Michael Bublé — Feeling Good

«Свободнее, чем раньше» — ну да, конечно.

Пока он едет домой на такси, телефон пиликает уведомлением о новом сообщении. Энджел открывает голосовое, игнорируя таксиста впереди. Голос Валентино заглушает музыку в салоне:

«Энджи, детка, ты в порядке? Я сорвался сегодня, ты знаешь, как это бывает, папочка не хотел быть грубым, — тон оверлорда меняется, как по щелчку, когда он рычит. — Я собираюсь выкупить тебя обратно, так что не смей трахать этого ублюдка бесплатно. Скоро увидимся, малыш!»

Сообщение заканчивается, и Энджел смотрит в экран, пока тот не темнеет. Он не знает, что чувствует. Он хочет вернуться в студию, упасть в объятия Валентино, который будет нежен и ласков после своей вспышки, хочет надраться и натрахаться, пока не сможет стоять ровно, хочет временами болезненной, но такой знакомой рутины работы в порно. С другой стороны, ему, вроде как, любопытно, что может предложить Король азарта: сотрудники казино выглядели спокойными, позволяли себе критиковать владельца в его присутствии, а сам Хаск кажется совершенно незаинтересованным в особых услугах порнозвезды. Энджел не знает, может ли доверять главному шулеру Ада и хочет ли вообще.

Когда он возвращается домой и закрывает дверь, шок, наконец, спадает, и Энджел опирается на стену, не доверяя вдруг ослабевшим ногам. Он болезненно трезв, и события прожитого дня проносятся перед глазами, как плохое кино, накладываясь на десятилетия воспоминаний, которые Оверлорд-шулер сковырнул с полтычка.

Энджел Даст — лучшее, что есть у Валентино. Валентино подобрал его, дал ему имя, разнёсшееся по всем Семи кольцам, как и гласил их контракт. И вот так легко оверлорд способен поставить его душу, проиграть, как скотину? Энджел провёл среди демонов в Аду больше лет, чем среди людей при жизни, и всегда думал, что к своему первому столетию у него не осталось никаких иллюзий в отношении этого места и его связи с Валентино.

Но одна, видимо, сохранилась.

Энджел, бывший при жизни никем, после смерти смог подняться, отхватив тёплое местечко на коленях сильных мира сего. С того момента ему больше никогда не приходилось бороться за выживание, оставаться на улицах во время Уничтожения, валяться в чужих ногах и упахиваться в поисках дозы. Он всё ещё валялся и пахал как проклятый, но теперь это окупалось, ведь сутенёр был только один, обладал собственническим нравом и держал его к себе ближе, чем кого-либо ещё.

Энджел думал, что это положение делает его лучше других. Особенным.

Что свобода, когда ты можешь стоять на вершине мира — даже если только на коленях?

Ему больно так, что хочется выть, и он дёргает себя за волосы, направляясь в ванную. Он срывает с себя одежду и залезает под душ, делая воду настолько горячей, насколько может вытерпеть.

Сможет ли Энджел сохранить своё положение рядом с Хаском? Если другой оверлорд не заинтересован в нём в качестве своей постельной грелки, то что ещё он сможет предложить? Энджел брякнул о своих сценических способностях, не подумав, и хотя он не сомневается в себе, будет ли этого достаточно? Или он действительно шлёпнется со своей высоты до уровня посудомойщика?

О, его семья была бы счастлива узнать об этом. Он почти слышит голос своего отца, говорящий "там ему и место", пока яростно натирается мочалкой.

Действительно ли Валентино выкупит его контракт? Имеет ли вообще смысл стараться занять какое-то место в казино? Энджел выбит из колеи настолько, что подгибаются колени, и он пытается размеренно дышать, не поддаваясь панике.

Он ничего не решает.

Он выбрал подписать свой контракт с Валентино, но прямо здесь и сейчас — он ничего не решает.

Всё происходящее — территория политических войн оверлордов, до которых ему, как до луны. Остаётся только молиться безразличному Богу, что любой из исходов Энджел сможет вывернуть в свою пользу.

Горячие струи бьют в лицо, и он игнорирует, как туманится его зрение и болят глаза.

***

Наутро Энджел просыпается, чувствуя зуд под кожей, и закидывается парой разноцветных таблеток, чтобы унять его. Он пьёт кофе и листает свой плейлист, подбирая треки, которые будет использовать на прослушивании. Энджел собирается сделать упор на танцах — всё-таки этому он целенаправленно учился в Аду — и разминается под беззаботные мелодии, а потом отрабатывает движения до тех пор, пока не почувствует, что каждый стиль встаёт на место в его голове, как кусочек пазла. Энджел не помнит, как именно научился петь — видимо, это что-то из хороших воспоминаний, а грешникам хороших воспоминаний не полагается — однако он знает, что он как минимум терпим. Поэтому он скачивает приложение тюнера и распевается до тех пор, пока сосед по площадке не начинает долбить в его дверь, грозя вынести её и заткнуть ему глотку.

Он готов.

Но готов ли он?

***

Стэф оказывается голубее, чем майское небо.

Радары Энджела мгновенно срабатывают, и он смеряет демона взглядом с головы до копыт.

Накануне арт-директор написал ему, назначая время прослушивания, и по прибытии Энджела сопровождают в пустой танцевальный зал на цокольном этаже казино, где его встречает Стэф. Парень выглядел бы довольно по-человечески, если бы не пушистые белые уши, стоящие торчком над головой и витой серебристый рог посреди лба.

Энджел не понимает, какова его демоническая форма, но понимает, что парень — боттом. Не интересно.

Ну, по крайней мере, — думает демон-паук. — с ним не будет проблем.

Кажется, Стэф приходит к таким же выводам и улыбается рядом жемчужно-белых острых зубов:

— Энджел Даст, приветствую! — у него необычный акцент — вроде, французский, но не совсем. — Меня зовут Стэфан, можно Стэф. Как поживаешь?

Он выглядит дружелюбно, но у него внимательный взгляд, которым он цепко оглядывает порнозвезду. Энджел понимает, что прослушивание уже началось, и распрямляет плечи, накидывая на лицо ответную улыбку:

— Прекрасно, но было бы лучше, если бы оверлорды не пытались свести меня с ума.

Беззубая шутка попадает, куда надо, и взгляд напротив смягчается:

— О, мне жаль, что так вышло, дорогой, но будем искать лучшее в худшем положении, верно?

Энджел согласно хмыкает, замечая в зале небольшое пианино, за которым сидит знакомый демон-морской конёк с красными полосками.

— Ты играешь? — спрашивает Энджел, искренне удивлённый.

Джесси поднимает голову, окидывая его хмурым взглядом:

— А кем, по-твоему, я тут работаю?

Энджел прикусывает язык, но ответ "уборщиком" беззвучно повисает в пространстве, и демон-рыба фыркает и отворачивается.

— О, вы знакомы? — Стэф ёжится от холодка в воздухе, когда пианист неопределённо пожимает плечами, выглядя чрезвычайно заинтересованным перебиранием клавиш перед собой. — Ла-адно.

Он поворачивается к порноактёру:

— Итак, что ты можешь?

Энджел закатывает глаза: серьёзно, что за фишка у всех здесь спрашивать это так?

— Пою, танцую, хорошо выгляжу, — подумав, он всё-таки добавляет. — Трахаюсь.

Джесси фыркает, а Стэф закатывает глаза:

— Жанры, Энджел, в каких жанрах ты исполняешь?

— Танцы с пилоном, хил-дэнс, тверк, гоу-гоу, вог, стриптиз, — быстро перечисляет порноактёр, подумывая добавить свинг и чарльстон, но кто сейчас это танцует?

— Хм, — Энджелу не нравится это хмыканье Стэфа, и он ощеряется, когда слышит:

— А как насчёт пения?

— Что тебе не нравится?!

Арт-директор поднимает руки:

— Мне всё нравится! Любой вид танца — это искусство: как классика, так и нечто более, хм, эпатажное, — Энджел прищуривается, и Стэф виновато потирает шею. — У нас выпала исполнительница, и теперь нам срочно нужен певец на вечер. Извини, мне стоило написать заранее.

Это не совсем входит в планы Энджела, но какой у него выбор? Он вздыхает, достаёт свою колонку и включает её.

— И что ты делаешь? — доносится от Джесси.

— Ищу минус, — Энджел листает свой плейлист. — А что, вы предпочитаете а капелла¹?

— Ты серьёзно? Я здесь зачем, по-твоему?

Демон-паук отрывается от телефона, уже готовый огрызнуться в ответ, но Стэф поднимает руку:

— У нас исполняют, в основном, под живую музыку, поэтому тебе лучше сразу привыкать выступать с другими артистами, — он поворачивается в сторону пианиста. — Какая муха тебя укусила, Джей?

Энджел тоже обращается к демону-рыбе:

— Ты знаешь "Забавного Валентина"?²

Тот выглядывает из-за спины арт-директора:

— Синатра? Конечно.

Энджел оценивающе оглядывает пианиста, но пожимает плечами: быстрее начнёшь, быстрее кончишь — девиз каждого, кто работал в порно.

Глубокий вдох.

— Мой милый Валентин, — Он позволяет своему голосу принять то мурлыкающее звучание, которое нравилось его бывшему владельцу. — Забавный Валентин.

Джесси запоздало вливается в ритм хором низких аккордов, и мелодия заполняет помещение.

— Из-за тебя я в сердце улыбнусь, — фортепиано мелодично отзывается, и это правда приятно: лучше, чем с минусом.

— Твоих нарядов замыслы, — Энджел пропускает в тон быструю усмешку, покачиваясь под музыку. — Их так не любят камеры.

— И всё же ты любимый мой этюд, — его голос поднимается высоко, и в музыке возникает пауза, позволяющая ноте чисто разнестись в воздухе.

Песня уносится дальше— соблазнительный тон Энджела и трогательные звуки клавиш сплетаются, и в определенный момент он просто плывёт в простом удовольствии от создания красивой вещи. А это красиво: он не очень разбирается, но уверен.

— И каждый день — то Валентинов день, — его голос затихает, пока Джесси завершает мелодию, а потом в зале воцаряется тишина.

Даже жаль, что он не взял что-то длиннее.

— Над подачей ещё поработаем, но ты подойдёшь, — к его удовольствию, Стэф выглядит впечатлённым. — Сможешь подойти сегодня к семи?

— Что, и всё?

— А что ещё? — Стэфан загибает пальцы. — Ты выбрал хорошую песню, у тебя есть голос, подача и имя. Джей, что думаешь?

Пианист потягивается и пожимает плечами:

— Он неплох.

— Преуменьшение века, — Энджел видит маленькую искреннюю улыбку на губах демона-рыбы и записывает это в свои достижения.

— Рад, что вы спелись! — Стэф достаёт телефон-раскладушку и начинает что-то печатать с бешеной скоростью, параллельно инструктируя Энджела. — В течение часа-двух тебе нужно составить сет-лист: до пяти песен, лучше что-то из классики джазмэнов — Синатра, Армстронг, Пегги Ли — наши ребята их хорошо знают. "Забавный Валентин" точно остаётся, остальное скинешь мне на правки.

Он поворачивается к Джесси:

— Ты идёшь репетировать, пока не сотрёшь пальцы, я слышал, как ты сбился в первом куплете!

— Но я не-

— Заодно передай ребятам, что мы нашли замену. Всё, шу!

Демон-рыба покорно закрывает клавиши крышкой и плетётся к двери.

— А тебя, дорогой, я жду к семи на распевку и подготовку. И не забудь сет-лист! — Энджел подбирает свою колонку и кивает. — Ах, и Энджел?

Демон-паук поднимает глаза на арт-директора.

— Ты можешь надеть что угодно в палитре казино, однако... — Стэф запинается, указывая рукой на крохотную юбку порноактёра, и тот усмехается.

— Меньше шлюхи, больше старлетки?

Стэф благодарно улыбается:

— Да.

Энджел подмигивает ему и выходит прочь.

***

Он выбирает простое длинное платье, расшитое чёрными мерцающими пайетками. Треугольное декольте кажется почти приличным по меркам Ада, но разрезы с обеих сторон бёдер компенсируют эффект. Энджел хранил его для официальных выходов, когда Валу хотелось выглядеть солидно в глазах челяди и других оверлордов. Теперь уже новому хозяину Энджела нужно выглядеть солидно за его счёт, и платье снова здесь, и это почти смешно. Посмеялся бы Хаск, если бы узнал об этом?

Энджел не собирается проверять.

Он стоит рядом с зеркалом в гримёрке и колеблется между чёрными и белыми перчатками, и в итоге надевает чёрные на верхнюю пару рук, а белые — на нижнюю.

Распевка прошла хорошо: Стэф показал ему сцену концертного игрового зала, познакомил с музыкантами, и они быстро прогнали его сет-лист, привыкая к звучанию друг друга. Несколько исполнителей оказались его давними фанатами — к счастью, адекватными — и это приятно.

Энджел разглядывает других перформеров в помещении: танцовщиков и танцовщиц, певцов, певиц, вторую смену музыкантов — все одеты по-разному, но солидно, и он радуется своему выбору платья. Рабочая одежда порноактёра смотрелась бы здесь нелепо.

Стрелки часов движутся к девяти, исполнители уходят и не возвращаются, Энджел прислушивается к голосам, музыке, аплодисментам и не может сдержать охватывающего его мандража.

Петь на камеру в студии перед съёмочной командой — это одно, а исполнять перед живой публикой — совсем другое.

Он лезет в косметичку, доставая пакетик разноцветных таблеток, и принимает несколько. Успокоительные, экстази — ему абсолютно всё равно, лишь бы сработало.

Через двадцать минут в гримёрку заглядывает бес и подзывает Энджела. Тот следует за ним по коридору и оказывается в темноте закулисья, разглядывая широкую, залитую светом сцену, где разместились музыканты, а пары танцоров исполняют — да вы издеваетесь? — свинг.

— Аплодисменты нашим ребятам! — Когда танцоры убегают за кулисы, свет приглушают до единственного луча, и на сцену выходит Стэф. — Я знаю, мы обещали вам Бэтти, но по некоторым причинам она не смогла сегодня приехать.

Разочарованный стон разносится по залу, и Стэф поднимает руку:

— Погодите расстраиваться, ибо мы нашли звезду, которую многие из вас давно знают и любят! Итак, встречайте, — он выдерживает выразительную паузу. — Энджел Даст!

Зал тут же взрывается криками и аплодисментами, и Энджел выплывает к микрофону на свет.

— Они твои, — Стэф похлопывает его по плечу и предоставляет ему сцену. Шум в зале не заканчивается, пока зрители обрабатывают новость, и он бросает взгляд на музыкантов позади. Джесси за пианино поднимает большой палец, девушка с саксофоном ободрительно улыбается.

Энджел стоит, ослеплённый единственным лучом прожектора, в своём мерцающем чёрном платье и ждёт, когда его

соскучившиеся фанаты немного утихнут. Он замечает в толпе несколько светящихся глазков камер, направленных на него. Камеры — это хорошо, он умеет с ними работать.

Он оглаживает микрофон и томно вздыхает — звук отражается через динамики, и слышится несколько присвистов и чей-то пьяный голос:

— Раздевайся, шлюха!

Энджел бросает быстрый взгляд в сторону, но крикуна уже затыкает и оттаскивает охрана. Он выдерживает ещё одну паузу, выжидая, когда внимание всех в зале вернётся к нему.

— Птицы полёт, ты знаешь, как мне, — когда он начинает петь, на зал опускается тишина. Первый куплет исполняется а капелла, и его негромкий голос, отражаемый динамиками, поднимается до потолка. — Солнца восход, ты знаешь, как мне. Бриз холод несёт, он знает, как мне.³

Энджел закрывает глаза, чувствуя взгляды каждого существа вокруг, и его голос становится громче:

— Новый рассвет, новый день с ним, эта жизнь вся, — мурлычет он, проводя руками по бокам. — Моя.

Он делает паузу:

— И мне хорошо.

На последнем слове вступают духовые, следом барабаны, и голос Энджела стелется поверх:

— Мне хорошо, — он снимает микрофон со штатива и движется вдоль сцены, подмигивая Джесси за пианино. — Рыбка в морях, ты знаешь, как мне; течение ручья, ты знаешь, как мне.

Энджел спускается в зал — рискованно, но он действительно хочет устроить шоу. Смотрит ли Хаск? Увидит ли Валентино?

— Сады все в цветах, и знают, как мне, — зрители восторженно встречают его затею, и Энджел чувствует себя хозяином этого места. — Новый рассвет, новый день с ним, эта жизнь вся — моя, и мне хорошо.

Он шествует по залу, и луч прожектора следует за ним — единственный источник света, кроме сотен горящих демонических глаз.

— Стрекоза в сиянии, ты поймёшь меня, не так ли? — он заглядывает в зачарованные глаза, одаривает слушателей случайными касаниями, когда проходит мимо: касаниями, за которые не нужно платить. — Бабочек порхание, ты меня поймёшь. Отдыхай, как день прошёл, вот я о чём, — быстрым ударом Энджел отправляет в нокаут демона, попытавшегося прижать его к себе, и подмигивает подоспевшей знакомой адской гончей. Ронин, кажется? Хаунд густо краснеет. — Старый мир, новый мир, целый мир — для меня.

Кажется, наркотик, который он принял до выступления, начинает действовать — почему бы ещё его так штырило от всего происходящего? Энджел пропускает в голос лёгкую хрипотцу, поднимая микрофон ближе к губам:

— Для меня!

Он уже не помнит, почему так мало пел раньше, что его останавливало, но это не имеет никакого значения — ощущение, будто он в кои-то веки что-то контролирует, даже если это внимание зала, забитого картёжниками и извращенцами, опьяняет, и он готов подсесть снова.

Звучит проигрыш, где духовые разворачиваются во всю силу, и Энджел не может не отметить талант группы. Он соблазнительно покачивается под музыку, продолжая двигаться по залу, и вдруг среди сотен глаз замечает знакомое золотое мерцание. Хаск одиноко сидит за столиком, непритязательный, будто и не владеет каждой пылинкой на местных улицах, но пустое пространство вокруг подчёркивает, что все окружающие в курсе его статуса. Король азарта отстранённо наблюдает за выступлением, попивая виски-или-что-там, и, о, так не пойдёт. В голове Энджела созревает план, и он направляется к оверлорду, поднимая открытую ладонь в его сторону:

— Сверканье звезды, — головы зрителей тут же поворачиваются к Хаску, и Энджел усмехается про себя, замечая, как маска невозмутимости даёт трещину, пропуская замешательство. — Ты знаешь, как мне.

Он садится на столик перед оверлордом и проводит руками по чужой груди, чувствуя, как демон застывает под его руками.

— Запах сосны, — в толпе раздаётся одобрительный свист, и глаза Хаска загораются гневом. — Ты знаешь, как мне.

Ловкие пальцы быстро развязывают чужой чёрный галстук, и Энджел соскакивает со стола быстрее, чем оверлорд успевает что-то предпринять, и следующие строки срываются с губ победным рычанием:

— Свобода в руках, и я знаю, как мне!

Он поднимает руку с украденным галстуком и оборачивает его вокруг собственной шеи на манер шарфика:

— Новый рассвет, новый день с ним, эта жизнь, — глаза оверлорда недобро вспыхивают. Уже не настолько плевать? Энджел довольно хмыкает.

Он отворачивается и стремительно направляется обратно к сцене:

— Новый рассвет, новый день с ним, эта жизнь...

Мелодия становится всё громче, Энджел возвращается на возвышение и не отстаёт:

— Новый рассвет, новый день с ним, эта жизнь...

Музыка достигает своего крещендо, и Энджел крепче сжимает микрофон, отправляя слова в пространство с яростным восторгом:

— Эта жизнь — моя!~

Инструменты на мгновение стихают, и Энджел позволяет своему голосу постепенно спуститься с высоты, выдыхая:

— И мне хорошо.

Как волна, отступающая после цунами — чистое соблазнение, а не убеждение — он мурлычет:

— И мне хорошо, мне так хорошо.

Энджел ловит широкую улыбку Джесси и чувствует себя лёгким:

— Мне хорошо.

Музыканты завершают мелодию последней протяжной нотой, и повисает тишина.

Зал взрывается аплодисментами, и Энджел раскланивается, смеясь:

— Вам хорошо, ребята? — произносит он в микрофон, и толпа ревёт. — Отлично, потому что я здесь надолго.

Он ищет в толпе золотое мерцание, но его нет — Хаск свалил. Энджел не знает, хорошо это или плохо, и проглатывает комок нервов в горле.

Вечер продолжается.