать на нужном уровне эффективности, потребуется установка порта с нервными окончаниями, — продолжал Донни. — Это может оказаться большей морокой, чем оно того стоит, потому что многие отлично приспосабливаются к жизни с одной рукой. Так что я спрошу тебя, дражайший брат, это то, чего ты действительно хочешь?

Лео снова смахнул по планшету и нашел самый свежий дизайн. Его очерчивали ровные линии. На руке красовались простые полоски, соответствовавшие полоскам Лео. Приблизив, он почувствовал, как сердце забилось в горле.

На каждом пальце кто-то до осточертения заботливо расположил ногти.

Рядом располагалась маленькая заметка, какой материал лучше для них использовать, чтобы лак не воздействовал ни на одну из близкорасположенных систем. Сглотнув, он почувствовал, как болезненно сердце трепыхается у корня языка.

Лео поднял взгляд на своего близнеца, не в состоянии оправиться от количества заботы и вдумчивости, вложенных в руку. Настолько, что он добавил ногти, которые можно красить.

— Не надо на меня так смотреть, — сказал Донни. — Отвечай на вопрос.

Лео всерьез задумался об этом. Он знал, что будет больно, Сенсей уже давно об этом предупредил. Даже если Донни сделает ему руку, временами он всё равно будет ходить без нее. А еще ему нужно будет адаптироваться. Но… он ведь боец. Он целитель. Если ему дают выбор, он хочет иметь обе руки. Донни давал ему выбрать.

Лео потер плоской ладонью по груди. Пожалуйста.

— Дважды просить не придется, — Донни потянулся за своим планшетом и взглянул, какой дизайн Лео выбрал. — Этот?

Лео кивнул.

— Я претворю это в жизнь, — произнес он с твердокаменной уверенностью. Лео дважды стукнул по виску с неясной улыбкой. Я знаю.

Задумавшись над чертежом, Донни снова поднял взгляд на Лео с большим беспокойством. Нерешительно и осторожно он спросил:

— Не отвечай, если из-за этого будут проблемы, но… ты знаешь, как ты потерял руку?

Лео произнес автоматически:

— Я уделял ей мало внимания.

На галерке сознания громко фыркнул Сенсей: «Ты стырил мою шутку». Донни так гипертрофированно закатил глаза, что те чуть не вывалились из орбит.

— Ужасная шутка. Ноль из десяти.

Лео усмехнулся, на языке вертелся ответ «живу чтобы угождать». Он не смог пробиться сквозь внезапную волну неуверенности, чтобы эти слова слетели с его языка. Похоже, хоть какую-то часть его мысли Донни уловил и наклонился поближе, чтобы щелкнуть его по лбу.

— Идиот. Как твоя боль сегодня?

Ребра были чувствительны, но дыхание больше не представлялось бесконечной мукой. Перебинтованная рука, возможно, болела, но куда больше отвлекал сильный зуд. Он мог бы перечислить каждый смыкающийся стежок и каждый из них хотел расцарапать. Скорее отвлекало, чем болело. Он показал два пальца.

Донни впервые ему поверил и уверенно кивнул:

— Хорошо.

Тихий стук в дверь. Майки сунул внутрь голову, выкручивая руки, и спросил:

— Не спите?

— Не спим, дорогой Анджело, — отрапортовал Донни и махнул, мол, заходи. — Не хочешь проинформировать своего самого любимого брата, о чем вы тут спорили?

— Неа, — ответил Майки ложно-радостно и, считав приглашающий жест за настоящее приглашение, подскочил к нему.

Но Донни отдернулся, прежде чем тот успел приблизиться.

— Не трогай панцирь.

— Хорошо, — Майки свернул инициативу на обнимашки и устроился у Донни на в ногах, сжимая его колени. — Мы не спорили. Правда, Лео?

Лео ответил знаком «ок».

— Хм, — Донни не стал настаивать и отложил планшет, перегнулся через Майки, стиснул его и стукнул лбом по панцирю. Майки засмеялся.

— Устал? Хочешь остаться на ночевку с нами? Можем устроить черепашью кучку.

— Леон еще выздоравливает, — пожурил Донни слегка приглушенно в его панцирь, выстукивая по нему дробь. — На нем лучше кучку не устраивать.

— Мы можем оставить тебе свободное пространство, — бесстыдно продолжал настаивать Майки, как настоящий младший брат. Донни выпрямился, приложился губами к своей ладони и впечатал ее в макушку Майки.

— Наслаждайся ночевкой с Лео. У меня есть работа.

Майки попытался включить свои умоляющие глаза, но его бесцеремонно скинули на пол. Лео прыснул, Майки закряхтел, но подымаясь на локте, он улыбался. Донни взял планшет, повторил жест и шлепнул ладонью Лео меж глаз, после чего ушел.