«Не хотите встретиться?»

Арсений думает, что для начала хотел бы узнать, как Руслан нашел его аккаунт, в двенадцать раз уступающий его собственному в количестве подписчиков. Он же, кажется, даже фамилии своей не называл.

Думает об этом минуты две. А потом из спальни выходит неожиданно серьезный Антон и молча кладет на стол свой телефон с открытой статьей, где прямо под заголовком красуется Арсова фотография. Арсений не сразу понимает, в чем дело. Сперва хочет проворчать, что фотке лет семь, нос у него там странный, волосы топорщатся, воротник пиджака помят, футболка дурацкая и надо бы спрятать ее в архив; а потом до него доходит. И кровь стынет в жилах.

— Блять.

— Не паникуй, — Антон садится рядом, опускает тяжелую ладонь на Арсово плечо, — ничего скандального они не нашли. Пока что. Потому что скорее всего не искали.

— Офигеть, успокоил.

— Это хорошо, — Антоновы пальцы чуть сжимаются. — Это значит, они не считают нужным под тебя рыть.

Арсений делает глубокий вдох и долгий свистящий выдох. Антон говорит разумные вещи.

— Откуда тогда статья?

Антон морщится.

— Скорее всего, решили пройтись по всем, кто в последнее время мелькал рядом со мной. Золотая жила же.

— Я разве мелькал? — Арсений проматывает в голове все предыдущие пару месяцев, пытаясь понять, где их могли бы видеть. — Думаешь, нас вчера?..

— Вряд ли успели бы и запалить, и отыскать, кто ты такой, и че-то слепить.

— Тогда… афтерпати в баре?

— Там только свои были, — Антон внезапно мрачнеет. — Ну или я так думал.

Осознания настигают Арсения одно за одним, сбивают с ног волнами, врезающимися в берег: он мог попасть на радары только с чьей-то подачки, значит, кто-то хочет Антона слить, значит, им теперь надо быть в разы осторожнее, не только чтобы не вскрылось, в каких они отношениях, но и чтобы не нашли связь между Арсением и следователем во главе расследования убийства Ирины, потому что если Зохана отстранят, это и правда будет конец. А ведь Антон живет у Арсения дома. Что ему, совсем на улицу не выходить? Да даже если, отследить могут Арсения, и как тогда? Передвигаться по квартире ползком? Сука, дурак, хотел же повесить шторы…

— Мне надо…

— Посмотри на меня, — голос Антона припечатывает к земле. — Тебе надо посмотреть на меня.

Арсений смотрит.

Видит не сразу: картинка перед глазами, вроде бы, четкая, но мозгом не оцифровывается, будто в голове ломается фейс-айди. Только Антонова ладонь и Антонов взгляд — давят, тяжело, почти что болезненно удерживая в тисках сознание, готовое, кажется, распылиться. Арсений сосредотачивается на этой тяжести. На том, как чужие пальцы впиваются в его плечо. На голосе, даже не разбирая слов. Моргает — и видит Антона.

— Я здесь, — говорит внезапно охрипшим голосом.

Антон кивает и ослабляет хватку. Плечо начинает ныть.

— Ничего непоправимого пока не произошло, — спокойнее повторяет Антон, — но лучше быть наготове.

— У нас все еще нечего дать Зо… следаку.

— У нас есть имя. Неплохое начало.

Антон улыбается одобряюще, Арсений — вымученно. В то, что из одного имени выйдет рабочая версия, ему верится слабо; в то, что так искренне считает Антон, он не верит вообще. Благодарен за попытку поддержать, но на одной поддержке они никуда не уедут. Поэтому, когда Антон встает и уходит в ванную, Арсений берет в руки свой телефон и открывает чат с неотвеченным сообщением.

«Конечно, давайте».

«Сегодня?»

Ответа ждать почти не приходится.

«Хоть прямо сейчас».

``

— Они точно работают?

Арсений оборачивается к пустующей барной стойке в четвертый раз с момента, что сел к Руслану за дальний столик. За все это время здесь, кроме них двоих, не мелькнуло ни единой живой души. Что нет посетителей, неудивительно: бар полуподвальный, запрятанный в Арбатских дворах, еще и время — два часа дня, а на календаре середина рабочей недели. Но где персонал?

— Часы рабочие, дверь открыта, свет горит, — Руслан пожимает плечами. — Я искал безлюдное место. Перестарался?

— Немного, — раздраженно вздыхает Арсений, поворачиваясь назад. Опомнившись, мотает головой. — Извините. Состояние…

— Догадываюсь, — Руслан поджимает губы. — Я видел статью. Вы как?

Арсений чуть ему улыбается.

— Я не многое могу вам рассказать.

— И не надо. Просто подумал, вы захотите отвлечься. И, может быть, поговорить с кем-то, кто…

Руслан вдруг замолкает, и у их столика через секунду материализуется официант. А Арсений снова оглядывается — в затылке параноидально колет.

Зачем он пришел? Точно не разговаривать по душам.

Нет, Руслан Арсению нравится. Доброжелательный и отстраненный в идеальной пропорции, неглупый, ехидный, но все же не злой; Арсений, раз уж на то пошло, видит в нем больше и больше собственных черт, и его это даже немного пугает. Не до такой степени, чтобы рядом с Антоном чувствовать себя человеком с порядковым номером, но достаточно, чтобы оформить представление об Антоновом типаже.

И они бы наверняка подружились. Но Руслан был на афтерпати в тот вечер.

— Я взял на двоих. Надеюсь, вы не против.

— Я не голоден.

Руслан понимающе кивает.

— Так как вы?

Беспокойство в его взгляде кажется искренним, но Арсению слишком очевидно их сходство, чтобы довериться — себе бы Арсений не доверял.

— Держусь. Держимся.

— Мне жаль, что вас в это втянуло.

— Но вы, кажется, не удивлены.

— Не удивлен. В смысле, — Руслан осекается, — убийство — это ужас, конечно. Но… да, проблем от таких отношений стоило ожидать.

Арсений тяжело вздыхает.

— Да давайте его сюда.

— Кого?

— Свое «я же говорил».

Руслан нервно посмеивается.

— Я же уже, вроде бы. Нет, правда, — серьезнеет, — я вас не грузить пришел. Я вас понимаю. У меня… жесть была в куда меньших масштабах, ясное дело, но я понимаю.

У Арсения по ощущениям от недосыпа, недоедания и постоянного стресса за эти дни отмерла существенная часть мозга, поэтому он так и не придумывает ничего изысканнее, чем спросить в лоб:

— Что у вас с Антоном произошло?

Руслан откидывается на стуле.

— Он не рассказывал?

— Я не имею привычки выпытывать у своих партнеров детали их прошлых расставаний.

— Зря, — пожимает плечами Руслан. — Вообще, нет, мы нормально расстались. Точнее, проблема не в расставании. Просто… — он жмурится и трет пальцами виски. — Антон очень хороший. И друг, и коллега, и партнер. И человек, что уж там. Его главная проблема в том, что… ему надо, чтобы все о нем так думали. А точнее, он боится, что перестанут, поэтому бездействует, когда не стоило бы: боится обидеть, боится отказывать, боится что-либо отстаивать вообще. Вот на нем и ездят все кому не лень. И боится брать на себя ответственность за сложные решения, не в работе причем, нет. Как питчить один и тот же проект, уже несколько раз задвинутый, или на световика орать, так он первый, но в отношениях… Он до последнего будет надеяться, что все как-нибудь само, понимаете? Лишь бы, не знаю, не показаться мудаком. Не быть ответственным за проблему. Не признавать ее существования вообще, как будто она исчезнет, если покрепче зажмуриться. А в итоге все становится только хуже.

Арсений ежится.

— Как-то… размыто.

— Ну, вот, у нас уже все трещало по швам, — Руслан взъерошивает себе волосы, — а он все уходил и уходил от разговора. Я тоже хорош, там, знаете, какой-то азарт проснулся: ну что должно произойти, чтобы ты перестал прятать голову в песок? Наговорил ему… кучу неприятных вещей, в том числе таких, которых на самом деле не думал. Просто хотел, чтобы он послал меня наконец.

— Не похоже на спокойное расставание.

— А он ни в какую. Мы и не расстались тогда, потому что и я уперся, мне было важно, чтобы он это сказал, потому что я-то мог, но… — Руслан резко выдыхает. Смотрит на свои руки, сцепленные в замок на столе, пару секунд. — В общем, да. Дело даже не в том, что он не признает ошибок. Признает, извиняется, но только затем, чтобы закончить разговор. Это же непродуктивно. Как играть в шашки с человеком, который то играет с тобой в поддавки, то делает вид, что никогда в жизни не видел доску.

Арсений нервно усмехается. Хуже всего, что он прекрасно понимает, о чем речь.

— Я смотрю, у вас накипело.

— Есть немного, — Руслан отводит смущенный взгляд.

Им приносят бутылку воды и два стакана. Арсения опять дергает от того, как незаметно возникает официант, и он силой воли давит в себе желание попросить Руслана поменяться местами.

— Так, а, — прокашливается, — из-за чего произошел разлад?

— Вы меня допрашиваете? — Руслан вдруг улыбается — широко и весело.

Арсения как парализует, и ответить на улыбку не получается.

— Ну, за этим я вас и позвал, — Руслан пожимает плечами. — В общем, вся эта история с фиктивным браком меня не устраивала.

— Зачем тогда согласились?

— А вы зачем? — ни капли агрессии в голосе или взгляде, только тоска.

Под этим взглядом почему-то не получается ни соврать, ни уйти от вопроса.

— Потому что Антон.

— Потому что Антон, — Руслан отзывается эхом. — Вот живешь ты весь такой крутой и самодостаточный, а потом встречаешь какого-нибудь Антона, и гордость летит в окно.

— Не поверите, я на эти грабли аж дважды прыгнул, — Арсений издает хриплый смешок и тут же жалеет: вот настолько легко его развести на откровенность?

— Да верю.

Руслан действует на Арсения как-то неправильно. Эта его готовность выложить все как на духу хуже сыворотки правды: свое наболевшее тут же просится наружу, держать барьеры не получается, — поэтому Арсений спешно переводит тему.

— Похоже, что ситуация с браком не устраивала вообще никого, включая его участников.

— С чего вы взяли? — Руслан скептически выгибает бровь.

— Ну, — Арсений прикусывает губу. Главное не сболтнуть лишнего. — Мы с Ириной были знакомы всего ничего, но она показалась мне амбициозной девушкой, которая роли приставки к супругу была не рада.

— Да не смешите, — Руслан усмехается как-то зло. — Слушайте… о мертвых либо хорошо, либо никак, да? Но я вам честно скажу, жалости я к ней не испытываю.

— Вы имеете в виду?..

— Не ее трагическую смерть, разумеется. Такого никто не заслуживает. Но вы намекаете, что она не была довольна своим положением, так? Даже если вы правы, это то, что в простонародье называется «с жиру бесится».

Арсений хмурится, не выдерживает и оглядывается вокруг. Зал все еще пуст, официанта не видно. Арсений наклоняется ближе к Руслану и понижает голос.

— Я так понимаю, друзьями вы не были.

Руслан делает паузу. Хмурится, будто впервые за их разговор сомневается, стоит ли ему отвечать. Все-таки говорит:

— Не уважаю людей, которые ничего из себя не представляют. А тех, кто выживает путем, извините меня, паразитизма и вовсе не переношу.

— Жестко вы, — выдыхает Арсений.

— Человеку все блага за то, что она выкладывает постановочные фоточки в сторис и пару раз в год светится на ивентах. Как это еще назвать?

— Помощью? Все это… это же было затеяно не просто так, — Арсений тормозит. Не верит, что отстаивает перед Русланом Антонов лавандовый брак, на который и сам бесился все это время, но Русланова откровенная неприязнь колется. Защитить от нее иррационально хочется и Антона, и даже Иру. — Они были друзьями, в конце концов, и она по-дружески…

— Вы сами-то в это верите? — перебивает Руслан. — Я вот не уверен, что можно назвать дружбой отношения, живущие только за счет регулярных денежных вливаний.

Ответить Арсений не успевает: к их столику вновь подкрадывается официант с каким-то ассорти закусок к пиву на огромной тарелке. Аппетита ни кальмары в заветренном кляре, ни горелые сухарики, ни сухие куриные крылышки у Арсения не вызывают, и он двумя пальцами вытаскивает из-под этой горы жухлый салатный лист.

— В общем, я пытался донести до Антона, что его используют, — мрачно продолжает Руслан, — а он реагировал, вот, примерно как вы. Только совсем уходил в отказ.

— Мало кому понравится такое услышать, — Арсений хмыкает.

— Ясное дело. Но вы-то в состоянии трезво оценить ситуацию? Если ее не устраивало, что она, как вы выразились, «приставка к мужу», можно же было заниматься саморазвитием или, не знаю, хоть общаться и отношения строить с кем-то, кроме его коллег. Нет же, сидела себе, потому что что? Потому что удобно. И Антону — удобно думать, будто нет никаких проблем, — Руслан останавливает себя чуть ли не силой. Делает глоток воды. Говорит спокойнее: — И вот этот парад притворства я и не вынес. И вы, думаю, долго бы так не выдержали. Только поэтому я сказал тогда, что оно вам не надо.

Арсений молча смотрит на надкусанный салатный лист, который так и оставил на краю тарелки — горчит.

— Тошнило наблюдать, как он делает вид, будто меня не существует, — признается неожиданно для самого себя. — Еще более тошно было ему подыгрывать.

Руслан, хмыкнув, машет куда-то рукой. Арсений оборачивается и встречается взглядами с прикорнувшим у стойки официантом.

— Мы в баре все-таки, — с усмешкой поясняет Руслан, пока сотрудник лениво идет к их столику. — Молодой человек, мы, кажется, созрели для напитков покрепче.

``

Время не летит незаметно — скорее Арсений раз за разом отмахиватся от мысли, что он засиделся, клюющей в затылок каждые полчаса. Оправдывается перед собой, что Руслану еще должно быть, что рассказать, и вообще, смываться сразу после устроенного допроса — не только подозрительно, но и тупо невежливо.

Только вот в какой-то момент он ловит себя на том, что ни к Антону, ни к его работе, ни к Ире они в разговоре не возвращались уже минут двадцать. И вообще, говорит в основном Арсений. И тогда настигает осознание: он просто не хочет ехать домой.

В груди поднимается такая волна стыда, что Арсений замирает с открытым ртом посреди предложения.

— Порядок? — участливо интересует Руслан.

Арсений прокашливается.

— Перепил, — наглая ложь: он мучает свой второй олд-фэшн. — Пойду… подышу, наверное.

Руслан моргает, переводит красноречивый взгляд на Арсов наполовину полный стакан, но никак не комментирует.

В бар уже подтянулись первые посетители. Взбежав по лестнице, Арсений окунается в прохладу летнего вечера; до заката еще далеко, но нагретый за день асфальт медленно остывает. В этом подвальчике ведь толком не ловит сеть, Антон, может, звонил ему раз пятьдесят, а Арсений не в курсе.

Дойдя до детской площадки и присев на скамейку, на экране блокировки он обнаруживает одно единственное «Ты где?», но лучше от этого не становится. Сообщению полтора часа. Арсений хочет набрать Антона прямо сейчас, но палец замирает над кнопкой вызова — нажимать не хочется; возвращаться в эту реальность с убийством, расследованием, риском аутинга, потенциальной крысой среди своих, откуда Арсению удалось ненадолго сбежать, — не хочется. Чувством вины начинает душить сильней.

Как вообще он может позволить себе беззаботно общаться в баре с едва знакомым человеком, оставив человека дорогого и близкого в этом кошмаре совсем одного? Нет, куда важнее: с каких пор Арсений готов весь день просидеть в какой-то дыре, лишь бы не оставаться с Антоном?

Вместо того, чтобы сделать звонок, Арсений вызывает такси и резко встает. До прибытия автомобиля четыре минуты. Хватает, чтобы забежать в бар, путанно извиниться перед Русланом, оставить ему свой номер телефона, пообещав взять счет на себя, и выскочить обратно на улицу. К сожалению, хватает и для того, чтобы поймать понимающий Русланов взгляд. Все он, собака такая, знает.

Арсению кажется, что поездка занимает целую вечность. Беспокойство растет с каждой секундой; застряв на перекрестке, Арсений всерьез размышляет, не попросить ли водителя его высадить, чтобы проехать оставшийся путь на метро. Останавливает не здравый смысл, а снова проснувшаяся паранойя. Прощаясь, Арсений даже в глаза таксисту старается не смотреть.

Взлетает по лестничным пролетам, то и дело оглядываясь, и переходит на бег, когда слышит, как с первого этажа трогается лифт. Зудящее чувство преследования побеждает острое нежелание возвращаться в квартиру, внезапно ставшую в памяти мрачной и неуютной. Арсений так торопится отпереть входную дверь, что только с третьего раза попадает в ключом в замочную скважину.

Едва ступив внутрь, он встречается взглядом с Антоном, замершим в коридоре.

— Я уж думал, щас кто-то ломиться будет, — Антон издает нервный смешок, но глаза у него большие, испуганные. Не шутит. — Ты чего запыханный?

— Запы… хавшийся, — на автомате поправляет Арсений.

И, не запирая дверь и не разувшись, в два широких шага подходит к Антону и сжимает его в объятьях.

Антон пахнет дымом и Арсовым гелем для душа.

— За тобой погоня, или ты просто соскучился?

— Нет за мной никакой погони, — Арсений обнимает Антона крепче.

Антон ощутимо расслабляется, хмыкает и наконец-то обнимает его в ответ.

Он пахнет домом. И стоять с ним вот так ощущается правильно, безопасно, но как же страшно поднять лицо. Как же страшно на него посмотреть. Как же Арсения пугает чувство отторжения, возникающее от мысли, что сделать это придется.

— Надо поговорить, — Арсений скомканно сообщает Антоновой ключице, куда вжался губами.

Антон вздыхает, кладет ладонь ему на голову, зарываясь пальцами в волосы.

— Надо.

``

Закатное солнце отражается в окне дома напротив, бьет вспышкой в глаза, но его тут же закрывает собой Антон. Порядком отросшая и взлохмаченная копна его кудрей теперь подсвечена со спины — выглядит как пушистый нимб.

— Полегче?

Смотреть на него тяжело, приходится щуриться, но внимательный и заботливый Антонов взгляд Арсений столько раз видел, что может представить его и так.

— Немного, — отвечает, убирая мокрую прядь со лба.

После двадцати минут залипания в стену под горяченным душем его хотя бы перестало трясти.

Антон кивает, и немного выглянувшее из-за его головы солнечное отражение снова Арсения слепит. Он жмурится. Хотел говорить — говори.

— Я хочу тебе помочь.

Веки внезапно оказываются такими тяжелыми, что разлепить их не получается.

— Я знаю.

— Но ты мне в этом, — Арсений спотыкается, но формулировку получше подобрать не удается, — не помогаешь.

У него сегодня вообще плохо дело с формулировками.

— Я знаю.

— Почему? Ты же не хочешь реально…

— Нет, конечно.

— Тогда почему? — смотреть на Антона страшно. — Я же не могу… я не могу все один тащить. В смысле… дело не в том, что ты делаешь, дело в том, как ты к этому относишься. Я не смогу тебя вытащить, если ты этого сам не хочешь.

— Я и не хочу, чтобы ты меня вытаскивал.

Посмотреть на Антона — надо, но Арсений не может.

— Я все эти годы, — продолжает бестелесный Антонов голос, — жил настолько свободно, насколько это вообще возможно, и думал, что… нет, притворялся, что верю, будто у нас взаимовыгодная сделка. Знал ведь, что Ира хочет как минимум настоящую семью. Хочет детей. И все равно ее не отпускал. А она оставалась ради меня, и чем это кончилось? Ты… — Антон резко выдыхает. — Я не могу так просто. Теперь ты убиваешься, а ничего не выходит, и по тебе уже прилетело. И если… дело так и не удастся раскрыть, я просто хочу обойтись малой кровью и желательно — только своей.

— Ты по-прежнему можешь им все рассказать.

— Я не буду этого делать.

Арсений открывает глаза.

Солнце ушло. Антон сидит темным силуэтом напротив окна, глядит себе на руки. Когда успел так погрызть заусенцы?

— У нас все получится.

— Не факт.

Арсений сжимает ладони в кулаки.

— Не факт. Но это не повод хоронить себя заживо.

Антон поднимает на него лицо, и оно удивленно вытягивается.

— Ты на меня злишься.

— И очень сильно, — отвечает Арсений, и сам пугается этого осознания, но остановиться не получается. — Потому что твое самопожертвование якобы на благо всем окружающим никому на самом деле не помогает. Потому что ты не пытаешься искупить вину, а снимаешь с себя ответственность. Потому что ты будто бы добиваешься, чтобы я ушел, игнорируя, блять, напрочь, чего я хочу. Я, — он глубоко вдыхает. Дышать — легко, — многого не прошу. Я все сделаю, я доебался до своего бывшего, до твоего бывшего, я самого Дьявола из-под земли достану, если придется, просто, Антон, пожалуйста, — голос ломается, — хоть капельку в меня верь. Не можешь в успех расследования — хотя бы в то, что я правда хочу быть рядом.

Антон молчит, и лица его из-за света не видно, только теперь увидеть необходимо, а не получается.

— Я не могу так, — Арсений роняет подбородок себе на грудь, — в одни ворота. Вот это вот все. Я ни хуя один не смогу.

Сил договорить уже не хватает: почему вообще Арсений с Антоном рядом чувствует себя так, будто он абсолютно один, — Арсений складывается, будто марионетка, которой обрезали нити. Валится — но не на кровать, а в Антоновы теплые руки.

— Я… извини, — голос у Антона хриплый.

Арсений мотает головой.

— Нет, я серьезно. Эй? Арс?

— М.

Арсений жмется крепче к теплу. Антоново тепло кажется единственным, что ему от Антона осталось.

— Арс.

— Ну чего?

— Ты доебался до моего бывшего?

Арсений напряженно замирает. Вот блять.

— Еще и до своего бывшего? Нет, это реально серьезная жертва. Пиздец как ценю, — прорезаются знакомые смешливые нотки. — Вот я скотина неблагодарная.

— Ты дебил, — Арсений как может хмурится, но улыбка против воли тянет вверх уголки губ.

— Ты прав, — большой палец ложится на щеку. — Я постараюсь, ладно? Надеяться… охуеть как тяжело. И ощущение, что я не очень имею право, ну, выйти сухим из воды.

— Я щас пиздану тебе.

— Ну тих-тих.

Антон гладит его по волосам, и насовсем это не успокаивает, но впервые с той ночи, что он приехал в эту квартиру из участка, Арсений чувствует, что это и правда Антон. Насмешливый, теплый и свой. И поднять на него взгляд наконец-то не страшно — в ответ смотрят ласково и светло. С волос Антон переходит на поглаживания спинки Арсова носа.

— Антон.

— Ась.

— А сколько Дим у вас, вот прям если во всей команде?

— Типа, с уборщиками и гримерами?

Арсений кивает. Антон задумывается.

— Да, кажись, двое всего. Масло и…

От настигшего озарения Арсений аж подскакивает, едва не врезав Антону по подбородку своей башкой, и выпаливает в его обалдевшее лицо:

— И световик!