Просыпается Арсений от грохота.

Нехотя открывает глаза. Поворачивает голову — соседняя половина кровати пуста. Раздается еще звон, а следом — приглушенный мат со стороны кухни. Арсений складывает два и два, вздыхает, садится.

За окном уже светло. Поясницу тянет, шея и плечи гудят, но настроение в целом приподнятое. Его не портит даже тот факт, что едва знакомый мужик, судя по звукам, устраивает в квартире погром. Арсения не так уж и сложно задобрить: ценой неплохого секса он становится гораздо сговорчивее, — поэтому натягивает домашние штаны и идет проверять обстановку скорее из интереса, чем с намерением убивать.

Антон обнаруживается у плиты: в трусах, Арсовой футболке, которая ему коротка, и с невозможно несчастным выражением лица.

— Я пытался загуглить, как оно работает, — он жалуется, когда замечает Арсения в дверном проеме, указывая на разобранную гейзерную кофеварку в раковине, — но так и не понял, что это такое вообще.

— Отойди, — Арсений усмехается, отодвигая Антона плечом.

Антон послушно отступает к окну, только вздыхает горестно:

— Ну вот. Не получился кофе в постель.

Заливая воду в нижнее отделение кофеварки, Арсений наигранно морщится.

— Может, и слава богу. С твоей ловкостью ты бы плеснул им мне прямо в лицо.

— Эй!

За окном светло, за окном — уже бесповоротно весна с ее первой зеленью и воздухом, пропитанным светом и свежестью. Она вваливается в квартиру подпитой подругой: без стука, моментально оживляя собой обстановку, — растекается по полу солнечной лужей, танцует бликами от витражей на двери, подмигивает из-за занавески.

У Арсения ни на нее, ни на Антона не получается злиться.

— Как гости? Кто-то заметил твое загадочное исчезновение?

— Да они бы не заметили, если бы я сиганул из окна.

Антон не звучит расстроенно, так что и Арсений решает не расстраиваться за него.

— Разве окна открываются в этих высотках?

— Слушай, а хуй знает. Надо загуглить. На будущее.

— Давай все-таки без прыжков обойдемся. Сбегай классическими путями, сам говоришь, всем все равно плевать.

— Было бы к кому, — звучит значительно ближе — почти на ухо — и куда мягче. Арсений чувствует, как чужие ладони опускаются на его бока. — А там хоть по небу, хоть по воде…

— Но лучше бы по дороге, — игривый тон Арсений подхватывает с удовольствием, но не подгадить не может — натура такая.

Гадостная.

Антон смеется ему в шею, большими пальцами гладит ребра, щекочет волосами своими, окончательно вышедшими из-под контроля. Арсений с довольной улыбкой спиной ложится ему на грудь и едва не урчит.

Он такой подъем чувствует, какой редко бывает после секса на одну ночь. Вместо неловких расшаркиваний, где люди, видевшие друг друга в максимально компрометирующих позициях, пытаются играть в незнакомцев, только остаточный трепет приятного вечера. И приятный человек рядом: достаточно знакомый, чтобы не притворяться, и достаточно неизвестный, чтобы сохранить интерес.

Кажется, Арсений нашел самородок на свалке — раскопал нормального мужика в куче медийного мусора.

Кстати об этом.

— На повестке дня два вопроса, — Арсений поворачивается, оказавшись к Антону лицом, и кладет руки ему на плечи. — Во-первых, что ты хочешь на завтрак?

— А что есть?

— Овсянка.

— Ты мне овсянку сваришь? — Антон улыбается с таким умилением, что овсянку Арсений готов сварить хотя бы ради того, чтобы Антона в нее макнуть. — С фруктами?

Но колкость в ответ сформулировать не получается. Получается только кивнуть, заразившись чужой улыбкой.

— С фруктами. Ладно, вопрос второй…

Арсений хочет было заговорить о том, чтобы обменяться контактами, но Антон его перебивает:

— Нет, погоди, — и сразу серьезнеет. — Сначала я.

Отпускает Арсения из объятий и даже отходит на шаг назад, так что Арсовы руки соскальзывают с его плеч. Атмосфера неуловимо меняется: становится нервно, плохое предчувствие щекочет затылок. Арсений хмурится.

— Тут такое дело… Ты только ничего такого не думай, я обычно сразу рассказываю, но вчера как-то все… закрутилось, вот. Ну и, если совсем честно, я побоялся, что ты сольешься.

Видимо, рано радовался. Вот сейчас ему скажут, что все было круто, конечно же, никаких претензий, но лучше им больше не видеться, понимаешь, я ничего серьезного не ищу…

— Я женат.

А?

Время и пространство вокруг тормозят, Арсений тормозит тоже. Смысл услышанного доходит не сразу.

— Что, прости?

— Не-не-не! — Антон, завидев, как у Арсения выражение лица стремительно меняется с шока на гнев, мотает головой. — Не в этом смысле!

— А их типа несколько? — Арсений ощеривается, сжимает кулаки.

Все было показавшиеся фантазии о романтике мысленно втаптываются поглубже в грунт. И тут же весна за окном раздражает, сговорчивость улетучивается, лицо Антона больше не представляется на соседней подушке, зато крепнет желание этой подушкой его придушить.

— Это фиктивный брак, чисто для прессы. То есть по документам вполне реальный, но ты меня понял, — Антон тараторит, а сам отступает еще на шаг.

— Жена в курсе? — Арсений зло усмехается.

— Да, — уверенный кивок. — У нее своя жизнь, у меня своя. Из общего только квартира и пара фоток с публичных мероприятий.

Арсений шумно выдыхает.

Ему не кажется, что Антон врет — и тут, кстати, вопросик, с каких пор он с такой легкостью верит людям, — но прекратить злиться не получается. И не хочется.

— Допустим. Если это настолько неважно, рассказываешь зачем?

— Чтобы ты от меня об этом узнал, а не из интернета.

Он спрашивает еще раз, жалея, что над Антоном физически невозможно грозно нависнуть:

— Зачем?

— Затем, — Антон стыдливо отводит взгляд, — что я бы хотел повторить.

— Признаться мужику, с которым вчера переспал, в том, что женат, чтобы попросить встретиться снова, — яд из Арсения так и льется. — Как-то контрпродуктивно, тебе не кажется?

Антон затравленно складывает руки на груди, однако звучит твердо:

— Говорю же, это фиктивный брак. Но я понимаю, что узнавать вот так — неприятно. Поэтому не настаиваю. Просто, мне показалось, мы отлично провели время, и у этого есть какой-то… потенциал.

— Был бы потенциал, — отрезает Арсений.

Еще вопрос: а почему Арсению настолько не все равно.

Спать с женатыми — в его картине мира не катастрофа, блюсти святость чужого брака он не подписывался, избегает таких отношений исключительно из собственного самолюбия. Считает, что слишком хорош, чтобы быть запасным вариантом. Но иногда все же случается, обычно — без драм; а тут почему-то прям задевает, хотя и брак, по словам Антона, ненастоящий. Просто… кажется, Арсений рано позволил себе очароваться и поверить, что нашел кого-то нормального.

Просто верить в Антона — хотелось. А тут вот оно как.

Пояснять Антону, что кормить овсянкой его больше не собираются, не приходится — он все понимает и сам, вздохнув, выходит из кухни. Недолго шебуршит в спальне и заглядывает обратно, когда убеждается, что провожать его не планируют.

— Я оставил тебе свой номер. Надумаешь — напиши, — говорит, окончательно вернувшись в образ серьезного дяди с телика: вот тебе и костюм, пусть и слегка помятый, и дорогие кольца — ага, в том числе, обручальное.

Ну насколько же Арсений слепой.

Хочется прошипеть в ответ, что думать он будет только над планом мести, но Антон ретируется быстрее — похоже, привычный, — и вот за ним уже захлопывается входная дверь. Только в этот момент Арсений вспоминает о кофеварке, так и оставленной на столешнице.

``

«Антон Шастун, — гласит страничка на «Кинопоиске», — режиссер, продюсер, сценарист. Рост: 1.97м. Дата рождения: 19 апреля 1991, овен, 32 года. Место рождения: Воронеж, СССР». С фотографии смотрит Антон смешной, короткостриженый, широко улыбающийся. Из списка проектов — в основном комедийных — Арсений как минимум о половине хотя бы слышал, что-то ему даже нравится. Но куда интереснее информация с ресурсов, куда менее уважаемых и именно тем и ценных, потому что терять им нечего, так что и пишут они без фильтра на темы, самые животрепещущие.

А какая тема трепещет живее всего касательно Шастуна, догадаться можно еще по тому, что гугл к запросу «Антон Шастун» моментально предложил добавить «жена». Арсений уже жалеет, что вообще полез вычислять фамилию, но отступать поздно.

История у них, не поспоришь, сказочная. Друзья с пеленок в девятом классе влюбились без памяти, и невинное подростковое чувство — как будто Арсений не был девятиклассником и не знает, что там нет и не может быть ничего невинного — с годами только окрепло. Она — писаная красавица, его муза, луч света в темном царстве, разумеется, поддерживала во всех начинаниях и без страха прошла вместе с суженым путь из грязи в князи отечественного телевидения. Он — из лопоухого недоразумения со временем (и деньгами) превратился в завидного — и занятого — жениха. И назло козням бездушного шоу-бизнеса сквозь все невзгоды пара сохранила свою любовь, подавая пример молодежи.

Арсений захлопывает ноутбук с кривой усмешкой. Забавно на фоне этого бреда смотрится тот факт, что так называемый образец супружеской верности в свободное время поебывает мужиков.

Самое обидное: на обилие статей противоположного содержания по запросу «Антон Шастун гей» даже злорадствовать не получается — вот она, наглядная причина, зачем ему прятаться за кольцом. И Арсений понимает чисто по-человечески, не может винить за желание жить в покое и безопасности. И во лжи Антона не уличишь — он же признался. Сам. И сам повинился, что сделал это позже, чем следовало. Но, кажется, именно это Арсения бесит: Антон даже проебался по совести, будто отняв у Арсения право на себя злиться.

А злиться — хочется. Так что Арсений будет.

Вот, честно, в плане выбора партнеров сам себе Арсений кажется непривередливым. Не в смысле, что хоть бы «чуть красивее обезьяны», а в смысле, что он не ищет грандиозной любви — всего лишь кого-то, с кем сосуществовать будет комфортнее, чем быть по отдельности. А для этого требуется не так уж и много: приятная внешность, харизма, юмор, хороший секс, общие интересы, представление о личных границах. Терпимость к Арсовой импульсивности. Самодостаточность. Умение настоять на своем, когда надо, умение поддаться Арсению, когда иначе совсем нельзя, умение отличить одно от другого. Крайне желательно — любовь к советским комедиям. Вкус в одежде. Умеренная чистоплотность. Умение готовить — опционально. Чтоб не пользовался приторными духами и не слушал кальянный рэп.

Окей, возможно, его стандарты все-таки высоковаты. Но ведь планку «не быть в отношениях» перепрыгнуть должно быть легко?

«Фейковых отношениях», — устало поправляет воображаемый голос Антона.

Нет, вы посмотрите, он уже и туда залез.

Да проблема, на самом деле, не в отношениях. Проблема в том, что Арсений, хоть и понимает Антона, попросту не уважает образ жизни во лжи.

То есть… Арсений, конечно, в курсе, в какой он стране. В курсе, какие последствия могут быть у излишней честности особенно для публичного человека. Но для него разница между «врать» и «не договаривать» — принципиальная. Он сам, может быть, не крутой продюсер, но и небезызвестная личность в узких кругах; и давно разработал стратегию: выдавать небольшое эссе в ответ на дихотомические вопросы, танцевать вокруг темы неудобного разговора, пока у собеседника не закружится голова, если врать, то так очевидно, чтобы никто не воспринял всерьез, в итоге все переводится в шутку, но и правды ты как бы не рассказал.

С таким подходом даже самые любопытные рано или поздно сдаются. Да, проще было бы иметь четкий сценарий про жену, девушку, увлеченность работой или обет безбрачия. Но Арсению самому скучно, когда слишком просто, а потому, наверное, на тех, кто этот легкий путь выбирает, он всегда смотрел свысока.

Только в этот раз вышло наоборот: на него смотрели с высоты аж на семь сантиметров больше. И то ли поэтому, то ли еще почему не получается чувствовать себя в их с Антоном конфликте безоговорочно правым — это тоже Арсения бесит. А кто любит, когда он неправ?

Сумбурные мысли неприятно толкаются в голове; Арсений решает, что хватит. Еще немного, и он будет думать о Шастуне дольше, чем был с ним знаком.

Арсений снова открывает ноутбук, тоскливо смотрит на файл с заказом на рабочем столе, обреченным на коматозное состояние как минимум до того момента, пока из комы не выберется заказчик. Еще печальнее смотреть на соседний вордовский документ, пустой и безымянный. Арсений не то чтобы нуждается в деньгах — зимой хорошо заработал на курсах гострайтинга, — но определенно нуждается в постоянной занятости. Иначе, он себя знает, учудит что похуже перепихона с женатым телевизионщиком.

Например, погрузится в рефлексию. Бр-р.

Номер Сереги набирается сам собой, потому что если где и искать движ, то у самопровозглашенного главного тусера. Нечленораздельное мычание раздается из трубки спустя семь гудков. Арсений проверяет время на всякий случай: полчетвертого дня, — и мук совести не обнаруживает.

— Утра, Серень, — он откидывается на компьютерном кресле, вытянув ноги. — Афтепати зашла на «ура»?

— Че ты хочешь от меня, ирод? Блять, свалил раньше всех, выспался, теперь житья не дает, — Серега как обычно звучит, будто восстал из мертвых — и крайне по этому поводу раздражен.

Если бы Арсений не знал, что Серега, во-первых, не пьет, а во-вторых, уже вечером наверняка снова отправится зажигать, он бы извинился и скинул трубку. Но Арсений-то знает.

— Вот про «свалил» не надо. Это ты меня бросил.

— Я те нянька, что ль?

— Ну знаешь ли…

— Слушай, давай предметно. Че-то надо или доебаться звонишь?

Арсений морщится. Вот ему, может, надо пожаловаться от души, но Серега вообще не тот человек.

— Какие планы на вечер?

— В Одинцово еду, там у этого… да ты хуй знаешь, кто это, ну, короче, встретил вчера одного. У него там дом. Зовет пару дней потусить. Напроситься хошь?

— Мхм.

— Принято. Прихорашивайся, часиков в семь заеду. Отбой.

Гудки.

Арсений со вздохом убирает телефон от уха. За годы знакомства он так и не определился: идеальный Серега друг или отвратительный.

``

Подташнивать его начинает еще до того, как в двадцати с лишним километрах от МКАДа за окном Серегиного автомобиля показываются первые дорогостоящие участки. Это можно было бы счесть за знак — от вселенной ли, или от собственной интуиции, — но Арсений к ним крайне невосприимчив — потому сам не водит.

Так что он игнорирует и тошноту, и дрожь, прострелившую позвоночник, когда они видят подсвеченный цветными лампами современный коттедж. Заталкивает поглубже липкое ощущение неприязни ко всему сущему, здороваясь с каждым встречным. Душит желание брезгливо поморщиться, когда ему вручают стакан с чем-то, зачерпнутым из миски, куда какую-то девушку минутой ранее макнули лицом.

Из стакана, правда, так и не пьет, но по крайней мере подгадывает момент, чтобы незаметно спрятать его за фикусом и ретироваться, будто не при делах.

Музыка здесь еще хуже, чем в «Сити», но хотя бы тише, потому что нигде конкретно не сосредоточена. Контингент — хер пойми: половине Арсений точно в отцы годится, оставшиеся — вроде, ближе по возрасту, но каким-то образом еще дальше по сути. Остается догадываться, что люди наверняка медийные, судя как минимум по количеству снимаемых ежесекундно сторис; но Арсений не узнает вообще никого, и ни с кем, скорее всего, не сойдется.

Оно и к лучшему.

Серега опять бросил его, стоило перешагнуть порог, но сегодня Арсению и не нужна компания; ему нужно — не думать, потому что это вредно для нервов, режима и кожи.

Он выбирает себе в спутницы бутылку «Короны», потому что это единственный представленный алкоголь, который надо открывать самому, а значит, до запечатанной бутылки точно никто еще не добрался. Даже тырит дольку лайма со стойки, чтобы пропихнуть в горлышко, и уходит из душного помещения на террасу.

Поздний вечер за городом куда прохладнее, чем в Москве.

Весна приходит сюда не то чтобы позже, но на своих условиях: потепление не подгоняет асфальт, разгоряченный шинами; еще кусачий по-мартовски ветер гуляет свободнее, не плутая в лабиринтах многоэтажек; деревья покрываются зеленью охотнее, но будто бы второпях, будто ловят возможность, пока погода не передумала и не накрыла новой волной запоздалых заморозков. Арсений ежится в одной черной рубашке, но внутрь возвращаться не хочется. Он слабо себе представляет, зачем приехал, но точно не для того, чтобы социализироваться — точно не с этой шумной толпой, наполовину чересчур молодой, на вторую — чересчур молодящейся.

Арсений, в общем-то, просто забивает свободное время любой бездумной активностью. Например, с бутылкой пива развалиться на шезлонге у неработающего бассейна и глядеть в темноту.

Еще бы кто-то интересовался его желаниями.

— Вечер добрый.

Арсений сдерживает порыв ответить колким «был» и с натянутой улыбкой поворачивает голову.

— Не смотрите так, — смутно знакомый мужчина, усевшийся на соседний шезлонг со стаканом чего-то явно крепкого, усмехается, подняв вверх обе руки. — Я просто подышать вышел, со мной не обязательно разговаривать.

Ишь, глазастый какой.

— Дышите, — Арсений пожимает плечами.

— Спасибо, что разрешили.

«Не за что», — Арсений глотает тоже.

Отворачивается, сосредотачивая внимание на жухлых листьях, дрейфующих в темной воде бассейна. Становится все прохладнее, и незнакомец своим присутствием тратит драгоценное время, которое тут можно провести с удовольствием. Но не гнать же его — по какому праву? Остается только греться от собственного нарастающего раздражения.

Еще и в висках начинает зудеть: Арсений сто процентов его уже видел, только не понимает где. Точно, приметил еще, что «бобер» мало кому идет — по себе знает, — но вот этому — да. И образ в целом такой, как родители выражаются, интеллигентный. Судя по яркой толстовке с матерным принтом и тому, где они встретились, «интеллигент» с приколом.

— Что? — он спрашивает, и только тогда Арсений осознает, что пялится.

Вздыхает. Сдается.

— Пытаюсь вспомнить, кто вы такой.

— Можно же просто спросить? — вежливая улыбка, а в глазах — чертовщина какая-то.

— Допустим, спрашиваю.

— Руслан, — интеллигент с готовностью протягивает руку, отставив стакан.

— Арсений, — он нехотя представляется, отвечая на рукопожатие.

На подобных мероприятиях Арсению нравится поддерживать репутацию кого-то загадочного, в чьем существовании на следующий день никто не уверен. Но сегодня все как-то сразу пошло наперекосяк.

— Имя добавило ясности? — насмешливо спрашивает Руслан.

— Ни малейшей.

— Абсолютно взаимно. Вы тогда дальше думайте, а я, пожалуй, пойду.

Поднимаясь, он чуть покачивается, спалившись, что пьян сильнее, чем хотел бы казаться. Становится сложней испытывать к нему раздражение — из смазливого доебщика Руслан сразу превращается в немного надменного, но в целом забавного персонажа. Добивает тем, что на пару секунд залипает, уставившись в стеклянные двери, а потом говорит мрачно:

— Дружеский совет: пунш из этого тазика лучше не пробуйте. Мало ли, — он кривится, — кто в нем побывал.

Арсений благодарит и наконец остается один.

Правда, насладиться этим толком не получается — становится все прохладнее, и холодное пиво ситуации не помогает. Арсений держится до тех пор, пока пальцы на правой руке не становятся по температуре такими же как на левой, держащей бутылку.

И потом еще немного: ему слишком нравится темнота, проглатывающая границу участка. Можно представить, что и нет ее, этой границы; один только дорогущий коттедж в деревне с каким-то там Ново-женским именем в Одинцовском районе, светящийся всеми цветами радуги и пульсирующий от битов. И сюда, как килька, набились последние выжившие после того, как весь мир поглотила тьма. Выборка так себе, если бы Арсений писал об этом роман, он бы убил всех персонажей, кроме Сереги. Ну, может, еще Руслана. Но его бы помучил.

Как хорошо, что Арсений не планирует писать никакой роман.

Мысли, идущие не в то русло, надо ловить за хвост и топить, как котят; так что Арсений поднимается с места и решительно направляется внутрь.

Еще бутылки пива хватает, чтобы от музыки перестало хотеться заткнуть себе уши тем же лаймом, что он снова стащил. Пары шотов — чтобы перестали разгоняться постапокалиптические сюжеты со смертью девяносто пяти процентов каста. А после обманчиво приятного на цвет коктейля, на вкус оказавшегося как водка с водкой, которую пшикнули — дайте подумать… — ароматизированной водкой для запаха, Арсению даже не требуется усилий, чтобы не шипеть в ответ на попытки завязать с ним разговор.

Где-то на этой стадии он таки знакомится с хозяином безвкусной недвижимости. Не запоминает имя, потому что имени так и не добивается, не запоминает фамилию, потому что много чести, но ловит смутную ассоциацию с чем-то молочным. И еще мечтает забыть, как его обняли до хруста костей и добили мощным хлопком, заставившим вновь заныть шею и плечи. За исключением безымянности, отсутствия вкуса и излишней тактильности, претензий Арсений к нему не имеет; вроде, вполне дружелюбный мужик. Но на всякий случай больше к нему не приближается.

Вечер перетекает в ночь, Серега из зала перетекает на второй этаж в компании эффектной брюнетки. Арсений стекает с подлокотника дурацкого дизайнерского кресла на пушистый ковер. Он только избавился от другой леди, упорно пытавшейся утащить его туда же, в сторону гостевых спален. Ни прямых заявлений о незаинтересованности, ни косвенных намеков, что это, по сути своей, не ее вина, хуеди не понимала; пришлось чуть ли не со слезами на глазах убеждать ее, что Арсений бы рад, но все на свете забыл в бардачке: от презервативов до самого члена. И вот, пока она убежала «решать проблему» (ни попросив ключи, ни уточнив, что за машина вообще), Арсению бы сбежать.

Но ему — текуче.

Такая стадия опьянения, когда агрегатное состояние становится концепцией чисто гипотетической, изменчивой и абсолютно неподконтрольной. По ощущениям он мог бы впитаться в этот самый пушистый ковер, по факту — не может встать. Закрадываются подозрения, что тот лживый коктейль и был печально известным пуншем.

— Арсений? — раздается откуда-то сверху.

На глас божий не тянет; Арсений поднимает взгляд и встречается с очень интеллигентным лицом.

— Руслан, — говорит скорее сам для себя, фиксируя в голове краткий момент понимания происходящего.

— Советов не слушаете, — цокает Руслан. — Пойдемте подышим.

Он протягивает руку, Арсений за нее хватается, и его поднимают с ковра.

Кто побывал в тазике, Арсения уже не слишком интересует; а вот что туда намешали, он бы спросил, потому что, как оказался снаружи, не помнит. Просто: вот он тонет в вязкой темноте, а вот — в грудь уже рвется свежесть, с ушей пропадают килотонны бесконечного тудудуца, глаза перестают болеть. Под задницей оказывается холодный шезлонг. Перед лицом — Руслан.

Ладно, хер с ним, не будет мучиться в постапокалипсисе.

— Полегче?

Арсений глубоко вдыхает и прикрывает глаза на секунду. Ошибка — в темноте глупый мозг пугается, и его начинает кружить.

— Водички?

— Нет, не настолько, — Арсений мямлит без особой уверенности.

Берет себе полминуты на передышку. Стыдно, в конце концов, быть в таком состоянии при человеке, который выглядит как маскот «Старбакса». К счастью, что бы там ни намешали в тазике, отпускает оно так же быстро, как топит; возможно, временно, но хватает, чтобы выпрямиться и сказать четче:

— Живой.

Руслан кивает и садится удобнее. Взгляд у него — внимательный, улыбка саркастичная. Весь он такой немного высокомерный — тут, может, проблема еще и в образе, — отстраненный, но вроде не злой. Глядит в него Арсений, как в зеркало. Ну что за нелепость.

— Видел, как Ира к вам прицепилась. Понял, что надо спасать.

— Не находите абсурдным, что мы до сих пор не перешли на «ты»?

— Нахожу, — он усмехается и тут же перенимает наигранно серьезный тон: — Но в допустимых масштабах.

Арсений смеется. Существовать становится все выносимее, будь то заслуга Руслана или свежего воздуха.

— А она не будет меня искать? — Арсений вертит головой, сделав большие глаза.

— Нет, все не настолько плохо. Хотя… Да нет, нет. Ире просто нравится… ну как вам сказать, — Руслан многозначительно поднимает брови и взмахивает рукой. — Стремиться к недостижимому.

Арсений моргает пару раз, пытаясь осмыслить, и наконец тянет понимающее «а-а-а». У леди, получается, не барахлит гей-радар, а совсем наоборот. Он недоуменно оглядывает себя.

— Что, так очевидно?

— Кому надо, вполне.

— Если вы на себя намекаете…

— Нет. Точно не в этих целях, — Руслан мотает головой так интенсивно, что Арсений мог бы обидеться.

Но не обижается. Во-первых, настроение вообще не то, во-вторых, с ван-найт-стэндами в принципе пора бы притормозить. В этих кругах — не стоило и разгоняться.

— Домой надо, — Арсений вздыхает снова — сам для себя.

— Вызвать вам такси?

— Спасибо, но я правда в порядке.

— Как скажете, — Руслан легко соглашается и встает — куда увереннее, чем в прошлый раз. — Тогда доброй ночи. Еще увидимся?

— Надеюсь, что нет, — Арсений тоже умеет активно мотать головой.

Руслан, кажется, тоже не обижается.

Снова оставшись один, Арсений не сразу тянется за телефоном — все же пользуется возможностью полюбоваться бездонной чернотой впереди, пока алкоголь еще греет. И закономерно получает по затылку тяжелой мыслью: ну вот и что он творит?

Приперся непонятно куда непонятно зачем, непонятно кого пытался из себя строить. Хотел убедиться, настолько ли невыносима медийная тусовка, как о ней говорят? Так вчера уже выяснил. Наоборот, искал подтверждения, что не один Антон в ней такой исключительный? Ну, вроде, нашел, только легче не стало. И как назло — то ли Арсений остыл, то ли отчаялся, но уже даже злиться не хочется; просто обидно: у него такое нечасто случается, чтобы с кем-то почти сразу поймать волну. Чтобы и поговорить, и потрахаться, а на утро даже выставить не захотелось.

Зато захотелось, блин, накормить овсянкой. Вот такого он вообще про себя не помнит. Короче, обидно, потому что там, кажется, правда могло бы что-нибудь получиться.

Хотя, почему сослагательное. Бумажку с номером-то он захватил.

Арсений достает телефон и не дает себе думать — сегодня такой день.

«Адрес».

Нет, ну самую малость подумать надо. Хотя бы о том, как не улететь в бан.

«Это Арсений».

«Блядь нельзя ж так пугать», — приходит сразу же, адрес — следующим сообщением.

И за ним:

«Что надумал?»

Смешной такой: сказал, куда ехать, и только потом спросил. А все уже, не отвертишься, думает Арсений, копируя и вставляя адрес в приложение. И отвечает, только когда садится в машину:

«Приеду — скажу».