Shouldn't we be doing something – constructive?

С колотящимся сердцем Аска села в кровати. «Которая из нас проснулась? Кажется, я. Вопрос в том, кто – я?» Обитательница соседней кровати, тихо побулькивая, приподняла одеяло и осуждающе блеснула глазами из темноты.

– Прошу прощения, – прошептала Аска, зажигая светильник над кроватью, – ещё минуточку.

«Что это вообще за херня была?» Поднесла к глазам таблетку – «Если не вернусь сейчас, потом точно храбрости не хватит». Оболочка, покрывавшая её, поотваливалась ещё в нескольких местах, и цветок напоминала только отдалённо. Узор, тем не менее, завращался, увеличиваясь. «С точки зрения нарратива, – успела подумать Аска, – сомнительный посыл, когда героиня пырится в таблетку, чтобы попасть в мир фантазий».

Воображаемый цветок уменьшился, стал одним из многих и потерялся в бескрайнем поле, которое Аска покинула совсем недавно. Двойница ещё стояла над ворохом лютиков, бывшими Аской на предыдущей итерации. Заметив гостью, кивнула. Улыбка расползлась шире по небосклону. Наклонившись, запустила руку в цветы и выудила из них колокольчик. «Опаньки». Подняв высоко над головой, двойница вытянула ему навстречу губы и опустила отчаянно вибрирующую золотинку в рот. Улыбка сомкнулась над ним, глоток, снова расползлась по лицу, выходя за края.

– Спасибо? – неуверенно проговорила Аска, – Клёвые джинсы? Можно меня не есть?

Танцующей походкой другая Аска подошла ближе, протянула руку ладонью кверху. Над пальцами сгустилось облачко краски, легло мягко светящимся пятилистником.

– Симпатичный цветочек? – трудно было унять нервную дрожь, стоя против гораздо более уверенной версии себя.

Улыбка двойницы приобрела ехидный оттенок, какой посещал порой лицо Токи перед какой-нибудь особо заковыристой каверзой.

– Может, не надо? – с опаской поинтересовалась Аска, когда лютик, кружась, взмыл в воздух.

Замерев на мгновение перед её лицом, поплыл вниз – Аска едва успела подставить ладонь. Невесомый цветок пощипывал кожу, словно сотканный из чистого электричества.

– И что мне с ним... – Аска поняла, переформулировала, – Нам точно это нужно?

Другая прищурилась, склонила голову набок, как бы говоря – «тебе решать».

– Жопа, – пробормотала Аска и сунула пятилистник в рот.

Язык закололо иголками. Щиплющий комок прокатился по пищеводу, достиг желудка – и взорвался. Покалывание волнами побежало по телу, словно каждая клетка на пути вздрагивала и вскрикивала. Ноги подкосились, Аска опустилась на колени. Тысячи иголочек тыкали изнутри – Аска впервые ощутила многие внутренности, до этого никак не дававшие о себе знать. В пальцах закололо совсем нестерпимо. Опустив взгляд, она увидела свет, струящийся под кожей, будто в руке была сжата необычайно яркая лампа, позволившая увидеть кости, жилки, волокна мышц. Похожие сцены Аска не раз видела в разных анимах и, чувствуй она себя чуточку лучше, мысль о том, несёт ли отсылка какое-то послание, непременно посетила бы её.

Свет обрёл желтоватый оттенок, сделался ярче, вбирая тени, разливаясь по телу. Жёлтым сиянием озарилось небо, поле, улыбка двойницы – свет достиг глаз. Цвет заполнил всё кругом, Аска напряглась, ожидая, что вот-вот снова рассыпется лютиками, но нет – она плыла через краску, возможно, сама была краской, постепенно возвращая способность мыслить и проводя воображаемые линии между собственным цветом и цветом вовне. В какой-то момент линии замкнулись контуром, по случайности совпавшим с силуэтом собственного воображаемого тела, и Аска вынырнула на предыдущий уровень проекции, столкнувшись лицом к лицу с необычайно довольной физиономией двойницы.

Схватив Аску за плечи, та принялась ерошить несожжённые в этой реальности волосы бесцеремонным жестом, тоже, кажется, вытащенным из Аскиной памяти и подсмотренным в какой-то повседневной комедии. Как и в прошлый раз, прикосновение второго «я» оказалось фатально – тело опалил то ли немыслимый жар, то ли невообразимый холод, и оно рассыпалось мелкими ярко-жёлтыми цветками, тут же разлетевшимися под порывом ветра.

«Что за фамильярности?» – очнулась Аска в больничной кровати. Колокольня за окном била четверть третьего – обычный, не длящийся дольше положенного звон. Соседка тихо похрапывала и побулькивала. «Я думала, мы подруги, а отношение скорее как к питомцу. С колокольчиком – проглистогонили, с цветком – дали витаминку». В руке ещё лежала таблетка антидепрессанта. «А вот и ещё одна». Повертев меж пальцев, проглотила. «Надеюсь, если надо будет увидеться с подругой, найдётся способ проще». Аска повернулась на бочок, завернулась трубочкой в одеяло и погрузилась наконец в мир снов – для того преимущественно, чтобы убедиться, что, когда Токи говорил о ночных кошмарах, он ни разу не преуменьшил.

* * *

Пробуждение, как обычно бывает в лечебных учреждениях, оказалось вызвано необходимостью измерить температуру. Медсестра нацелила в лоб Аске похожий на пистолет термометр, тот коротко пискнул. Удержавшись от того, чтобы – пфф! – изобразить вылетевшие на стену мозги, Аска заслужила приз в виде обещанных офтальмологом очков. Уродливая оправа, дешёвые линзы – никаким очкам Аска прежде не радовалась, как этим.

Соседка, вставшая раньше, ушла на ингаляции. На тумбочке оставила потрёпанную книжку, в которой Аска узнала последнего «Криалора» (оригинального, к сожалению), и сразу прониклась к ушедшей заочной симпатией. Пока та не вернулась, Аска умылась, не без душевного смятения подступив к зеркалу. Ожидания оправдались: оттуда скептически выглянула худая лысая девочка без бровей и ресниц, зато с торчащими ушами, к которой Аска сразу почувствовала неприязнь. Здесь же обнаружился сюрприз: на ногте правого мизинца красовался рисунок лютика: пять ярко-жёлтых лепестков, симметрично расходящиеся от пушистого круга в центре. Некоторое время Аска разглядывала его, чувствуя себя обескураженной – «Что там доктор спрашивал про провалы в памяти?» С эстетической точки зрения отторжения символ не вызывал, будучи выполнен с немалым мастерством, однако вопросов порождал изрядно. «Так это не витаминка была, а чипирование?» Поскребла узор ногтем – держится на совесть. По мере разглядывания отблески света на рисунке появлялись и исчезали, создавая иллюзию движения, словно лепестки вращались, кружились, увеличивались… Аска поспешно оторвала взгляд. «Похоже, всё-таки средство связи, чтобы не зависать, глядя в таблетки. Удобная штука, если, конечно, палец не отчекрыжат. Или всю руку».

Возвратилась соседка, при свете дня оказавшаяся милым андрогинным созданием с голубыми волосами. Небулайзер оказал свой целительный эффект – хрипы и бульканье пропали, оставив лёгкий присвист на вдохе. Очаровательно стесняясь, она предложила свой карандаш, чтобы нарисовать брови, и взяла на себя всю работу, когда не слишком опытная в этом искусстве Аска совершила несколько неудачных попыток. «Отдалённо напоминаю человека» – решила она, заглянув в зеркало снова.

Мелодичный перезвон, раздавшийся в коридоре, возвестил о начале завтрака. Соседка записана была на гастроскопию и на завтрак не пошла – в столовую Аска отправилась одна. Телевизор над столами ещё показывал кадры сгоревшего Тариока, но их уже перемежали другие новости – день сегодняшний замещал вчерашний.

Завтрак в лучших традициях больниц оказался представлен кашей из не вполне идентифицируемой крупы. Столик Аска выбрала в углу, и поначалу не отрывала взгляда от тарелки, опасаясь увидеть, что стала центром притяжения сочувственных взглядов. Никто, однако, на неё не косился, а через минуту, скрипнув стулом, кто-то сел напротив.

Подняв глаза, Аска обнаружила по ту сторону стола девушку парой лет старше: с халата мрачно пучили глазки коты-псионики, носки шлёпок изображали мордочки смертокроликов – их владелица явно не была лишена чувства прекрасного. Последней Аска заметила косынку – «Так у неё походу тоже…».

– Чё, – принялась девица за кашу, – Вторая химия?

– Э-э… – оглядевшись, Аска заметила на стене указатель «Онкогематология»: сотрапезница, очевидно, происходила оттуда.

– На первой ещё держатся, – по-своему истолковала та её замешательство. – Ко второй как раз вылазят. Херня, отрастут. Хуже, когда сопроводиловка не заходит, у меня так было раз. Пока подобрали, два дня напролёт блевала.

– Жопа, – посочувствовала Аска, начиная проникаться контекстом.

– На третьей, – с аппетитом поглощая кашу, поделилась соседка по столу, – мукозит вылез. Это когда весь рот в язвах – ни пожрать, ни поговорить нормально. На четвёртой вены сожгли, теперь через подклюку льют. У тебя какая по счёту?

– Ну-у… – на фоне чужих невзгод Аска ощутила себя самозванкой.

– У меня шестая! – с гордостью объявила девица, не дожидаясь ответа. – Закончу – и на рестадирование.

– Круто… – отреагировала Аска, только смутно догадываясь, о чём речь.

– Короче, не ссы, – неожиданно тепло пожелала новая знакомая, – прорвёмся.

В кармане её халата запиликал телефон.

– Сука! – огорчилась девица, бросив взгляд на экран. – На капельницу пора.

– В гости заходи, – спрятала мобильник, в несколько приёмов прикончила кашу и поднялась, подхватив опустевшую тарелку. – В десятке лежу.

Аска подняла, прощаясь, руку, но собеседница уже скрылась.

Из столовой Аска возвратилась чуть приободрившейся. Перед входом в палату её уже поджидала женщина в белом халате.

– Доброе утро, – выглядела она, как человек, собравший волю в кулак, чтобы сделать неприятное, но нужное дело. – Дежурный психиатр.

«Только всё стало налаживаться… – мысленно собралась Аска. – И вот опять».

– Здравствуйте! – ответила она кивком и сразу же перешла в атаку. – Ваш коллега только вчера назначил антидепрессанты. Для оценки эффективности немного рановато, не находите?

Они вошли в палату. Соседка ещё не возвратилась.

– Вы просили вчера связаться с социальными службами, – психиатр выдвинула Аске стул из-за столика, сама села напротив. – Нужно подготовить для них заключение.

«В чём подстава?» – сохраняя полную умеренного энтузиазма улыбку, Аска заняла приготовленное место.

– Чистая формальность, – в улыбке психиатра энтузиазма оказалось чуть меньше, – Как спалось? Как самочувствие?

– Все хорошо, – ответила Аска вежливым кивком. – Спасибо.

– Коллега уже спрашивал, – заглянула доктор в планшет, – но хочу ещё раз уточнить, какие-нибудь препараты принимали на регулярной основе?

– Нет, – качнула головой Аска, – Всегда была здорова.

– Те же антидепрессанты? – уточнила врач, – Успокаивающие? Снотворные?

«Такие вопросы наркошам задают? – Аска напрягла память. – Или при устройстве в соцжильё тоже надо?»

– Не было необходимости, – пожала она плечами.

– Из родственников, – продолжала психиатр, – или знакомых никто не принимал?

«Не помню, – признала Аска. – Может, в учебнике про это вообще не было».

– Нет, – сделав короткую паузу, будто попытавшись, но так ничего и не вспомнив, снова качнула головой.

– Алкоголь? – не унималась врач, – Наркотики?

«Похоже на опросник, – пришла к выводу Аска. – И в целом логично, но почему у неё такой вид смурной?»

– Тоже нет, – ответила без размышлений.

– Какие-нибудь стимуляторы? – психиатр сверилась с планшетом, подтверждая гипотезу об опроснике.

– Нет, – Аска позволила себе улыбнуться.

– Мысли о суициде посещали когда-нибудь? – улыбнулась доктор в ответ.

– Нет, – придав лицу подобающее выражение, Аска заметила, как врач, словно зеркало, запаздывающее на полсекунды, серьёзнеет на глазах.

– Вчера тоже? – уточнила психиатр, делая в планшете пометку.

– Тоже нет.

В палату заглянула другая доктор – с повязкой заведующей отделением на рукаве халата.

– Ну как? – кивнула коллеге.

– Всё отрицает, – отозвалась та.

– Что-то не так? – снова почувствовала неладное Аска.

Заведующая зашла в палату. За ней, печально сопя, протиснулся грузный полицейский.

– Поскольку соматических патологий у вас нет, – сообщила заведующая, – содержать в стационаре мы вас не можем. Передаём социальной службе. Собирайте вещи.

«Было бы что собирать. Но к чему все эти вопросы про лекарства?»

Психиатр поводила пальцами по планшету, тот запищал. За ним пискнул планшет в руках заведующей. Та ткнула в экран несколько раз, вызвав ещё один писк – в планшете полицейского.

– Всё в порядке, – подтвердил он, заглянув в экран.

Передача состоялась.

– Пошли, – вздохнул полицейский, пряча планшет в потёртый чехол.

«Интересно, – думала Аска, созерцая его широкую спину, – он тоже из этих? Коллективно-разумных быстриков? Или обычный?»

Полицейский принадлежности к тайным сообществам ничем не выдавал: печально посапывал в лифте, сопел на улице и в автомобиле. Казалось, он дремлет за рулём, всхрапывает на перекрёстках, сладко причмокивая, когда красные огни сменяются зелёными.

Аску он усадил на соседнее кресло и, слушая обрывки переговоров по рации, она продолжала размышлять – «Если коллективный разум худо-бедно можно представить – срастили себя с компьютерными сетями, допустим, то почему быстрики?..»

Снаружи неторопливо ползли по соседним рядам машины, неспешно вышагивали по тротуарам пешеходы. Знакомый Аске мир не вмещал чего-то настолько быстрого и могущественного настолько, чтобы внушить уважение цветочнику.

Из-за мерного дыхания полицейского спящими казались водители ближайших автомобилей, прохожие – Аска одна пробудилась ото сна, объявшего целый свет. В анимах героини, пережившие откровение об устройстве мира, всюду начинали видеть свидетельства своего пробуждения. Глядя на проплывающих в окне прохожих, Аска тщилась разглядеть признаки хоть чьей-нибудь нечеловечности.

«Мир полон чудовищ, – мысль не столько пугала, сколько печалила. – И что это меняет?» Снаружи потемнело, на стекло упали капли, поползли дорожками, заставив взгляд сфокусироваться на невидимой прежде преграде. По соседству с каплями призрачно и полупрозрачно повисло собственное лицо. Тёмные глаза отражения скользнули по Аске – «Для кого-то и я чудовище». Приподняла руку к лицу – в отражении мелькнул цветок лютика – «Возможно, обоснованно».

На ум пришла Алая Роза – едина во множестве лиц и одинока. «Чувствую ли я ненависть? – Отражённые уголки рта поджались в сомнении. – Хочу ли ощутить?» Лицо за стеклом поморщилось от вопроса. «Этой фазы всё равно не миновать. Вопрос только в том, на кого будет обращён гнев». Полицейская «усмешка» покатила по набережной. Ни хрустальный мост, ни белая башня Гемирты на другом берегу не радовали глаз. «И я, кажется, знаю ответ».

Мимо поплыли приземистые башни университета. Сбегающие от них к тёмным водам ступени стремительно пустели – студенты разбегались от непогоды. «Осенью побежала бы вместе с ними. А теперь… Где буду по осени?»

За обсерваторией «ухмылка» свернула, миновав кампусы, университетский ботсад и студенческое кладбище. В этой части Кагарты Аске бывать не приходилось: за окнами потянулись кварталы тёмного кирпича – высокие, без излишеств, здания, строго размеченные скверы. У одного из таких и остановилась «ухмылка».

– Приехали, – сообщил полицейский, выбираясь наружу.

Аска, поёживаясь, последовала за ним – дождь ещё накрапывал, воздух был свеж, а больничная пижама не грела. В глубине сквера виднелись двери, над ними вывеска – «Полицейское управление». Экипирована полиция Кагарты была явно лучше тариокской: у входа дежурили новенькие серебристые «оборотницы» – одна в лисином облике, другая в человечьем. Вживую Аска их ещё не видала, и при иных обстоятельствах задержалась бы в надежде посмотреть, как те перетекают из личины в личину, сейчас только смерила мрачным взглядом – «Думаете крутые, да? Это вы цветочников не видели». Дроны проводили Аску искателями, словно пытаясь надёжней запечатлеть её образ.

Вбив в терминал у входа какой-то сложный код, полицейский добыл талончик, не без гордости вручив его Аске:

– Ждите вызова, – усадил на скамью и скрылся.

Отделения полиции привычны ко всякому, а уж в центральном управлении насмотрелись такого, что лысая восточного вида девочка в пижаме, ожидающая очереди в уголке, интереса персонала не возбуждала. Проходившие мимо полицейские скользили по Аске взглядом, как по детали интерьера, чего нельзя, к сожалению, было сказать о посетителях. Касания их косых взглядов вынудили Аску сохранять вид гораздо более непринуждённый и уверенный, чем она сама от себя ожидала. Ожидание, впрочем, долгим не оказалось: монитор на стене высветил её номер вместе с номером кабинета. За дверью с искомым числом оказался крошечный закуток с окошком, по ту сторону – средних лет чиновник.

– Аска Яссь? – поприветствовал её, – Восстановление идентификационной карты?

– Здравствуйте, – кивнула Аска.

– Свидетельство о рождении? Другие документы?

– Всё сгорело, – вежливо пояснила Аска, – Я из Тариока. Может, видели? – она изобразила руками вздымающееся облако дыма.

Тот поскучнел, отвёл глаза:

– Пальчик кладём на дактилоскоп, – произнёс, глядя в монитор.

На приборе перед Аской загорелась картинка с правым указательным. Потом с левым мизинцем. В сложном, ничем не объяснимом порядке, Аска приложила к панели прибора поочерёдно все десять пальцев. Заглянула в сканер радужки – одним глазом, другим. Поместила ладонь в полость скарификатора – «Кончики пальцев в зелёные круги» – вспышка, и на подушечке безымянного пальца выросла круглая тёмная капля, тут же выпитая гибким одноразовым щупальцем.

– Всё в порядке, – с сожалением констатировал чиновник, глядя в экран, – В камеру смотрим.

На мониторе, обращённом к Аске, появилось её лицо.

– Нравится фотография?

– Нет, – честно ответила Аска.

– Мне тоже, – пожал плечами чиновник, протянув распечатку, – Проверяйте заявление.

Пока он щёлкал клавишами Аска пробежала глазами по графам заявления на восстановление идентификационной карты. Подписавшись, получила временное удостоверение личности – покрытую тонким пластиком распечатку с изображением собственного печального лица. Неприкрытая волосами макушка придавала ему сходство с повёрнутым острым концом кверху яйцом, на котором небрежно нарисованы были действительно неширокие глаза, слишком маленький нос и чересчур тонкий рот. Торчащие по бокам уши выглядели и вовсе издевательски. «Аутоагрессия? – думала Аска, разглядывая снимок, – Или просто так херово сняли?»

– Аска Яссь? – заглянул в кабинет новый полицейский, – Следуйте за мной.

Выглядел он таким же дородным и таким же невесёлым, как и тот, что привёз её в отделение, и даже сопел так же присвистывая носом.

– Куда теперь? – поинтересовалась Аска, оторвавшись от удостоверения.

– Туда, – махнул полицейский рукой и двинулся, не дожидаясь её, коридорами, полными таких же безрадостных фигур в тех же тёмно-синих униформах.

«Что теперь? Будут про Тариок спрашивать? Что врать-то?»

Миновав несколько коридоров, они поднялись на лифте и прошли из одного здания в другое через галерею с прозрачными стенами, сквозь которые виднелись подъезжающие и отъезжающие внизу машины с синими мигалками. В новом здании мундиры попадались реже, но лица менее унылыми не выглядели.

«Они все заодно? – гадала Аска, – Уже знают всё, что хотят?»

– Теперь сюда, – полицейский отворил дверь, пропустив Аску вперёд, и закрыл позади, оставшись по ту её сторону.

От входа шёл проход с пустыми рядами стульев по бокам, в конце его виднелся стол, за котором сидела женщина в судейской мантии. В первом ряду по разные стороны прохода сидели ещё двое – женщина в полосатом костюме и мужчина в клетчатом.

– Аска Яссь? – подняла взгляд судья, – Добро пожаловать.

– Добрый день? – неуверенно поздоровалась Аска.

– Присаживайтесь, – указала судья на стул.

– Трида Грон, социальный работник, – представилась женщина в полоску.

– Икил Торп, ваш адвокат, – мужчина улыбнулся, продемонстрировав куда больше зубов, чем ждёшь от обладателя небесно-голубого галстука.

– А что, собственно, происходит? – поинтересовалась Аска, занимая место.

Трида открыла папку, заглянула в бумаги.

– Ваши анализы крови и мочи показали высокие дозы барбитуратов и продуктов их распада. Предыдущая медицинская история не содержит упоминаний о назначении снотворных. В заключении психиатра говорится о деперсонализации и диссоциации. Всё вместе это даёт повод говорить о попытке к суициду, поэтому вы будете направлены в центр распределения подростков под наблюдение психолога.

– Я же совершеннолетняя, – наклонила голову Аска.

– До двадцати одного года, – пояснила соцработница, – вы находитесь в юрисдикции службы опеки и попечительства подростков.

– Простите, – ряды стульев покачнулись вместе с полом, – разве опеку можно установить без судебного разбира…

– Для этого мы и собрались, – кивнула судья.

Аска потрясла головой.

– Мне нужен адвокат.

Мужчина в клетчатом протянул ей бумагу:

– Постановление о выделении государственного защитника.

– Я хотела бы своего, – возразила Аска.

– Отклоняется, – тут же ответила судья.

– На каком основании?

– Вы попали в больницу со смертельными дозами препаратов в крови, – с видом человека, стремительно теряющего терпение пояснила судья. – Времени на поиск частного юриста у нас нет, а представитель для защиты прав уже предоставлен.

– Но я не принимала…

– В ваших интересах, – адвокат расплылся в улыбке, – говорить только правду.

– Но я правда… – Аска вспомнила фразу «летальная доза гипнотиков» и осеклась.

Трида покачала головой.

– Гибель семьи! – всплеснула она руками, – Прямо на глазах маленькой девочки!

– Мне семнадцать, – вставила Аска, – И то, что вы делаете, называется ретравматизацией.

– Неудивительно, – отмахнулась соцработница, – что она решила проститься с этим жестоким миром!

– Что, простите? – мотнула Аска головой.

– Полгода наблюдения? – устало спросила судья.

– Лучше год, – кивнула Трида.

– Возражений не имею, – наклонил голову адвокат.

– Эй, – оглянулась на него Аска, – вы должны защищать мои интересы!

– Это в ваших интересах, – пожал тот плечами, – жить вам всё равно негде.

– У меня есть родственники! – возразила Аска. – Дальние, правда, но…

Адвокат сочувствующе оскалился. Приоткрыл чемоданчик.

– Семья Слау, – протянул Аске лист бумаги, – прислала официальный отказ от опеки.

– Когда вы успели?.. – Аска заскользила взглядом по разбегающимся в разные стороны строкам.

«Быстрики, – поняла она. – Вот почему».

– Семья Яссь, – адвокат протянул другой лист, – также не выразила желания принять участие в вашей судьбе.

Испещрённая вертикальными столбцами иероглифов страница ясно давала понять, что семья Юнки думает о потомстве заблудшей дочери. «Не потрудились даже ответить на аркаттском».

– Можете считать, – поправила очки судья, – что родственников у вас нет. Даже дальних.

– Но психдиспансер… – Аска закусила губу.

– Не диспансер, – оскорбилась соцработница, – а центр реабилитации.

– Прошу независимую экспертизу, – возразила Аска.

– Отклоняется, – судья заглянула в планшет. – У вас будет возможность обратиться за независимой экспертизой внутри учреждения. Через три месяца. Решение принято.

Комната снова качнулась, поплыла вверх и влево.

– Да не волнуйтесь вы так! – подхватила девочку Трида, – Побудете под наблюдением годик, потом восстановитесь.

– Я просила бы вас пересмотреть решение, – отступила от соцработницы Аска.

– Пересмотру не подлежит, – качнула судья головой.

– Послушайте, – Аска шагнула к судейскому столу, – Мы же взрослые люди, могли бы договориться об отсрочке или переносе заседания, – оглянулась на адвоката, – подать ходатайство…

– Это мы – взрослые люди, – судья поймала выпавший из принтера лист бумаги, – Вам повзрослеть только предстоит.

– Простите, – Аска сделала ещё шаг, – я не понимаю…

– Сядьте, пожалуйста, – подняла глаза от бумаг судья, – Неуважение к суду может привести к увеличению срока наблюдения.

Аска возвратилась к стулу, села.

– Простите, – повторила с места, – вам не кажется, что, чем бы вы ни занимались, оно может вызвать нездоровый интерес прессы? Особенно, если речь идёт о единственной выжившей в Тариоке?

Судья скептически покачала головой.

– Вы видите здесь прессу? – обвела комнату взглядом поверх очков, ответив сама себе, – И не увидите.

«Если раздобыли отказы так быстро, – попробовала проанализировать своё положение Аска, – на другие мои ходы тоже наверняка приготовили ответки».

Вернувшись к бумагам, судья снова потрясла головой – уже раздражённо:

– Нет, всё-таки два года наблюдения.

«А если попробовать напрямую?».

– Простите ещё раз, – сохранить ровный тон стоило большого труда, – могу ли я обсудить положение вещей с господином Морвелом? Менеджером региона?

Судья оторвалась от бумаг, приподняла брови.

– С чего вы взяли, что менеджер региона захочет с вами говорить? Он весьма занятой, – хмыкнула, – человек. И, да – три года наблюдения.

– Всё ещё не понимаю, – наморщила лоб Аска, – В чём смысл? Зачем всё это? Вы же знаете про цветочников, про огонь, про то, что препаратами меня накачали ваши колле…

– Потому что мы можем, – пожала плечами судья. – Неужели вы полагали, что вам позволят разгуливать на свободе после случившегося? То есть позволят, конечно, но только через четыре года наблюдения. Возможно, даже дадут возможность стать одной из нас.

– Сказать по правде, пока как-то не хочется, – блеснула Аска глазами. – И я так поняла, у посланницы клеггов уже были на меня планы здесь, в Кагарте.

– Что ж вы сразу не сказали, что всё помните? – судья раздосадованно оглядела бумаги, – Столько времени потратили.

Бдыщь! Бдыщь! – проштамповала листы.

– Четырёх лет вы, конечно, не протянете, – протянула бумаги соцработнице, – но порядок есть порядок.

– Постараюсь вас удивить, – кротко ответила Аска.

– Пошли, – мотнула головой соцработница, пряча документы в папку.

«Можно ли вообще было выиграть эту битву? – морщась, Аска потащилась за ней. – Или шансов не было изначально?»

Войдя в лифт, Трида смерила Аску тяжёлым взглядом.

– Не считай себя примадонной только потому, что удосужилась случайно заглянуть за кулисы.

В зеркале за её спиной Аска увидела своё отражение: губы сжаты, взгляд исподлобья. Лысая башка вкупе с пижамой делали её похожей на недовольную проигрышем мастерицу боевых искусств. Мысленно выдохнув, Аска подняла к груди кулак правой руки, накрыла ладонью левой и изобразила короткий поклон. Расслабила мышцы лица.

Трида хмыкнула.

– А вы – кто? – Аска попыталась поднять углы губ, – В рамках этой метафоры?

Двери лифта разошлись, Трида двинулась к выходу.

– Рабочая сцены, – ответила без раздумий, – Заставляю всё приходить в движение.

Шагала она размашисто, и Аска едва поспевала следом.

– И как оно? – выдавила, запыхавшись.

– Темно, – пожала соцработница плечами, – страшно, коллег кто-то жрёт всё время.

Выйдя на улицу, указала на машину у входа. Села за руль, Аска пристегнулась рядом.

– А моя роль?.. – глянула вопросительно.

Трида критически оглядела пассажирку и заключила:

– Кордебалет. Много, одинаковые, по именам никого не знают и их тоже постоянно жрут – что на сцене, что за кулисами.

– Профессиональный цинизм? – наморщила лоб Аска, – Защита от выгорания?

Соцработница хмыкнула, ничего не ответив.

– Вам, наверное, редко говорят, но я очень благодарна за вашу работу, – сказала Аска со всей серьёзностью, – Мне удалось дожить до семнадцати, ничего не зная о цветочниках, клеггах и прочем. Я бы предпочла, конечно, и дальше не знать…

– А уж я бы как предпочла, – Трида крутанула руль, – ты не представляешь.

– Как вам вообще в секретной организации? – невинно поинтересовалась Аска, – Есть какое-нибудь соцстрахование? Пенсионный пакет?

Соцработница фыркнула.

– Мимо, да? – Аска задумалась, – Точно, цветочник говорил что-то про разделение… Или расщепление? Изменения нервных волокон? Что он имел в виду – что вам пенсия не нужна? Тогда вы точно сверхлюди, что и говорить.

– Тебе виднее, – буркнула Трида, – обычно, если кто с цветочниками поговорил, впечатлениями поделиться уже не может.

– Если я такая уникальная, – прищурилась Аска, – почему вы меня везёте в детский дом, а не в какой-нибудь исследовательский центр?

– Выжить раз, – пожала плечами соцработница, – может любой дурак. Счастливые случайности встречаются чаще, чем принято предполагать. А вот если случайность повторяется…

– То есть, что, – Аска нахмурилась, – вы натравите на меня ещё какую-нибудь стрёмную хероту и будете смотреть, сдохну я или нет?

– Это называется «воспроизводимость результатов», – пояснила Трида, – и расслабься, в детском доме жрать не будут. Скорее всего. Придут какие-нибудь милые люди, захотят взять тебя под опеку, а в подвале у них виримир или деревню оккупировали клегги из министерских. Тут-то и станет ясно, случайно ты выжила или нет.

– Монстров бороть – не моя специальность, – заявила Аска, – я мастер разговорного жанра.

– Интересно будет посмотреть, – ухмыльнулась соцработница, – как ты пытаешься договориться с виримиром.

– Слушайте, – сменила тему Аска, – а что фишка с вашим главным? Почему такая должность странная – менеджер региона?

– Внутренняя шутка, – хмыкнула Трида, – если кто и правит миром, то злобная корпорация.

– А вы реально злобные?

– Сожгли твой город, – пожала плечами соцработница, – признали недееспособной, сейчас в интернат сдадим. Чего тебе ещё надо?

– Это всё вынужденные решения, – пожала Аска плечами, – По крайней мере, в рамках вашей картины мира.

– А в рамках твоей?

– Моя картина мира, – Аска почесала лысый затылок, – претерпела разительные изменения за последние два дня и продолжает стремительно меняться. Я пока не определилась с расстановкой сил.

– Далеко пойдёшь, кордебалет, – хмыкнула Трида, – если хотя бы до конца первого акта доживёшь.

– А почему цветочник вас «быстриками» называл? – набралась храбрости Аска. – То, что проблемы быстро решаете, я поняла, но вот к коллективному разуму вы реально подключены?

– Выживешь второй раз, – смерила Трида её взглядом, – наш главный сам тебе всё расскажет.

– Кстати, – припарковала автомобиль, – твой выход. Сцена зовёт. Смотри только, не болтай лишнего, а то подчищать потом… – поморщилась, выходя из машины.

– А можно мне одежду какую-нибудь? – последовала за ней Аска, – Зубную щётку? Или так в пижаме и ходить?

– Там всё выдадут, – пообещала соцработница, открывая перед Аской тяжёлую дверь.

Коридор, распростёршийся за ней, весёленьким не выглядел, хотя изначально, вероятно, задумывался именно таким. На стенах красовались холмики и деревца, из-за которых то тут, то там выглядывали миловидные зверушки. Года, проведённые в соседстве с ожидающими подростками и детьми, не прошли для фауны даром: одним подрисовали торчащие изо рта сигареты, другим – фингалы, щетину, первичные и вторичные признаки пола (зачастую не совпадающие с исходными), зачернили зубы и обильно снабдили ножами, пистолетами, шприцами и то ли бензопилами, то ли фаллоимитаторами – мастерство неизвестных художников не позволяло утверждать наверняка. Немногие оставшиеся нетронутыми волчки и медведики, оглядывая окружившие перспективы, вид имели понурый и затравленный.

Трида уверенно миновала берёзовую рощицу с вооружёнными огнемётами лисичками и затарабанила в массивную металлическую дверь, притаившуюся меж чахлых ёлок. Мигнув зелёным, камера в углу развернулась к посетителям.

– Да свои же, свои! – раздраженно бросила камере соцработница. Повернувшись к Аске проворчала:

– Перестраховщики хреновы. Будто это всё от ширишихара защитит.

Щёлкнул электронный замок, Трида потянула ручку на себя – мимо плавно проплыл толстый дверной торец: из-под облезшей местами плёнки тускло проглядывала сталь. «Что тогда может защитить от ширишихара?» – нахмурилась Аска.

Шагах в десяти от входа – на расстоянии достаточном, чтобы посетитель ощутил свою незначительность – высился канцелярский стол неимоверных размеров с тремя огромными стык в стык мониторами. Из-за левого осторожно выглянула русоволосая девушка с длинным каре. «Я стала замечать причёски» – Аска подавила желание провести ладонью по голому виску.

– Новенькую вам привезла, – жизнерадостно сообщила соцработница, – Аска Яссь, семнадцать лет, депрессия, попытка суицида, недееспособна, наблюдение до полного совершеннолетия.

– Здравствуйте? – поднялась из-за стола девушка.

– Тут и тут расписаться, – ткнула пальцем Трида, – Держите бумаги, – шмякнула на стол папку, – Теперь она ваша. Вы же дежурный психолог? – глянула на девушку с подозрением.

– Я, – неохотно признала та, ставя подписи.

– Вот и хорошо, – облегчённо вздохнула соцработница, – А я побежала тогда, дел невпроворот.

– Постарайтесь, чтобы вас не сожрали, – негромко пожелала Аска, когда та проходила мимо.

– Было б это так просто… Бывай, кордебалет, – Трида махнула на прощание и исчезла.

– Мирна Ликк, детский психолог, – представилось длинное каре неуверенно, словно сомневаясь в собственных словах.

– Здравствуйте, – ободряюще кивнула Аска.

– Добро пожаловать в распределительный центр, – чуть бодрее произнесла Мирна, – ваш новый дом на время, пока не найдёте постоянный. Вы обретёте здесь новых друзей, научитесь новым вещам и… – Мирна запнулась, задумалась, заглянув украдкой в монитор, – избавитесь от вредных привычек.

Аска мысленно вздохнула.

– У вас такая интересная работа, – произнесла с энтузиазмом, – Я тоже собираюсь стать психологом, когда вырасту. Готовлюсь к поступлению в Кагартский психологический. А вы что заканчивали?

Мирна смутилась.

– Педагогический колледж в Такатте.

– Так здорово! – восхитилась Аска, – Работа с подростками несёт столько вызовов, но ведь и окупается взамен сторицей!

Фраза запомнилась ей из предисловия к пролистанному на днях учебнику для первого курса.

Психолог попыталась укрыться за монитором.

– Какие методики практикуете? – продолжила атаку Аска, – Когнитивно-поведенческая? Интерперсональная? Принятие и ответственность?

Взгляд, брошенный в ответ, напомнил Аске медведика, окружённого белочками с фаллическими бензопилами.

– Теряюсь в догадках, – не отступала Аска, – какой же подход вы изберёте? Лично я начала бы с диалектическо-поведенческого курса для формирования навыков не-суждения, вовлечения и самоуспокоения, но я всего лишь невежественная абитуриентка, так что с нетерпением жду своей первой сессии с по-настоящему грамотным специалистом.

– Нужно понимать, – успевшая прийти в себя Мирна выглянула из-за монитора, – что у нас свои методики и подходы. Мы адаптируемся к потребностям каждого воспитанника отдельно. И да, я использовала многие из упомянутых вами терапий на практике, но всё зависит от ситуации.

«Сохраняет дистанцию, – отметила Аска мысленно. – Молодец. Скатывается в официоз – не молодец».

– Простите, не хотела вас смущать, – потупилась она, – Просто у меня так много вопросов, а психология всегда была моим главным интересом.

– Понимаю, – Мирна натянуто улыбнулась, – Психология – удивительная наука, и я рада, что вы так вдохновлены этой сферой. Мы можем поговорить о методиках позднее. Давайте сперва обсудим ваше размещение.

– Прошу прощения, – повторно извинилась Аска, – Просто стараюсь найти общий язык.

– Всё хорошо, – ответила Мирна, щёлкая мышью по невидимым Аске формулярам, – Интерес к психологии может быть одним из способов адаптации. Но давайте сначала устроим вас, а потом обсудим…

– Одежду дадите какую-нибудь? – перебила её Аска, – А то у меня одна пижама, даже белья нет.

Только вошедшая в привычную колею психолог снова спряталась за экраном.

– Мы же распределительный центр, у нас воспитанники подолгу не живут, их куда-то ещё направляют – в приюты или детские дома. Но я закажу, конечно.

«Хоть бы размер спросила».

– Вы уж постарайтесь, – попросила Аска, – не то запаршивею тут у вас. А куда меня направят?

Психолог заглянула в монитор.

– В Кагарте приютов немного, как только выделят место, мы вас переведём.

– И… когда это случится?

Мирна задумалась.

– После пожара в приюте святого Карха система реабилитации несовершеннолетних ещё не восстановилась, детские дома перегружены.

– Хотя бы приблизительно?

– Месяц, – ответила психолог смущённо, – два. Полгода. Как повезёт.

Мысли Аски, видимо, отразились на лице, потому что Мирна тут же добавила:

– Но вы не переживайте. Комнаты у нас комфортные. И питание хорошее. Если кто и жалуется, то только с непривычки. Пойдёмте, покажу вам всё.

Вышли в коридор. Дверь на лестницу щёлкнула замком, когда психолог приложила к считывателю карту.

– Правила безопасности, – пояснила Аске, – чтобы не ходил кто попало. У нас же чувствительный контингент.

– А воспитанницам такие карты дают? – поинтересовалась Аска, поднимаясь по ступеням.

– Правила не разрешают, – потупилась психолог, – но это не значит, что вы несвободны – напротив.

– Какая же свобода, если всё под замком? – Аска подождала, пока психолог отопрёт дверь второго этажа.

– Так может показаться, – согласилась Мирна, – но это кажущаяся несвобода. Достаточно попросить меня, дождаться очереди на выход – и можете идти, куда захотите. В сопровождении, разумеется.

Коридор второго этажа был безлюден. По левую руку за стеклянными дверьми с табличками «Игровая», «Комната общения», «Столовая» виднелись пустые тёмные пространства. По правую сторону за такими же прозрачными дверьми с выведенными по трафарету номерами сидели или стояли разновозрастные девицы, провожавшие Аску равнодушными взглядами. Толщу стекла пронизывала в глубине проволочная сеть, воскрешая в памяти образы тюремных решёток.

– Стёкла армированы, – пояснила психолог, – Не подумайте, это для вашей безопасности. У нас, к сожалению, были прецеденты.

Под потолком то тут, то там помаргивали зелёные огоньки.

– Видеонаблюдение, – поймала психолог взгляд Аски.

– Для моей безопасности, – догадалась та.

– Именно, – обрадовалась психолог, – а то у нас…

– Уже были прецеденты, – пробурчала Аска.

Собеседница сконфуженно замолчала.

– Ваш номер шестнадцатый, – с заметным облегчением указала на табличку над дверью. За стеклом бледнело окно, две кровати по бокам. На левой валялась, закинув руки за голову, всклокоченная светловолосая деваха, на вид одного с Аской возраста.

– Соседка вам расскажет про распорядок дня, – психолог приложила карту к двери и, пропустив Аску внутрь, поспешно ретировалась.

Деваха, валявшаяся на кровати, приподняла голову, закатила глаза:

– Чувак! Куда ломишься? В этом корпусе только девочки живут.

– Я девочка, – пояснила Аска.

– Звиняй, – опустила та ноги на пол, – Ошиблась.

Смерила взглядом безволосую голову новоприбывшей.

– На панкушу не тянешь… Вшивая или больная?

– Обгорела, – пробурчала Аска.

– А чё кожа не слезла? – подозрительно поинтересовалась та.

– Повезло, – пожала плечами Аска.

– А сюда чё отправили?

– Не повезло, – Аска села на свободную кровать, – Как тут вообще?

– Как везде, – соседка выразительно скривилась, – Лишают индивидуальности и заставляют учиться.

– Я уже выпустилась, – Аска оглядела место своего заключения.

Обстановкой комната походила на покинутую с утра больничную палату, только победнее: кровати скрипучие, тумбочки рассохлись, узор линолеума истёрся, покрывшись бледными разводами. Близ стеклянного входа дверь попроще, на белой краске довольно похоже процарапан символический унитаз.

– Тогда, – деваха впервые проявила интерес, – Мы возвращаемся к вопросу…

– Признали недееспособной, – скривилась Аска, бросив взгляд в окно.

– Больная, – с удовлетворением кивнула соседка, – Психическая. Порезала кого?

– Не, – из окна виднелись уходящие прочь крыши, разделённые зеленью улиц и скверов, -депрессия.

– Вены вскрыла? – деваха оглядела запястья Аски, и разочарованно заключила, – Таблетки… Таблетки для слабачек.

– Ты-то здесь почему? – Аска улеглась на покрывало, устремив взгляд в потолок.

Соседка рухнула в запротестовавшую всеми пружинами кровать.

– В магазине не заплатила, – сообщила, почесав круглую пятку, – Три раза подряд.

– Разве за это… – скосилась на неё Аска.

– И до этого раз десять, – подложив руку под голову, деваха повернулась на бок, поджав ноги к животу.

Доверчиво – луп! луп! – моргнула Аске голубыми глазами.

– Денег не было? – полюбопытствовала та, – Или?..

– Мой протест против капитализма. Ну и денег нет, – вытянув правую руку, обвела указательным пальцем контур Аски, – Лежать, кстати, днём нельзя.

– Вот как? – подивилась та, поправив подушку под головой, – А что делать?

– Не лежать, – вытянулась деваха поудобнее.

– Тоже протест? – догадалась Аска.

– Сечёшь, – одобрительно заскрипела кроватью соседка, – Против бездушной системы опеки и попечительства.

– И как? – поправила Аска очки. – Помогает?

– Не особо, – деваха села, свесив ноги на пол, наклонила голову к плечу, будто прислушиваясь к внутренним ощущениям, – Пекутся и опекают так же бездушно. Ты откуда вообще?

– Из Тариока, – ответила Аска возможно равнодушней.

– Это сгорел который? – округлила соседка глаза.

– Угу.

– И чё, – почесала деваха за ухом, – не осталось никого? Отца там или…

– Отца не было, – Аске удалось сохранить тот же равнодушный тон, – две мамы.

– Лесбы, да? – оживилась соседка, – Ты тоже в них? Или натуралка?

– Если честно, – наморщила Аска лоб, – в раздумьях ещё, как-то не до того было.

– Я, если что, по мальчикам, – предупредила соседка.

– Хорошо, – хмыкнула Аска хмуро, – учту.

– И вообще, – поспешила закрепиться на достигнутых позициях деваха, – ты не в моём вкусе.

Аска смерила её долгим взглядом и заключила:

– Ты тоже.

– С чего это? – возмутилась та, вскочив с кровати, – Я вообще ого-го! На пике формы.

Повернувшись последовательно анфас и в профиль, продемонстрировала форму, втянув живот.

– Круто, – равнодушно прокомментировала Аска.

– Чё морозишься? – возмутилась деваха, – Думаешь, я расистка?

– А ты расистка? – не без интереса уточнила Аска.

– Ну, – соседка задумалась, – может, немного. Вообще, если кто говорит, что не расист – врёт же. Вот ты – разве не считаешь себя чуточку умнее? Капелюшечку трудолюбивей?

– Ну, э-э-э… – приподняла нарисованные брови Аска.

– Вот! – подняла палец соседка.

– … если и считаю, – почувствовала себя уязвлённой Аска, – какое отношение это имеет…

– Врунья! – печально констатировала соседка, – Как все остальные. Меня, кстати, Итра зовут.

– Аска, – представилась Аска.

– Чё? – обрадовалась соседка, – Как в той аниме?

– Угу, – древние анимы оказались гораздо популярнее, чем предполагала Аска.

– Я полдня рыдала, – сообщила Итра, – когда её выпилили.

– Я день.

– Мне, если что, – заговорщицки поделилась соседка, – семь было.

– Шесть.

Итра ухмыльнулась.

– Да уж, представляю: «Смотри, Аска, это ты в телевизоре». И тут её – херак!

– Вот ты смеёшься, – скосилась Аска на соседку, – а приблизительно так всё и произошло. Очень тягостный был день.

– Мы уже меряемся травмами? – встрепенулась Итра, – Просто делимся воспоминаниями?

– Для травм, – пробурчала Аска, – мы пока недостаточно хорошо знакомы.

БИ-И-ИП! Динамик над дверью прогнусавил:

– АСКА ЯССЬ. В КОМНАТУ ОБЩЕНИЯ. ПОСЕТИТЕЛЬ.

– Только привезли, а уже посетитель, – с завистью заметила Итра, – Да ты блатная.

Замок двери щёлкнул. Аска поспешно поднялась и вышла в коридор. В этот раз её провожало куда больше глаз – видимо, посетители появлялись тут нечасто.

Интерьер комнаты общения к общению не располагал: вдоль стен выстроились запертые шкафчики с кропотливо удалёнными из скважин ключами, середину оккупировал массивный стол. Покрытую слоями тёмного лака крышку испещряли процарапанные надписи и рисунки, символически изображавшие по большей части органы потребные для зарождения жизни вперемешку с инструментами её прекращения. Образы, наглядно иллюстрирующие связь мортидо и либидо, весьма действенно маскировали коробку салфеток с торчащим белым уголком – взгляд не сразу находил её среди шедевров примитивизма. Вдоль стола нервно вышагивала туда-сюда давешняя барышня с труднопроизносимым именем.

– Ну? – метнула она мрачный взгляд прямо с порога.

– Доброго дня, – протянула Аска, как ни в чём не бывало, подавив вскипевшую внутри злость.

– Где он? – прошипела посланница, подходя ближе.

– Не понимаю о чём вы, – ангельскую улыбку стоило изобразить большого труда, но, судя по гримасе, исказившей лицо посланницы, оно того стоило, – Мы с вами знакомы?

– Аска Яссь, – свистящими посланницы можно было рассекать слуховые нервы, – Отпусти мнестический функтор.

– А, колокольчик! – просияла Аска, – Как же его отпустить, если я его у вас не брала? – напрягши память, пропела имя барышни.

Та смутилась, но запала не утратила.

– Декогнитивные монады, – задрала остренький подбородок, – опасны для неспециалиста. Последствия могут быть…

– Не могу, – с удовольствием прервала её Аска, – Моя подруга его скушала.

– Что? – по лицу посланницы видно было, что она надеется на ошибку перевода или неудачную шутку.

– Ну, сожрала, – Аска поспешила разрушить её надежды, продемонстрировав, как опускает колокольчик в рот и проглатывает.

– У него шесть степеней защиты, – нахмурилась барышня недоверчиво. – Его нельзя сож…

– Ей было вкусно, – Аска независимо пожала плечами. – Ну, мне так показалось.

Посланница села, уронив голову на стол.

– Ты хоть представляешь, – проговорила в столешницу, – сколько мне придётся писать объяснительных?

– Жопа! – сорвалась Аска. – Да у меня от вашего жопного колокольчика чуть мозги не вытекли!

Барышня приподняла голову.

– Не ругайся, – попросила жалобно, – Тебе это не к лицу.

– Что? – опешила только начавшая распаляться Аска.

– Если уж хочется выразить чувства, – назидательно произнесла посланница, – скажи «расселина» или «низина». Функтор можешь назвать «низменным».

– Что? – повторила Аска.

– Раз уж нам придётся общаться, – скривилась барышня, – Нужно определить какие-то правила. И я была бы благодарна…

«Нам придётся общаться!» – возликовала Аска.

– … если бы ты не ругалась, – устало продолжила барышня, – и думала немного потише.

– Да, – Аска снова пропела имя посланницы, – Извините.

– Кроме того, если уж запомнила моё имя, – страдальчески завершила та, – постарайся произносить правильно: умирающая надежда в начале, нота отчаяния в конце – не наоборот. Иначе просто смешно звучит.

Аска попробовала снова.

– Так?

– Лучше, – поморщилась посланница, – Но над отчаянием надо поработать. Всё ещё не хочешь рассказать, с кем связалась?

– Попробуйте догадаться, – предложила Аска, – А там посмотрим.

Посланница вдохнула, собираясь возразить, но, передумав, безнадёжно махнула рукой.

– Великий червь? – прищурила глаз, оглядывая собеседницу с ног до головы, – Сфера света? Старшая из кукол Шикка-и-Хабба?

Аска вежливо приподняла брови, изо всех сил стараясь ни о чём не думать.

– Бездонная пустота, – нахмурилась посланница, – неужто червь пробудился? Я надеялась, у нас ещё будет пара-тройка столетий…

– Вообще-то, – Аска обратила правую ладонь тылом кверху, – подруга оставила памятку. Думаю, решила, что можно дать вам знать.

Рисунок лютика на ногте тускло блеснул на свету. Посланница дёрнула глазом. Пропела что-то замысловатое.

– Что, простите? – вежливо переспросила Аска.

– Многомерная необычайно извилистая расселина рекурсивно замыкающаяся сама на себя, – машинально перевела посланница.

– Мне так многому предстоит у вас научиться! – восхитилась Аска, мысленно переведя эвфемизмы.

– Надо было с самого начала погрузить тебя в галлюцинацию, – с тоской покачала та головой, – Лежала бы в управляемой коме, печали не знала. Иногда, может, мы бы даже разговаривали, как сейчас, ты бы гадала – действительный вокруг мир или иллюзорный.

– Хотите заставить меня сомневаться в реальности? – догадалась Аска, – За колокольчик мстите?

– Нипочём не смогла бы отличить, – мечтательно возвела посланница глаза к потолку.

– Мне жаль вашего функтора, – извинилась Аска, – Но стирать кому-то память без согласия – немножко неэтично, не находите? К тому же есть риск нарваться на какую-нибудь мистическую сущность.

– Как тебя угораздило? – посланница подняла ладони, снимая вопрос, – То есть, я понимаю – как. Алая Роза устроила рейд в поисках первичного жёлтого и волей случая наткнулась на источник. Страж – очевидно, грамотный специалист – установил защитный камуфляж, скрывающий проявление цвета. Алая Роза обнаружила точку выхода…

– Я её обнаружила! – обиделась Аска, – И в проекцию тоже я вошла.

– Куда? – не поняла барышня.

– Ну, в ментальную проекцию, – пояснила Аска, чувствуя себя видавшей виды героиней, – Вы их как-то иначе называете?

– Ты знакома с концепцией обратно замкнутых пространств нелинейных отображений? – изогнула бровь посланница.

– Э-э-э… – героине явно не хватало пока знания матчасти, – Нет.

– Тогда называй, как хочешь, – безнадежно махнула барышня рукой, – Что дальше было?

– Я поговорила с лютиками, – задумалась Аска, – они послушали. Рассказала им про Криалора. Я ведь в прошлый раз не успела вам рассказать?

«И в этот раз не надо» – замахала посланница руками.

– День был длинный. Я устала. Вздремнула немножко, – Аска пожала плечами, – ну то есть как немножко, – снаружи полчаса прошло, а в проекции стемнело. Звёзды появились, лютики засветились, много всякой красивой иллюминации было. Потом всё схлопнулось в коробочку.

Посланница начала раскачиваться из стороны в стороны.

– Продолжай, – проговорила на удивление спокойно.

– Немного странно, – задумалась девочка, – я вроде как смотрела на коробочку снаружи и одновременно была в картинке на крышке коробочки.

– В картинке? – повторила посланница слабым голосом.

– Хорошо так нарисована, – порадовалась Аска, – в стиле неоготики или романтического реализма, я себе прямо даже понравилась: стою на дороге перед полем с лютиками и в руке тоже цветок.

Посланница взглянула на Аску и потрясла головой, видимо, отгоняя образ облачённой в пижаму лысой собеседницы, изображённой в манере романтического реализма.

– Потом немножко повздорили с Алой Розой, потому что она хотела убиться желтизной, а мы с желтизной её убивать не хотели. Ну и только диалог начал двигаться в конструктивном направлении, как ваши приятели шарахнули живым пламенем.

– Они мне не приятели, – буркнула посланница.

– Дальше желтизна протащила меня через маков цвет, и, – Аска улыбнулась, – мы с вами встретились первый раз.

– Откуда печать взялась? – не ответила посланница на улыбку, – В прошлый раз не было.

– Печать? А, цветочек, – Аска полюбовалась на рисунок лютика, – Это уже в больнице было. Ваш колокольчик мне как раз мозги выедал. Очень херо… Очень неприятно было, не делайте так больше. Ну, я снова провалилась в проекцию, там мне желтизна устроила сеанс психотерапии с участием родителей и брата, а потом явилась сама – в образе меня же (довольно пугающе, так тоже не делайте) и дала скушать лютик.

Посланница обвела комнату мутным взглядом, задержавшимся на столе. Казалось, она борется с искушением побиться головой о его твёрдую, надёжную, но не особенно пристойную поверхность.

– Я позабочусь о том, – справившись с минутной слабостью, сообщила посланница, – чтобы этот феномен назвали твоим именем.

Аска ободряюще засмеялась, но осеклась, наткнувшись на взгляд посланницы.

– А, вы не шутите…

– Три! – выкрикнула внезапно посланница, – Три простых правила! Не спать! Не есть, не пить! Держать язык за зубами! И ты нарушила их все. Чему вас в школах учат?

– Простите, – уточнила Аска, – правила чего? Вы говорите о… магии?

– Не используй этот термин, – посоветовала посланница, – Никогда. Так говорят только профаны. Магия – то, чего не можешь понять. Искусство – то, чему можешь научиться. Если, конечно, проживёшь достаточно долго, что в твоём случае очень сомнительно.

– Я как-то уже привыкла, – пожала Аска плечами, – Вообще не понимаю, что вы так переживаете. Вы бы предпочли, чтобы желтизну получила Алая Роза?

– Пугающая перспектива, – пробормотала посланница.

– Вот видите, – Аска развела руками, – Так что всё к лучшему. Мы с желтизной хотим только, чтобы от нас все отстали. Дали пожить спокойно.

– Это цвет тебе так сказал? – насторожилась посланница.

– Я так чувствую.

– У цвета нет сознания в человеческом понимании, – посланница покачала головой, – Его разум далёк от нашего. То, что ты видела – родители, брат, двойница – отражение твоих собственных воспоминаний. У цвета нет ни желаний, ни стремлений, он существует сам в себе, до тех пор, пока не найдётся воля достаточно сильная, чтобы направить его против…

– Мой опыт, – прервала её Аска, – говорит об обратном. И вообще, с чего вы всё это взяли про желания и стремления? Может, цвета вообще не хотят против кого-то обращаться. Вы же с ними не говорили.

– С цветом не говорят, – простонала посланница, – ему приказывают.

– Ну, – пожала Аска плечами, – может, стоило его разок выслушать.

– Понимаешь, – посланница пошевелила пальцами, словно пытаясь выхватить достаточно убедительные слова прямо из воздуха, – когда с тобой говорит цвет, это признак сильного душевного нездоровья. Что он тебе говорил? Какими словами?

-Ну, э-э-э… – Аска смутилась, – Вообще-то у нас не совсем вербальное общение. Я говорю, а желтизна больше жестами. Я, кстати, думаю язык жестов выучить. И её обучить.

Посланница бросила долгий взгляд на столешницу – в этот раз ей понадобилось кудо больше времени, чтобы поднять от неё глаза.

– И вообще, – перешла в наступление Аска, – попробуйте взглянуть на вещи непредвзято. Вы же, наверное, не даёте кому попало пользоваться цветом. У них же, наверное, какой-нибудь класс опасности…

– Наивысший, – пробормотала посланница.

– …они требуют какого-нибудь допуска, квалификации, знания этих ваших искусств. То есть любой, кто работает с цветом, предубеждён изначально – во всех тех вещах, о которых вы говорили.

Посланница обхватила голову руками, по лицу бежали тени мыслей.

– И тут прихожу я, – безжалостно продолжила Аска, – ничего не знаю, ничего не умею, никого не хочу убивать. С кем ещё говорить желтизне, как не со мной? Вы же все боитесь её – не то что выслушать, просто услышать.

– Ты не видела, – дёрнула посланница веком, – как работает твоя подруга. Первичный красный хотя бы действует быстро. Жёлтый… не так милосерден.

– Вы когда-нибудь приказывали цвету? – тихо спросила Аска.

– Один раз, – посланница закрыла глаза, – Выследили тогда Белую Розу. Нашли её родной мир. Раздобыли несметное количество первичного красного. Украли, купили, взяли, – дёрнула веком, – в долг. Подготовили план атаки. Но цветочники как-то узнали. Ударили первыми.

Она помолчала.

– Живое пламя не просто так носит своё имя. Чтобы направить его, мало умений и знаний, нужно стать пламенем самой. В те недолгие мгновения, пока сгорает твоя суть, если достанет воли, пламя можно направить куда-то ещё. Я владею искусством разделения, меня было семеро. Осталось шесть. Другие потеряли больше.

– То есть, когда вы сожгли Тариок, – начала Аска медленно, какие-то люди пожерт…

– Цветочники, – посланница выплюнула это слово, как ругательство, – в своих войнах не знали пощады. Многие готовы отдать всё, чтобы отплатить им тем же.

– Вы ведь не из клеггов, – догадалась Аска, – да? Работаете на них в счёт оплаты долга?

– До конца их мира, – посланница открыла глаза, – которой я теперь должна защищать, как свой.

– Значит, – вздохнула Аска, – клеггам и правда не стоит доверять.

– Доверять, – хмыкнула посланница, – не стоит вообще никому. Особенно в твоём положении. Твои попытки со всеми сдружиться продлятся до первого встреченного ширишихара.

– Я и с вами надеюсь подружиться.

– Нет, – решительно возразила посланница, – Это исключено.

– Мне кажется, – в памяти всплыли статьи по реабилитацию участников боевых действий, – вы многое потеряли и боитесь теперь к кому-то привязываться.

– Аска Яссь, – посланница блеснула глазами, – этот разговор зашёл куда-то…

– Вам нужно это с кем-то обсудить. Хотите, можете поговорить со мной, – предложила Аска.

– О чем с тобой говорить? – горько вздохнула посланница, – Когда тебе и память-то стереть нельзя.

– У вас какое-то превратное представление о разговоре по душам.

– Это у тебя неправильное представление о моей работе.

– Тогда, – предложила Аска, – можете поговорить не со мной, а, – огляделась в поисках подходящего предмета, и, ничего не найдя, протянула посланнице руку с лютиком на ногте мизинца, – с цветом?

– С цветом? – глаза посланницы приобрели оттенок бури, – Тем, что уничтожил мою семью? Мой дом? Весь мой мир?

«Вот же расселина. Не ждала такого поворота».

– Почему нет? – произнесла Аска вслух, – Когда ещё будет такая возможность?

Посланница уставилась на цветок. Черты лица заострились, словно обитавший за его маской дух изготовился к прыжку – стремительной самоубийственной атаке. Глаза налились тьмой, вот-вот готовой взорваться молнией.

«Палец бы не потерять» – Аска вжала голову в плечи, но руки не отдёрнула.

– Не было твоё желание, – негромкий голос наполнил комнату, – Не твоя вина. Ты была оружием Белой Розы, как мы все орудия в чьих-то руках. Но я не забуду. Буду помнить до конца пустоты.

Тьма отринула от глаз. Гроза прошла мимо, пролившись по пути дождём.

– Вам стало легче? – Аска подала посланнице салфетку.

– Нет, – яростно высморкалась та, – Но, когда придёт время, обещаю убить тебя быстро, Аска Яссь.

– Э-э-э…

– Это комплимент, – вздохнула посланница, – По правилам этикета ты должна обещать то же самое.

– А если я не хочу вас убивать?

– Желание или нежелание ничего не значат для Вселенной. Если что-то и движет ею, то только обязательства, – скомкав салфетку, посланница метким броском отправила её в мусорную корзину у противоположной стены, – Чувство долга.

– Я бы предпочла, чтобы никто никого не убивал, и мы с вами жили долго и счастливо.

– Исключено, – зыркнула посланница на Аску. – Полностью.

– По отдельности, я имею в виду, – поспешила объясниться та, – по отдельности долго и по отдельности счастливо. Но могли бы встречаться, – тут же поправилась. – Иногда. В смысле – разговаривать.

Посланница вздохнула.

– Нравишься ли ты цвету, цвет ли нравится тебе – исход один: останется только цвет. Это может занять год или десять, или шесть сотен, но...

– Ну, э-э-э… Смертность, как идею, я осознала в шесть, – поджала Аска губу, – а с конечностью собственного бытия смирилась где-то к тринадцати. Я и так могла умереть от чего-нибудь через год, а шестьсот лет расширяет мой горизонт планирования раз в шесть или семь. Так что это скорее хорошая новость. Но ваш пессимизм в отношении цвета мне не очень понятен.

– Чем больше цвета, тем сложнее с ним совладать, – барышня сморщила носик. – С каплей управится и подмастерье. Для флакона потребуется куда больше умений и мотивации. Гипотетический источник – точка выхода цвета из места, где он обитает, в наш мир – нельзя подчинить в одиночку и без помощи специальных инструментов.

– И как это иллюстрирует ваш тезис?

– Представь себе каплю дождя, – предложила посланница, – упавшую в лужу краски. Как скоро они станут одним?

– Наглядная метафора, – согласилась Аска, – Только я уже была цветом.

– Что?

– Ну, когда желтизна дала мне лютик, я его съела и провалилась в другой уровень проекции…

– Если ты продержишься хотя бы пару недель, – поморщилась посланница, – придётся научить тебя…

Аска победно вскинула руки.

– … азам терминологии, – свирепо закончила посланница, – Это просто надругательство какое-то над высоким искусством. Что потом?

– Потом капля из вашего сравнения наполнилась краской, но осталась каплей. Я поняла, где я, где не я, и вернулась обратно.

Фраза, пропетая посланницей, содержала пару слышанных ранее слов, но отличалась куда большей витиеватостью.

– А это что значит? – с любопытством поинтересовалась Аска.

– Что мне придётся доложить о тебе начальству, – сверкнула барышня глазами.

– А почему вы упомянули расселину?

– У тебя, я вижу, никогда не было начальства.

– Только учителя, – согласилась Аска, – В числе которых я надеюсь когда-нибудь увидеть и вас.

– Откуда ты только взялась такая дружелюбная? – посланница перекривилась, – Так-то я тебе память пыталась стереть.

– Это ж не потому, что вы плохая, вас правила заставили, – с удовольствием объяснила Аска. – Я демонстрирую доверие и дружелюбие, чтобы в следующий раз, когда правила заставят вас сделать мне какую-нибудь гадость, вы подумали – «она же такая миленькая» – и их нарушили.

– Не сработает, – возразила посланница неуверенно.

– Посмотрим, – пожала Аска плечами, – Слушайте, а цветочники правда никогда не врут?

– Не врут, – посланница поморщилась, – но так играют со словами, что уж лучше бы врали. К чему спрашиваешь?

– Они говорили, что если кого-то забрали, то возвратить уже не могут, точнее могут, но это будет уже не тот человек… А ваши искусства – они способны вернуть, кого цветочники проросли?

– Ты же понимаешь, – посланница устало вздохнула, – что я, в отличие от цветочников, могу солгать, чтобы завоевать твоё расположение?

– Конечно, – кивнула Аска.

Посланница дёрнула щекой.

– Нет, не способны.

– Спасибо, – шмыгнула носом Аска, опустив голову.

– Ненавижу человеческую физиологию, – пробормотала посланница, протягивая ей салфетку.

– Говоря о физиологии, – Аска печально высморкалась, – можно вас попросить в следующий раз прокладок занести? Через пару дней понадобятся. И, может, зубную щётку, там, носочков с трусиками, одёжки какой, а то у меня только пижама, и та больничная…

– С чего ты взяла, – сварливо поинтересовалась посланница, – что я буду тебе что-то носить?

– Потому что вы милая? – Аска высморкалась ещё раз.

– Я подумаю, – буркнула посланница.

– Спасибо, – Аска сложила салфетку, но повторить трюк с бросанием через всю комнату не решилась, и отнесла её к корзине.

– А надолго я тут вообще? – спросила с того конца комнаты, – Что со мной дальше будет?

– Поскучаешь немного в распределительном центре, – посланница хмуро оглядела настольную живопись, – потом местные бюрократы переведут тебя в один особняк здесь в Кагарте.

– Тюрьма? – приподняла Аска бровь, – Психбольница? Школа для одарённых подросток?

– Почти. Приют для девочек.

– Так я не одна такая? – обрадовалась Аска. – Есть и другие аномалии?

– Больше всего меня пугает, – посланница оторвала взгляд от изображения пенька, поросшего фаллического вида грибами на тонких ножках, – твоя способность поддерживать беседу, не имея ни малейшего представления, о чём идёт речь.

– Ну, э-э-э… Если предположить, что в наш узел массово мигрируют все эти, – Аска наморщила лоб, вспоминая имена, – ширишихары, виримиры и прочие тирхи, очевидно, не все они законопослушны. Не зря же вы патолога искали. Значит, есть конфликты со смертельным исходом – от локальных до довольно масштабных, наподобие Тариока.

– Допустим.

– Видимо, большинство инцидентов для тех, кто не способен к искусствам, – людей, я имею в виду, – заканчиваются фатально. Иногда кто-то выживает – как я. Но это редкость, аномалия. Их-то вы и собираете, чтобы изучать в естественной, так сказать, среде обитания, – Аска сделала паузу, выразительно посмотрев на посланницу, – Это момент, когда вы должны восхититься и предложить мне позицию младшего аналитика.

– Только младшего? – фыркнула посланница.

– Я бы, конечно, отказалась, но нам обеим было бы приятно.

– Исключено, – отрезала посланница, – Правила запрещают найм гражданского персонала резистентного к ментальным техникам.

– А ваши ментальные техники могут что-нибудь сделать с посттравматической депрессией?

– Что в слове «резистентный» тебе непонятно? – ехидно поинтересовалась посланница, но тут же поправилась, – Даже если бы избирательная корректировка на тебе сработала, я так понимаю, ты принципиально против мнестических вмешательств.

– Придётся ждать, пока подействуют антидепрессанты, – разочарованно поморщилась Аска.

– На них я бы тоже не особо рассчитывала, – посланница задумчиво оглядела Аску, – Судя по всему, взаимодействие с цветом изменило твой метаболизм, и большая часть лекарств эффекта на тебя не окажут.

– Что?

– Ядов тоже, – пожала посланница плечами, – Так что… – она достала из широкого рукава крохотную пилюлю, – Хочешь попробовать?

– Это яд? – уставилась на пилюлю Аска.

– Редкостной силы, – воодушевлённо подтвердила посланница.

– Давайте, – Аска цапнула пилюлю, бросила в рот, – О, апельсиновый!

– Поразительно, – прошептала посланница, глядя на жующую Аску.

– Метаболизм? – не без гордости уточнила та.

– То, что ты дожила до семнадцати! – сорвалась посланница, – С таким легкомысленным отношением… Ко всему!

– Я вам верю, – проговорила Аска, активно жуя: пилюля оказалась подобием тянучки.

– Напрасно, – посланница вытащила из рукава другую пилюлю и тоже бросила в рот.

– Всё-таки не яд? – в голосе Аски послышалось разочарование.

Посланница нервно рассмеялась.

– Если ты планируешь чему-то научиться, – посоветовала, не ответив на вопрос, – тебе нужно перестать брать конфеты у незнакомых взрослых…

– Или мистических сущностей, – согласилась Аска.

– Именно! – задвигала челюстями посланница, – Мало ли кто выглядит милым! Излюбленный облик ширишихаров, к примеру, – маленькие безобидные девочки. Находят его чрезвычайно ироничным. Виримиры часто предстают в образе тех, к кому испытываешь сильные чувства, будь то ненависть или любовь. Тирхи вообще предпочитают не иметь материального облика.

– А как выглядят дзюуги? – вспомнила Аска ещё одно имя.

Посланница хмыкнула.

– Как захотят. Любой достаточно продвинутый разум рано или поздно находит способ избавиться от оков телесности и принять форму, которую сочтёт наиболее эстетичной.

– Рада обнаружить, – констатировала Аска, – что наши с вами представления об эстетике совпадают. Ещё по одной? – указала взглядом на рукав посланницы.

– Я и так засиделась, – поморщилась та, – Ах да…

«Блурп» – раздалось из-под стола, посланница водрузила на изрисованную крышку пластиковый пакет с логотипом «Кга и Кха».

– Одежда, – пояснила она, – И принадлежности.

– Спасибо… – растерянно приняла пакет Аска и тут же сообразила, – Вас же шестеро! Вы всё успеваете!

– Это не делает нас подругами, – сурово предупредила посланница.

– Конечно, нет, – с готовностью согласилась Аска, – Вообще ни разу. Ни в каком виде.

– Одного отрицания вполне достаточно, – проворчала та, поднимаясь.

– Когда мы встретимся в следующий раз?

– Полагаю, – ответила посланница без оптимизма, – раньше, чем мне бы того хотелось. Если, конечно…

– …я проживу достаточно долго, – жизнеутверждающе завершила Аска.

Посланница скептически качнула головой и, не прощаясь, быстрыми шагами покинула комнату.

«Похоже, мы всё-таки подружимся» – подумала ей вслед Аска.

– Всё ещё слышу, – донёсся голос из коридора, – Всё ещё нет.

Когда отзвук шагов снаружи затих, Аска дождалась гнусавого «АСКА ЯССЬ – В ШЕСТНАДЦАТЫЙ НОМЕР», и, лишь выйдя в коридор, стёрла улыбку с не успевшего утратить живости лица.