Уши набиты ватой. Далекие звуки, прерывающие тихий фон музыки. Более царапучие простыни медотсека, в руке жало капельницы. Лео чувствовал только медленно шевелящиеся пальцы ног, пока Сенсей следил, чтобы они размеренно дышали по рассчитанным интервалам.

Кто-то сидел рядом, держал его за руку. Судя по весу, этот кто-то уронил голову на матрас и медленно дышал во сне. Дыхание доносилось и с того конца комнаты. Лео удалось уговорить свои мышцы двигаться, а веки затрепетать и открыться. Было темно.

Донни держал его за руку, крепко, как кандалами, но в остальном сгорбился и спал мертвецким сном. Это была очевидно неудобная поза для сна. Фиолетовая бандана съехала, и, похоже, кто-то другой накинул одеяло на его плечи.

Лео повернул голову. Раф спал, откинувшись назад, устроив ноги поверх его кровати, скрестив руки на груди и широчайше распахнув рот. На раскладушке свернулся в крохотный клубочек Майки. Его телефон лежал включенным экраном вверх, играла тихая музыка.

Повисла тяжелая пауза, пока Лео прислушивался к музыке. Это был кавер Placebo на Running Up That Hill.

«Как думаешь, сколько прошло времени?» — спросил Лео, не будучи уверенным, хочет ли он услышать ответ, но ощущение потерянного времени было невыносимо.

«Не знаю, — Сенсей подвигал всеми конечностями, чувствуя их одеревенелость. — Можно проверить телефон».

Синий бампер лежал на прикроватной тумбочке экраном вниз. Лео потихоньку-помаленьку выудил руку из хватки Донни, взял телефон, клацнул по экрану и увидел, что прошло чуть больше дня. Час ночи. Днем ранее у него было непрочитанное уведомление от Донни. Посомневавшись, он открыл сообщение.

Донни: Ладно, Леон, ты знаешь, что у меня есть трекер, я замечу, что ты ушел.

Потом он, видимо, осознал, что телефон не с собой, потому что больше сообщений не было.

Когда Лео поднял взгляд от телефона, то обнаружил на себе взгляд открытых и не сонных глаз Донни.

— Где трекер? — спросил Лео хриплым от молчания голосом.

Долгое время Донни не отвечал. На его лице поселилось темное выражение, которое не ушло, даже когда он явно совершил попытку взять себя в руки. Сев, он отер глаза и наконец сказал шепотом, уважая сон остальных:

— Твой кулон.

Лео взял до сих пор лежавшую у него на горле цепочку и взглянул на нее. Где бы трекер ни был, он его не видел.

— Число? — спросил Донни.

— Один, — ответил Лео. Он устал, ему совсем не хотелось этого делать. Мысль струсить и выйти из игры соблазняла.

«У тебя получится», — поддержал Сенсей.

«Откуда мне вообще начать?»

— Сенсей в порядке? — спросил Донни, от которого маленький междусобойчик явно не укрылся.

— Он в порядке, — ответил Лео. — Это он…

Он заткнулся. Сказать Донни, что это Сенсей оттащил его от края, было не лучшим способом начать разговор. Он размышлял и интенсивно работал челюстями.

— Ты собираешься рассказать мне, какого черта ты там делал? — спросил Донни, уложив руки на колени и скрутив тугие кулаки. На лице сгустились тени.

Лео закусил губу. Он вспомнил свой изначальный план соврать и сказать, что ему нужно было подышать свежим воздухом. Так будет проще.

— Я сейчас не в том состоянии, чтобы слушать твою ложь, — предупредил Донни, сканируя глазами его лицо. — Пожалуйста, говори, только если собираешься сказать мне правду.

От его слов Лео омыло волной ужаса и непроговоренных эмоций. Он открыл рот, продрожал полминуты и резко захлопнул его снова.

Сенсей оставался с ним твердой опорой. Не давил. Ждал. Никуда не уходил.

Лео был уверен, что никогда не чувствовал себя таким напуганным. Внутри всё крутило и выворачивало. Он рвано вдохнул, и когда он наконец заговорил, его голос дрожал:

— Ты говорил, что если я соберусь принимать решение, которое затрагивает тебя, я должен буду сперва с тобой посоветоваться.

В глазах Донни что-то опасно, отчаянно блеснуло. Он хрупко кивнул.

— Мне было непросто, — продолжал Лео, вжимаясь в присутствие Сенсея, ища защиты, подушки безопасности, поддержки. Он не знал, как еще ему облечь это в слова, и замешкался.

— Лео, — выговорил Донни с дикими глазами. — Ты меня пугаешь.

— Я сам себя пугаю, — прошептал он.

— Так ты пошел туда, чтобы… — начал Донни болезненным голосом.

Пробка в горле мешала говорить. Лео прохрипел:

— Да, Ди. Думаю… думаю, мне нужна помощь.

— Конечно, Нардо, — мгновенно ответил Донни. — Мы сделаем всё, что тебе понадобится.

Потом, краткую паузу спустя, блеск в его глазах пролился слезами. Он выдавил: «Блять», — и спрятал лицо в ладонях.

— Иди сюда, — сказал Лео, почувствовав вспышку паники от вида, как его безукоризненный близнец плачет, и осторожно освободил ему место, не желая помешать ногам Рафа в изножье.

Донни даже ни секунды не сомневался, что, скорее всего, было самым огромным красным флажком, обвился вокруг него так плотно, как только возможно, и зарылся лицом в его плечо.

— Прости меня, — пробормотал Лео. Когтистая вина практически глодала его изнутри. Он столько времени провел, избегая мыслей о том, что его самоубийство сделает с его семьей, потому что знал, что это его сломает.

Но всё, что Донни сказал сквозь слезы, было:

— Спасибо, что сказал мне.

Весь неподъемный груз ожидания этого мгновения соскользнул, как лед с крыши. Глаза жгло, и Лео спрятал лицо в худи Донни, безуспешно пытаясь остановить слезы.

Они старались не шуметь, но потом задыхающийся всхлип сорвался с губ Лео, и Раф подорвался.

Движение замерло. Раф спросил с тихим ужасом:

— Донни был прав?

— Донни всегда прав, — пробормотал Лео сквозь слезы. Он до сих пор прятал лицо, так что увидеть не мог, но Раф двинулся в обратном направлении.

— Ммм? — раздался секунду спустя голос Майки.

— Иди обними Лео с нами, — сказал Раф, и черт, в его голосе тоже слышались слезы.

— Оу, — бесцветно уронил тот. Шевеление. Спустя минуту близнецов аккуратно передислоцировали в руки Рафа, а с другой стороны прилепился Майки.

Пространства было недостаточно. Было тесно и узко, и совсем скоро все четверо плакали. Лео был без понятия, что сказал им Донни, раз они всё поняли без дальнейших объяснений. Сейчас это не имело значения.

Значение имело то, что все они держались за него так, будто он падал. Со всех сторон его целенаправленно сжимали, Донни будто пытался сплавить их в единое целое, Раф стискивал, а голова Лео тонула в его огромной ладони, Майки украл его запястье и обвил пальцы поверх браслета и тикающих часов.

Натянутый до предела провод вдруг оборвался. Лео начал всхлипывать всерьез, страх перекинулся в безумное облегчение, что он что-то сказал, он попросил о помощи. И они все были рядом для него.

Он сказал им, что что-то делает ему больно, и они собирались помочь всё исправить.

Никаких вопросов вдогонку. Никакого допроса. Лишь непоколебимая поддержка после того, как все стены рухнули. Лео выбирался из-под давления, под которым прожил так долго, которое больше нельзя было отрицать после его травмы. Он вывалил на обозрение всё, что больше нельзя было игнорировать.

Он был так разбит, что плакал практически до тошноты. Ему и без того от ухода в темную после такого долгого перерывала было дурно и непросто ориентироваться, он разваливался на кусочки и так и плакал, когда его братья отползли и выпустили его из удушающего, но такого необходимого объятия, чтобы постараться очистить расчерченное солью лицо и выпить немного жидкости.

Всхлипы всё никак не позволяли взять себя в руки. Лео уставился на ободок своей бутылки с водой. Он сидел, а слезы скапливались на подбородке и капали ему на колени. Донни слева, Майки справа, Раф на корточках перед ним с влажным платком в руках, чтобы отирать ему лицо.

«Прости, видимо, я тоже плачу и не особо помогаю», — признал Сенсей сыровато. Он разделял управление, чтобы оказывать поддержку, но сам переполнялся эмоциями.

Это имело смысл, потому что с каждым рваным вдохом он чувствовал, как раскачиваются эмоции и как удваивается давление. Облегчение, которого он ждал шестнадцать лет, а Сенсей и того вдвое больше. По ощущениям напоминало, будто он выковыривает свои внутренности всем на обозрение, как будто высыпает всё свое наполнение, и внутри не осталось ничего, кроме саднящего эхо.

Лео не мог сказать, это была победа или поражение в долгом сражении. Возможно, это было начало новой битвы.

Донни открыл рот и закрыл, когда нижняя губа предательски задрожала. Вместо этого он аккуратно отстегнул капельницу и вынул катетер. Он суетился с пластырем и суетился над Лео.

— Простите, — выдавил он, потому что, похоже, ничего другого он больше говорить не умел.

— Мы всё решим утром, — твердо ответил Раф, и сталь в его взгляде гарантировала, что Лео будет в этом самом утре присутствовать.

Концепт этого пресловутого утра казался слишком близким, слишком страшным. Огромным. Лео неверно кивнул, ослабевший, дрожащий, ни в чем не уверенный. Он свернулся калачиком на боку.

«Как ты себя чувствуешь?» — осторожно спросил Сенсей, сам и близко не напоминая стабильность.

Лео думал над ответом почти слишком долго. Решил остановится на: «Пустым».

Сенсей помог дышать размеренно и неторопливо, пока не рассосался адреналин и не пришел сон. Братья рассортировались и устроились вокруг.

Сны были размытыми, как жаркое лето, как сверкающий мираж вдалеке. Когда он проснулся, мир до сих пор казался далеким-далеким, что не так сильно пугало, но и не особенно успокаивало.

Зрелище спросонья, как кто-то держит его за руку и плачет, уже не должно было удивлять. Впрочем, в этот раз личность этого кого-то доставляла особенно много боли.

— Прости, пап, — прохрипел Лео, едва разлепив веки. Его размеренно пронзала раскаленная добела агония за то, что он заставил отца плакать.

— О мой милый, милый малыш синий, — всхлипнул Сплинтер, одной ладонью сжимая его руку, а другой отирая лицо. — Я так, так сильно тебя люблю. Я скажу это тысячу раз. Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить.

— Прости, пожалуйста, — беспомощно повторял он, склоняясь вниз, представляя наилучшее подобие поклона из данной позиции.

Все, чего он добился, это что Сплинтер мягко поцеловал его в лоб, осторожно и нежно. Он сказал неверным голосом:

— Помнишь, когда ты был очень маленьким, однажды ты разбудил меня посреди ночи и спросил, умрешь ли ты во сне?

Малыш Лео познакомился с концепцией смерти и стал слегка одержим ею. Разделенное общее воспоминание, малое дитя незграбно карабкается в постель отца, и его тут же запахивают в теплые одеяла и успокаивающий запах папы, а руки, тогда казавшиеся такими большими, гладят его панцирь.

— Да.

— Ты был таким крохотным и дрожал, как листочек. И что бы я тебе ни говорил, что никто не умирает просто так, ты повторял снова и снова, что тебе кажется, что смерть придет и заберет тебя. Тогда я сказал, что знаю смерть, и ей не позволено забрать тебя. Что я всегда буду стоять между тобой и смертью, что ты можешь спать спокойно. И тогда ты уснул.

Повисла напряженная тишина. Сплинтер добавил, звуча ужасно старым:

— Я очень хотел бы, чтобы все твои проблемы можно было решить одним моим словом. И я не знаю, в какой момент времени ты перестал бояться смерти и начал активно искать ее. Но я знаю, что точно так же, как и когда ты был маленьким, я до сих пор стою между тобой и смертью, даже если ты этого не хочешь.

Горло Лео будто сшили наглухо. Слышать, как прямо его отец говорит об этом. Он не хотел признавать кошмарное существование этого. Но он сумел выдавить:

— Страх никуда не ушел. Просто этот вариант стал казаться менее болезненным.

На лице Сплинтера затрепетала ужасная эмоция, и стоило ему моргнуть, из его глаз полилось еще больше слез. Он произнес глухим, разбитым голосом:

— Мне так жаль слышать это, сын мой.

Лео едва удерживался, чтобы не отругать себя за искренность, за правду, которая делает его родным больно.

«Ты отлично справляешься. У нас всё получится», — уверил Сенсей.

«Аааааа», — был ответ Лео.

— Это мой синий великан? — спросил Сплинтер.

Лео благодарно отдал управление, и Сенсей встал вместо него. Он прочистил горло и сказал:

— Привет, пап.

— Ты в порядке? — Сплинтер пытливо изучал их лицо влажными глазами.

— Бывало и лучше, — признал Сенсей. Ничего ближе к правде он не говорил уже очень давно. — Частью убеждения Лео попросить о помощи было то, что я тоже о ней попрошу. Так что когда мы поймем, как это должно выглядеть, полагаю, мне она тоже понадобится.

— Значит, мы поможем вам, — пообещал Сплинтер, болезненно нахмурив лоб. — Я вас обоих не отпущу. Я подобен пиранье.

— Я думал, ты подобен крысе? — спросил Сенсей, потому что в основе своей он оставался Лео.

Сплинтер скованно потянулся и ущипнул их за щеку.

— Мне так повезло, что вы двое у меня есть. Вы планируете и дальше делить тело?

— Более безопасной альтернативы, похоже, не существует, — Сенсей скривился от щипка. — Всё нормально. Правда, всё не так и страшно. Если только вы не против, что мы меняемся и всякое такое.

— Нам так повезло, что вы оба есть у нас, — твердо повторил Сплинтер. — И не важно, как именно.

— Ага, — Сенсей охрип и снова прочистил горло. — Прости, что довели до слез, пап.

— Микеланджело говорит, что плакать полезно.

— Он умный малой, — нежно ответил Сенсей. Лео взял бразды правления, чтобы вставить:

— Я один помню, как он однажды засунул арахисовое масло в кассетоприемник?

Сплинтер рассмеялся сквозь слезы и отер лицо.

— Ладно. Вы готовы вставать, мои дорогие Синие?

Желудок Лео слегка повернулся. Он не забыл, что Раф пообещал разобраться со всем утром.

— Зависит от того, что произойдет дальше.

— Твоя сестра идет сюда с пончиками. По медовому круллеру для каждого из вас. А еще она составила план.

— Ну конечно составила, — Лео постарался не думать, как соврал ей в лицо об этом. — Она злится?

— Я не знаю.

— А кто-нибудь еще злится? — тише спросил он.

— Я не знаю, — повторил Сплинтер. — Мы все очень тебя любим, и ты всех нас очень напугал. Опять.

Лео повесил голову и некоторое время дышал.

Сплинтер наклонился ближе и взял его лицо в свои руки.

— Но я не злюсь, Синий. Я полон надежды, что ты услышишь нас теперь, что ты готов принять помощь и что ты выйдешь с другой стороны улыбаясь. Можешь ли ты слышать песню надежды или нет, я клянусь тебе, она всё еще поет.

С трудом сглотнув, он бессильно кивнул.

— Идем, — Сплинтер встал и хлопнул в ладоши. Он будто вовсе не плакал. — Пончики на подходе. Лучше времени, чтобы выбраться из постели, не придумаешь.

Лео осторожно сполз с кровати и потянулся за костылем. Братья нашлись в кухне. Они разговаривали, лица у них были серьезные и встревоженные. Лео понимал, что всё свалилось на них как гром среди ясного неба, но всё равно непросто было своим появлением останавливать все разговоры.

Лео открыл было рот, чтобы пошутить, чтобы ушло напряжение, но лишь почувствовал разгоняемый вагоном поезда воздух. Его лицо залилось жаром, он отвел взгляд — самое страшное признание, что всё не в порядке, и доковылял до стула, пока его слабые колени его не предали.

Майки подтянул стул к нему.

— Привет. Папа сказал, что Эйприл придет с пончиками?

— Ага, — ответил Лео, чувствуя, как пересохло во рту.

Растянулась неловкая пауза. Донни громко вздохнул и занял еще один стул.

— Я презираю хождение на цыпочках. Находишься ли ты в непосредственной опасности причинить себе вред, Леон?

А, любимейший слон в посудной лавке. Лео постарался сосредоточиться на выражении этим вопросом любви, а не на громоподобном хлопке страха пойманного на горячем. Он хотел пошутить, мол, только если мне не дадут пончик.

Но потом он подумал, как этот день прошел для его братьев, каким кошмарным образом беспокойство отпечаталось на их лицах. Юмор был его защитным приемом. Видимо, ему придется найти новые приемы.

— Я согласился принять помощь, — медленно ответил он, стараясь понять, как ему это сформулировать. Ведь опасность не исчезла только потому, что он уступил и попросил о помощи.

— Судя по всему, синий великан заключил с ним сделку, — вставил Сплинтер, подбираясь ближе к кофейнику. Из того валил горячий свежий пар.

— Этой ночью ты сказал, что Сенсей что-то для тебя сделал, — вспомнил Донни, изучая его пристальным, вдумчивым взглядом.

Слова столкнулись и забили ему горло. Он заставил себя прорваться и все равно передать мысль, пробежался по вариантам и показал побуквенно: «оттащил меня».

После этого признания в комнате как будто кончился воздух. К счастью, Эйприл выбрала именно этот момент, чтобы прибыть с коробкой пончиков в руках.

— Всем прочь с дороги, если я не обниму Лео в следующие десять секунд, я взорвусь, — скомандовала она, кинула коробку на стол и протопала к нему.

— Только не в кухне, — уронил Сплинтер, не подымая взгляда от кофе.

Эйприл не пришлось взрываться, потому что она стиснула его во всеуничтожающих объятиях всего через пять секунд. Лео ухнул и похлопал ее по спине, чувствуя себя настойчиво любимым и слегка усташенным.

— Кейси придет после уроков, — Эйприл отстранилась, взяла коробку и открыла. — Два круллера, по одному для каждого идиота в тебе. Съешь один, а потом у нас состоится разговор.

Лео был не голоден. Он скорчил рожу, потому что сама мысль о том, чтобы жевать и глотать, порождала так много мыслей в голове, одна страшнее другой.

«Я не скажу нет пончику, даже если после этого мне наступит жопа», — вставил Сенсей.

«Твои похороны», — ответил Лео и порадовался, что не сказал это вслух, учитывая, сколько напряжения висело в комнате.

Сенсей взял бразды правления и заодно пончик.

— Сенсей, — определила Эйприл, понаблюдав за ним мгновение. Тот приподнял пончик, одновременно благодаря и признавая, что это и правда он. — Так и знала. Лео никогда не сидит так правильно, — заявила она.

— Во мне не осталось ничего правильного, — ответил Сенсей и тут же понял, почему Лео старался не отпускать шуток. В напряженной атмосфере она была принята болезненно-прохладно.

«Думаю, мы сделали ошибку», — взвыл Лео внутри.

«Доверяй своей семье. Им многое нужно переварить. Дай им немного больше четырех часов, прежде чем считать, что всё кончено».

«Я все безвозвратно испортил», — безжизненно и нервно уронил Лео.

«Сперва нам нужно составить план. Сейчас всё зависло в воздухе. Разумеется, они на взводе», — увещевал Сенсей, прикончив пончик.

Семья разобрала остальные пончики. Сенсей поманил Майки ближе и убрал с лица шоколад, которым он уже успел обмазаться.

— Спасибо, Сенсей, — механически ответил тот. И что-то в его лице исказилось. — Можно я спрошу, что это значит? Что вы заключили сделку и что ты его… оттащил?

— Как много Донни вам рассказал? — уточнил Сенсей.

— Ты был… — лицо Майки залил румянец, он будто проглотил язык.

— Неважно, я просто расскажу, что сам знаю, как насчет этого? — Сенсей до чистоты облизал пальцы и обратил свое полное внимание к комнате. Ни на одном лице не было улыбки, и он знал, что будет тяжело, потому он и бегал от этого так долго. Но семья спасет их, спасет их обоих, что бы ни случилось. Это был акт тактической сдачи в плен. — Барри сказал, что вынуть меня из его головы, не убив по сути, невозможно. Поскольку я тоже Лео и тоже имею суицидальные наклонности, я был не против.

Сенсей дал им мгновение, чтобы впитать информацию. Устроившийся рядом Майки подскочил от удивления, лицо Эйприл стало замогильным. Донни устроился на той стороне комнаты, ни на кого не смотрел и активно работал желваками. Дыхание Рафа ускорилось.

— Лео достиг критической точки и открыл портал к безлюдной части платформы метро. Я оттащил его от края, и мы некоторое время спорили, потому что разговор о наших общих сложностях с психическим здоровьем шел уже давно. Донни нашел нас там, и с того момента мы ушли в темную и продолжили этот разговор.

Он снова остановился, не совсем понимая, как объяснить спор о лицемерии, и решил пропустить его полностью. Это не так уж и важно. Важная часть заключалась в том, как они договорились принять помощь.

— Сделка, которую я заключил с Лео, состоит в том, что если он согласится, я тоже приму помощь. Наша ситуация не давалась мне легко из-за того, как мое появление в разуме Лео повлияло на потерю его руки, той же руки, которую я потерял очень давно.

Лео перенял управление, безобразно фыркнул, скоренько стукнул Л по губам и быстро положил ладонь на глаза, чтобы не пришлось смотреть на всех.

— Ну, что уж тут. Потерять руку отвратительно, и все сосредотачиваются именно на этом, потому что это первое бросается в глаза. Но именно тупое гребаное тюремное измерение и проведенное там время так меня доконали и довели до ручки. Наверняка я бы просто был как Сенсей, всю свою жизнь оставался бы с пассивно-суицидальными наклонностями, но… — по его спине пробежала волна мурашек, а на лице прорезалась истерическая улыбка. — Теперь мне придется над этим работать. Так что да. Мы оба просим о помощи. Простите, что это заняло столько времени.

Повисла лишь крохотная пауза, и Эйприл стиснула его колено.

— Я слышу тебя. И мы поможем. Спасибо, что объяснил, и огромное спасибо, что попросил о помощи. Я составила план, ты готов его выслушать?

— Жги, — уронил Лео, стараясь не звучать боязливо и с большой неохотой отняв руку от лица.

— У меня со мной ноутбук, мы просмотрим каждого психотерапевта в Нью-Йорке и составим список тех, с кем ты хочешь попробовать поработать, — Эйприл похлопала сумку с ноутбуком, а решительная складка между ее бровями говорила, что это не вопрос. Это утверждение. Он начнет ходить к психотерапевту. — Нужно найти такого, который будет спокойно относиться к твоей природе, но после атаки инопланетян я всё чаще вижу людей, которые охотно смотрят в сторону нового. Это может занять несколько попыток. И поскольку поиск хорошего психотерапевта занимает много времени, параллельно мы будем делать кое-какую домашнюю работу.

Следом Эйприл вытянула на свет большую записную книжку и шлепнула на стол.

— Мы с Майки поискали информацию и решили, что пока у тебя не появится нормальный психотерапевт, мы подготовим план безопасности.

— План безопасности, — эхом повторил Лео.

Она похлопала по книжке.

— Его составляют для пациентов с депрессией и суицидальными мыслями. Это инструмент, чтобы не следовать этим мыслям. Мы придумаем порядок действий, чтобы любое волнение можно было сгладить, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. И защитные приемы, если станет слишком. Еще одна вещь, которую мы хотим устроить, это антисуицидальный контракт.

Лео тут же невольно скривил гримасу, и его сразу же омыла ужасная волна стыда.

— Не делай такое лицо, — указала Эйприл. — Ты его подпишешь. Он похож на план безопасности. Мы выстроим его вместе, укажем, какие позитивные изменения ты готов претворить, какие позитивные мысли о себе внедрить и каких целей ты хочешь достичь за указанный период. Скажем, за неделю. Затем ты подпишешь этот контракт, согласишься на то, что проживешь следующие семь дней как минимум и будешь работать над всем этим.

Лео не был уверен, как какая-то бумажка заставит его не убить себя.

Похоже, его сомнения были написаны у него на лице, потому что Эйприл добавила ледяным тоном:

— Ты подпишешь его с каждым присутствующим в этой комнате, со всеми, кто любит тебя, и пообещаешь нам, что не убьешь себя в следующую неделю. Через неделю мы переоценим договор и пройдемся по нему еще раз, чтобы видеть, что работает, а что нет. Ясно?

— Ты не то чтобы даешь мне выбор, — слабо отметил Лео.

— Именно, не даю, — пальцы Эйприл сжались в кулак, а за ее очками блеснула волна ярости.

— Тогда ясно, — он кивнул, поставленный по всем законам на свое место.

— Вы оба? — уточнила она.

За мгновение ока Сенсей вышел ровно настолько, чтобы сказать:

— Так точно, Коммандер.

Эйприл взяла себе стул и рухнула в него.

— Хорошо. Черт побери, мне надо вздремнуть. Я всю ночь не спала и волновалась за вас.

Острая боль вины.

— Прости.

Эйприл показала ему грубый жест, но по-черепашьи, соединив пальцы так, будто у нее их было два.

— Ешь свой круллер.

Лео взял его в руки, не особенно желая его есть, но определенно желая сделать что угодно, что сделает Эйприл счастливее.

И это включало пройти каждый болезненный шаг процесса, который она описала. План безопасности целиком сводился к инструментарию его психологических защитных приемов, гид с пошаговым применением, когда его одолевают плохие мысли.

Семья оставалась с ним. Все устроились за кухонным столом, обсуждали, попивая кофе и заедая пончиками. Донни прижимался бедром к его бедру, Раф принес ему апельсиновый сок, все включались, когда Лео оставался без идей.

Они прошлись по сигналам, что у него наклевываются суицидальные мысли, по факторам риска и триггерам, какие он смог вспомнить, стратегиям, которые уже были; по всем, к кому он мог прийти за помощью; как ему обезопасить свое окружение. Весь процесс напоминал болезненное ритуальное выдергивание зуба, в котором нужно было искренне, от души участвовать.

Эйприл подняла вопрос, как сократить причины не использовать план безопасности. Решили сохранить его на телефоне, чтобы было просто найти, и условились, какой жест будет значить, что кому-то нужно пройтись с ним по этому плану.

Антисуицидальный контракт дался еще тяжелее. Лео препирался, ему не хотелось подписывать это. Он чувствовал себя ужасно. Он не хотел ставить цели и совершенно не хотел участвовать в позитивных установках. Он бесконечно пререкался, и наконец пришлось прибегнуть к помощи Сенсея, чтобы заключить обоюдное соглашение жить и вписать туда одну позитивную установку. «Нас любят».

Все присутствующие расписались, в самом низу значились две подписи Хамато Леонардо. Лео подписался прожить как минимум семь дней. Это не должно было по ощущениям быть таким тяжелым обещанием, от которого в горле дребезжал валун.

Третьей частью плана был факт, что Лео не позволялось остаться одному даже на миллисекунду. С этим он спорить не стал.

Они долго просматривали психотерапевтов, Эйприл составила список тех, с которым он был готов попробовать поработать, и пообещала вернуться с данными, как они отнесутся к черепашьей ситуации. Потом она выпнула всех из комнаты, чтобы поговорить с Лео.

Его сердце уже ускорило бег. Он пошел на опережение и булькнул:

— Прости, что соврал тебе.

— Начало хорошее, — глухо заметила Эйприл. Под глазами засели мешки, она выглядела измотанной. И офигенно злой.

— Я просто… — Лео закусил язык, мотнул головой и попытался объясниться: — Я просто не думал, что об этом нужно волноваться. Я всегда себя так чувствовал.

По лицу Эйприл пробежала туча:

— Если ты рассчитываешь, что это должно звучать обнадеживающе, то ты ошибаешься.

Лео болезненно сглотнул.

— Ты не веришь мне, когда я говорю, что не способна потерять вас? — ледяным тоном спросила она.

Язык отек. Лео склонил голову, а на лице горел румянец.

— Ты не считаешь, что я люблю тебя? — голос Эйприл снизился до опасного шепота.

— Дело не в этом, — выдавил Лео.

— Я говорила тебе. Я сказала, что ты не в порядке, и тем не менее ты это отрицал, — возразила Эйприл. — Ты сказал, что просто пытаешься всё исправить. Что, блин, должна исправить твоя смерть, Леонардо?

Все его основанные на самоменависти оправдания замерли и иссохли на кончике языка от понимания, что его старшая сестра посчитает их полным и беспросветным вздором. Лео вымучил:

— Я сломан, ладно? Я должен был что-нибудь сказать, но изнутри я слишком дефектный, чтобы у меня хоть что-нибудь получилось. Прости.

Эйприл сцепила челюсти и отвела хмурый взгляд. Лео продолжал:

— Я знаю, что ты меня любишь, дело не в том, что ты недостаточно меня любила. Эйприл. Посмотри на меня.

Она посмотрела.

— Дело не в том, что ты недостаточно меня любила, — повторил он. — Это сидит во мне.

— Мы это исправим, — ответила она, а по голосу было слышно, что она отличительно близка к тому, чтобы заплакать.

Слезы Сплинтера приносили боль, но папа постоянно плакал над глупыми фильмами. А вот Эйприл могла резать лук и не поморщиться. Лео осознал, что никогда не видел ее плачущей.

Но до этого он также никогда не пытался себя убить.

Лео раскрыл объятия, и она влетела в него. Она плакала. Сняла очки, отложила на стол и держалась за него изо всех сил. Это было худшее, что он когда-либо делал, — заставил свою старшую сестру плакать. Было так больно, что практически невыносимо.

Он положил подбородок ей на макушку и гладил по спине. Эйприл несколько раз грохнула кулаком по его пластрону, всхлипывая. Он позволил.

Его до сих пор окутывало странное опустело-онемелое чувство, перекрывавшее любое желание заплакать. Он стиснул свою старшую сестру и сумел наскрести вины, стыда и немножко сил, чтобы держаться за нее.

Когда она была готова, она взяла себя в руки и некоторое время глубоко дышала. Она сказала:

— Это в тебе, но это не ты. Из этого можно выйти. У нас есть время.

Ему так не казалось. Ему казалось, что семь дней, которые он пообещал, — слишком большой спрос с него. Но не стал говорить этого прямо сейчас. Врать он тоже не хотел, так что не стал говорить вообще ничего.

Эйприл отвела его к устроившейся перед телеком семье, навернулась в кресло поверх Майки и заснула на месте. Лео устроился рядом с Рафом, стараясь не подавать виду, каким раскроенным и странным он чувствовал себя изнутри.

Почесывая зудящую культю, он пробормотал: «Блин. Так странно, когда пытаешься себя убить, а?»

«Доверяй им, — напомнил Сенсей. — Мы типа на первом шаге из сотни».

«Мне просто сначала кажется, что мы раздуваем из этого слишком большую проблему, а через две секунды вспоминаю, как сильно я себя ненавижу, сколько времени я провел, умоляя о смерти, и начинает казаться, что мы даже недостаточно раздуваем эту проблему».

«Если бы это было просто, мы бы давным-давно это сделали», — вздохнул Сенсей.

«Я просто хотел бы знать, что думают об этом мои братья».

«Ладно. Спроси их».

Лео нервно сглотнул, играя с кулоном. Возможно.