Кейси пришел, когда закончились уроки, обнаружил их всех перед телеком за отчаянной попыткой выглядеть нормально, хотя было до боли очевидно, что ни один из них не чувствовал себя и близко нормально. Сенсей с радостью принял шанс сбежать и отвел Кейси в свою комнату, чтобы они могли поговорить без лишних ушей.

Кейси теребил пальцами бампер телефона, и когда он поднял на них взгляд, улыбка вышла кривой.

— Ужасно, если я скажу, что не удивлен?

Сенсей выдал едва слышный болезненный смешок.

— Нет?

— Не пойми меня неправильно, я не в восторге. Я всегда ненавидел твои тупые решения, — Кейси мотнул головой. — Но я давно тебя знаю. Энджи говорил мне присматривать за тобой, если ты выглядел особенно грустно, и обнимать особенно сильно. Донни подсказывал, что если ты выглядишь так, будто готов совершить что-то глупое, применять мои «большие невинные глазки», чтобы убедить тебя вместо этого сделать что-то более безопасное. А коммандер О’Нил как минимум раз в неделю клялась, что ты выглядишь как «гребаный суицидальный идиот».

Сенсей никогда им не говорил, но разумеется они всё равно знали. И помогали, как могли, чтобы ему и не приходилось просить. Он послал Кейси сломанную улыбку и протянул руку, и тот ее сжал.

— Прости. Вряд ли с этим было легко расти.

— Не легче, чем тому, кто с такими мыслями живет, — Кейси высунул язык. — Так что заткнись, я рад, что ты наконец получишь настоящую помощь. Эйприл пересказала мне все их планы. Можно мне на минутку Лео?

— Я здесь, Кейси-младший, — переключился тот и устало, фальшиво улыбнулся.

— Как ты себя чувствуешь?

Он был взвинчен и стыдился последствий собственных действий. Он старался скукожиться и понять, не сделал ли он неправильный выбор. Он годами притворялся, что ему не придется быть частью будущего, что до того ему удастся найти свой выход, и теперь оно страшило. Он был жутко любим в самом худшем смысле этого слова, ведь так только ярче проступало понимание, сколько ему предстояло потерять. Вина наживую свежевала его за то, что он доставил боль тем, кто его любит, потому что его мысли напоминали бушующее торнадо, которое никогда до этого не позволяло признать слабость. Он чувствовал стыд за то, что все было не так уж плохо, стыд за то, что хуже быть не могло.

— Чувствую, мне много чего найдется сказать психотерапевту, когда он у меня появится, — наконец сказал он.

— Тебе стоит записать все это, — Кейси указал подбородком на его телефон. — Чтобы не забыть, пока до того времени дойдет. Необязательно кому-то показывать, просто приведешь мысли в порядок, прежде чем сядешь там и забудешь, как работают слова.

Не такая уж и плохая идея. Хотя бы просто воплотить всё перекатывающееся у него в голове в слова, придать этому адекватную форму.

— Я этим займусь, пожалуй, да.

— Можно тебя обнять? Именно тебя?

Лео фыркнул и раскрыл объятия:

— Разумеется, чувак. Всегда.

Кейси обнял его так же крепко, как и Сенсея.

— Спасибо, что не умер. И спасибо, что тащишь с собой моего отца.

— Разве ты не хочешь, чтобы он вернулся целиком? — уточнил он, чувствуя, как саднит горло.

— Ты шутишь? Это — больше, чем я когда-либо мог надеяться получить. Он здесь, со мной, во всех отношениях, которые имеют значение. Он жив, — жестко ответил Кейси.

— Овв, малой, — Сенсей вышел вперед, чтобы быстро чмокнуть его в волосы.

Кейси целую вечность обнимал их. Сегодня вообще, похоже, был день объятий, потому что после обеда торжественно пришла Кэрол, чтобы забрать Кейси и Эйприл, и тоже заключила его в удушающие объятия. И вручила подарок.

— Я принесла тебе растение в горшке.

— Вы принесли мне растение в горшке, — повторил Лео удивленно. Горшок был миленький, с изображением осьминожки, а растение зеленело свежими листочками. — Не хочу быть душнилой, но тут нет солнечного света.

— Так заведи ему лампу дневного света, — Кэрол потрепала его по щеке. — Позаботься о нем, хорошо?

В воздухе повисло что-то непроговоренное, к чему Лео уже начал привыкать.

— Да, ладно.

Эйприл тоже его обняла. Только потом заключила его в захват и проговорила с убийственной серьезностью:

— Ты будешь в порядке, Хамато Леонардо.

— Если старшая сестра всего большого мира так говорит, значит, это, скорее всего, правда, — ответил Лео, потому что он знал, как это должно пройти. Она скажет, а он согласится.

— Хорошо, — Эйприл сдавила его трахею объятием-захватом. — Увидимся завтра.

— Агась, — булькнул Лео, потому что он пообещал как минимум на следующие семь дней, а он, к сожалению, своих обещаний не нарушал.

Лео поставил горшок у себя в комнате. Майки последовал за ним, воркуя над нарисованным на горшке осьминожкой. Очевидно, это ему сейчас было поручено не дать Лео остаться одному.

— Что это за растение? — спросил Майки, поглаживая крохотные листочки.

— Не знаю, я никогда не видел растения в реальной жизни, — ответил Лео.

Майки выдал смешок из жалости.

Лео вздохнул. Ноги были слишком слабыми, чтобы продолжать стоять, что так сильно раздражало. Он не стал тащиться в додзе, вместо этого спинал одежду с пола в угол и уселся поделать растяжку прямо здесь.

Майки присоединился к нему, ни секунды не сомневавшись. Он поклацал по телефону и поставил музыку. Они делали медленные, долгие растяжки. Лео сканировал лицо своего младшего брата, искал любые намеки, о чем он может сейчас думать. Он определенно о чем-то думал.

Лео сглотнул, вспоминая, какие разговоры между ними случались в последнее время. Он решил начать с:

— Ты ведь знаешь, что никогда ничего для меня не усложняешь, так ведь?

Майки замер на середине движения. Ответил заметно обыденным голосом:

— Я весь день очень хорошо справлялся с тем, чтобы не заплакать. Если не будешь осторожен, мы этот рекорд порушим.

— Прости, — тут же ответил Лео, потому что от этого разговора он скорее всего заплачет. — Ты снова злишься на меня?

— Я не хочу всё для тебя… — Майки, очевидно, сложил, что Лео только что сказал, и мотнул головой. — Чтоб тебя.

— Ничего страшного, если злишься, — продолжал Лео, подстраивая легкий голос. Он свернулся вокруг своей икры и зацепился за подошву ступни. Болезненное, саднящее растяжение мускулов, задержать на десять секунд, отдых и снова. — Говено было с моей стороны попытаться отобрать у тебя твоего брата, когда ты уже злился на меня именно за это.

Майки прошила дрожь, он прижал руки к груди.

— Я не знаю, злюсь ли я на тебя.

— Если это так, можешь сказать мне, — Лео не был уверен, почему хочет этого, чтобы наказать себя или чтобы разорвать эту зыбкую вуаль между ними.

— Я правда не знаю, — повторил Майки. — Это всё до сих пор не кажется реальным. Я был так уверен, что ты проснешься и скажешь Донни, что всё совсем не так. Но в то же время я ведь не то чтобы не знал, что тебе непросто со всем, что сейчас происходит. Полагаю, я просто думал… я не знаю. Что такое происходит с кем-то другим. Но не с тобой.

Лео прекратил растяжку, взял его за руку и начал массировать колотящиеся жилы, так, как его научил Сенсей, объясняя, что Энджи любил такое после перерасхода своей магии.

Майки ему позволил и не отводил взгляда от его руки. Как Лео и предполагал, стоит Майки начать, подбадривать его поток слов больше не нужно:

— Не с тобой, потому что ты избежал того, что пыталось тебя убить. Я не подумал, что, возможно, ты принес немного того, что пыталось тебя убить, с собой. Не думаю, что на самом деле зол, потому что ты не то чтобы об этом просил. Думаю, я просто… разочарован. Что я не заметил, что опасность не отступила, и ничего не сделал, чтобы помочь тебе выстоять против нее.

— Анджело, если бы не вы, я был бы мертв много лет назад, — сказал Лео болезненно честно. — Я не просто это говорю. Я знаю, ты считаешь, что это глупо, что это не помогает на самом деле. Но дружок, ты не представляешь, каково это — быть в моей голове, в каких битвах я сражался, и твоя улыбка может победить в практически каждой из них.

А вот и слезы. Майки позволил им катиться, не попытался их отереть, просто смотрел на Лео светящимися лазами.

— Почти. Но не все, — выдавил он. — Потому что ты всё равно оказался там.

— Поэтому Эйприл и ищет мне психотерапевта, — ответил Лео. — Это не я пытаюсь отобрать у тебя брата. Я так сильно хочу быть с вами, просто для меня это не так просто, как, похоже, это происходит для всех остальных.

— Тогда, наверное, я злюсь, — шумно, слезливо шмыгнул Майки. — На депрессию, за то, что пытается отобрать у меня брата.

От этих слов в Лео расцвело что-то, чему он не мог дать названия. Возможно, это было облегчение.

— На меня тоже можешь злиться. Я не стану тебя за это винить.

— Я еще не знаю, — повторил Майки, выудил кисть из все еще мягко массирующей руки и отер лицо. — Может, потом. Сейчас я просто так рад, что ты получишь помощь и что ты попытаешься. И что Сенсей оттащил тебя, и что Донни вернул тебя домой, и ничего не успело произойти.

Лео еще не достиг той точки, где мог искренне сказать, что тоже этому рад. Вместо этого он слабо улыбнулся и сказал:

— Держи меня в курсе. Может, когда я наконец встану на ноги, ты сможешь надрать мне задницу и выпустить весь этот гнев.

— Есть шанс, что я словлю тебя на слове, — Майки выдал дрожащую улыбку, пока слезы размазывались по всему его лицу.

Телефон играл тихую музыку. Они продолжили растяжку, но прошла всего минута или две, прежде чем Майки заговорил снова.

— Эй, Лео? — нерешительно окликнул он.

— Да, Майкс?

— Как мне понять, что… мне следует волноваться, что я… — Майки закусил губу. Его лицо залила краска. — Просто. После того разговора с папой мне казалось, что мы похожи в плане всей этой штуки с самопожертвованиями. И теперь я думаю, следует ли мне остерегаться, чтобы не оказаться в той же точке, что и ты сейчас.

— Полагаю, раз ты задаешь этот вопрос, то и ответ у тебя уже есть, — ответил Лео, и мать твою за ногу. Как, черт побери, его братья с этим справлялись? Потому что от одной только мысли, что Майки может убить себя с бухты-барахты, по телу Лео бегали раскаленные добела иглы ужаса, как ощущение от тюремного измерения, только помноженное на тысячу. — Уверен, мы можем найти психотерапевта и для тебя.

— Не думаю, что правда сделал бы что-то, — заверил Майки слишком быстро.

Количество гребаных раз, когда Лео думал ту же самую мысль, ужасало. Он не мог сказать с точностью, проявлялся ли этот ужас на его лице или как, так что постарался сделать лицо нейтральным и вернуть ободряющую улыбку.

— Хорошо. Я чертовски тобой горжусь, что ты настолько самосознателен, что спрашиваешь об этом.

Майки закусил губу, потом рванулся и обнял его за пояс.

Тихонько ухнув, он тут же обвил его поверх. Сенсей украл управление и прошептал:

— Эй, маленький черепашонок. Ты такой храбрый.

Объятие Майки стало до невозможности тугим, и он пробормотал глухо в его худи:

— Я очень рад, что вы оба тут.

Сердце Лео болело, встало в горле преградой. Снова заговорил Сенсей:

— Мы никуда не уйдем. И ты тоже.

Пальцы Майки скрипели, так сильно он в них вцеплялся. Похоже, ему очень нужно было это услышать.

После этого Майки помог ему почистить зубы, что было неловко, потому что его младший брат протянул ему зубную щетку с нанесенной пастой, а он уселся на унитаз и старался в процессе чистки не качаться. Потом Майки сменился на Рафа.

Еще было слишком рано, чтобы хоть кому-то, кроме Лео, устраиваться спать, но он был выжат как лимон и реально хотел забраться под одеяло. Раф помог ему устроиться, раздались бездумные щелк-щелк смены света на ночник и включения вентилятора, что происходило уже сотни раз, потом он подоткнул одеяла и положил дополнительное на ноги.

Лео не сводил глаз с часов и сказал, так и не подняв их:

— Что думаешь?

— Что нам стоит купить лампу дневного света для растения, которое тебе подарила Кэрол, — прямо ответил Раф.

— Нет, о… том, что произошло, — проговорил Лео, чувствуя дискомфорт. Он не хотел поднимать эту тему. Но ненавидел тот факт, что не может считать настроение. Испортил ли он всё.

Раф поставил его телефон на зарядку и сел рядом, заставив посмотреть в глаза.

— Думаю, если бы ты был мертв, я бы слетел с катушек. Так что я рад, что ты жив.

Лео дернулся. Он ненавидел напоминать ребенка-повторяшку, но спросил:

— Ты злишься?

— Неа, — Раф скрестил руки на груди, весь напряженный. — Я сказал тебе еще в тот раз. Ты пугаешь меня. Ты всегда меня пугал, еще с детства. Ты сперва прыгаешь, а потом только думаешь. Тебе не все равно, но ты делаешь вид, что тебе плевать. Я пытался быть тем, что, как мне казалось, тебе нужно, но всё это время я действовал вслепую, как и ты. Но после того, как утром Сенсей сказал, что он решил попросить о помощи, стал примером хорошей ролевой модели, и лишь тогда ты последовал и послушал, я всё думал. Так что я собираюсь спросить Драксума, знает ли он каких-нибудь окулистов в Скрытом городе.

Лео резко вскинул голову, удивленный. Судя по его лицу, Раф мрачно признавал свое поражение.

— Ага. Не должно так удивлять, что я стану предпринимать действия, чтобы оказать себе какую-то помощь. Очевидно, я сам не был примером поведения, которое ожидал от тебя. Я хочу, чтобы ты заботился о себе, потому что ты важен.

— Операция по удалению катаракты очень простая, если ее делает кто-то с достаточной квалификацией. Обычно процедура занимает типа минут десять, — уверил Лео, потом добавил несмело: — Здорово, что ты хочешь попытаться.

— Что-то в нашей семье должно измениться, — признал Раф, закрыв ладонью лицо. — Нельзя, чтобы так и дальше продолжалось. Потому что я знаю, как ты думаешь, Лео. Я знаю, почему ты никогда не говорил мне — ты не хотел делать нам больно. Как будто любая моя реакция могла бы перевесить важность твоей жизни.

— Это не всё, — проскрипел Лео. Он сглотнул и устало добавил: — Я знал, что в тот же момент, как я скажу что-нибудь, вы меня спасете. А я… я не хотел этого.

Осторожно выстроенная броня на лице Рафа наконец надломилась, и проявились мука и агония.

— Почему?

— Потому что я хотел со всем этим покончить, — тяжело произнес он.

Но Раф этого не принял.

— Ты уверен, то это не потому, что тебе казалось, что ты недостоин спасения?

Во рту у Лео пересохло. Ему всегда казалось, что он вступает в разговор со всеми картами на руках, и всё же его старшему брату всегда удавалось его удивить. Его едва заметно отчаянно качнуло, смена, резкая, как стежок машинки, и внезапно перед занял Сенсей, потому что Лео запаниковал.

— А, — Сенсей коснулся гудящей головы. — Прости.

«Я не хочу еще пока об этом говорить», — Лео задыхался, пока проблемы с ценностью его жизни вились в животе червями. Сенсей кинул Рафу усталую улыбку.

— Я удостоверюсь, что Лео поговорит об этом со своим психотерапевтом, как только он у нас появится.

Лицо Рафа окаменело, он ткнул в Сенсея.

— Ты.

— Я, — отозвался тот испуганно, глядя на Рафа огромными глазами.

— Какого черта ты думал? Что тебе можно просто исчезнуть? Как будто ты не один из нас, — Раф фыркнул, протянул руку и, воспользовавшись шоком Сенсея, придавил его голову. — Тебе здесь так же рады, как и Лео. Идиот.

Сердце забилось сильнее.

— А. Спасибо, Рафаэль. Можешь дать мне секундочку?

Он присоединился к Лео в разуме и панически заверещал. Лео прыснул дрожаще, похлопал его по спине и снова взял бразды правления. Мотнув головой, чтобы сгладить быструю смену, он сказал:

— Поздравляю, ты вызвал у ояджи слишком много эмоций.

Раф заворчал:

— Ему не позволено уйти. Хамато навсегда.

— Я полностью согласен с тобой, дружище, — Лео приподнял руку, сдаваясь с неверной улыбкой. Его брат твердо кивнул. Улыбка слетела с его лица. Он решил пойти ва-банк и задал еще один вопрос, которого боялся.

— Ты разочарован во мне?

— Никогда, — в полную силу ответил Раф.

Лео поднял на него неуверенный взгляд. Но Раф излучал непоколебимую уверенность. Он не стал распространяться, но железобетонная твердость не выдавала сомнений.

— Хорошо, — откликнулся Лео, и какая-то часть неизмеримого давления исчезла. Он осел обратно на матрас.

Раф натянул одеяла и принялся подтыкать.

Наверное, годы прошли с тех пор, как Раф в последний раз подтыкал ему одеяло. Чтобы ритуал был полноценным, Лео обычно просил плюшевую игрушку.

Дерьмо, всё равно день более неловким уже не станет.

— Плюшку?

Все напряженные морщины на лице Рафа тут же изгладились.

— Которую?

— Акулу из икеи, — легкий выбор.

Раф пошел за ней. На мгновение Лео удивился, что в самом деле остался один. Потом понял, что ножны на стене пусты. Он задумался, у кого его мечи.

Когда Раф вернулся, он не стал спрашивать. Вместо этого потянулся к акуле и прижал ее к груди.

Раф фыркнул. Сперва он чмокнул в лоб Лео, потом акулу, как и следовало.

— Люблю тебя, братишка. Постарайся поспать. Мы будем рядом.

Лео не сомневался в этом ни на секунду и пробормотал:

— Люблю тебя бесконечно больше.

Сон пришел, но надолго не остался. Когда Лео проснулся посреди ночи, гости в его комнате сменились. Втащили раскладушку, с той стороны доносился общий храп Рафа и Майки. Донни устроился на стуле рядом с его кроватью и неумолчно строчил на планшете.

Лео смотрел на своего близнеца. Вскоре он тихонько сказал:

— Поговори со мной.

— Серотонин — это моноаминовый нейротрансмиттер, — незамедлительно ответил Донни, даже не поднимая глаз от своего планшета. — Образуется из аминокислоты триптофана. Химический дисбаланс лечится с помощью различных ингибиторов обратного захвата серотонина, хотя есть и побочные эффекты. Возможно, стоит рассмотреть этот вариант.

Ну разумеется Донни в первую очередь пытался всё исправить. Он подумал о том, каково было его близнецу найти его у путей метро и, разбитый, сказал:

— Мне правда жаль, Ди.

Печатание смолкло. Донни так и не поднял взгляд.

— Я не злюсь на тебя, Нардо, — сказал он.

Вихрь на дне желудка говорил об обратном. А может, он просто хотел, чтобы Донни на него злился за ужасный поступок, который он едва не совершил, за то, что он ведь в точности знал из разделенного воспоминания, каково это — потерять своего близнеца. Этого должно было хватить, чтобы остановить его, и он чувствовал себя просто омерзительно, потому что этого не хватило.

— Хей, — Донни опустил планшет и взаправду на него посмотрел. Лео тут же понял, почему он прятался, потому что эмоции были написаны у него на лице. Душевные муки, и страх, и переживания. — Я знал, что что-то не так. Всё, чего я хотел, — это знать, что именно. И теперь ты мне сказал, и мы это исправим.

Лео сглотнул, хоть это далось с болью, и продолжил:

— Скажи, что ты по-настоящему чувствуешь.

— Я не вру, — Донни нахмурился, прекрасно рассмотрев подоплеку, даже если по его лицу было очевидно, что он чувствует очень много всего. — Да, я предпочел бы, чтобы ты проконсультировался со мной прежде, чем встать над путями. Но в итоге ты сказал мне сам, и важно именно это.

Лео всего на две миллисекунды представил, что если бы он обнаружил Донни у путей метро, и ему немедленно захотелось свернуться в комочек от гнетущей тоски.

— Это не может быть всё, Ди. Я тебя оттолкнул. Вряд ли это прошло бесследно.

— Да ну блять, а хоть что-то из этого должно было пройти бесследно? — сорвался Донни. — Я как-то забыл. Потому что это мой худший, сука, кошмар. Пока я искал тебя, у меня в голове вертелась одна тупая мысль — что ты дал мне еще одного Лео, которого я могу потерять. И что несмотря на все знаки, я всё равно ушел, и если бы ты упал, а я не смог бы тебя поймать, тогда я бы — мне бы пришлось жить с этим, а я не думаю, что смог бы.

Грудь Донни тяжело вздымалась, просвистевший шепотом крик стих. Затравленное лицо побледнело.

Лео хотелось выплюнуть свое сердце. Он не стал перебивать, потому что знал, что его близнец еще не закончил.

— Но я доверился другому тебе, — продолжал Донни измученным голосом. — Потому что у меня мягкое сердце, а у него есть алые полоски. И неважно, какие именно.

Сенсей осторожно вышел вперед, чувствуя, будто в одеревенелых резких чертах его осанки может рассмотреть своего Донни, и от этого у него щипало в горле. На мгновение тоска по нему затмила солнце. Ему пришлось как следует собраться с силами, чтобы произнести:

— Спасибо, что доверил его мне.

— Спасибо, что позаботился о нем, — ответил Донни.

Сенсей алкал смерти, потому что тогда он наконец воссоединился бы со своим близнецом. Но его юное зеркало напомнило ему, что единственное, чего его Донни хотел бы больше всего на свете, это чтобы об его Лео позаботились.

Бесконечно болезненные эмоции били по гортани, выщелкивали ножи. Сенсей начал беспомощно плакать. Он слышал сквозь жуткую боль, как сказал:

— Я… я скучаю по моему тебе. Так сильно.

Лицо Донни окатили мрачные эмоции, он отвернулся, чтобы взять с тумбочки платок, и протянул им.

— К сожалению, это я исправить не могу. Но я могу пообещать тебе, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы избежать той же тяготы для Лео.

Сенсей принял платок и закрыл им лицо. Его сотрясало от скорби.

Несмелое прикосновение к локтю. Донни говорил размеренно:

— Мы оба знаем, что я не твой близнец. Как ты сказал, он двадцать лет прожил в апокалипсисе с тобой, чего мне пережить не довелось. Я не смог бы его заменить, даже если бы захотел. Но это не значит, что тебя лишат ощущения, каково это, быть любимым Донателло. Не как своим близнецом, возможно. Но так, как любой Донни всегда будет любить любого Лео.

Сенсей как будто изобретал новый способ скорбеть каждый день. Он мог бы просто сгореть от скорби, захлебываясь, воспылать и излиться ею. Волна шторма, который никогда не утихомиривался. Он едва мог вздохнуть.

Донни тихонько считал, чтобы они могли восстановить дыхание, спокойно его ободряя. Сенсей не стал прятаться, не свалил от управления во тьму. Он прочувствовал свою скорбь, и плакал, и наконец восстановил дыхание.

— Почему ты решил мне довериться? — прохрипел он искореженным голосом, не в силах отпустить факт, что Донни знал, что что-то не так. Обычно, чтобы их разделить, требовались буквально военные преступления. И тем не менее Донни отошел в сторону и доверился Сенсею, что он сможет защитить его близнеца.

Донни так и не отпустил его руку и еще раз сжал.

— Когда мы попали в ваш разум, я увидел, как легко вы общаетесь друг с другом. Да, мемы. Но еще вы так крепко обнимались, и он практически прятался за тобой от Драксума. Я знаю, что мой Лео защитит тех, кого любит, всем, что у него только есть. Значит, и ты поступишь так же.

Сенсей почувствовал, как его сокрушительно обнимают со спины — это Лео прилип к нему, пока они делили управление. Он вжался в прикосновение.

— Спасибо, — повторил Сенсей. Потому что знал, как болезненно Донни впускает кого-то между ними.

— Пожалуйста, — ответил тот просто и сжал в последний раз, после чего отпустил.

Лео включился обратно, поднял воротник худи и отер им лицо. Они дышали, устраивались обратно. Донни вернулся к печатанию на планшете.

Вскоре Лео подобрал с прикроватной тумбочки свой телефон. Он открыл снэпчат — все его стрики до сих пор были весьма мертвы. Поразмышляв, он протянул Донни телефон с открытой камерой.

— Серьезно? — с легким сарказмом спросил Донни, но наклонился в объектив. Света было мало, было видно всего две склонившиеся друг к другу тени. Но Лео сделал снимок, нарисовал поверх маленькое голубое сердечко и послал во все свои стрики.

Снова начал с начала. Забавно, сколько раз он может начинать с нуля.

Эйприл немедленно прочитала и ответила: «Иди спать.»

Лео послал столпотворение эмодзи, которые в точности передавали его настроение, и написал: «нет ты иди спать???»

«Только если ты ляжешь первым».

«это непрактично как ты узнаешь что я заснул???»

«Узнаю, — указывающее пальцем эмодзи. — Марш.»

— Эйприл до сих пор не спит, — отчитался Лео.

— Я подговорю Кейси начать подсыпать всякое в ее чай, — ответил Донни, не подымая взгляда. После паузы добавил: — В скобках шутка.

— Уж надеюсь, — хрюкнул Лео и отложил телефон. — Иначе это прилетело бы тебе бумерангом. Потому что ты тоже еще не спишь, чувак.

Донни отвесил тяжеленный вздох. Заблокировав планшет с явной неохотой, он положил его рядом с телефоном Лео и стырил зарядное. Потом вскарабкался к нему, устроился рядом и взял из изножья дополнительное одеяло, в которое плотно завернулся.

— Хочешь свое утяжеленное одеяло? — прошептал Лео, потому что помнил, что вес поможет ему спать, забыв о проблемах с панцирем.

— Оно слишком далеко, — пробурчал Донни глухо, утонув лицом в подушке. Он оторвал один глаз от мягкой ткани и приоткрыл, взглянув на своего близнеца: — Можно, только если ты не станешь раздувать из этого тарарам.

В первый раз с тех пор, как он попытался себя убить, Лео почувствовал, как тень апатии пронзила искренняя радость. Его лицо прорезала большая глупая улыбка:

— Я никогда и ничего не раздувал в своей жизни.

Донни что-то пробухтел, но тем не менее позволил Лео устроиться поверх него. Даже через четыре слоя ткани одеял и худи он чувствовал кожистую пружинистость. Тепло детской ностальгии пробрало его до самого сердца, отчего на поверхность пробрались пузырьки раскаленных эмоций.

Если бы он всё-таки убил себя, этого мгновения не случилось бы. Он сглотнул сквозь щиплющую все внутренности боль и повторил:

— Мне правда жаль, Ди.

— Извинения приняты, — Донни даже головы не поднял. — Спи уже, блин.

Лео выдохнул. И вдохнул снова. Почему-то следующее утро больше не казалось таким страшным, как прошлое.