Сознательными усилиями Лео удалось замедлить дыхание. Паутина кошмара липла к нему, а под весом утяжеленного одеяла постоянное давление утомления стало неизбежным. Он вроде как задремал, но легко проснулся, стоило кому-то заговорить.

— Ты в норме, Дон? — прошептал Раф.

— С чего ты взял, что нет? — ответил тот прохладно монотонным голосом, так что нельзя было сказать, он копает сам себе могилу или просто сарказмирует. Видимо, он это осознал и добавил: — В скобках искренне.

— Робот Донни, — глухо пробормотал Майки, до сих пор не желая отпускать Лео.

— Почему ты зацепился за меня, допрашивай Майки, это он плачет…

— Потому что я доверяю Майки в том, что он правда прочувствует свои чувства, — ответил Раф.

— Вздох, — Донни свернулся, становясь меньше. — Это абсолютно смехотворное заявление, разумеется я чувствую свои чувства, это буквально заложено в самом слове…

— Он не об этом… — начал Майки.

— Хватит меня перебивать, — огрызнулся Донни, скрипя зубами.

Нерешительное молчание. Раф и Майки пробормотали:

— Извини.

— Вы прощены, — тут же сказал Донни, потом вздохнул. Он заговорил, и пугающие слова звучали слишком контрастно по сравнению с его совершенно нормальным голосом: — Что вы хотите от меня услышать? Я испытываю мучительную боль. И не имею понятия, как с этим справиться.

Лео никогда не стоит говорить, если что-то делает ему больно, он всё только портит.

— Справляйся вместе с нами, тупица, — сказал Майки в нос — потому что он до сих пор был забит. — Мы всегда рядом для него, и мы всегда рядом друг для друга. Я так рад, что он наконец-то чувствует себя в безопасности настолько, чтобы рассказать нам, что происходит.

— Ты плачешь, — указал Донни недоуменно.

— Ага, потому что что папа всегда говорит обо мне?

— Что у тебя в одном пальце ноги эмпатии больше, чем у некоторых во всем их теле, — пробормотал Раф. Или столько эмпатии, что можно осветить маленькую страну, еще одно выражение, которое употреблял Сплинтер, когда Майки пытался убедить его взять домой с улицы котиков, собачек, кроликов и жабок.

— Мне невыносима мысль, что он пробыл там так долго… — сказал Майки неверным голосом. — Но это хорошо. Он нам доверяет, мы можем ему помочь. Мы ему поможем. Мне и грустно, и радостно. Всё вышеперечисленное.

— Как ты еще не взорвался? — настороженно спросил Донни.

— Я же Майки, — в его голосе прорезалась едва заметная улыбка. Донни едва слышно посмеялся. Спросил:

— Раф?

— О, не думаю, что когда-либо был настолько зол, — ответил тот с фальшивым обыкновением. — Но с этой проблемой справляться мне.

Лео омыла новая волна ненависти к себе. Сенсей сильно его ткнул и сказал: «Хватит. Либо скажи им, что не спишь, либо засыпай. Хватит издеваться над собой».

«Я не должен был ничего говорить».

«Почему?»

«Я сделал им больно».

Сенсей дернул его в разум, зафиксировал за плечо и вперил в него пронизывающий взгляд: «Почему ты хотел, чтобы Донни показал тебе, что не так с его панцирем?»

«Чтобы я мог помочь, — ответил тот. — Но это другое».

«Почему? Это зрелище доставило тебе боль. Тебе было больно знать, что твоему близнецу больно. Но ты хотел знать, хотел разделить с ним эту ношу, дать ему решение и понять, с чем он пытается справиться».

«Неважно, если мне больно», — Лео упер взгляд в пол, в ничто под ними, не в силах взглянуть Сенсею в глаза.

«Вздор. Вздор. Эй, Лео, посмотри на меня. Посмотри на меня».

Это был приказ. Лео не хотел подчиняться, но он уважал Сенсея, так что неохотно поднял взгляд.

«Ты опрометчив, — заявил Сенсей, и эти слова пронзили его в самое сердце. — Эй, слушай меня, я еще не всё. Ты опрометчив, но не с ними. С ними — никогда. Ты первым скажешь никаких полусмертельных мер, давайте постараемся не вернуться домой на носилках — ты устремляешься к опасности, чтобы им не пришлось. Ты опрометчив с собой. Ты сделаешь ради них что угодно, и ты только что выложил доказательство этому, когда рассказал им, через что именно прошел, чтобы спасти их».

Нижняя губа Лео задрожала. Он спросил, попытавшись задираться и проиграв: «И?»

«Ты видишь лишь то, что считаешь своими провалами. Тебе кажется, что ты должен со всем справляться сам, а если ты не сможешь, то зачем ты вообще здесь?»

«Ты собираешься перейти к воодушевляющей части своего спича, ояджи?»

«Не называй меня так, — он изобразил забавную улыбку. — Лидер не должен заменять команду. Мы оба знаем, что без наших братьев мы ничто. И ладно, это не самая здоровая мысль, но от нее мне так избавиться и не удалось. В любом случае тебе стоит исходя из нее понять, что с ними ты всё».

По спине Лео пробежал холод, он едва был в состоянии смотреть на Сенсея.

Тот продолжал говорить, будто лил теплый сироп: «Ты делаешь их сильнее. Ты даешь им надежду. Вы сильнее все вместе. Они хотят, чтобы ты был рядом, они хотят работать с тобой, они хотят, чтобы ты был счастлив. Ты сделаешь ради них что угодно, и если ты не позволишь им сделать что угодно для тебя, будет больно. Если ты не станешь делать что угодно ради себя. Никто не заслуживает боли. Даже ты. Черт побери, малой, особенно ты».

У Лео внутри сцепились в клетке эмоции, он не мог остановиться на чем-то одном. Его попытки спорить напоминали борьбу с бурным течением, когда колени гнутся и дрожат под напором воды. «Они все… они всегда были такими замечательными. Раф настоящий герой, он сильный, он отважный, он добрый. Донни гений, он влюблен в свое дело, он щедрый и такой безумно талантливый. Майки это чертова сила природы, он сострадательный, творческий, у него огромное сердце. Я же… я просто излишне высокомерный компульсивный лжец, еще и дико незрелый вдобавок».

Сенсей выдохнул, размышляя, а потом хитро улыбнулся: «Ну да. А Раф импульсивен, его нельзя оставить одного больше чем на десять минут, а еще он обожает класть вещи на верхние полки, куда никто не может дотянуться. Донни мегадраматичен, жесток, и гонору в нем на прайд львов. Майки безответственный трусишка, который не сумеет соврать, даже чтобы спасти свою жизнь. Но ты всё равно их любишь. Прямо как они любят тебя! Потому что ты невероятно сообразительный, смешной, в тебе прорва упертости и самоотдачи, и, разумеется, не будем забывать, как сильно ты их любишь…»

Небольшая пауза. Сенсей добавил, прикрыв лицо рукой, когда его плечи затряслись от бессильного смеха: «Дерьмо, я тебя ненавижу, это слишком напоминает самоанализ, жеваный ж ты крот».

Течение победило. Его плечо упало в руке Сенсея, и в то же мгновение, как он кинулся вперед, Сенсей заключил его в крепкое объятие.

«Я знаю, что это тяжело, — прошептал Сенсей с болью и том пониманием, которое приходило от того, что ты та же гребаная личность. — Я знаю, знаю, дружок, это так тяжело, и кажется, что легче не станет никогда. Лишь потому что твой мозг говорит тебе, что твоя боль не важна, это не становится правдой. Пусть твой мозг говорит тебе, что ему нахрен заблагорассудится, это просто химический суп, который придумывает всякое. Ты должен справиться со своим страхом отторжения, чувством собственной неполноценности, со всеми логическими ловушками, которые ты выстроил за годы, и подойти к ситуации так, как ты бы хотел, чтобы к ней подошел Майки. Так, как ты бы хотел, чтобы к ней подошел Донни. Так, как ты бы хотел, чтобы к ней подошел Раф. Взять хоть одну унцию любви к ним, которая горит в тебе, и применить к себе».

Все конечности Лео были такими слабыми, каждая его частичка была обессилена и устала стараться. Он разомлел в объятии Сенсея, продолжая скручивать прижатый к его пластрону кулак, пытаясь почувствовать какой-то покой, пытаясь слушать.

Это было тяжело. Слова дребезжали в его мозгу и не могли впитаться. Он хотел, чтобы они просто впитались, так будет проще. Он до сих пор чувствовал раздражение за то, что Сенсей не позволил ему погрязнуть в простой самоненависти. За то, что он был лицемером и говорил ему делать то, что сам никогда не делал. Ему эта мотивирующая речь сто лет в обед не нужна.

«А до того времени буду с тобой, — пообещал Сенсей. — Мы будем учиться вместе. Неудача — временное явление, пока ты еще жив, верно?»

«Ты просто отстой», — ответил Лео, раздавленный так вдумчиво. Сенсей посмеялся и склонил голову к его голове.

«Ага, я такой. Чемпион отстоя. Дыши, малой. Давай просто подышим некоторое время».

Они дышали. Движение воздуха проходило сквозь ветви. Бездна была расчерчена гигантской растительностью, набиравшей вес и распространявшейся дальше. От корней пол стал неровным, кочковатым, в воздухе висела пыльца, отчего бездна казалась почти домашней.

«Почему дерево? — задался вопросом Лео, наблюдая за живыми веточками. — Я вырос в канализации Нью-Йорка, ты провел последние двадцать лет в апокалиптической пустоши. Какого хрена из всех возможных вариантов мое подсознательное выдало дерево?»

«Это риторический вопрос или ты реально ждешь ответа?» — переспросил Сенсей, устраиваясь поудобнее под ветками. Он перекрестил ноги и прикрыл глаза, и Лео понадеялся, что его медитация поможет им выкарабкаться обратно наружу. Они не столько соскользнули, сколько сосредоточились на внутреннем разговоре, так что вернуться не должно стать большой проблемой.

«А у тебя есть ответ?»

«Я точно мог бы придумать что-нибудь саркастичное. Например, а мне откуда знать?»

Лео неторопливо устроил ноги поверх коленей Сенсея, откинулся назад и уставился на аккуратное покачивание паукообразных веточек над ними.

«Ты же отец, неужто не читал брошюру, что теперь ты должен знать всё?»

«Наверное, она затерялась на почте», — весело фыркнул Сенсей. Он положил ладонь на его икру, удерживая на месте.

Тишина. Она была приятной, будто купаешься в ванне. Лео нерешительно нарушил приятное мгновение покоя: «Я рад, что ты здесь».

Сенсей ответил мычанием, не отпуская его ногу, сжимая чуть крепче.

«Серьезно, — настаивал он, следя за трепетом молодых листьев, чтобы не смотреть ему в лицо. — Не думаю, что справился бы без тебя».

«Ты такой сильный и упорный. Ты справился бы, — пауза. Те же самые слова он сказал Кейси-младшему. — Но я рад, что и тебе тоже не придется».

Лео улыбнулся, вспомнив ответ Кейси. Упорство не спасает от боли. Он не сказал этого, потому что он не Кейси, крутой мальчишка, взращенный в апокалипсисе. Он был Хамато Леонардо, что бы это ни значило, к лучшему или к худшему.

Потеплевшая, приязненная тишина плыла вокруг. Лео тоже закрыл глаза, просто чтобы окунуться в нее. Они дышали. Издалека донесся пуховый звук. Иголочки в пальцах ног, которым он старался пошевелить.

— Вам двоим лучше вернуться, я ходил в Старбакс, — соблазнял голос Донни из-за завесы.

«Ооо, нямка», — Лео с готовностью всплыл и обнаружил в своей комнате свет. Майки складывал его вещи в корзину для белья, а Донни в бомбере нес поднос с напитками.

— Вот бы это всегда было так легко, — усмехнулся он кривовато и спросил: — Число по шкале и какая версия присутствует, пожалуйста?

Лео быстро заморгал, стараясь свести на нет двоение в глазах. Он потер глаз, переключился между единицей и двойкой, а потом стукнул Л по губам.

— Доброе утро, Леон. Сейчас двадцать минут двенадцатого, среда. Мы не уверены, в какой момент ты соскользнул, но с того момента, как мы встали, прошло четыре часа. Ты испытываешь необходимость в чем-либо? — отрывисто, по-деловому спросил Донни.

Когда Лео постарался заговорить, то обнаружил, что в горле всё слиплось, так что удалось прохрипеть:

— Что ты мне взял?

— Холодный зеленый чай, — Донни вынул стакан из подноса и протянул ему.

— Мой любимый, — всё еще хрипло сказал Лео, умудрившись задиристо улыбнуться. — Какой же ты сталкер.

— Леонардо, я тебя шестнадцать лет знаю, — негодующе ответил тот. Лео посмеялся. Майки бросил бельевую корзину и приблизился:

— Ооо, а можно попробовать?

— Тебе не понравится, — Лео протянул напиток ему. Майки отсербнул, и его лицо тут же скрутило гримасу.

— Фу.

— Говорил же, — без удивления сказал Лео. Он отпил, и холодная жидкость пробила путь по его сухому горлу. Донни протянул Майки его напиток — огромный пересыпанный шоколадной крошкой фраппучино с таким количеством взбитых сливок, которое не нужно ни одной черепахе в Нью-Йорке, и сам принялся за свой простой кофе. На подносе остался мокко.

— А где Раф?

— Я не знаю. Он сказал, что скоро вернется, — Майки пожал плечами. Судя по его виду, ему было некомфортно.

— Ни капельки не загадочно, сказал он саркастически, — пробормотал Донни. Он сделал большой глоток кофе и скривился.

— Он горячий, — поумничал Лео.

— Ах, термодинамика, суровая госпожа, — ответил Донни. — Вы вдвоем справитесь? Я пойду найду Рафа.

— Всё пучком, детка, — Майки подмигнул, каким-то образом уже размазав взбитые сливки по носу. Донни отсалютовал им своей чашкой и ушел с последней кружкой на подносе. Лео подозвал Майки жестом:

— Иди сюда.

Тот стоял спокойно, пока Лео отер его лицо. Затем улыбнулся сверкающей улыбкой на тысячу ваттов и казал:

— Спасибо, бро!

— Ты занимаешься моей стиркой? — с усмешкой спросил Лео.

— Донни постирал твое худи, но у тебя больше ничего и нет, — Майки засуетился и протянул ему его любимое синее худи. Оно ничем не пахло — последствия порошка Донни.

Лео не без борьбы натянул худи через голову с одной рукой, а потом принялся хлопать по Майки пустым рукавом.

— Что? Что? — спросил тот, сдерживая пузырящийся в горле смех.

— Люби меня, — проныл Лео.

— Есть, начальник! — к нему немедленно прилип вес младшего брата. Лео насладился объятием и позитивным физическим откликом. Затем сказал:

— Стирка — это скучно. Тебе стоит снова меня куда-нибудь вытащить.

Майки едва заметно напрягся.

— Я не думаю, что это хорошая идея…

— Не далеко, — Лео закатил глаза и лишний раз его стиснул. — До твоей комнаты. Я хочу поделать стикеры.

— Ооо! — Майки тут же оживился. — Хорошо! Эм. Как?

— Достань мне мой костыль, я справлюсь. А ты понесешь напитки.

Еще мгновение нерешительности.

— Ты уверен?

— Поверь мне, Мигель. Я профи, — Лео выдал свою самую обворожительную улыбку.

«То, что сегодня нам немного лучше, не значит, что нам хорошо», — предупредил Сенсей.

«Если я не начну двигаться, я взорвусь», — в ответ предупредил Лео.

Майки выпутался и сходил за костылем. Лео не торопился, уперся обеими стопами на полу, проверял, выдержат ли они его вес. Будет непросто, гравитация…

Не думай о гравитации. Комната закружилась. Лео зажмурился.

— Порядок? — Майки положил ладонь на его плечо, нервно топчась рядышком. Лео показал ноль. Он отложил костыль и постарался заземлиться, вдавливая пятки в пол.

— Я мог бы принести стикеры сюда, — предложил Майки.

— Я хочу двигаться, — Лео проскрежетал зубами, злой и разочарованный. — Я хочу не смотреть на свои стены хотя бы типа десять минут. Пожалуйста.

— Хорошо. Хорошо. Держись, — Майки унес напитки и вернулся, оставив дверь открытой. — Я помогу.

Лео сунул костыль под левую, Майки подлез под обрубок правой руки, бережно обхватил его панцирь. Медленно, без спешки они вырвались их тюрьмы его комнаты — уух, плохая мысль — в свет коридора. По звуку нельзя было определить, куда подевались Раф и Донни. Вдалеке было слышно телек Сплинтера. Лео сосредоточился на танце, который выстукивали нервные пальцы Майки по его узорчатому карапаксу.

По комнате Майки будто мамай прошелся. Лео любил тут зависать, потому что не было чувства, будто нельзя что-то трогать, в отличие от комнаты Донни, и здесь приятно пахло, в отличие от комнаты Рафа.

Они разгребли пятачок на полу и взяли самоклеяющуюся бумагу. Было у них хобби наделать столько стикеров, сколько возможно, и потом во время патруля расклеивать их по Нью-Йорку. Лео нравилось использовать типографику, чтобы задействовать мемы, а Майки создавал прелестные крохотные шедевры, тоже, впрочем, пропитанные мемами.

Майки достал портативную колонку и поставил на повтор плейлист с песнями из мюзиклов, которые они оба любили.

Лео отхлебнул чаю и начал прикидывать расположение букв для стикера CAN I GET A WAFFLE. Майки продолжал перебирать тысячи маркеров. Его замершая у бока рука попеременно сжималась и открывалась. Ее прошивал неслабый тремор.

— Мне стоило спросить тебя, хочешь ли ты этим заняться, — Лео указал на его руку подбородком.

— Это ничего, — Майки тут же кинулся в защиту и сунул конечность за спину. — Кроме того, это не меня…

Майки заткнулся, явственно прикусив себе язык, наклонил голову, чтобы скрыть лицо в тени, и продолжил рыться в коробке с маркерами.

— Я всегда старался не цацкаться с тобой, Анджело, — небрежно заметил Лео. Зубами снял с маркера крышку и сплюнул на пол. — Пожалуйста, не цацкайся со мной.

— Я не… — Майки скривился и вздохнул. Он провел ладонью по лицу и отклонился назад, забыв про маркеры. — Я просто очень, очень сильно расстроен, что подвожу тебя сейчас. Я ничего не могу сделать нормально, я всегда всё порчу, а я не хочу всё портить.

Лео вспомнил срыв в туалете ресторана Хэсо и поглядел на дрожащие буквы на самоклейке. Он забыл, что он не левша, так что обыкновенно аккуратные, выверенные буквы вышли из чата. Его тут же накрыла волна разочарования — а как это сказалось на Майки, он ведь потерял свою отдушину, свое дело, свой фонтан для вечной искры креативности, и всё потому, что у него дрожат руки.

— Ладно, тогда давай не будем говорить обо мне, — Лео задумчиво отхлебнул еще прекрасного напитка, который любезно принес его близнец. — Это мы уже провернули, и ты тогда сказал, что мы можем поговорить о тебе в другой раз. Я хочу обналичить твое обещание.

Майки избегал его взгляда.

— Я сомневаюсь, что ты сейчас в правильном состоянии ума для этого. Давай просто займемся стикерами.

— Я правша, а ты трясешься как осиновый лист, — указал Лео и тут же отступил. — Ладно. Давай просто займемся стикерами. Не будем торопиться.

«Собираешься отпустить?» — спросил Сенсей.

«Ой, я даю ему минут пять», — фыркнул Лео.

Спустя пять минут, в течение которых оба старательно пытались рисовать в дымке безмыслия Гамильтона, Майки сломался:

— О чем думаешь?

— Ты уморителен, ты это знаешь? — Лео самодовольно, триумфально улыбнулся.

— Эй, — Майки оскорбленно прижал колотяющуюся руку к груди.

— Это так, — Лео потянулся, чтобы взять его ладошку в свою, чувствуя, как ее сотрясает, и сжимая ее. — Ты стараешься изо всех сил. Столько времени проводишь с Драксумом, вкладываешь все свои силы, чтобы восстановиться, чтобы что? Ты чувствуешь, что должен быть полезен?

Эхо их разговора у Хэсо. Майки скорчил гримасу, потянул руку на себя, но Лео не отпустил, а сжал только крепче.

— Сенсей сказал… — Майки прерывисто, с силой выдохнул, и когда он поднял взгляд на Лео, в нем отражалась вся внутренняя борьба. — Он сказал, что предпочел бы, чтобы я был жив. Значит, я умер. Так?

— Да, — во рту у Лео остался привкус пепла. Сенсей неловко поерзал.

— Ага, — Майки сглотнул, и его горло щелкнуло. — Я подумал… когда ты смотрел на мои руки, когда ты впервые проснулся. И сказал, что это могло убить меня. Это был Сенсей? Так я и…

«На самом деле, я вдруг понял, что я не знаю, как к этому подступиться», — сказал Сенсею Лео, обескураженный масштабом разговора.

«Встречайте нашего следующего участника», — мрачно пошутил тот и вышел вперед. Трепет, Лео легко и благодарно отступил. Сенсей распутал их руки, чтобы показать С у губ:

— Привет, Майки.

— Привет, Сенсей, — его голос ослабел. — Как ты?

— В норме. Отвечая на твой вопрос, да, в тот момент я присутствовал. И да, именно так ты умер в будущем. Ты удивлен?

На лице Майки поселилось дерганое мрачное выражение, которое там было не к месту. Пойманный, он слегка прищурился:

— Когда я открывал портал, я чувствовал, будто разрываю себя на кусочки. Так что. Полагаю, не особенно.

— Так зачем бросаться в восстановление с таким рвением, если ты знаешь, что это опасно? — уточнил Сенсей, уже зная ответ. Он хотел завести Майки в маленькую ловушку, потому что никогда не брезговал эмоциональными манипуляциями.

— Потому что это мое самое большое достоинство. Потому что тогда я полезен. Потому что… — Майки замолчал, закончив прихныком. — Не заставляй меня говорить об этом, Сенсей. Я помню, что ты сказал, что всем достаточно того, что я остаюсь Майки и бла-бла-бла. Я это понимаю, у меня знаний в эмоциональном плане больше, чем у всей этой семьи вместе взятой.

— И хорошо, что ты это понимаешь, потому что без тебя мы были бы потеряны, — Сенсей подмигнул.

Майки нервно прыснул.

— Нет, правда, — настоял Сенсей и наклонился ближе, оборачивая шутку в серьезный разговор. — Абсолютно каждый из нас без тебя был бы потерян. А если ты знаешь, что это опасно, что ты рискуешь собой… когда Лео так сделал с вами, тебе было приятно?

— Это нечестно, — вспыхнул Майки, запахиваясь защитным гневом.

— Разумеется это нечестно, — скептически продолжал Сенсей, не боясь давать отпор. — Ничто из этого не честно! Никто из вас не должен был попасть в ситуацию, где кому угодно из вас придется пожертвовать собой! В том-то и дело, Майкс. Сейчас ты дома, в безопасности. Ты можешь притормозить с давлением. Никто, ни я, ни Лео, ни кто-либо еще не хочет, чтобы ты убивался ради нас. Ты точно знаешь, как много боли это приносит. Ты это знаешь.

Майки кинул в него маркер. Сенсей уклонился, едва-едва, их тело сейчас не было в нужном состоянии для рефлексов ниндзя.

Лео молча попросил пустить его вперед. Сенсей тут же вернул управление, остался рядом. Секундой позже Лео сказал:

— Тебе нужно быть осторожнее.

Майки прищурился на секунду. После уверенно объявил:

— Лео.

— Что меня выдало?

— Понты.

Лео не сдержал смешка, хотя и не позволил веселью задержаться.

— Я серьезно.

— Привет, серьезно, я Майки.

«Ооооо», — Сенсей прыснул.

— Ты что, я? — предъявил Лео.

— Должен признать, это чертовски эффективная стратегия, — Майки закусил губу. — Прости. Я знаю, что ты серьезно. Я знаю, что ты боишься, что я пострадаю. Я знаю, потому что то же самое относится к тебе. Мы два идиота-сапога пара.

— Так ты обещаешь, что больше никогда не будешь этого делать?

— Это крайне наглый вопрос, а сам ты это пообещаешь?

«Тебе стоило этого ожидать, чувак», — вставил Сенсей.

«Ох уж эти бесячие младшие братья», — фыркнул Лео сердито, а вслух сказал:

— Ты предполагаешь, что мы замкнем эдакое бесконечное кольцо самопожертвований навсегда, что ли? Я старше, мое слово — закон.

— Тогда законом будет слово Рафа. И я не думаю, что он на это согласится, — самодовольно заметил Майки.

«Неважно, я сам его прибью».

«Нет, не прибьешь», — тепло фыркнул Сенсей.

— Что ты в таком случае предлагаешь? — пробормотал Лео.

— Я не знаю, — Майки выдал свою обыкновенную честность. — Страшно понимать, что мои силы могут меня убить. Не могу сказать, что хочу до этого довести. Но также не могу утверждать, что не стану пытаться помочь, когда буду понимать, что могу.

— Кхе-кхем.

Лео подпрыгнул чуть не до потолка и схватился за грудь:

— На тебя надо колокольчик повесить.

Сплинтер мрачно улыбнулся. Он стоял в дверях, явно впустив себя сам. Он спросил:

— Можно войти?

— Ты уже вошел, — указал Майки, но он тоже улыбался. Потом махнул рукой: — Тогда закрой дверь за собой. Ты хотел поделать с нами стикеры?

Сплинтер закрыл дверь и присел на корточки между двумя черепахами.

— Меня всегда веселит, что когда я сижу с вами, вы всегда пригибаетесь, чтобы быть на одном уровне со мной, — посмеялся он и взял Майки за щеку с невыносимо нежной улыбкой.

Лео даже этого не осознавал, но разумеется он так делал. Это ведь его папа, он никогда не хотел возвышаться над ним. Это было бы странно.

— Когда вы резко прибавили в росте, я боялся, что вы меня перерастете, — медленно начал Сплинтер. — Как в физическом плане, так и в том, нужен ли я вам. Однако же каждый день я вижу, что мои мальчики могут вымахать столько, сколько хотят, но навсегда останутся моими маленькими черепашками. Моими дорогими мальчиками.

— Ты пришел, чтобы разводить тут слякоть, пап? — развеселился Лео.

— Я пришел, потому что услышал, как мои мальчики ведут себя как идиоты, а значит, мне нужно расставить точки над i, — Сплинтер выпрямился, а его хвост остро изогнулся.

— Ух блин, — Лео немного надеялся, что он этого не слышал. Майки закусил губу.

Сплинтер поманил Лео ближе движением пальца, и тот неохотно пересел, так что Сплинтер смог взять единственную руку в свою и крепко сжал.

— Вы меня слушаете? — спросил он.

— Да, пап, — хором протянули Лео и Майки.

— Я вырастил вас не для того, чтобы умереть.

Воздух со свистом вышел из легких Лео. Его лицо скривило виной и чем-то еще. Сплинтер продолжал:

— Это именно то, чего я не хотел, когда отстранился от своей семьи. Когда я вас растил, я не планировал взрастить солдат для великого добра. У меня были мои неповторимые маленькие мальчики, которые выросли в прекрасных, талантливых, смелых, совершенно неповторимых мужчин. Ясно?

— Но… — начал Майки.

Сплинтер сплющил его щеки и одарил его яростным взглядом.

— Мы не будем спорить, кто ради кого будет собой жертвовать. Синий. Что я сказал тебе, когда мы впервые заговорили об этом?

Лео помнил кучу слез и истерику. Но также и саднящие слова:

— Чтобы у моей жизни появилась ценность, мне не нужно ее отдавать.

— Рад, что ты это помнишь, — Сплинтер стиснул его руку. — Оранжевый, я говорю то же самое тебе. Чтобы иметь ценность для нас, тебе не нужно разрывать себя на кусочки. Если это правда, что в будущем ты умираешь от силы, которую имеешь… тогда на тебе ответственность сделать так, чтобы этого никогда не случилось. Я хотел бы, чтобы ты научился сотне способов спасти себя, прежде чем ты спасешь хоть кого-то еще. Почему?

Это был направляющий вопрос. Майки вздохнул и произнес:

— Потому что ты вырастил меня не для того, чтобы я умер?

— Мальчики мои, — кивнул Сплинтер. — Я так вами горжусь. Больше никаких споров о том, кому нужно умереть. Я ни слова об этом слышать не хочу. И я тут самый старший, так что мое слово — закон.

— Хорошо, пап, — снова синхронно вставили Лео и Майки, чувствуя себя как следует отчитанными.

— А теперь расскажите мне, какова цель этих стикеров, — Сплинтер подобрал самоклейку и с любопытством осмотрел со всех сторон.

Майки улыбнулся, его плечи расслабились, и он протянул отцу парочку маркеров:

— Чтобы клеить на всякое. Хочешь сделать стикер с острым супом?

Лео чувствовал, как сердце бьется в горле, и склонился над собственной бумажкой, чтобы спрятать то, насколько маленьким и зажатым он почувствовал себя после этого разговора. Как в его голове застряло воспоминание о первом разговоре со Сплинтером об этом.

«Я тоже от этом думал», — вставил Сенсей неохотно, выравнивая движение их руки на осторожных линиях букв их мема с вафлей.

Рядом с ними их отец с братом работали над стикером. Майки радостно указал, что если Сплинтер хочет, чтобы Майки научился как следует пользоваться своими силами и не навредить себе, ему придется проводить больше времени с Драксумом. На фоне играла гребаная Michael in the Bathroom. Сюрреалистично.

«Вся эта штука с ‘дело не во мне’?» — предположил Лео и зарылся в кучу в поисках синего маркера.

«Я держался за эти слова как за, не знаю, защитную мантру против того, как сильно я со всем облажался, — Сенсей присоединился к управлению и загнул кончик глянцевой бумаги. Он много вечеров проводил без протеза и писал отчеты о проведенных миссиях левой рукой. Благодаря этому действия шли автоматически, без особых сознательных усилий. — Незрелость и желание самоутвердиться в подростковом возрасте я возвел в абсолютную причину конца света и использовал как защиту: пока я не думаю о себе, я не смогу снова все испортить».

«На самом деле, звучит разумно», — ответил Лео и украл желтый маркер для бликов, снова снял колпачок зубами и сплюнул на пол.

«Ага. Звучит-то так, но я был просто гребаным подростком. Посмотри на Майки. Он незрел и тоже хочет себя доказать. Это означает, что он заслуживает умереть?»

От этого у Лео заболело горло. Ни капли не помогало, что периферическим зрением он до сих пор видел перебинтованные руки.

«Ты знаешь, что нет», — глухо ответил он.

«Мы это знаем. Когда Сплинтер смотрит на вас обоих, именно это он и чувствует. Конечно дело в тебе. Он любит вас. Вы его мальчики. Он вырастил вас не для того, чтобы умереть. Он всю жизнь плевал в лицо наследию пожертвований».

«Можно мы, пожалуйста, подумаем о чем-нибудь другом?» — слабо спросил Лео.

«Ты знаешь, что не можешь вечно бегать от этого».

«Вообще-то, думаю, что могу, спасибо».

Сенсей напряженно вздохнул: «Почему ты не хочешь слушать, когда твои родные говорят, что любят тебя?»

«Это что за вопрос? Я не знаю. Почему я не могу уснуть ночью, даже если устал? Это скудоумие. Это тупость».

«Лео…»

«Если бы я мог уйти от тебя, я бы ушел. Но я не могу. Так что можешь заткнуться?»

Тишина. Несмотря на гнев Лео, они до сих пор вдвоем работали над стикером. Стикер просто взрывался цветами и стилем.

«Прости, — наконец сказал Сенсей. — Ты очень стараешься, я не должен давить на тебя еще больше. Я понимаю, что побеждаю лишь в номинации лицемера, но ты должен понять, даже если ты ничего не собираешься с этим сделать, что желать смерти — плохо».

«Я это понимаю, — ответил он спокойно, подавляя гнев и раздражение, стараясь казаться спокойной рекой. Это было непросто, потому что Сенсею были известны глубины его мыслей. — И как я уже сказал, я не хочу об этом говорить».

Перед их лицом махнула рука, и они подскочили и смешались. Проигрывание пленки назад подсказало, что их несколько раз позвали по имени, и перед ними присел на корточки хмурый Майки.

Оба запихались, не понимая, кто ведет, потому что они вместе работали над общей задачей.

«Ты», — сказал Лео.

«Нет, ты», — настаивал Сенсей.

— Ты в норме? — обеспокоенно спросил Майки.

Тело откинулось назад и уставилось в потолок, моргая, будто это могло помочь определить, кто ведущий. Силясь остановиться на одной личности, они оба отстранились, давя друг другу ноги.

«Хватит усложнять, — рявкнул Лео. — Я просто хочу, чтобы ты перестал полоскать меня насчет моего психического состояния. Я, сука, полностью осознаю, что там всё паршиво, и я в любом случае не могу ничего с этим поделать, так что оставь меня в покое».

«Попросить о помощи — вот тебе внезапное предложение».

«Вот не надо мне. Не когда я чувствую тебя, когда я точно знаю, что сам бы ты никогда не сделал этого для себя. Я знаю, что ты лицемер, я это ты. А ты это я. Мы оба отстой. Харе делать вид, что я смогу стать чем-то, чем я не являюсь. Как и всегда, я, сука, не спрашивал твоего мнения».

Острые слова жалили. Лео оттолкнул Сенсея прочь.

На его лицо легла тень. Сенсей единожды кивнул и скрылся в бездне.

На мгновение Лео засомневался, возвращаться ли ему, его соблазняла мысль сдаться полностью. Погрязнуть в собственных страданиях. Но он знал, что Майки прямо тут ждет его, а он никогда по собственной воле не уйдет от своих братьев. Он пошевелил пальцами ног.

— Хей, — тепло поприветствовал его Майки, встретившись с ним взглядом. — Кто тут?

— Я, — ответил Лео и стукнул Л по губам, потому что эта фраза ни капли не помогала. — Прости. Сенсей меня выбешивал.

— Оу? — любопытно переспросил Майки.

Лео мотнул головой.

— Ничего такого. Где папа?

— Вернулся к телеку. Сказал приходить, если вздумаем снова быть идиотами.

Тихий смешок. Лео потер лицо. Он устал, снова чувствовал боль и некоторую летучесть без присутствия Сенсея. Он не злился на него на самом деле, он просто устал. Тут же пожалел, что оттолкнул. Гукнул в бездну: «Не вернешься?»

Никакого ответа. Лео вздохнул и спросил:

— Может, хочешь в таком случае сделать общий стикер?

Майки хотел. Они задизайнили единорога, передавая маркеры из рук в руки из-за нехватки координации у Лео и тремора Майки. Туман висел густо и неподвижно.

В дверь нерешительно постучали. Донни встревоженно спросил:

— Лео с тобой?

— Ага, — откликнулся Майки, с высунутым языком раскрашивая палец, чтобы попытаться оставить на бумаге отпечатки.

От тона голоса Донни Лео тут же напрягся. Он встревоженно поднял взгляд.

Донни сунулся в проем и сказал:

— На самом деле, он убьет меня за то, что я пошел за тобой, но я не хочу налажать. Мне нужно, чтобы ты взглянул, сломал ли Раф руку.