Хотел бы Арсений знать, в какой момент он свернул не туда.

Все же нормально было — не идеально, но стремиться к идеалу в его возрасте уже, вроде как, несолидно. Гострайтинг, конечно, не работа мечты, но самый близкий к ней вариант из высокооплачиваемых и реалистично возможных. Отношения, живущие ровно до того момента, когда надо либо признавать их серьезность, либо разбегаться, — не обещанная в детстве любовь на всю жизнь; но Арсений понял, что может на нее не рассчитывать, еще классе в седьмом, когда одноклассники задирали девочкам юбки, а он изо всех сил старался лишний раз не поднимать взгляд с пола в мальчишеской раздевалке. Он нечасто видится с друзьями — так это понятно, у каждого своя жизнь и свои заботы; все реже выкраивает время и силы для хобби — постоянно находятся дела поважнее; почти никогда даже по мелочи не повинуется капризному «хочу» — потому что Арсений взрослый человек, расставляющий взрослые приоритеты.

Дизайн ипотечной квартиры, финансовое положение, внешность, аудитория в социальных сетях, разнообразие рациона, — все в жизни Арсения устраивает его умеренно. Твердый «удовл.»

И Арсений очень долго себе твердил, что умеренность — хорошо. Безопасно и предсказуемо. Отсюда не больно падать, из нее нет острой необходимости вырываться, достаточно поддерживать равновесие и радоваться редким, но ярким взлетам.

Хотел бы Арсений знать, в какой момент в это совсем перестало вериться.

Сейчас, пока едет в такси, он обо всем этом так глубоко задумывается, что совсем забывает, куда, собственно, направляется и зачем. А когда вспоминает, до точки назначения остается меньше семи минут, и времени на другие размышления нет. Арсений пишет Антону, что будет уже вот-вот, виновато скорчившись на три пропущенных вызова и три неотвеченных сообщения:

«Ты где?»

«Ты живой???»

«??????????????»

Вопросительных знаков тут в сумме больше, чем букв — у Арсения в голове все примерно так же.

Сонный водитель высаживает его у бизнес-центра и уезжает. Арсений заторможенно провожает взглядом удаляющиеся фары его машины, прежде чем обернуться. Свет в громоздком здании из стекла и металла нигде не горит; Арсений запоздало соображает проверить, когда от Антона пришло последнее сообщение — больше получаса назад. Так же запоздало возникает резонный вопрос: а с чего Арсений решил, что Антон станет его дожидаться?

Арсений ежится, раскачивается на ступнях. Фонари освещают пустую улицу, плоскими картонными вырезками, черными-черными, стоят деревья в аллее через дорогу. Московская ночь лезет под рубашку прохладой — ручной, не как за городом, и все же долго он тут не простоит.

К счастью, и не приходится. На том же месте, с которого только что отъехало такси, останавливается тонированный внедорожник; Арсений аж отходит и оглядывается вокруг, слабо себе представляя, что от него может понадобиться кому-либо внутри этой громадины. Но кроме него тут никого нет, а когда стекло у пассажирского опускается, Арсений с удивлением видит знакомое лицо.

— Забирайся, — Антон говорит устало.

И выглядит тоже. Вблизи, когда Арсений вскарабкивается на сидение, это заметно особенно; становится виновато. Он захлопывает дверь, отрезая салон от шорохов неспящего города, трет ладонями озябшие плечи. Сейчас пригодилась бы заготовленная речь, ее наличие хоть сработало бы как оправдание, чтобы заставить Антона проторчать на работе до часа ночи. Но речи у Арсения нет. Так что он дожидается, пока они не сдвинутся с места, и спрашивает совершенно нелепое:

— Куда едем?

— Вперед, — Антон пожимает плечами.

Чуть опускает стекло со своей стороны и закуривает. Перестает быть так оглушающе тихо, но легче от этого не становится.

Арсений чувствует себя неуместно. Обычно последствия пьяных решений приходится разгребать хотя бы на утро, а не почти сразу. Можно же было предложить встретиться в другой день на нейтральной территории, а не так: в машине вдвоем спустя меньше, чем полтора часа. С Антоном, который совсем не похож ни на какого себя, которого Арсений успел увидеть: серьезным и выпитым.

Очень красивым. Даже в таком виде, в каком его хочется не то что спать уложить, а под витаминную капельницу на пару дней. Не всем дано, между прочим.

Перед ним бы хоть извиниться за такие свои выкрутасы, но Арсений молчит. То украдкой глядит на Антонов профиль, прямой и темный, разрубленный козырьком кепки пополам, то в окно — как они выезжают на Ленинградский и действительно едут прямо. Прямо и прямо, прямиком в сияющее жерло ночной Москвы. Антон в итоге докуривает и говорит первый:

— Давай я проясню пару моментов, — в его голосе нет волнения; там, впрочем, ничего, кроме усталости. — Во-первых, я не кокетничал. Одноразовые связи реально не мой профиль. Это как минимум небезопасно, ну, трахаться направо и налево, когда все уверены, что у тебя крепкий брак. Чем больше выборка, тем выше шансы, что кто-то решит поднять себе статистику свежей сплетней или проебется просто, сболтнув что-то не то.

— Так ты везешь меня на пустырь? — у Арсения вырывается нервный смешок. — Ну, спасибо, что не в багажнике.

Антон цокает, скосив на него хмурый взгляд.

— Я это к тому, что обычно у меня все вообще не так. Я понимаю, что мне кто-то нравится, я, вроде, тоже нравлюсь. И тогда объясняю ситуацию, а потом уже любые активные действия. И обычно сначала это свидания, а не сразу в постель.

— Каков джентльмен.

— Поэтому, — Антон говорит с нажимом, проигнорировав укол, — я с тобой и не сориентировался. Тупанул. Увлекся. Как хочешь зови. Короче, это не паттерн, ты не очередная жертва в длинном списке обманутых.

— Какая жалость. Я-то хотел попросить контакты группы поддержки.

— Да там и на группу не наберется.

— Спасибо, что просветил насчет богатства своего сексуального опыта. А то я не догадался.

— Ой, да не пизди, — Антон широко улыбается, снова косится на него, теперь — с самодовольством. — Хорошо было.

Арсений хмыкает, отводя взгляд. Поспорить не получается, согласиться не позволяет гордость, так что он переводит тему:

— А во-вторых?

— Что? А, — Антон прокашливается. — Ну, вытекает из первого. Я бы хотел с тобой не просто еще раз встретиться, а… в смысле встретиться не только на поебаться. И, если повезет, то еще не раз. Может не повезти, но… хотя бы попробовать.

Арсений натягивает на пальцы рукава рубашки, поджимает губы, говорит тихо:

— Тогда это уже не перечисление. Логическая ошибка.

Потому что язвить — его универсальная стратегия, будь он в ярости, растерян или смущен.

— Вот, смотри, ты теперь можешь судить еще и об уровне моей образованности, — Антон негромко смеется, совсем не звучит обиженным. — А я, между прочим, не знаю о тебе ни хера.

Аргумент.

Арсений вздыхает.

— Арсений Попов, сорок лет, не женат. Родился в Омске, филолог по образованию, работаю гострайтером. Хронических заболеваний нет, венерических тоже.

— А как-то… менее обезличенно?

— А что тебя интересует?

— Не знаю. Любимый цвет?

— Зеленый, — Арсений коротко улыбается.

— Уже что-то.

Становится немного полегче. И у Антона сквозь вымотанность проступает это его, Антоново, очаровывающе-простое; и у Арсения к нему внутри что-то снова вздрагивает теплом. И даже со всем, что Арсений успел о нем вычитать, ну никак на Антона не налезает образ коварного обманщика.

А тем временем ландшафты за окном становятся больно знакомые, и Арсений осознает, что Антон привез его домой. Тот самый Антон, которого он с утра выгнал, потом написал ему пьяный, потом игнорил, вынудив ночью ждать себя в офисе после очевидно непростого рабочего дня, и которому до сих пор так ничего и не сказал по делу. Это и добивает, наверное.

Машина останавливается у шлагбаума на въезде во двор. Антон снова первым прерывает молчание:

— А ты, ну, — поворачивает голову, поджимает губы, — приехал, чтобы нахуй меня послать? Или?

Дело, пожалуй, в том, что, когда тучи сгущаются, малейшие проблески страшно потерять из виду. И еще — Антона хочется вопреки всем разумным доводам. А Арсений очень давно не делал того, чего ему просто хочется; и гляньте, куда это привело.

Он вздыхает.

— Или, — пожимает плечами и, посомневавшись немного, наклоняется к водительскому.

Целует Антона мягко, почти не размыкая губ. Антон отвечает, но, отстранившись, качает головой.

— Пасет от тебя, пиздец.

Правда, тут же подается вперед и целует сам, уже глубже, и кладет Арсению руку на шею, сперва ласково почесывая затылок, а потом вминая его в себя. Арсений растекается по сидению какой-то вязкой субстанцией.

Когда поцелуй прекращается, Антон хрипловатым шепотом желает Арсению спокойной ночи. Арсений не смотрит, как он выруливает и уезжает, — сразу идет к подъезду; а внутри все-таки нет-нет да колется мысль: дома Антона ждут.

``

На следующий день они договариваются пообедать среди недели. Арсению, честно, ужасно стыдно за свои выходки, он даже Антонову просьбу отчитаться о самочувствии игнорирует пару часов, — пока не принимает душ и не выпивает две чашки кофе, после чего ответ «сносно» становится похож на правду, — и чуть не блокирует его номер, когда Антон не появляется в онлайне ни через пять, ни через двадцать, ни через сорок восемь минут.

Очевидно, опять работает. И от этого только хуже: господи, он вообще спал?

В следующий раз, — обещает себе Арсений, — если уж напиваться, то до победного, чтобы сотворенную дичь, во-первых, не помнить, во-вторых, можно было спихнуть на полное невменько, а то муки совести жрут многовато нервов.

Но еще Арсению скучно. День тянется бестолково: голова тяжелая, даже пробежка не помогает — Арсений в итоге больше стоит, чем бегает, то и дело залипая. А когда чуть не попадает под машину, не заметив красный свет светофора, то понимает, что надо сдаться. Проблема в том, что ни к чему приятно-ленивому тоже душа не лежит; остается только слоняться по собственной двушке, с тоской перечисляя в голове в сотый раз: нужны новые шторы, он же тысячу лет хочет новые шторы, а еще занавески — как у бабушки были, полупрозрачные; и у половины стульев расшатано по одной ножке; и ноутбук уже месяц начинает шуметь как самолетный двигатель, стоит открыть больше двух вкладок одновременно. Так и не найдя занятия лучше, Арсений даже проводит пару часов, шарясь по сайтам мебельных, а потом еще час на сайте магазина электроники. Цены кусаются. И не то чтобы этих денег у Арсения нет, просто от мысли о том, чтобы взять и потратить их разом, все желания обновить интерьер сразу кажутся глупыми, а срочная необходимость замены техники — надуманной.

Так что Арсений пересиливает себя и все-таки пишет Антону еще раз уже ближе к вечеру:

«Может, встретимся? Обсудим все по-человечески, — подумав, добавляет: — Это я тебя на свидание зову, если что».

На это Антон — вот же жук — объявляется почти сразу:

«Спасибо за пояснение, а то ни хера не очевидно. С такими формулировками меня обычно зовут какой-то новый проект обсуждать)»

Ничего не говорит про вчера — умница. Арсений самую капельку выдыхает.

«Чем отношения не проект?»

«Хочется верить всем».

«Даже договор о неразглашении не заставишь подписывать?»

«А тебя часть с договором прикалывает или с принуждением? Типо, если тебе прям надо…»

«Следующий вопрос».

Позже, когда все уже решено, Антон уточняет, все-таки, тащить ли ему нотариуса; Арсений отказывается, мурлычет голосовым, что на «третьих» согласен только в постели. Антон молчит пару минут, в итоге отвечает односложным «запомню».

Все еще неловко, но надо признать: Арсения постепенно захлестывает восторженным предвкушением, характерным для начальной стадии отношений, когда и отношений-то как таковых нет — только расплывчатый образ приятного человека. Пока все это не загадили конфликты, бытовые и идеологические, приятно проводить с кем-то время Арсению нравится. Влюбляться — Арсению нравится.

Он упорно игнорирует, что уже успел наступить на горло собственным принципам, лишь бы только процесс пошел. Статья, восхваляющая Антонов брак, открытая на ноутбуке со вчерашнего дня, не помогает; Арсений морщится, тут же сворачивая вкладку, но настроение уже безнадежно испорчено.

Зачатки неясной тревоги жалят виски.

``

До наступления среды безделье едва не сводит Арсения с ума. Когда в голове становится почище, неспособность сидеть на месте дает о себе знать; в итоге Арсений устраивает перестановку в квартире, предпринимает попытку пробраться на стройку, чтобы пофоткаться, и в сумме около четырех часов гипнотизирует взглядом пустой вордовский документ, будто пытаясь его запугать, чтобы светлая мысль материализовалась в файле сама собой. Этого так и не происходит; Арсений сдается и еще раз передвигает комод.

Зато в среду наконец-то находится, куда направить свое беспокойное мельтешение. Увлекшись сборами, Арсений выходит впритык, приходится вызвать такси, и он всю дорогу сидит на иголках, опасаясь встрять в пробку. И каким-то образом оказывается на месте за двадцать минут до назначенного времени.

Садится за стол у окна, заказывает кофе. Пока его несут, четыре раза меняет расположение ног: то правую на левую закинет, то наоборот. Когда чашку опускают на стол, Арсений ставит обе ноги прямо на пол. Выдерживает так пару минут, опять кладет правую на левую, берет чашку в руки и откидывается на спинку низкого кресла, поворачивая лицо к окну. Кусает губы. Пьет. Обжигается. Недовольно морщится.

Меняет ноги.

Уже наверняка и не скажешь, это шило в жопе, или он нервничает. И думать об этом поздно: Арсений видит, как паркуется знакомая черная громадина, и из нее вылезает Антон. Тоже громадина, тоже знакомая, тоже в черном.

Со звоном вздрагивают колокольчики на двери, и Антон встает у входа, вертит головой, пока Арсений не машет ему со своего места.

— Привет, — Антон улыбается, присаживаясь напротив.

— Привет. Сложный день? — Арсений спрашивает, заметив, что Антон выглядит не сильно лучше, чем в их прошлую встречу.

— Да уже который подряд, — Антон отмахивается. — Че-т прям прижало. Мы с Димкой с осени пытаемся совместный проект протолкнуть, и вот, дело сдвинулось с мертвой точки, а он как назло кутил все выходные. Вместе с потенциальным ведущим. Так что сначала я с горящей жопой носился, теперь он вернулся, наверстывает. И, типа, здорово, что наконец-то пошло, но выматывает. Так, нет, — он резко закрывает рот и виновато смотрит Арсению в глаза. — Прости. Больше никакой работы, честное слово.

Арсений пожимает плечами.

— Меня не смущает.

— Меня смущает.

Антон отвлекается на то, чтобы сделать заказ, и Арсений пользуется возможностью на него попялиться. Круги под глазами, кудри топорщатся по бокам от кепки, двухдневная щетина, обкусанные губы и сухие руки, то и дело нервно натягивающие рукава безразмерной толстовки на кончики пальцев. Алло, скорая? Срочно тащите транквилизаторы и витаминную капельницу.

Нет, правда, Антон выглядит как сомнамбула. Но, что удивительно, от его присутствия, такого уставшего и суетного, что-то в самом Арсении успокаивается: пропадает желание елозить на месте, даже дыхание выравнивается. Человек с эффектом чашки теплого мятного чая. Заметив на себе пристальный взгляд, Антон смешно вытягивается лицом, смущенно фыркает и поправляет воротник толстовки — Арсению приходится подавить в себе желание умиленно запищать.

— Ты хотел обсудить? — Антон несколько раз прокручивает кольцо на указательном пальце.

Точно, они тут по делу.

— Ага, — Арсений силой заставляет себя оторвать взгляд от его рук. — Я погуглил, и у меня есть… пара вопросов.

Антон кивает.

— Ебошь.

— Вас по легенде обвенчали еще детьми. Как так вышло вообще?

— Ну, это наполовину правда, — Антон поджимает губы, отводит взгляд. — Мы правда дружили с детства, переехали вместе, встречались даже. Не прям большая любовь, просто само случилось. Типа, не было ни сил, ни времени кого-то искать, а тут — знакомый человек, родной почти, который не против. Я пробивался потихоньку, если совсем честно, красивая история любви подсобила в создании, э-э, бренда. Только когда все начало получаться, я осознал, что это не то, чего я хочу, и меня, к тому же, не только девушки интересуют, но внезапное расставание… сам понимаешь. Очень неудачный вышел момент для привлечения пристального внимания прессы. И мы поговорили. И она согласилась остаться.

— В смысле как… борода?

— Мне не нравится это слово, — Антон морщится. — Вспоминаю сказку эту стремную про мужика, который хранил мертвых жен у себя в чулане. Бр-р. У меня нет чулана с трупами. Но типа того.

Арсений опускает взгляд на свои руки.

— То есть, твоя жена на самом деле твоя бывшая.

— Хуево звучит, да?

— Ну, есть такое.

— Я не вру.

— Я не думаю, что ты врешь, — Арсений снова смотрит на Антона. — Я просто пытаюсь понять, как я к этому отношусь.

Антон молчит какое-то время, хмурясь и теребя кольца. Наконец говорит:

— Слушай. Я люблю свою работу. Не люблю публичность, но без нее никак. Приходится чем-то жертвовать.

— Честью?

— Не, до этого не доходило, — Антон посмеивается, но его заметно передергивает. — Только совестью.

Им приносят заказ, и опять повисает пауза. Арсений дожидается, пока Антон расправится со свиным шницелем наполовину, прежде чем спросить:

— Так, и что еще мне нужно знать? Какие-то правила?

Антон поднимает на него изучающий взгляд. Кажется, не уверен, насколько Арсений серьезен.

— Ничего особенного. Лишний раз не светиться, не позволять себе ничего такого на публике, желательно, не болтать про меня в соцсетях. Все как у всех, — он невесело усмехается. — Только жестче.

Арсений проглатывает шутку о том, что ничего не имеет против «пожестче», потому что смешного мало, конечно.

— Ладно.

— Ладно?

— Ладно, — он повторяет и улыбается, не сдержавшись, на Антоново вытянутое лицо. — Что? Не ожидал?

— Бля, если честно, то нет.

— Я ведь уже сказал, что согласен.

— Ты был пьяный.

— Не прям настолько.

— Да кто ж тебя знает.

Арсений хмыкает, задирает подбородок с видом оскорбленной невинности, хотя Антон абсолютно прав.

— Честно, я не в восторге, но можно попробовать. Надеюсь, оно того… — в этот момент он смотрит Антону в глаза, потому что планирует ему подмигнуть или ухмыльнуться, или сделать что-то еще такое же бессовестное, но натыкается взглядом на то, как Антон сосредоточенно пережевывает наполовину торчащий из его рта салатный лист.

И вместо всего, задуманного изначально, Арсений смеется.

— Фто? — мямлит Антон, только усугубляя ситуацию. Дожевывает салат, переспрашивает: — Блять, да что?!

— Ничего, — Арсений мотает головой. — Кушай, деточка.

Антон что-то еще бубнит, натягивая кепку чуть ли не на нос. Арсений думает, что надо бы заранее смириться, что ничего у них с Антоном не будет идти по плану.

``

— Подвезти?

Они выходят из кафе в полупустую улицу, и Антон кивает на свое припаркованное чудовище.

— А тебе на работу не надо?

— Надо, но не хочется, что пиздец.

Арсений смеется, вынужденно щурится, глядя на Антона чуть-чуть снизу-вверх, — за его головой в кепке, из-под которой торчат кудри, светится яркое весеннее солнце.

— Ну подвези, — Арсений мурчит; за оставшийся час их совместного обеда его разморило достаточно, чтобы почти не скрывать: он и сам не очень-то хочет, чтобы Антон уезжал. — Можешь даже попробовать напроситься на чай.

— Не-не-не, тогда уже точно будет минус рабочий день. Если не вся неделя, — Антон косится на него с усмешкой.

— Не уверен, что у меня есть столько чая.

— Значит, в следующий раз.

— Договорились.

Они садятся в машину, и Антон закуривает.

Жаль, поговорить не выходит — пока они сидели, Антон, оказывается, проигнорировал кучу рабочих вызовов, так что, стоит машине тронуться, он извиняется, ставит телефон на подставку, подключает наушники и перезванивает.

— У меня законный перерыв, ты задрал, — ворчит вместо приветствия, когда контакт «Масло» снимает трубку. — Я надеюсь, там как минимум «Главкино» в огне, или световика утащили крысы.

Имя контакта кажется Арсению смутно знакомым, но он отмахивается от этого ощущения. Подслушивать чужой диалог бесполезно: мало того, что собеседника он не слышит, так еще и слабо понимает, о чем говорит Антон, — так что его голос вскоре превращается в расслабляющий фоновый шум. Арсений решает, что, раз уж в их прошлую встречу полюбоваться Антоном возможности не представилось, сегодня он наверстает по полной. И всю дорогу до дома смотрит, почти не отрываясь, как Антон расслабленно рулит одной рукой, курит, то и дело сосредоточенно хмурится, а изредка бросает на Арсения короткие виноватые взгляды. Арсений каждый раз мягко ему улыбается.

На одном из долгих светофоров Антон снимает руку с руля, кладет себе на колено, и Арсений тянется, чтобы переплести их пальцы. Лицо Антона смягчается. А потом Арсений щипает его за ногу прямо перед тем, как свет переключается с желтого на зеленый; Антон ойкает, тараторит «нет-нет-ничего-извини-продолжай», возвращает руку на руль и косится на Арсения с неодобрением. Арсений ехидно щурится, одними губами произнося: «На дорогу смотри».

Может, Арсений изголодался, может, до него добралась весна, но ему очень хорошо. Солнце светит, птички поют, рядом красивый мужик, и жизнь в целом потянет на тройку с плюсом, но прямо сейчас — прекрасна. Если на въезде во двор не будет людей, Арсений обязательно поцелует Антона на прощанье. Если будут, как-нибудь изъебнется, но все равно поцелует; и пусть Антон как хочет перед «Маслом» своим оправдывается.

Арсений улыбается собственным мыслям. Щипок ему возвращают, пока они пропускают автобус на следующем перекрестке.