Когда Петя предлагает Ане остаться, в его голове это всё равно выходит как-то краткосрочно. Он на самом деле имеет в сиду "ещё на полчаса" или "ещё на разок" – вот в таком духе что-то. Но Аня неожиданно оказывается очень уступчивой, к рукам льнёт мягко и горячо, сама тянется обнимать – и остаётся как-то очень решительно, так, словно и вовсе уходить не планирует.

По факту выходит, что и правда – не планирует. Она жмётся к Пете лишь теснее и спустя какое-то время засыпает у него на плече, безмятежная во сне, обнажённая и красивая. Сам Петя спит мало и с трудом. Ему очень важно ничего не перепутать, не увлечься беспочвенными фантазиями. В прошлый раз его розовые очки разбились очень больно, стёклами внутрь, и, кажется, до сих пор осколки остались в глазницах, продолжают ранить и мучить. Поэтому Петя большую часть ночи борется с опутывающей его нежностью, старается сохранить трезвый и строгий рассудок, как бы сложно это ни было. Ещё раз получить такой же удар поверх не до конца зажившей раны будет гораздо больнее, чем в первый раз. Петя не хочет проходить через это снова.

Его невероятно сбивает то, что Аня остаётся такой же нежной и наутро, и как будто совсем не спешит уходить. Только всё ищуще заглядывает в глаза, словно пытается чего-то дождаться. Петя понятия не имеет, чего она ждёт – или, может быть, догадывается в глубине души, но никак не может в это поверить, – и потому утренние сборы и разговоры ощущаются всё более неловкими с каждой минутой.

– Я пойду, – бормочет наконец Аня, и ожидание в её глазах сменяется грустью. – Надеюсь, у тебя не будет проблем? Ну, из-за всего этого? Я ведь... не очень сдерживалась.

– Всё в порядке, – заверяет её Петя. Аня и впрямь в этот раз была по-особенному несдержанно громкой – даже воспоминание об этом продолжает до сих пор сладко щекотать нервы. Но Петя не думает, что за этим последуют какие-то неприятности, поэтому позволяет себе небрежно пожать плечами: – Ничего не будет. В конце концов, я никому вообще не обязан рассказывать, что ты здесь была. Я никому и не расскажу. Пусть себе гадают, что именно тут происходило.

– Я думаю, всем соседям предельно понятно, "что". У них скорее вопрос "с кем", – замечает Аня. Пете не кажется, что это уточнение что-то здесь меняет.

– На эту тему тоже могут гадать. На здоровье, – разрешает он.

Аня как-то по-особенному улыбается ему на прощание. И перед уходом мнётся на пороге так, словно собирается что-то сказать, но так и не решается. Петя вновь запрещает себе поддаваться. Он не думает, что Аня старается его обмануть – нет, ему просто кажется, что он принимает желаемое за действительное, видит нечто скрытое в простейшей улыбке и обманывает сам себя.

С одной стороны, они с Аней не дают друг другу никаких обещаний по поводу потенциального следующего раза, а значит, поводов тешить себя надеждами особенно нет. Но при этом же с другой стороны – ни о каком "никогда больше" они тоже не договорились даже приблизительно. И поэтому в каком-то смысле можно считать, что простор для фантазии остался неограниченный.

Петя старается обо всём этом не думать. У него нет времени на выдумки и страдания вокруг них. У него экзамены впереди, и спортивный сезон ещё не кончился, там и чемпионат города ожидается, и какие-то медийные турниры наверняка будут, и шоу ещё, может быть, скоро начнутся. В общем, есть чем себя занять по самые гланды.

В какой-то момент Петя даже думает, что на командный кубок он уже не попадёт, потому что с голосованием, через которое ему надо отобраться, происходит какая-то дичь, и выглядит всё так, будто выйдет из этого голосования в итоге Макар, да ещё и с конским отрывом. Петя, конечно, ещё изображает сопротивление, делает парочку репостов туда и сюда, пишет небольшое обращение к болельщикам – но не думает, что это к чему-то приведёт. Слишком большой разрыв в голосовании.

Удивительно, но в этой цифровой битве ему всё-таки удаётся вырваться вперёд.

Наверняка в этом немалая заслуга Вероники Анатольевны, которая не постеснялась ходить по пабликам и просить голосовать за её дурного ученика, который не осилил отобраться на кубок напрямую. Петя горячо благодарит тренера – после голосования журналистов и выбора федры ему становится очевидно, что это была его единственная лазейка на кубок – и обещает ей всех порвать так, чтобы ей ни на миг не было за него стыдно. А мысленно он добавляет: и не только на этом кубке, но и в следующем сезоне, отрабатывать вложенные в него силы и доверие по полной. В общем, к турниру Петя ощущает себя полностью психологически готовым. И твердит себе, что его не смущает то, как тесно придётся столкнуться с Аней на этом кубке, возможно, теснее, чем на прыжковом.

Аня. Вырвать её очарование из памяти и сердца Пете так и не удаётся. Он знает, что Аню назначают капитаном одной из команд, знает, что капитаны будут по очереди выбирать спортсменов к себе в команды, – а ещё не сомневается в том, что это всё не более чем театральщина, что тактику и желаемые составы девочкам пропишут заранее, а потом ещё будут подсказывать по ходу набора команды. Так что бессмысленно фантазировать и развлекать себя какими-то домыслами. Петя, однако, всё же фантазирует. Есть нечто невообразимо приятное в том, чтобы представлять себе, как Аня зовёт его, не потому, что так надо, что этого требуют регламент и тактика, а потому, что ей самой искренне этого хочется. Слащавая, немного нелепая, но очень приятная фантазия.

Петя полагает, что, когда по командам будут распределять парней-одиночников, первым приоритетом у всех будет Женька. Это как будто логично: Женя со своей свежезащищённой медалью должен в глазах окружающих выглядеть самым надёжным и сильным спортсменом, для того он и защищался. Петя не находит это обидным – это всего лишь вопрос тактики и расчёта на турнир, он и сам в подобной ситуации, пожалуй, ориентировался бы на результат последних турниров, а не на теоретический потенциал. Так что в ожидании начала жеребьёвки он болтает с Женькой так же дружелюбно и ровно, как и со всеми остальными ребятами, и вообще никакого повода для напряжённости не видит.

Потом, после ощущающихся несколько затянутыми прелюдий всё же начинается распределение, ради которого все здесь собрались. И по жребию первой делать выбор выпадает Ане, и... где-то в этот момент Петя мысленно отключается. Он уверен, что на планшете, который Аня держит в руках, написан тот же принцип: забирать действующего чемпиона, если тот ещё свободен. И Женька как раз свободен. Именно сейчас Петя впервые чувствует лёгкую режущую досаду и отводит взгляд, с преувеличенным интересом разглядывая смазанные отражения в окне.

Он спохватывается, когда его толкают под рёбра. И понимает, что вокруг разлилась странная пауза, что вокруг на него косо смотрят. И Аня – тоже смотрит, и в глазах у неё плещется такая смесь тревоги и надежды, что Пете сдавливает грудь.

Кажется, он пропустил что-то очень важное.

– Ну! – страшным шёпотом говорит ему Женька. И толкает ещё раз – очевидно, и в первый раз это его локоть оказался у Пети под рёбрами. – Иди давай! Чего ты сидишь?

Это нелогично. Это сон какой-то.

Собственные действия ощущаются чуть нереалистичными, как сквозь дрёму. Петя подходит к Ане, и получает из её рук форменную синюю куртку, и слышит что-то в духе "добро пожаловать в команду". И на своё место возвращается, чувствуя, как мысли в голове всё вернее закручиваются в хаос.

Он... сталкивается с рядом определённых "почему", ни на одно из которых нет ответа. Да, он не раз и не два представлял себе, как Аня выбирает его вопреки всякой логике и вообще всему, – но вместе с тем сам отдавал себе отчёт в том, что это глуповатая мечта с отчётливым розовым оттенком. Так... почему?

Задавать самому себе этот вопрос снова и снова бессмысленно. Петя подлавливает Аню после жеребьёвки, дождавшись, когда она закончит обмениваться впечатлениями с другими девочками-капитанами, и просит: – На пару слов. Пожалуйста.

Аня кивает. И позволяет крепко взять её за руку и отвести в сторону, подальше от любопытных глаз.

– Я надеюсь, дело не в том, что ты отрицаешь моё капитанство и хочешь с кем-нибудь поменяться, – нервно говорит она. – Это будет... ну, ты имеешь полное право, конечно, но я расстроюсь.

– Дело не в этом, – заверяет Петя. – Бегать между командами я не собираюсь. Просто хотел узнать: почему? Ты выбирала первой. Двукратного чемпиона страны ещё никто не утащил, ты могла усилить команду им. Так почему?

Он невольно ожидает, что девушка смутится и отведёт взгляд – но Аня неожиданно твёрдо вскидывает голову.

– Потому что я хотела выбрать тебя, – прямо говорит она, и это звучит до мучительного сладко. – Меня назначили капитаном, и мне кажется, я имею право на выбор. Разве нет? Разве я плохо выбрала? Неужели ты слабее Жени? Я так не считаю.

Если судить по двум нацчемпам, то получится, что слабее. Беспощадная статистика. Но Петя не в состоянии этого произнести, у него язык примерзает к нёбу при одной только мысли о том, чтобы начать спорить. Аня всё-таки позвала его – Петя изо всех сил старается ободрать с этой мысли розовый романтический флёр, который может завести куда-то совсем не туда.

– Я думал, вам вся тактика и все выборы расписаны на десять шагов вперёд, что уж про первый-то говорить, – замечает он. – Вам же тренеры помогали команду планировать, разве нет?

И только теперь Аня заливается нежным румянцем.

– Честно? Расписаны, и очень конкретно. Я... своевольничала, – сконфуженно признаётся она. – Мне просто очень хотелось, чтобы на этом турнире мы с тобой были на одной стороне. Как будто немножко вместе. Ну и потом, я правда не думаю, что потеряла что-то из-за этого! Что я хорошо выбрала. Что ты команду не подведёшь. Я в тебя очень верю.

Петя сгребает её, смущённую, за плечи и прижимает к себе. От Аниных слов, от выступившей на её щеках краски ему в мгновение ока становится очень горячо.

– Спасибо, – шепчет он. – Правда, я не уверен, что правильно тебя понял, но... спасибо тебе.

Аня вдруг накрепко вцепляется в него в ответ.

– Ты правильно понял, правильно, – захлёбывается она и дрожит. Петя гладит её по волосам, стараясь успокоить, а Аня только теснее к нему жмётся. И продолжает признаваться почти отчаянно: – Петя, Петенька! Разве ты не замечал, как я на тебя смотрю? Я же только тебя одного и вижу. Я понимаю, что сама тебя оттолкнула, что ты наверняка обижен на меня, может быть, даже злишься, понимаю и ничего не могу от тебя требовать. Но ты скажи мне, пожалуйста... у меня есть ещё шанс? Хотя бы самый маленький? Или я упустила уже всё-всё?

У Пети внутри вскипает столько ответных слов разом, что едва не лопается горло. Ему тоже хочется признаваться взахлёб, и развеивать Анины страхи, и рассыпаться в успокаивающих нежностях. Он ведь сам, в конце концов, тоже практически только Аню и видит. Даже когда её рядом нет.

– Ты не упустила, – выдавливает он наконец. Какая-то непомерно сознательная часть него настойчиво кричит, что сейчас не время и не место, что такие разговоры нельзя вести в первом же попавшемся углу потемнее. И Петя в итоге ей уступает, слушается её, и произносит только тот минимум слов, который нужен сейчас, чтобы Аня перестала так волноваться. Остальными словами он старательно давится: потом. Об этом он расскажет Ане потом. И его сухой-сухой ответ на удивление неплохо действует: Аня вскидывает голову, радостно встрепенувшись.

– Правда? Ой, правда? – взволнованно спрашивает она. И улыбается. Ей идёт улыбка, гораздо больше, чем напряжённая нервозность, и лицо сразу начинает мягко светиться изнутри. – Но это же чудесно! Спасибо тебе. Спасибо. Я постараюсь ничего больше не портить, я очень постараюсь, я сама этого не хочу.

Пете приходится едва ли не силой оторвать её от себя, чтобы отвести к выходу, пока Аня совсем путается в торопливых благодарностях и обещаниях. Тише, тише, что ты, успокойся, всё хорошо, приговаривает он, поглаживая девушку по плечу, и чувствует себя виноватым за то, как она почти что рассыпалась и теперь никак не может собраться. Не такого эффекта он ждал. В нём говорило глубокое непонимание, и Петя просто хотел прояснить для себя, что именно происходит, чтобы оставалось поменьше простора для чересчур оптимистичных фантазий.

Прояснил на свою голову. И выяснил, что та самая оптимистичная фантазия бесстыже сбывается в эти самые мгновения, и теперь... Боже. Надо как-то привести голову в порядок и ни в коем случае не принимать скоропалительных решений. Хотя Аня как раз и пытается предложить скоропалительное: она в какой-то момент начинает интересоваться, какие у Пети планы на вечер и нельзя ли их как-нибудь превратить в совместные. Петя отказывает ей, стараясь сделать это как можно мягче. Во-первых, он, даже несмотря на соблазн, по-прежнему настроен не торопиться, чтобы не налепить повторных ошибок, а во-вторых, считает лишним расхолаживать себя перед прокатами всякими излишними приятностями. Как можно более обтекаемо он говорит: – Давай лучше в другой раз. Не последний же вечер. Можем попробовать завтра или послезавтра. Лучше, наверное, послезавтра, когда турнир уже кончится. Подойдёт?

– Да, – соглашается Аня. Её глаза как будто чуть-чуть тускнеют – но лишь чуть-чуть, так что Петя полагает, что ничего страшного в этом нет. Аня тоже за эти пару дней поостынет, подумает обо всём, что они уже успели друг другу наговорить и что могут сказать ещё, и... ну, предположительно, после этого у них должно будет получиться что-то более структурированное и внятное. Пока, конечно, их больше направлял хаос.

Нужно расставить приоритеты. Это всегда помогает. Сначала – турнир, потом – всё остальное.

Хотя в первый день турнира Петя не то чтобы делает что-то осмысленное. Ему доверяют произвольную – хотя, откровенно говоря, он сам напрашивается, уверяя, что сделает всё безошибочно, и для команды это выйдет выгоднее, чем его же короткая, – а потому до произвольных приходится в основном работать декорацией. Аня, наоборот, почти всё время в движении. Хоть сама она на льду и не соревнуется, но постоянно хлопочет: то включается в диалог с ведущим, то подбадривает и организовывает команду, то болеет за ребят, то спорит, отстаивая какие-то баллы. И всё время, безостановочно, непрерывно работает на камеру, кажется, каждое движение делает с оглядкой на то, получится ли подходящая для телеэкрана картинка. Со временем понемногу становится заметно, как ей становится тяжелее это делать, как постоянное напряжение постепенно подтачивает её силы. Но дрогнуть Аня себе позволяет лишь тогда, когда заканчивается первый соревновательный день и выключаются камеры. Только после этого она выдыхает с огромным облегчением, обрушивается на опустевшую скамейку и провожает уходящих ребят усталыми улыбками. Изначально Петя планировал быстро ускользнуть, чтобы успеть использовать как можно больше времени на подготовку к произвольной, которую он так обещал и которую сам считает весьма важной. Но Аня, которая провожает команду ободрительными улыбками, а сама даже попыток подняться и тоже уйти не делает, выглядит очень нежной и уязвимой, что сразу начинает хотеться защитить её и поддержать. Петя это и делает: он подсаживается к Ане и приобнимает её, игнорируя то, сколько человек может успеть это заметить.

– Устала? – спрашивает он.

– Да, – сознаётся Аня и приникает головой к его плечу. – Не знаю, конечно, может, я просто что-то не так делаю, тут же в целом всё несложно... Но я думала, будет легче! А сейчас как выжатая вся. Просто хочется упасть и не вставать.

– Падай. Я держу, – обещает ей Петя. И чуть крепче прижимает Аню к себе: – Чай, кофе? "Потанцевать" не предлагаю. Думаю, сейчас ты не захочешь.

– Нет, отчего же. Потанцевать с тобой я бы как раз очень хотела. Просто сейчас, наверное, я не в силах, – возражает Аня. – А ты... совсем-совсем не предлагаешь? Или могу всё-таки выбрать танец, но как-нибудь на потом, когда я не буду похожа на желе?

Петя её похожей на желе не считает. Да, она уставшая, но приятно мягкая, тёплая и близкая. И обнимать её в эти мгновения – отдельный вид удовольствия.

– Можешь, – соглашается он. – Нет вопросов. Считай, что этот танец уже записан у тебя на веере, предъявишь мне, когда сочтёшь удобным.

– Вот так просто?

– Конечно. Зачем усложнять?

Аня смотрит на него заискрившимися глазами и, кажется, даже начинает выглядеть более бодрой.

– Ты знаешь, это ты меня сейчас сильно обнадёживаешь. Очень, очень сильно. Ты лучше подумай как следует, надо ли оно тебе. Я же так начать рассчитывать... на что-нибудь, на что не надо. На что-нибудь, к чему ты не готов, – предупреждает она. Её честность очаровательна, но проблемы в своих действиях Петя не видит. Он не считает, что это может выйти боком и кончиться как-то не так. Напротив, он полагает, что и более тесные объятия вчера, и более осторожные сегодня в целом работают в одном направлении и помогают сложить фундамент для чего-то более серьёзного.

– Ты ни о чём не переживай. Я всё обдумал и понимаю, что делаю, – заверяет Петя. И напоминает: – Ну так, танец на будущее ты записала, а что насчёт сейчас? Чай, кофе, что-нибудь другое по вкусу? Или лучше сейчас оставить тебя в покое и не трогать?

– Нет, ты трогай, трогай, – мотает головой Аня. Она жмётся ближе к Пете, но не так отчаянно, как вчера, а осторожно, деликатно. И всё-таки выбирает: – Ну, если ты так настаиваешь, то я бы тогда выбрала чай. Но... ты уверен, что это сейчас уместно? Что я тебя не задёргаю? Может, это тебя лучше сейчас не трогать? Тебе же произвольную катать завтра, а она же у тебя очень плотная, сложная такая.

– Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты в порядке, – говорит Петя. – Ты меня не задёргаешь. Всё хорошо. Значит, чай? Чудесно. Пойдём организуем его тебе.

Они подумывают, куда бы можно сходить, перебирают ближайшие кафе – но в итоге решают сильно не мудрить и по общественным местам не светиться, и не сразу, но кое-как определяются с местом. Впрочем, Аня выглядит скорее так, будто чай её на самом деле не интересует вообще, будто это всего лишь хороший предлог побыть рядом подольше. Она греет ладони об чашку, очень неторопливо размешивает сахар – она вообще его туда положила? Петя не уверен, – много улыбается и смотрит. Смотрит так, будто хочет каждое мгновение запомнить, сфотографировать взглядом, сберечь в памяти. Похоже, у неё в голове и в груди катастрофа примерно такого же масштаба, как у самого Пети. Но как бы ни кружило голову это понимание, какой бы соблазнительной ни казалась возможность поставить точку в затянувшемся сумбуре этой истории одним жестом, одним поступком, Петя всё ещё запрещает себе спешить. У него внутри уже установился ритм сближения, чёткий, как метроном, и пытаться сейчас его толкать куда-то, разгонять или замедлять – только сбивать.

Они с Аней говорят о завтрашнем дне, обсуждают его широкими, неконкретными мазками, расплывчато обещают друг другу "постараться". Что вкладывает в это обещание Петя, очевидно, а Аня, наверное, опять собирается поддерживать команду на износ, как и сегодня. И, возможно, после этого на неё будет так же жалко смотреть, как и сегодня, когда она в изнеможении пыталась растечься по скамье. Петя думает, что в таком случае завтра нужно будет обнять её ещё крепче прежнего и чаем уже не ограничиваться, а приложить побольше усилий к тому, чтобы вернуть девушке бодрость.

И, пока он размышляет об этом, Аня тянется к нему и берёт его за руку.

– С тобой очень хорошо. Даже вот так, просто сидеть и говорить, всё равно уже хорошо, – заявляет она. И смущённо добавляет: – Я вот вспоминаю, как мы с тобой почти так же в Китае... и думаю, что гораздо раньше могло бы быть хорошо, если б я не сглупила, если бы бегать не начала, а я себе всё выдумывала, что так не бывает, что... – Она спотыкается, словно наталкивается на стену на бегу, на несколько мгновений закусывает губу – и подаётся назад, пряча глаза: – Извини. Это лишнее всё, наверное, да? Мы с тобой не договаривались, что об этом можно, а я всё равно лезу.

– Ничего не лишнее. Об этом можно, всё нормально, – возражает Петя. Он сам подсаживается ближе к Ане, снова привлекает её к себе, снова гладит по волосам, снова успокаивает, пытается вытравить из неё сомнения. Вот сомнения здесь точно лишние. – Всё будет хорошо, Анюта. Вот уже завтра и будет, обещаю. Всё у тебя сбудется, даю слово.

Аня мечтательно улыбается ему в плечо.

– Когда ты так говоришь, мне сразу хочется строить воздушные замки во всё небо, чтобы до самого горизонта, – бормочет она. – Не надо меня так поощрять. Я замечтаюсь, загадаю чего-нибудь невозможного... не надо. И так уже всё очень хорошо. Спасибо тебе за поддержку, но ты поощряй меня слишком, не заставляй меня жадничать, пожалуйста.

Петя послушно замолкает. В глубине души, конечно, ему ещё немного хочется поощрять, хочется говорить нет, ничего не бойся, загадывай смело, потому что всё сбудется обязательно. Он по-прежнему самонадеянно полагает, что понимает Анины чувства, что догадывается, о чём она думает и чего желает; более того, совсем уж нескромно ему кажется, что он может и, главное, хочет всё это ей дать, исполнить её неозвученную мечту. Но, конечно, разумнее будет вовремя заткнуться, не подогревать чересчур Анины ожидания, особенно на случай, если он всё-таки неправ.

Они ещё немного сидят и говорят ни о чём, а потом решают, что уже всё-таки пора разбегаться, и Петя провожает Аню до её отеля и даже до номера. Но там, вместо того, чтобы просто попрощаться, Аня внезапно начинает отводить глаза и мяться. Как-то очень знакомо, так же, как делала после прыжкового турнира на пороге Петиной комнаты. И... Петя вообще зря вспоминает о том, как это было тогда, и что случилось после, и каким жаром обдавало от каждого прикосновения, потому что от одних только воспоминаний по спине ползут колкие, жгучие, будоражащие мурашки.

– Ты не зайдёшь? – спрашивает Аня и глаза поднимает вопросительно и горячо. – Не задержишься? Ненадолго. – Она не произносит больше ничего, но её глаза говорят гораздо больше слов, и по ним кристально понятно, что она не договаривает и что имеет в виду. Соблазнительно. Это всё чертовски соблазнительно, но Петя держит себя в руках. В прошлый раз он сам сломался первым и уговорил Аню остаться до утра, не отпускал её всю ночь. Сейчас... вряд ли он проявит себя лучшим образом, если согласится перешагнуть порог. Может, конечно, всё-таки ему и хватит силы воли, чтобы отказаться и вовремя уйти, но поручиться за это Петя не готов. А значит, утром смажется вся подготовка, пусть и самым приятным образом, и, скорее всего, это негативно отразится на прокате – в общем, лучше остановиться сейчас, пока это сделать гораздо проще. И Петя заставляет себя отказаться.

– Сегодня не стоит. Давай лучше это тоже запишем на твой веер и перенесём на будущее, – говорит он. – Только на ближайшее будущее. Например, на завтра. Что думаешь?

Аня кивает.

– Думаю, что это и правда очень-очень близкое будущее. Я подожду, это я могу, – соглашается она. – Ты ведь это твёрдо обещаешь?

– Очень твёрдо. Твёрже некуда, – заверяет её Петя перед тем, как всё-таки распрощаться.

Завтра. Завтра он сделает, что должен, и после этого позволит себе всё, что угодно. А сегодня нужно просто держать себя в руках, чтобы не рассыпаться раньше времени.