Вопреки своей просьбе Слава сам отправился на кухоньку и отключил чайник, а потом вернулся к Мирону. Тот задумчиво смотрел в окно и пропустил момент, когда Славка обнял его сзади, хотя кошачьей грацией тот не отличался и в комнату зашел не то чтобы бесшумно.

– Представляешь себе наш бурный секс? – Слава куснул Мирона за мочку и припал к шее, оставляя метку. – Теперь не сбежишь, хватит.

– Хороший у Ваньки участок, правда? – невпопад ответил Мирон. – И всех соседей видно. Даже на два участка вперед. Вон, через огород тоже парочка, кстати. Фигурка у девчонки ничего так, да?

Мирон повернулся и искоса подмигнул Славке. Тот поморщился.

– Ну иди, попросись третьим к ним.

– Когда ты ревнуешь, у меня яйца аж поджимаются, – глухо ответил Мирон и положил Славкину ладонь себе на пах. – Видишь, я тоже в грязные разговорчики научился за столько лет.

Слава, не теряя времени, расстегнул молнию на его джинсах и просунул ладонь внутрь.

– Сделай одолжение, соври, будто у тебя все эти годы никого не было, а то я сильно начну ревновать – твои яйца могут не выдержать.

– Наверх пойдем, – хрипло попросил Мирон и толкнулся в Славкину ладонь.

Раздеваться на чердаке было очень неудобно, особенно Славке, поэтому сначала они просто стянули майки.

– Татуха? – Слава благоговейно провел пальцами Мирону по спине.

– У Вани увидел и тоже решил набить себе, – Мирон даже выгнулся вслед за пальцами.

– Ты его голым разглядывал? – ревниво спросил Слава.

– Не гони, мы друзья всего лишь. Иди сюда лучше, – и Мирон сам развернулся и притянул Славку к себе. – Я соскучился, только сейчас понял, как сильно.

– Я люблю тебя, – на одном дыхании выпалил Слава и открыто и доверчиво взглянул Мирону в глаза.

– Не надо, – помотал головой тот, – Я тебя точно не заслуживаю.

Слава, ни слова не говоря, прижался к его губам. А Мирон… Мирон просто сходил с ума от того, что можно было не бояться и обнимать, гладить, прижиматься. И удовольствие было честным, а не запретным, как тогда. Они были одни и в безопасном месте, куда никто случайно не нагрянет, где можно обняться и уснуть вместе, а утром еще долго-долго лениво целоваться, нежась под косыми лучами теплого солнца, чуть проникающего в мутное чердачное окно. Картинка была столь же пугающей, сколь и романтической. Проснуться рядом со Славой значило пустить его в свою жизнь, в душу. Мирон боялся этого и одновременно страшно хотел. И с каждым поцелуем, с каждым Славкиным движением он все больше и больше склонялся ко второму варианту, и плевать на все.

– Слав, ляг на спину, – нехотя оторвавшись, Мирон чуть подтолкнул Славку, – просто ложись, а дальше я сам.

Слава окинул его мутным тяжелым взглядом, облизал губы и лег, расставив ноги.

– Презики и смазка там, если что, – он махнул рукой в сторону спортивной сумки в углу.

– А что ж у меня спрашивал, раз сам подготовился? – усмехнулся Мирон, стягивая с него штаны.

– Ну вдруг на сегодня двенадцати не хватит?

Мирон поперхнулся воздухом и не стал отвечать: ему бы такую уверенность в своих силах.

А когда он разделся сам и устроился между Славкиных разведенных ног, то вообще не захотел больше думать до самого утра.

Почти сразу, как только Мирон губами коснулся головки, на него шквалом обрушились воспоминания. Белая ночь, сосны, беседка и Слава, его Слава, жадный, отзывчивый, горячий. Совсем не изменился.

– Глубже возьми, – попросил Славка и сам толкнулся.

Мирон закашлялся и постарался глубже. Он и сам кайфовал от Славы, от его тяжелого дыхания, от его рук то на макушке, то на плечах, от его члена во рту.

Слава хотел быстрее, Мирон – медленнее, и он мучил Славку. Облизывал и чуть щекотал языком, потом отпускал член и возвращался к губам. Эти поцелуи были неторопливые, чувственные, но лишь до тех пор, пока Славка не дергал нетерпеливо бедрами и не заставлял Мирона снова опуститься вниз.

И Мирон сам тащился от того, что ему можно все. Можно раздвинуть Славке ноги и ласкать языком яйца, вбирая в рот то одно, то другое или оба сразу, хотя и с трудом. Можно попробовать поцеловать дальше, сладкое местечко чуть ниже, прихватить губами, но не больно, а потом все равно зализать, занежить. Можно дразнить, можно крепко держать подрагивающие бока, можно глядеть в глаза и сходить с ума от взаимного желания.

– Пальцами давай, – кивнул Слава, облизывая пересохшие губы.

Мирон судорожно кивнул и осторожно погладил вход одним пальцем.

– Смазка же есть, – нетерпеливо дернулся Слава.

– Пока так, подожди, а то с ума сойду. Хочу тебя, Слав, с самого первого дня хочу, – Мирон замолчал, перевел дыхание, чтобы голос не сорвался, и напряженно спросил, – Без резинки, Слав, можно?

Славка закусил губу и едва заметно кивнул.

***

Огонь в печке разгорался плохо, все из-за сырых дров. Сумка только плавилась и никак не хотела заниматься огнем. Нельзя было оставлять ту бабу одну. Вот результат. Интересно, успел ли мент покопаться в сумке и что-то там увидеть? Черт его сюда понес во второй раз, еще и не один приехал. Кто его навел?

Мысли лихорадочно перескакивали одна на другую, путались, не выстраивались в ряд. Впервые за долгое время он паниковал. Всегда все шло гладко, пока эта сука не решила сбежать. Хорошо, что он успел ее перехватить, жаль только сумку еще тогда упустил из виду.

Как?! Как менты вычислили, где он прячется? Кто-то из соседей мог увидеть, что он приезжает не один. Может быть, та бабка, которая еще его мамашу знала? Подозрительная тварь. В глаза улыбается, ягодой угощает, а все равно навела, падла. Ничего, ей тоже недолго осталось. Но ее он просто устранит. Притащила сюда ментов один раз, притащит и второй.

У него затряслись руки. Еще столько надо было сделать, его семья еще не готова, а времени остается все меньше. Он понимал каким-то шестым чувством, что скоро конец. А он так и не успел побыть с ними. Рассказать отцу о своих успехах в медицине, а маме о том, какая она стала красивая благодаря ему. Она никогда не сомневалась в том, что он станет отличным химиком и врачом. И даже когда он бросил медицинский после третьего курса, она его поддержала. А отец советовал книги по бальзамированию, по химии, вместе с ним выбирал свое новое тело, давал советы насчет маминого. Она говорила, что в любом обличье будет красавицей, но они-то с отцом все знали: ей надо было самое лучшее из всего, что он мог достать.

Надо скорее ехать домой, они там, они скучают без него и ждут его возвращения. Отец почти готов к встрече, осталось совсем немного, а вот мама… Она не улыбнется ему, не посмотрит ласково, не поцелует. Ей нечем. Ей нужны глаза и губы, румяные щеки и красивый нос, ей нужна шикарная прическа. Скоро, очень скоро все это будет, если его раньше не поймают. И тогда все пойдет прахом. А ведь он уже нашел самую красивую голову в мире, как у Афродиты. С прекрасным прямым носом, большими миндалевидными глазами и высокими скулами. И имя у девушки, которая пожертвует голову, красивое – Юлия, римское, благородное. Она достойна того, чтобы помочь его маме.

Он снова поворошил кочергой в печке. Сумка никак не хотела загораться, все еще лежала там, целехонькая, лишь оплавилась немного по краям. Придется рискнуть.

Он сходил в дом за небольшой канистрой бензина, налил его в крышку и плеснул в огонь. Все моментом вспыхнуло, да так, что ему немного опалило ресницы и брови. Блядь! Хорошо бы, чтобы никто не заметил, особенно его пронырливый напарничек.

Он наклонился и заглянул в печку: сумка наконец занялась огнем, и теперь видно было ее распотрошенное нутро, съежившиеся страницы паспорта, оплавленный мобильник. Все напоминания об этом последнем, неудачном опыте исчезали.

Он облегченно выдохнул и вышел на улицу покурить. Повертел в руках зажигалку. Круглая, черная, гладкая, и надпись на ней прикольная, определенно, хорошо когда у людей есть чувство юмора.

Теперь можно было заняться соседкой. Она уже старая и совсем неидеальная, для его мечты совсем не годится, но любопытна чрезмерно, а значит, он просто немного приструнит ее, пусть знает, как совать нос в чужие дела.

В доме было сумрачно и прохладно: работали оба морозильника. Он заглянул в каждый из них, заботливо проверяя содержимое. Как жаль, что не все подходит его родителям. Но можно создать целую большую и дружную семью. Все они будут идеальны, и тогда они смогут собираться по вечерам за круглым столом и пить чай. Он будет рассказывать им, как прошел день, читать вслух книги газеты, а они все будут слушать его. Тихие семейные вечера, как это прекрасно! Как жаль, что предыдущая его семья оказалась бракованной. Что же делать, если создана она была наспех, необдуманно, живыми неидеальными людьми. Он учел все ошибки тех, кто произвел его на свет, и теперь их не повторит.

В глухом шкафу в комнате стояли банки с его первыми опытами. Он не сразу стал тренироваться на людях. Зачем портить бесценный материал, когда вокруг есть столько бездомных животных?! Отец учил его тому же, он помогал выбирать подопытных. Их, в отличие от людей, никто никогда не хватится.

Он любовно погладил банки, заглянул в круглые, будто удивленные глаза хранившихся там голов.

Там же, в шкафу, на деревянной скамеечке восседал кот – его первый удачный опыт в создании идеала. Первое время он считал кота монстром, но потом пригляделся и понял, что тот вышел совершенным, будто из-под божественной руки. Все, что ему так нравилось в разных породах, было в этом коте. И от сиамских, и от персов, и от сибирских кошек. Он никогда не хотел заниматься таксидермией, поэтому долго подбирал концентрацию раствора, чтобы тело кота оставалось гибким и могло храниться долго, лет десять. Уже прошло почти пять лет, и кот все еще оставался в первозданном виде. В том виде, в каком он его сотворил, хотя швы были наложены еще не очень умело, но и они не портили картины.

Он потом много тренировался, пока не стало получаться почти безупречно. Все пробники он заботливо хранил. Когда появится семья, всех этих кадавров он уничтожит, а семью перевезет в квартиру – нечего им прятаться в гараже.

Он отправился проверить гараж. Поводов для тревоги не было, но на душе все равно было неспокойно.

В гараже тоже было прохладно – термометр несмотря на уличную жару показывал всего двенадцать градусов. Он поежился – пришел в одной футболке, но выходить на улицу, укутавшись, было рискованно: кто-то из соседей мог увидеть, и тогда опять возникли бы вопросы.

Вот они, его детища, сидят все в ряд на полу, его «творения». Гомнукулы, будто из реторты средневекового алхимика.

Хорошо, что он когда-то давно превратил гараж почти что в бункер. Бетонные стены, пол, подпол. Все выложено белым кафелем, как в больнице. И здесь его мини-лаборатория. Громко сказано, конечно. Но настоящей-то ему все равно не видать. Никогда мир не поймет его желаний и стремлений. Мир слишком темен и глуп, он не способен оценить творца.

В одном углу, почти на уровне пола в стену были вделаны кандалы. Их он тоже делал сам, пришлось помучиться, но отец всегда был рядом и подсказывал. Он даже тогда попросился к одному кузнецу подмастерьем, а потом, будто бы в шутку, выковал их. Над ним посмеялись, покрутили пальцем у виска, но он соврал, что это якобы для друга-ролевика на какое-то средневековое шоу, и мастер, махнув рукой, разрешил забрать грубые, тяжелые кандалы, вышедшие как будто в точности для музея пыток.

Пол в этом углу был чуть темнее: швы между плитками выдавали страх жертв, когда они приходили в сознание и понимали, где оказались. Как он ни старался потом отмыть плитку, вернуть полу первозданную чистоту не получалось. В этом были виновны те люди, которых он приводил сюда, которые и теперь частично были здесь – сидели и лежали вдоль одной из стен.

Время шло к вечеру – скоро с работы начнут возвращаться соседи, действовать нужно было скорее.

Он вышел на улицу и без стука – здесь так было принято – вошел на соседний участок. Повезло: его никто не увидел.

– Теть Кать? – он заглянул в теплицу и уткнулся взглядом в согнутую спину.

Женщина, охая, разогнулась и обернулась к нему.

– А, давно не видно тебя было что-то. Все работа, поди? Так и жениться некогда будет, – она улыбнулась и отряхнула руки от земли.

Он виновато пожал плечами и улыбнулся в ответ, жалея в душе тетку: жить бы ей и жить, если бы не длинный нос.

– Да спросить хотел. У меня с помидорами что-то. Не фитофтора, это я уже научился отличать, – он состроил тупое лицо. – Да хотел показать удобрения кой-какие, знакомые достали, финские. Может, надо вам?

При упоминании удобрений глаза соседки, как и всякого садовода, загорелись.

– Пойдем, посмотрим, что у там у тебя за «не фитофтора». Сейчас, погоди, только баночку захвачу. Удобрения-то твои, они жидкие?

– Ага, – он кивнул и посторонился, пропуская соседку вперед.

Шея у нее тонкая, удобно будет. И вроде, она говорила, сердце слабое. Хорошо бы, все быстро вышло.

***

В его теплице было теснее, одну из дверей он предусмотрительно закрыл и подпер снаружи, оставив только один выход.

– Вы тут поглядите, теть Кать, пока, а я принесу удобрения. Давайте банку.

Впервые в жизни у него затряслись руки. Даже тогда, много лет назад, когда здесь была Она, такого нервяка не было. На секунду стало жаль соседку, и он замешкался. Этого хватило, чтобы упустить драгоценное время.

Входная дверь стукнула.

– Ой, ну и запах тут у тебя, – донеслось из соседней комнаты.

Теперь мешкать было нельзя.

Он почти выпрыгнул к дверям и всем телом прижал соседку к стене. Та, дура, поняла неправильно и заголосила.

– Да, миленький, старая же я! Не надо, не тронь! Старая, старая, – визгливо повторяла женщина, хлюпая от страха носом, пока он второпях искал в карманах застрявшую тряпку.

– Завали, – зашипел он, прижимая пропитанную хлороформом тряпку к ее носу. – Будешь еще ментов приводить? Будешь, сука?

Женщина потеряла сознание, обмякла и начала сползать по стене, несмотря на его натиск.

Он, придерживая, опустил ее на пол, перевернул лицом вниз и связал руки, потом ноги. Перевернул обратно и засунул в рот какое-то подручное тряпье, потом, для надежности, надел на голову наволочку и завязал под шеей. Пока на улице нет народу надо было перетащить ее в гараж: там никто не услышит ее, когда она очнется. Даже если начнет орать, хотя и этого у нее не выйдет.

Он открыл дверь и подпер ее чурбаком, а потом выволок связанную женщину на улицу. Забор глухой и кусты вдоль забора высокие. Это хорошо. Никакой случайный прохожий не увидит, пока он будет тащить ее до гаража. Всего пять метров, а рискованно.

Согнувшись, он потащил ее, матерясь: соседка оказалась тяжелой, хотя по виду не скажешь.

В гараже он подтащил ее к кандалам в стене, нашел наручники (не какие-то там, а настоящие ментовские) и пристегнул соседку. Теперь, когда она очнется, он ей сможет все популярно объяснить, а потом наказать.

Он глянул на часы: скоро ехать. Значит, займется ей завтра после смены. А дышать она и через наволочку сможет: хлопок, как-никак.

***

Ваня не видел Евстигнеева целые сутки. Ужасно соскучился по нему! Все прокручивал в памяти их ночь на даче, а потом их второй раз, уже после поездки в сгоревший дом.

Во второй раз Ванька не так нежничал. Был чуть грубее, чуть порывистее. Они во второй раз даже до чердака не дошли, Ванька уложил его на диване на первом этаже. Вернее, они вдвоем на него упали: Евстигнеев сверху. Потом он просто сполз ниже, сдернул с Вани штаны и так ему отсосал, что Ваня испугался, как бы соседи не сбежались. А потом еще и набрался наглости и спросил, хорошо ли Ванечке было.

Теперь при воспоминании пальцы на ногах поджимались: хотелось еще. Как подростку, впервые дорвавшемуся до секса. С девчонками у Вани никогда такого не было. Да, секс, да, хорошо. Но потом не хотелось на эти воспоминания и ощущения дрочить, в памяти никогда не всплывало конкретного образа, все только в общем. В общем грудь, в общем ноги, в общем губы, и никогда глаза или голос. А вот теперь уже почти сутки в голове стучало низкое и тягучее «Вань, возьми в рот» и взгляд этот до жути порочный, как будто Ванька в порнухе снимался и там научился так смотреть. Евстигнеев не отпускал его, совсем никак. За эти сутки они перекинулись всего парой сообщений, и то, каких-то совсем нейтральных, а Ване хотелось поговорить с ним, позвонить, а лучше встретиться. Не как парочка, а так, просто. Поиграть, пива попить, поговорить. Никаких свиданий, никаких отношений у них не будет. Ваня не влюбился. Он просто открыл в себе новые грани с Ванькиной помощью. Какие тут могут быть чувства, смешно же.

К ночи стало совсем грустно без Евстигнеева, да к тому же одолели разные не совсем пристойные мысли и вопросы, на которые только он мог Ване ответить.

Очень быстро, пока Ваня не передумал, Евстигнееву улетело сообщение: «Вань, в жопу больно?». А когда через пару секунд возле него загорелись две галочки «прочитано», Ваня испугался, что Ванька буквально с трубкой в руках ждал от него сообщения.

Время потянулось адски медленно. Ване стало стремно, потому что ответ до сих пор не приходил. Может быть, Ванька просто занят, потому и не пишет. Прочитать – прочитал, но пока некогда ответить. А еще из-за этого было страшно и стыдно, что так себя выдал. И Ваня малодушно удалил сообщение, хотя уже было поздно. Но удалил у обоих. Ванька увидит и догадается, что рассчитывать не на что, что это было слишком поспешно с Ваниной стороны. Ну и вообще – правильно поймет, не дурак.

Через полчаса Евстигнеев позвонил. С видео. Ваня долго смотрел в экран, надеясь, что Ванька сбросит и разговора удастся избежать, но телефон все еще пиликал.

– Привет, – криво улыбнулся он в экран.

– Зачем сообщение удалил? – с ходу выдал Евстигнеев.

Ваня пожал плечами.

– Вань, я зайду, ты не против? – только сейчас Ваня увидел, что тот идет в его районе, уже минутах в десяти от его дома.

– Зачем? – Ваня сам напрягся от своего вопроса: ведь ясно было, зачем Ванька к нему идет. Все из-за сообщения. Прочитал и решил, что уже все. Ваня готов, они парочка и так далее. И что Ваня ему даст. А он ведь из исследовательского интереса спросил.

– Значит, зайду, – поняв что-то по его глазам, кивнул Евстигнеев и сбросил вызов.

Ваню передернуло. Он поплелся в душ, догадываясь, что что-то будет. Не то чтобы ему не хотелось. Когда-нибудь в перспективе – да, но не так скоро. Да кому он врал? Хотелось безумно! С Ванькой, и чем раньше, тем лучше. Или это какой-нибудь странный синдром новичка? Он же не мог, ну не мог, блядь, влюбиться в Евстигнеева!

Из ванной его выдернул звонок домофона, и Ваня, обернувшись полотенцем поспешил открыть. Затем так же, в полотенце, уселся на кухне в ожидании.

– Привет! – Ванька заглянул в кухню. – Спать собираешься уже? Я быстро.

Ваня вскинул на него тревожный взгляд: что это за «быстро»?

Евстигнеев сел напротив.

– Есть два вопроса. С какого начать?

– С моего, – Ваня пристально посмотрел на него, со страхом и предвкушением одновременно. Ну, не будет же Ванька насиловать его, как-то все у них по-другому будет, приличнее.

– Окей. В жопу больно, особенно в первый раз. И особенно, если партнеру на тебя плевать. Твой первый раз должен быть с человеком, которому не безразличен ты и который небезразличен тебе. Проще говоря, с тем, в кого ты влюблен, с кем у вас взаимно. Поверь, ради исследовательского интереса не стоит заниматься однополым сексом. Надо еще, чтобы партнер тебя подготовил. Все должно быть нежно, медленно и осторожно. Если ты в постели со случайным человеком, все будет, – Евстигнеев поморщился и рукой помахал. – И даже не в удовольствии дело, а в доверии. Ты же должен доверять партнеру. Представь, ты же ему открываешься полностью, тем более в первый раз. С кем попало не нужно, Вань. Надо найти, понимаешь?

Ваня ничего не ответил, ждал, что тот станет делать дальше, но и Ванька молчал.

Тишина затягивалась и становилась неуютной.

– Ну, допустим, есть такой человек, – наконец выдавил Ваня. – Дальше что?

– Дальше? – Евстигнеев посмотрел в сторону и пожал плечами, – Это от ваших отношений зависит. Ну хотя бы пообщаться надо какое-то время, узнать друг друга. Да и знаешь, не стоит сразу к сексу переходить. Можно не торопиться. Я думаю, любой подождать может. И… Тот парень тоже. Узнай его получше, я думаю, все будет в порядке.

Ваня опешил. Он ожидал чего угодно: поцелуев, секса на кухонном столе, да черт, он даже объяснений в любви ожидал, но не такого почти равнодушного рассказа. Опять вспомнилась их ночь и то, какой Ванька был нежный, заботливый. Потом все их предыдущие встречи и как он его в телефоне «Ванечкой» записал. А сам Ваня вчера, вернувшись домой, переименовал его в телефоне и добавил к имени сердечки. Сопливо и странно, но ему захотелось. Хотя он и не влюбился.

– А второе что? – Ваня спросил и ощутил, как по коже пробежал мороз. Сейчас вот Евстигнеев скажет, что у него кто-нибудь есть, что на даче это помутнение было. Или скажет, что он к Ване ничего не чувствует.

Но он сказал совсем другое.

– На тех дачах, куда мы ездили, женщина пропала. Которая полицию вызывала. Я рассказывал, помнишь? Пропала вчера днем, вот как мы приезжали, может, позже. С телефоном ушла, он не отключен даже, гудки идут. И определяется он, вроде как в том же обществе. Или выронила или что? Волонтеры прочесывают округу, уже человек тридцать там. Муж заявление написал.

Ваня потрясенно смотрел на него.

– Я у Мирона сейчас был, он рассказал. Эта женщина пропавшая, знакомая его родителей. Понимаешь, Вань? Мы совсем чуть-чуть не дошли, маньяк где-то там, я чувствую. Это он сумку спер, сто процентов. И пропажа женщины его рук дело.

– Как свидетельницу ненужную? – медленно кивнул Ваня. – Но дом тот, мы же обшарили его, там пусто.

– Мирон сказал, они запрос сделали в Росреестр на собственников соседних участков. Он говорит, вчера, когда они со Славкой ночевали, он в окно смотрел на соседние дачи, и ему пришла такая идея. Участки неплохо просматриваются. Что, если у нашего маньяка дача по соседству и он следил за нами из своего дома? А когда мы пошли проверять, он разбил окно в машине, украл сумку и убежал обратно к себе? Ему как раз хватило бы времени.

– Действительно, – согласился Ваня. – А тот парень, помнишь, ты говорил, что когда нашел кота, там был еще какой-то парень? Если это и есть маньяк? Как он выглядел?

Евстигнеев покачал головой:

– Высокий был, это помню. А вот лицо… Знаешь, когда ты свалился с лестницы, а потом тебя тяпнула псина, как-то не очень запоминаешь, кто тебе еще по роже потом съездил. Но ты прав, это мог быть он. Я даже уверен теперь в этом.

– Поедем туда завтра снова, а? Пешком, обойдем поселок, волонтерам поможем? Поглядим заодно на соседние дома?

– Не могу завтра, работа наклевывается кое-какая, не хочу проебать.

– Тогда, может, останешься? Славки все равно нет, – Ваня криво улыбнулся.

– Нет, Вань, домой надо, – твердо ответил Ванька и поднялся.

– Тогда у меня один вопрос. Не возражаешь? – Ваня даже за руку его взял, чтобы удержать на месте. – Какого хуя ты морозишься теперь? Или у нас ничего больше не будет? Или ты не догнал, что я тебя имел в виду? Что я с тобой хочу, и все чувства, о которых ты говорил, у меня есть. Взаимно?

Ванька поднял на него взгляд. Теперь он смотрел совсем не так, как пять минут назад. Сейчас в его взгляде читалась надежда, доверие и какое-то неприкрытое счастье.

– Все равно, давай без секса пока? Мне самому надо привыкнуть, что ты никуда не денешься.

– У меня даже зубная щетка в упаковке есть, и полотенце я тебе выдам, – подытожил Ваня и потянул его за руку, заставляя сесть обратно.

***

Возвращаясь с работы, он заметил незнакомых людей, шнырявших по улицам общества. С фонарями, рациями, в жилетках. В животе неприятно засосало: неужели эту бабу хватились? И почему ищут именно здесь? Может, за грибами ушла в ближайшую лесополосу, там бы пусть и искали.

Он заехал на участок, припарковал машину. Тут же подошли парень с девушкой и показали фото пропавшей. Теперь главное было не нервничать. Да, видел, вчера утром еще. Говорила, что в соседнее общество пойдет, у подруги урожай огромный, поможет банки закатать. Как подругу зовут? Тамара Семеновна, вроде. Ага, позвоню, если что. Хорошая женщина была, найдите, пожалуйста.

Он аккуратно зашел в гараж. Его пленница лежала, тихо поскуливая, а в кармане ее халата заливался старенький мобильник-раскладушка.

Почти двести пропущенных! Вот это да.

Он дождался, пока телефон затихнет, вскрыл его и вытащил карту, потом разломил телефон пополам. Как хорошо, что здесь же есть ножницы! Не откладывая, он порезал карту на мелкие кусочки. Хорошо бы в печку кинуть, но разжигать огонь надо, а на это совсем нет времени.

Он подошел к жертве и сел рядом с ней на корточки, стянул наволочку. Она устремила на него красные большие от ужаса глаза, заморгала в отчаянии.

– Хоть звук издашь, придушу, – тихо пообещал он ей, наклонившись к самому лицу. – Изгадила мне тут все.

Он брезгливо поморщился: пленница провела здесь целые сутки, и мыть за ней придется долго, одной хлорки сколько уйдет.

– Знаешь трех обезьян? – он снова наклонился к женщине и посмотрел как будто с любопытством. – Вот мы сейчас из тебя сделаем всех трех разом, чтобы нос свой не совала куда не надо, чтобы не болтала и не высматривала чужое.

***

С самого утра у Мирона появилось отвратительное предчувствие. И в районе обеда оно подтвердилось: на связь вышли волонтеры и сообщили о найденном трупе женщины. Позвонили не ему, а Чумакову, который тут же вызвал Мирона к себе. И в кабинете, потягивая холодный чай, начальник елейным голосом поинтересовался, что же Мирон сейчас намерен делать.

Опять труп, опять изуродованный. И по закону подлости как раз недалеко от дач, где прятался Слава, прямо за забором дачного общества, в лесопосадке. Мирон поежился от отвратительного предчувствия, но взял себя в руки. Еще не хватало, чтобы сейчас Чумаков спалил его тревогу и сам решил поехать осмотреть место. Но чем-то, видать, Мирон себя выдал.

– Чего так дергаешься? – майор Чумаков прищурился и поскреб подбородок. – Че, жмуров не видел никогда? Или мне самому дела бросать и ехать?

Мирон отказался.

– И кстати, – продолжил майор и подозрительно взглянул на Мирона, – Карелин-то тоже пропал куда-то. И как раз в тот день, когда его должны были вызвать на допрос и вручить постановление. Даже днем раньше пропал, в аккурат после того, как с тобой пообщался. И постановление у тебя было. Чего молчишь?

Мирон набычился и исподлобья уставился на майора.

– Он у меня был, это правда. Но куда исчез после этого, понятия не имею. Я с него подписку взял, в деле она есть, можете убедиться.

Чумаков отпил из кружки и вытер губы, так и не спуская глаз с Мирона.

– Ох, и мутный ты, Федоров. Как и дружок твой, Ваня. Того хоть уволить успели.

Мирон стиснул зубы и проигнорировал замечание насчет Ваньки.

– Если вы закончили, то я поеду, там машина ждет. И знаете, буду очень рад, если на месте не окажется уже вашего друга Димы, – он намеренно сделал акцент на последнем слове.

Чумаков дернулся, будто хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. Он полоснул Мирона взглядом и махнул рукой на дверь, показывая, что тот свободен.

До места добрались быстро. Экспертиза была уже там. Мирон вышел из машины и чуть ли не бегом направился туда, где уже стояли небольшой группой его коллеги.

– Кто та.., – начал Мирон и замер: перед ним лежало обезображенное, но узнаваемое тело давней знакомой его родителей, той самой женщины, по чьему звонку Ванька ездил проверять заброшенную горелую дачу.

Глаза были выколоты, а рот грубо зашит черными нитками, уши отрезаны.

– Это, блять, что такое? – он растерянно повернулся к Жене, которая тоже была здесь.

– Та самая пропавшая, волонтеры нашли, – начала было та, но Мирон замахал руками.

– Я ее знаю, Жень. Знаю, понимаешь? Она дружила с родителями, – он прижал ладони к лицу.

Женя обняла его за плечи, потом притянула к себе. Она ничего не говорила, слова были сейчас ни к чему. Мирон простоял так с минуту, потом мягко отстранился и отошел в сторону, прислонился к стволу засохшего дерева. Он достал пачку сигарет, дрожащими пальцами вынул одну и смял. Курить не хотелось. За свою карьеру в полиции Мирону уже довелось увидеть немало трупов, но трясло его впервые. До этого была и тошнота, и омерзение, и отвращение, и жалость, и страх прикоснуться к покойнику или просто постоять рядом. Сейчас он испытывал страх другого рода. Погибшую он знал лично, знал со школы, и от этого было еще страшнее. Ему казалось, что убийца наблюдает именно за ним, охотится, выслеживает, чтобы нанести удар. Но не самому Мирону, не ему непосредственно, а кому-то близкому, кому-то, кого Мирон знает, и кем дорожит. Не было никаких указаний на это, но мысль неотступно засела в мозгу и убираться не хотела.

А то, что убийца сделал с телом было более чем ясным сигналом: ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не говорить. Значит, убитая не ошиблась, и ей не почудилось, и логово маньяка было на самом деле где-то рядом. Ванька совсем немного не дошел до конца, занявшись какой-то мелочью, испуганным котом.

Мирон был так погружен в свои мысли, что не заметил Женю рядом.

– Пойдем, там нашли кое-что, посмотришь. Наш маньяк оставил кое-какие свои вещи, – Она мягко потянула Мирона за руку.

Мирон подошел к экспертам, упаковывавшим в пакет зажигалку.

– Смотри, чувак, похоже, считает себя офигеть каким юмористом, – один из экспертов протянул ему пакет. – «Купи себе свою, уебок», придумал же.

Мирон, вытаращив от ужаса глаза, смотрел на зажигалку. Черная, круглая. Одна такая. Ванькина. Они тогда, кстати, вдвоем дизайн выбирали, это была работа на заказ. Какова вероятность того, что еще кому-то в голову пришла идея заказать себе точно такую же зажигалку? Нулевая.

Он кивнул и криво улыбнулся, молча соглашаясь с тем, что чувство юмора у маньяка было такое себе, и вернулся в машину. Теперь говорить не хотелось вообще ни с кем, кроме одного человека.

– О! Ванькина зажигалка! – раздался над ухом знакомый противный голос.

Мирон неверяще повернулся.

– Дима?

Тот довольно оскалился.

– Съебись, а? – Мирона затрясло: этот ублюдок ведь все выложит Чумакову, а тот Ваньку закроет, как пить дать. Не Славку, так Ваньку. Ему же срать, кого именно. Ваня даже больше подходит и больше Чумакова устроит. А Диму, падлу, тем более.

– Вот ведь, Мирон, как все складывается, да? – мерзко улыбнулся Дима, – Ищут пожарные, ищет милиция. Все маньяка ищут, а он под самым носом – в полиции окопался. Ваня твой. Или, скажешь, зажигалка не его? Или случайно тут оказалась? Больше-то все равно ни у кого ума не хватило бы такую заказать. Так-то, Мирон Янович, попал твой дружочек.

Мирон молча хватал ртом воздух. Ничего он сейчас не мог сделать этому мудаку. Въебет – самого выгонят. Тогда ни о каком завершении дела и поиске маньяка и речи не будет. А Дима обязательно доложит Чумакову самое позднее – через час. Теперь-то уж точно надо Ваньке звонить, чтобы сваливал куда-нибудь. К Светло? Туда могут явиться за Славкой, постановление-то все еще лежит в кабинете. На дачу? Этот адрес знают, Ваня и не скрывал его никогда особенно. К самому Мирону? Чумаков и туда нос сунет: кто же еще Ваньку спрячет, как не лучший друг. Куда-куда-куда? От паники вспотели ладони, его затрясло, и это от Диминого внимания не укрылось.

– Че, думаешь, где дружку твоему зашкериться? Ну думай, давай, ты ж умный, Мирон. Думай, – он оскалился и отошел к машине, на которой приехали эксперты.