6



Лидия наконец поняла, что ходить по округе и звать Праду бессмысленно, если та так ни разу и не ответила, и они вернулись в дом, решив присоединиться к остальным, чтобы немного развеяться и отдохнуть после тяжелого дня. Для Мартин он был тяжелым пропажей любимой собаки, а для Джексона вынужденным нахождением целый день возле эмоционально неустойчивой Мартин. Он не любил быть возле Лидии, когда у той пмс, плохое настроение или горе, ибо становился раздраженным, не понимая, что может сделать, чтобы помочь, и любое неаккуратное слово или жест могли вызвать у него агрессию и усугубить ситуацию. Вспышки гнева были у него с детства, и Джексон ничего не мог с этим поделать, в конце концов просто приняв этот факт как должное и перестав винить себя за то, что он такой говнюк иногда.

Пока Мартин приводила себя в порядок в их комнате, Джексон пытался поймать сигнал на улице. Тот поймался случайно днем, но теперь в упор не хотел. И это так бесило. Ему нужен был этот чертов сигнал! Джексон ударил по перилу, а его взгляд опустился на открытую переписку с Джеффом, с которым они познакомились весной на Кипре и с которым близко, даже слишком близко, общались по перепискам и видеозвонкам до сих пор, а это больше года.

Jeloved: «Ты чертов нарцисс и мудила».

Jeloved: «Можешь больше не звонить».

Вы: «Прости меня» [не отправлено].

Вы: «Я все объясню, я обещаю» [не отправлено].

— Ебанная связь! — Джексон глухо ударил ладонью по тому же месту, ибо бить кулаком оказалось травмирующе.

Последний раз они закончили с Джеффом на том, что дрочили друг другу по скайпу (Джексон у себя в порше после ужина у родительских коллег, а Джефф у себя в офисе за столом и в дорогом кресле после дневного совещания директоров) и обсуждали дату, когда смогут увидеться снова. Было сложно снова встретиться на Кипре, так как Джеф был уже не там, и Джексон думал о том, каким образом он может уломать родителей позволить ему улететь на пару дней одному в какое-нибудь не самое дешевое место. После нескольких инцидентов с машиной и карточкой отец Джексона пересмотрел свое отношение и зациклился на том, что его сын слишком несамостоятелен и избалован, и что его в срочном порядке нужно спустить с небес на землю, ограничив во всем, в чем только возможно и контролируя каждый его шаг. Последние три месяца были особенно ужасны. Отец Джексона вошел во вкус, став практически тираном, И Джексон был рад сбежать от него хотя бы на небольшой промежуток времени, чтобы отдохнуть от допросов, контроля и оскорблений в свой адрес. Он также мечтал о том, что сможет все это время спокойно общаться с Джеффом, но чертова связь перестала ловить еще в поезде.

Джеф обещал, что найдет способ, как они смогут встретиться, даже клялся приехать в их дыру сам и поговорить с его отцом. Они обсуждали покупку билетов для Джеффа и то, смогут ли они уехать вместе из Бейкон Хиллса. Но потом возникла вся эта поездка, на которую позвала его Лидия, и Джексон забегался и забыл написать любовнику, получив эти два смс сегодня, когда на минуту сотовый поймал связь. Ощущение, которое было внутри сейчас, было омерзительным. Джексон не хотел терять контакт с Джеффом, это был горячий, чудесный и самый пиздатый мужчина, с которым он провел чудесный отдых. У них было много общего, а еще они понимали друг друга без слов. Будет больно это терять. Ибо кроме номера и информации, что тот из Лондона и иногда в командировках в Эмиратах, у Джексона ничего больше не было. Если Джефф заблокирует его везде, то это конец. И какой глупый конец. Хотелось просто выть на эту чертову луну в этом чертовом черном и непросветном, как и его жизнь, небе.

Но Лидия вышла из дома, и Джексон увидел ее грустное лицо, теперь чуть припудренное, и убрал телефон в карман, надевая маску безразличия. Он хотел обсудить все с Мартин в этой поездке, но теперь все придется отложить до возращения домой из-за собаки. Джексон никогда не отличался добротой, но он правда любит, либо по крайне мере любил когда-то, Лидию, и ему не хотелось бы добивать ее. Сейчас она и так уязвима. И он знает, что та всегда несколько уязвима. Лидия слишком привязывается. Одна из причин, почему он до сих пор ее не бросил. Страх, что та не сможет принять это и двигаться дальше. Хоть они и были с другом другом в своих отношениях сдержаны, оба ощущали немного холодка, Лидия была в своих розовых очках и врала себе в том, что они будут вместе всю жизнь. Она даже предложила ему съехаться. Но Джексон, хоть и взял ключ, молчал. Слышать «нет» ужасно больно. И он не может и и не хочет слышать «нет» от Джеффа, он любит его. Он так, блять, любит этого чертова финансового гения, который просто мечтал быть флористом в студенческие годы…

— Все? — спросил он немного устало. Лидия кивнула и спустилась по ступенькам, обняв слабо Джексона и прошептав:

— Наверное, ты прав. Она вернется. Если на завтра, то послезавтра. У нас еще есть время. А сейчас давай повеселимся с остальными.

— Тебя больше не тошнит? — спросил ее парень. Лидия покачала отрицательно головой. Около получаса назад ее вырвало, хотя она целый день ничего не ела, и она была уверена, что это из-за стресса. Так что немного отдыха с друзьями звучит хорошо. Плохие мысли забрали из нее всю жизнь.

— Ладно. Тогда пошли, — и Джексон положил ей руку на плечо, и они ушли к костру на поляне. Правда, ненадолго, ибо от запаха печенного зефира Лидию снова затошнило и потом вырвало. Дав Джексону остаться и отдохнуть от себя, она пошла обратно к домам, чтобы завалиться на кровать и может быть немного поплакать в одиночестве. Или не немного. Последние дни она какая-то жутко плаксивая. И месячные задерживаются на два дня. Но это же не так страшно, верно? Завтра они должны начаться.

Заходя уставшей и почти мертвой в дом, Лидия не имела понятия, что ей предстоит увидеть что-то страшное. Услышав капающий звук в душе и решив закрыть кран до конца, прежде чем идти в комнату, она неожиданно нашла Праду, которую искала весь день. А потом она закричала.

******

Когда Лидию вырвало на поляне снова, Джексону было жаль, что девушке приходится так переживать. Хотя он не мог понять Лидию до конца, ибо для него Прада была не более, чем живой развлекушкой, и, стоит сказать, иногда Прада его бесила и однажды в гостях у Лидии, когда та ушла на вверх, оставив собаку с ним внизу, Прада начала грызть его штанину и противно тяфкать, и Джексон на секунду подумал о том, чтобы засунуть это животное в измельчитель пищевых отходов в раковине, но дальше мысли эта идея не ушла. К счастью. Но на миг его рука дернулась к собаке, и он правда хотел это сделать. Иногда он пугает самого себя. Пугает тем, что он так похож на своего отца, которого боялся в детстве и которого устал видеть сейчас.

— Я лучше пойду, мне нехорошо, — пробормотала Мартин и встала, махая своему парню рукой. — Не надо идти за мной…

— Как скажешь, — устало ответил Джексон, жалея тратить остатки сил на ложное изображение разочарования, что ему не дали пойти за своей любимой, ибо, если бы он потратил последние силы на это, то у него не осталось бы энергии удерживать свой гнев в уезде. Он был зол. Он чувствовал, как эта обжигающая энергия бурлит где-то внутри него, и ему хотелось просто укусить любого, кто хотя бы посмотрит на него. Хотелось грызть что-то. Но кроме узкого горлышка бутылки грызть было больше нечего, и зубы Джексона противно заскрежетали, а Дэнни нахмурился в его сторону, промолчав, ибо знал характер Джексона лучше всего, будучи его другом еще с младшего звена школы.

Джексон сделал глоток вишневого пива, которое отдавало цветочным вишневым запахом, и закрыл глаза, погружаясь в свои любимые воспоминания годичной давности, те, когда узнал о существовании Джеффа и впервые заговорил с ним в холле, перепутав его с обслугой.

******

Послеобеденного заселения и небольшого отдыха в люксовом номере отеля «Пафос» Уиттморы спустились на первый этаж для ужина. Ухоженная женщина и хмурый мужчина были идеальными визитными карточками друг друга. Он — богатый бизнесмен с бесконечным потоком работы даже на отдыхе, она — перманентная домохозяйка с круглосуточной мигренью, про которую никто не знает, ибо женщина прекрасно ее скрывает своей голливудской, немного пластмассовой улыбкой. Джексон знал, что многие люди завидуют родителям за их достаток, недвижимость, за их стабильные отношения и такого перспективного сына. Но на самом деле все это было правдой меньше, чем даже наполовину. Родители и правда сумели продвинуться в работе и обеспечить себя и его до конца жизни, либо почти до конца, но Джексон знал, видел, что родители не любят друг друга. Он видел их ссоры на почве ревности с пеленок, слышал случайно (хотя не то, чтобы крича на весь дом, родители это скрывали) их обвинения в изменах. Джексон знал, что у отца есть по крайне мере две молодые любовницы в Бейкон Хиллс. И он догадывался, что у него есть по крайне мере еще по одной на каждую страну, в которую он иногда летает один, либо же вместе с семьей.

Мать Джексона тоже знала это. Но, наверное, смирилась. Джексон часто, видя ее беззвучно плачущую на диване или на кухне с бокалом вина в руке, хотел подойти и спросит ее — зачем? Для чего она терпит мужчину, который ее не любит. Почему живет с ним, почему не поддаст на развод и не найдет того, кто будет на нее смотреть с восхищением, или хотя бы просто смотреть… Но все эти вопросы Джексон мог бы задать, если бы немного был уверен, что на них ответят, что его переживания вообще кому-то из его родителей нужны. Он для них просто галочка. Дом — галочка. Работа — галочка. Супруг (а) — галочка. Сын — галочка. Когда-нибудь они будут требовать от него внуков от какой-нибудь послушной девушки и… Джексон просто не хочет об этом думать.

Джексон вяло шел позади родителей, отстав от них так, что те уже вошли в ресторан, а он только приблизился к середине вестибюля, который был закругленной формы. Преобладающие цвета отделки стен и пола были или бежевые, или такие как песок, золотые, теплые. И повсюду (на стенах, в клумбах, в вазах на столах, на убранных кроватях, в туалете) были цветы. Фиолетовые, белые, желтые. Джексон не имел понятия, как все они называются. У него получилось узнать только красные розы в саду, в который можно было легко попасть, спустившись на первый этаж и выйдя через заднюю дверь, прямо за лестницей. И, не то чтобы он был грубым неотесанным мужчиной, стереотипно считающим, что цветы — женская услада, и что их изобилие для мужчины оскорбительно, но эти нежные махровые цветы раздражали его тем, что вызывали в нем легкость и желание убежать от родителей так далеко, как только он сможет, чтобы глотнуть немного свежего воздуха всей грудью, а потом кинуться гулять по узеньким улочкам Кипра, освещенного после захода солнца желтым светом ламп, чтобы, повернув за угол, найти в одной из арабских кофеен смазливого худого парня с карими глазами и увести его за собой на песчаный пляж, на котором песок еще хранит солнечное тепло, уложить его на это мягкое покрывало так, чтобы морская вода касалась их голых грязных ног, целуя его пухлые губы и…

Джексон врезался в стол, к счастью, в круглый, и тихо охнул, выпав из своих грез к своему большому разочарованию. В его пошлом подростковом мозгу он уже залазил рукой под нижнее белье того загорелого немного глупого мальчика.

— Осторожнее, — какой-то молодой мужчина лет тридцати с коротко стриженными волосами и легкой щетиной окинул Джексона взглядом, и Джексон, скользнув по незнакомцу взглядом в ответ, хмыкнул, когда его зрение сфокусировалось на красивых длинных пальцах, удерживающих белую антикварную вазу от падения.

Мужчина поправил яркие фиолетовые цветы, на секунду застыл, а потом, словно раздражаясь глубоко внутри себя, что что-то не так, начал переставлять в вазе фиолетовые и бежевые цветки, пытаясь найти в них некоторую гармонию. Казалось, что поймать эту эстетику с этим кошмарным набором просто невозможно. Но мужчина все равно перемещал цветки, то вставляя бежевую ветвь меж фиолетовым веером, то вставляя две, то убирая одну обратно…

Джексон не знал, почему он застыл, следя за этим процессом так долго, что это становилось неловко. Мужчина, очевидно флорист или садовник отеля, просто делает свою работу. Но… Джексон поднял взгляд с рук на серо-голубые глаза работника и на пару секунд задержал дыхание, пока не заметил, что сделал это и не продолжил дышать снова, но более неровно. У этого человека были такие красивые симметричные глаза и длинные ресницы, и в этих увлеченных глазах был блеск самой жизни.

Наверное, работник тоже почувствовал странность того, что парень вдруг просто остановился у стола, смотря на него, и потому цветочник прервал занятие, ухмыляясь одним уголком губ и говоря красивым голосом, слишком красивым для кого-то, кто должен целый день возиться с цветами и молчать.

— Ты не похож на любителя цветов. Как тебя зовут?

Джексон посмотрел на прозрачные двери ресторана, видя через них, как его родители сидят за одним столом, каждый в своем телефоне, и, очевидно, не замечая его отсутствия, и ответил более расслабленно:

— Джексон. Ты?

От мужчины пахло чем-то дорогим и вкусным. Но вряд ли бы тот мог позволить себе туалетную воду от Армани, и потому Джексон подумал на рядом стоящие цветы, которые теперь были словно более красивее из-за манипуляций садовника или флориста…

— Джефф Литман, — официально, но с легкой улыбкой ответил мужчина и протянул ладонь, крепко ее сжав и не разжав через секунду, две, три после. — Приятно познакомиться, Джексон. Ты очень молодо выглядишь. Сколько тебе лет?

Джексон открыл рот, а потом его охватила легкая паника, и он не знал, пока что не знал, зачем соврал, стараясь выглядеть уверенно, самовлюбленно и взросло, что, наверное, со стороны было смешно для такого проницательного взгляда, как Джеффа. В его чистых светлых глазах можно было потеряться, они гипнотизировали, и Джексон забыл о родителях и ужине. Кому вообще нужен этот чертов ужин и предки, когда можно…

— Двадцать два, — ответил подросток. В этот раз мужчина ответил следом без наводящего вопроса.

— Прекрасный возраст, который хорошо бы наполнить какими-то яркими воспоминаниями, не так ли?

Или Джексону показалось, или мужчина правда звучал несколько… словно он заигрывал? И он все еще держал его руку. Его рука такая горячая, а хватка такая крепкая, хотя на первый взгляд и не скажешь, что за цветочной хрупкостью стоит такая непробиваемая стена.

— Джексон! — послышался недовольный голос мужчины, как понял подросток, его отца. И Джексон резко выдернул руку, видя приближающегося отца, который хмуро смотрел в его сторону и, наверное, видя его долгое рукопожатие с каким-то мужчиной, который еще немного и годился бы ему в отцы. На секунду, увидев злой взгляд родителя, Джексон испугался, что отец прочитал его пошлые мысли, раскусил его, и идет убивать своими руками, потому что «голубые — больные люди». Фраза, прозвучавшая от отца как-то на ужине, на котором они были с коллегами по его работе, засела в голове как приговор. Джексон знает, кто он, и знает, что не сможет никогда этого изменить, и что его учесть — всю жизнь скрывать себя настоящего и играть роль кого-то другого, кто ему сам уже противен. Девушки, все время просящие поцеловать себя или трахнуть, смотря где они — в школе или на вечеринке, вызывают у него мигрень от усиленной работы мозга по придумыванию того, что еще ему сказать, чтобы те отстали, либо что еще выпить, чтобы у него встал на нее. Последнее он предпочитает делать чаще, чем первое, ибо все его друзья (или вернее те, кого он так называет иногда), знают, что он бабник, и ему нужно вроде как поддерживать свою репутацию, чтобы не стать одним из тех, кого обычно окунают в унитаз?

— Мне ничего не нужно! — бросил Джексон, отводя взгляд от Джеффа. У них имена начинаются похоже. Блять. А что, если это судьба, и он упускает ее сейчас? Но не умереть от руки отца хочется сильнее, нежели быть счастливым, но без отца, который точно откажется от него, если его сын выйдет из шкафа.

— Что он от тебя хочет? — спросил хмуро отец. Джефф хмыкнул, но остался не вербальным, видимо, быстро понимая суть проблемы и предпочитая не усугублять, за что Джексон был ему бесконечно благодарен.

— Не знаю, может, немного наличных. Забудь, это просто обслуга.

Джексон двинулся вперед, чувствуя взгляд Джеффа на своем затылке и сжимая кулак, когда отец положил руку ему на плечо, уводя в ресторан. Впрочем, рука не пролежала на своем месте долго. У дверей отец снова забыл о нем, доставая телефон и набирая сообщение или коллеге, или любовнице, и Джексон мог бы обернуться посмотреть — ушел ли Джефф, но испугался. Не хотел видеть проклинающий презренный взгляд в свою сторону.

Но если бы он все же осмелился обернуться, то увидел бы, что серо-голубые проницательные глаза Джеффа выражают только сочувствие и темную тоску.

Джефф погладил бархатные лепестки цветов, что оставили на его пальцах медовый аромат, и потом ушел.

Джексон сел за стол, который был накрыт бесконечно аккуратно, со всеми этими белыми салфетками, изысканными бокалами, блестящими ложками и вилками, с едой, что лежала продуманнее школьной программы. Так красиво. Дорого. То, к чему стремятся миллионы обычных работяг. Но, имея это удовольствие, Джексон не чувствовал себя радостным. Все это было лишь показательностью денег его отца, и он был тут не при чем, почему не мог, как отец, испытывать гордость за себя или спокойствие как мать, что ей не нужно ни о чем беспокоиться хотя бы в плане достатка.

Бокал был слишком чист, дочищенный до идеала. Хотелось замарать его губной помадой. И несколько лежат у него в коробке из-под обуви в шкафу дома. Скатерти были такими белыми, что казалось хорошей идеей затолкать их кому-то в рот во время секса. Может, даже на этом столе. Может, даже при всех этих людях. И даже отце. Чтобы тот смотрел, как кто-то ебет его сына, и как тому это нравится…

— Джексон? — голос матери вырвал его из фантазии.

— Да? — устало спросил он. Фантазии всегда будут лишь фантазиями. Иногда в мире грез ему нравится жить больше, чем в реальности. Иногда ему не хочется быть в реальности в продолжительной перспективе. У него все равно никогда не будет настоящего парня. Он никогда не будет отцом с этим парнем. Он никогда не сделает ничего чокнутого. Он всегда будет просто удобной куклой родителей.

— Поторопись, — кивнула на еду мать.

— Я не голоден, — Джексон откинулся на спинке стула и закрыл глаза, сразу же после этого видя перед собой Джеффа и целуя его так страстно и жарко…

******

— Нам завтра нужно уехать до вечера… Спонсоры хотят переговорить с твоим отцом. Ты с нами или останешься в отеле? — Женщина в шелковом розовом халате слишком коротком, чтобы не смутить сына, будь то другой ориентации, остановилась в дверях, припав к стене как античная статуя, и это вписывалось в декорации намного больше, нежели если женщина была бы в грязной пижаме, сгорбленная и с синяками под глазами вместо золотых увлажняющих патчей со слизью улитки. Их номер был таким большим. Несколько спален, две вместительные ванные, терраса, гостиная. Заслужили ли они всего этого? Заслужил ли он? Или это все равно не его, а его отца, а он просто соответствует ему?

— Останусь, — бросил Джексон, лежа на широкой мягкой кровати, чуть утопая в матраце и смотря в телефон. Дэнни спрашивал, как все идет, и Джексон не имел понятия, что сказать, правду, или ложь. Дэнни все равно почувствовал бы его настроение даже через тысячи километров. Этот человек телепат или маг, это точно.

— Ладно, — легко согласилась женщина. — Тогда, ночи.

И она ушла, закрыв за собой дверь, а Джексон перевернулся на живот, смотря в окно. На улице было темно, но светили звезды и почти полная луна, а еще немного фонари внизу. Стало не так жарко как днем, и было так тихо и спокойно. Джексону совсем не хотелось спать. И вообще быть в этом номере, и быть в нем завтра, послезавтра, и возвращаться домой… Телефон в его руке завибрировал, и Джексон увидел ответ от Дэнни «Не думаю, что он тебя правда убьет, сделай ты что угодно. Расслабься.». Хах… расслабиться.

«Как?». Напечатал он Дэнни. И тот прислал ему фотку эрегированного пениса.

«Если это твой, то напомни мне подарить тебя станок на день рождение». Чуть улыбаясь написал в ответ Джексон.

«Ты меня обижаешь, мужик. У меня больше…». Пришло в ответ от Дэнни.

Они еще переписывались какое-то время, прежде чем Дэнни сказал, что ему пора собираться в клуб, и после он спросил, есть ли клубы на Кипре, ответив на этот вопрос сам же, загуглив немного информации и сбросив ссылку на информационную статью, в которой говорилось о каждодневных вечеринках до утра в клубе, до которого можно было дойти пешком с помощью навигатора в телефоне и бесконечного вай-фая.

Вы: «И ты прислал мне это, чтобы что?».

Дэнни: «Чтобы ты пошел».

Вы: «Если отец узнает, что я куда-то ушел без спроса, мне конец».

Дэнни: «Ты сам в это веришь? Он хоть раз поднимал на тебя руку? Не мое дело, может, но ты слишком его боишься, и многое теряешь из-за этого. Просто попробуй пойти против него, и я уверен, что ты станешь более счастливым».

Первым импульсом Джексона было написать в ответ, что нет, он не может, и что отец может ударить его — просто до этого не доходило, ибо он был послушным (или почти послушным) сыном. Он всегда соглашается ехать с родителями на какую-то встречу, до которой ему нет дела, ибо они пытаются передать все свои полезные связи ему, он всегда сдержан в разговоре с родителями, он всегда делает то, что они ему скажут. И за это они спускают ему с рук периодичные пьянки, драки и хамство с учителями. Пока он их слушается дома, и пока он лучший в лакроссе, и пока он красивый и все далее по списку, они довольны. Но если он откажется, пойдет против них, то он не знает, что будет. И эта неизвестность пугает. Его родители никогда не были мягкой любящей семьей, читающей книги по воспитанию детей. И в этом и проблема. Может, Дэнни просто не может понять этого и не сможет со своей слишком любящей матерью, которая просто любит его и спускает все с рук. Хотя кажется, Дэнни нечего спускать с рук. Он слишком умный, чтобы попадать в неприятности.

Подул ветерок. И так как балконная дверь была открыта, Джексон почувствовал цветочный аромат бугенвиллии, растущей на стене у них под окнами. Образ снова пришел к Джексону, и он облизнул пухлые губы, вздыхая и немного агрессивно печатая в ответ другу:

Вы: «Ладно. Я иду. Нахрен тебя».

Дэнни: «На хрен. Но через пару часов, я еще не в клубе».

Джексон тихо собрался, надев какую-то тонкую футболку и шорты, захватив телефон и карту, немного причесав волосы и улизнув из номера. Родители спали. И он молился, чтобы до утра. Обычно они никогда не проверяют его ночью, но все всегда идет не так в самый неподходящий момент. Джексон просто надеялся, что сегодня судьба уступит ему.

Он быстро спустился по лестнице, практически убегая из отеля, минуя холл, в котором горел желтый свет, и где не было людей, кроме парочки, сидящих на диване и обнимающихся с друг другом, и мужчины на ресепшене.

Прохладный воздух ударил его в лицо, и Джексону хотел бежать по узким улочкам города, который начинался недалеко от зоны отеля, не возвращаясь. На улице была своя атмосфера. Так темно, с этими лампами, горшками, арабскими лавочками, которые уже были закрыты, с музыкой, звучащей оттуда-то издалека, такой не похожей на ту, что обычно слушают у них в школе другие, с этими цветами повсюду, кошками, морем, соленным влажным воздухом, песком и пальмами в горшках создавалось ощущение, что ты словно не на Земле больше, а в какой-то другой реальности. В Бейкон Хиллс уныло, холодно и грустно. И если кто-то в нем до сих живет, то либо из-за отсутствия денег на переезд, либо из-за семьи, не желающей уезжать из родного гнезда, либо вампиры. Для последних в их городке просто рай. Лучше чем в «Сумерках».

Если днем Джексон представлял, как целует какого-то местного, ибо это было чем-то новым и колоритным, то сейчас его фантазия сместилась на кого-то более реального и конкретного. И пускай они с Джеффом больше не увидятся, ибо вряд ли тот удачно оказался их соседом по этажу, и вряд ли, даже если так, то он не ненавидел бы его за оскорбление в холле отеля, но фантазии — есть фантазии. Он может представлять и желать, что угодно, и будет, и не намерен это терять, ибо это по-большому счеты все, что у него есть в данный момент. Он может только представлять, что он богатый (богат отец), что он успешен (успешно работают его ярлыки лидера и лучшего парня школы), что он счастлив (счастлив только в воображении, где его жизнь иная на 180 градусов).

Он добрался до клуба, геометку которого скинул ему Дэнни, примерно через полчаса, довольно быстро поняв, что это клуб по музыке, народу, ошивающемуся рядом, и по запаху травки. Родители определенно почувствуют этот аромат от него утром. И надо бы повернуть обратно. Но тело пульсирует от желания попробовать чьи-то губы на вкус, и руки чешутся положить их кому-то на упругий зад. Он хочет найти себя кого-нибудь, чтобы понять, что не одинок, что все еще жив, и что жизнь все еще имеет чертов смысл, даже если все дерьмо сейчас. Он просто хочет утопиться в ком-то, даже если на самом деле он хочет, чтобы кто-то увидел его настоящего, чтобы кто-то понял его.

— Сколько лет? — прищурился смуглый долговязый парень при входе, окидывая Джексоном взглядом.

— Двадцать два, — легко соврал Джексон.

— Точно? Знаешь, нам запрещено пускать лица младше…

— А так? — Джексон вытащил пару банкнот, тихо вкладывая их в руку парня, и тот кивнул, пропуская его и останавливая следующего. Прекрасно. Бумажных денег больше не осталось. Но есть карта. Жить можно.

Внутри было тесно как в метро в час пик в какой-нибудь Японии. Люди разной национальности, пола, гендера и ориентации терлись друг об друга. И кто-то делал это более раскрепощеннее, а кто-то менее. Всю территория клуба, в котором мигал свет и орало из колонок под потолком, словно поделили на две части. Первая — ликующие. Вторые — более мирные. Джексон предпочел пройти вглубь, минуя яростную толпу сперматозников, останавливаясь на более-менее открытом участке, где бы он не был зажат в тиски незнаемых тел. Он начал медленно двигаться, и вскоре какая-то девушка подошла к нему, смотря в глаза и скользя взглядом по телу, явно оценивая. Она приблизилась, и Джексон не знал, оттолкнуть ли ему ее, или продолжать танцевать с ней. Он продолжал, и потом это привело к тому, что у девушки появилось ложное убеждение обоюдной желанности, и она взяла его за шею, наклонив к себе.

Джексон сделал пару шагов, поворачиваясь вокруг своей оси, словно танцует и в потоке, хотя на самом деле он паниковал и сдерживал себя, чтобы не послать девушку куда-то подальше. Она была даже не в его вкусе… Но, подняв случайно взгляд, Джексон увидел его. Флорист, которого он обозвал обслугой, стоял прямо по курсу, с коктейлем в одной руке, сигаретой в другой, и его взгляд жадно впивался в него, Джексон был уверен, что в него, ибо за ним никого больше не было, только широкий коридор в туалетные комнаты и чуть приоткрытая дверь запасного выхода, через которую кто-то вышел покурить.

Девушка обвила шею Джексона и притянула к себе, целуя в уголок губ, ибо голова парня была повернута вбок — к мужчине, который стоял, не танцуя, а только смотря на них. Джефф поднял сигарету, кончик которой горел красным, затянувшись и после бросив ее в свой бокал, и пошел прямо к ним уверенным быстрым шагом. Джексон испугался на мгновение, когда девушка взяла его за руку и потащила в сторону, но потом Джефф положил руки им на плечи, отталкивая друг от друга и улыбаясь прекрасной улыбкой девушке, которая недоуменно смотрела на него.

— Запомни мое лицо, сучка, — голос Джефа звучал твердо и агрессивно, ревностно и собственнически, что у Джексона приятно пополз жар по телу. Вот! Вот, что прекрасно, а не эти зловонные женские ароматы, от которых тошнит, не эти одинаковые лица с бровями под копирку и с губами до носа. Джефф был прекрасен и, может, у него была какая-то подтяжка или немного ботекса, но лишь каплю, и там, где нужно, ибо он чувствовал собственное тело и уважал его, ценил его и был уверен, что крут, в отличие от всех девушек, которые не могут дольше минуты смотреть на свое собственное отражение в зеркале без тонны косметики, укладок, пластических процедур и так далее.

— Что? — вздохнула девушка, когда Джефф сильнее обнял ее, и это было так возбуждающе. Джексон был уверен, что это можно назвать ревностью. Кто-то ревнует его. Кто-то делает это, а не как обычно устраивает бои подушками из-за него, но ради себя. Женские драки иногда тоже жестоки и интересны, но женщины даже ревнуют эгоистично и неуверенно. И большую часть времени девушки вынуждают его ревновать их, а он не хочет этого, ибо в сто крат эгоистичнее их самих.

— Я… Царь и Бог… Не он, — сказал он наигранно громко, а потом повернулся к Джексону. — Понимаешь?

Девушка нахмурилась, сбросила руку Джеффа и быстрым шагов ушла с глаз долой. Джефф несколько секунд посмотрел на него, и в мозгу Джексона щелкнуло. Это игра. Игра, подобная той, что он сам устроил утром. Не до конца понимая, что и зачем, Джексон подыграл и грубо толкнул (хотя не так уж грубо, на лакроссе бывает и хуже) Джеффа, отчего тот улыбнулся и ушел в сторону коридора, где никого не было. Кинув взгляд в сторону и не заметив никого смотрящего на себя, Джексон пошел следом за Джеффом, интуитивно чувствуя, что тот хочет.

В коридоре была лестница, на которой Джексон встретил каких-то мужчин. Он хотел было переключиться с игры «догони меня и ударь» на «догони меня и выеби», но помедлил с этим, продолжая делать вид, что гонится за тем, кто помешал ему уединиться с готовой девушкой. Джексон сбежал по холодной бетонной лестнице, чувствуя, как его сердце быстро бьется, потом повернул вправо и увидел Джеффа, отходящего назад спиной. Джексон побежал на него, почти как на лакроссе, закричав: «Тебе не стыдно так обращаться с девушками, сволочь?». Джефф усмехнулся, а Джексон толкнул его, но в этот раз Джефф ответил, чуть не ударив его по скуле. И, если бы не драки в школе, Джексон бы пропустил удар и получил бы, но его реакции были неплохи из-за спорта и тренировок, и он увернулся, собираясь ответить, но Джефф толкнул его к стене, приставив предплечье к шее, чтобы не рыпался.

Джексон тяжело дышал. Хотелось ударить Джеффа, ибо к этому привыкло тело во время нападения и драк. Но мозг Джексона хотел совсем другого. И Джексон поднял руку, захватив шею мужчины и резко притянув его к себе. Джефф впился в его губы, и Джексон почувствовал вкус того коктейля, что пил мужчина, и немного горечи после ментоловой сигареты. Их тела были такими горячими и потными, и Джексон так хотел просто всосать в себя мужчину, растворившись к нем, что положил руки Джеффу на поясницу и притянул к себе, чувствуя бугор в паховой области мужчины и свой. Джексон надавил и повернул Джеффа к стене, целуя его мокро и вязко, словно это их первый и последний раз (что вполне возможно), поднимая чужую белую футболку за края до самой груди и оголяя ее. Но потом дальше по коридору послышался женский смех и мужской хриплый голос, который произнес что-то на иностранном, и Джексон и Джефф замерли, оба смотря в ту сторону.

Джексон сделал шаг назад от Джеффа, часто дыша и облизывая губы, а Джефф спустил свою футболку обратно и взял Джексон за руку, уводя из теперь многолюдного места. Они поднялись по пустой лестнице и вышли через задний выход, оказавшись на какой-то узкой улочке ниже той, где был вход в клуб.

— И что ты собираешься делать? — спросил Джексон, смотря на рельефную прямую спину мужчины, скрытую хлопковой тканью и желая избавиться от нее как можно скорее.

Джефф держал Джексона за руку. Он развернулся к подростку, чарующе улыбаясь и, если бы не пошлый блеск в его глазах, Джеффа легко можно было принять за сдержанного друга арабского принца, который знает достаточно много, чтобы ему больше не было о чем волноваться. Казалось, что Джефф понял весь смысл жизни и отпустил всю тягость бытия, беря все, что хочет, и не цепляясь за то, что как знает, не для него. Сейчас ситуация говорила им, что они друг для друга. Их сцепленные пальцы, пылкие сердца и тяжелое дыхание выдавали их истинные мотивы, и уже было глупо врать, что они оба не хотят этого.

— Я собираюсь увезти тебя, — ответил Джефф, касаясь его губ большим пальцем. — Скажи, что ты этого хочешь, малыш, и мы уйдем туда, где никого не будет…

— И куда же это? — вздохнул Джексон, дрожа от возбуждения.

— Увидишь, — хитро улыбнулся мужчина. — Просто скажи, что хочешь.

— Я хочу, — тихо ответил Джексон, а потом Джефф резко потащил его за собой, прямо вниз по склону улочки, виляя на поворотах здесь, потом там, ни разу не попадая в тупик или в открытый шумный паб, словно зная эти места наизусть. Хотя, возможно, он правда их знал, если работает здесь и соответственно живет тоже в этом туристическом городке и небось нередко зажимает то в этом, то в том углу какого-нибудь молодого паренька.

Когда они спустились к порту, то Джексон услышал тихое постукивание буйков и почувствовал свежесть воды, которая казалось темной ночью, но на поверхности которой расплывчато отражался свет фонарей, которых было так много вдоль одноэтажных кирпичных домов поблизости. Пахло немного рыбой и чем-то остро-сладким, и когда Джефф вел его куда-то вдоль пристани, Джексон увидел целый ящик красного и зеленого перца у стены одной, возможно, овощной лавки, что была сейчас закрыта, если судить по глухим дверям и темным маленьким окнам, через которые невозможно было ничего разглядеть.

— Куда мы идем? — спросил Джексон, немного волнуясь из-за неизвестности.

— Тебе понравится, — ответил Джефф и потом они ступили на пирс и прошли к одной из белых небольших яхт, что была зажата яхтой побольше и поменьше по бокам. Джефф уверенно ступил на нее, словно яхта была его собственностью, и подал руку Джексону, уверенно притягивая его к себе. Джексон огляделся: но людей не было. Если их поймают за угоном чужого водного транспорта, то его отец сможет уладить ситуацию деньгами, как обычно, но это все равно не лучший исход для их детско-родительских отношений и репутации отца Джексона.

Джефф довольно быстро смог завести яхту, и потом он выплыл с пристани, удаляясь от нее медленно все дальше и дальше, а потом ускоряясь. Теплый влажный воздух ласкал Джексону кожу и ерошил его жесткие густые волосы, а на небольших волнах яхта подпрыгивала, и немного водных капель вздымалось вверх, попадая на него и вызывая легкие мурашки. Мурашек стало больше на теле Джексона, когда он увидел, как они приближаются к какому-то небольшому острову, и как Джефф сбавляет скорость. Одинокий необитаемый остров, который будет только в их распоряжении. И он собирается ступить на него вместе с Джеффом, а потом…

— Здесь довольно мирно, — промурчал Джефф. — Ты все еще хочешь этого?

Джексон кивнул и спрыгнул с яхты на мелководье. Мелкий песок поглотил его ступни, чуть шаркая по ногам, когда Джексон пошел вперед к берегу. Он остановился там, где ленивые волны бы не касались его пяток, и развернулся, встречаясь с Джеффом, что был рядом, настойчивым взглядом. Они смотрели друг на друга, изучая и запоминая, несколько секунд, а может и десяток секунд, после чего Джефф поднял руку, положив ее Джексону на шею. Это действие послужило спусковым сигналом для них. И Джексон накинулся на Джеффа, жадно целуя его идеальные губы и ровный подбородок, который немного кололся из-за щетины, раздражая кожу, а потом закусывая сережку на левом ухе и облизывая шею ниже. Джефф был страстен, но в тоже время мягок. Он прижимал Джексона к себе, исследуя его, но не вредя. Его прикосновения были также изящны, как когда ранее он трогал цветы. И Джексон почувствовал себя немного дорогим бутоном. Хрупким, привередливым, недолговечным, но очень ценным. Цветущим здесь и сейчас, и требующим к себе всего внимания флориста.

Джефф почувствовал Джексона и его желание и мягко поцеловал его в губы, после чего сказал лечь. Когда Джексон лег на песок, стягивая с себя футболку, то почувствовал давление, когда Джефф сел на него сверху, и Джексону не оставалось ничего, кроме как лечь на спину. Песок был еще теплым, но не обжигающим, как днем в разгар солнцепека, и лежать на нем было довольно приятно. Слышался бриз и чужое дыхание.

Джексон впился взглядом в мужчину, когда тот начал стягивать с себя футболку, откидывая ее к одежде парня неподалеку, смотря на широкую, но не слишком грудь. Джефф не был спортсменом, и, наверное, в их команде по лакроссу есть парни и пошире и побольше, но Джексону нравился Джефф больше, чем те парни-переростки. Джефф был подтянут, молод, интересен и грациозен. Он напоминал далекую звезду, до которой обычно никто не может дотянуться. Но Джексон смог. Джефф был сейчас здесь, в его объятиях, и Джексон был так счастлив такому успеху… он сорвал куш.

Потом мужчина наклонился, накрыв его губы своими, поглаживая грудь и Джексон почувствовал, насколько мягкие у Джеффа руки. Ему казалось, что они должны быть грубее из-за работы в саду. Но те были как кожа младенца. Они ласкали кожу Джексона как лепестки олеандра, что часто растет на берегу рек.

— Я хочу тебя, — проскулил Джексон, скользя рукой по теплому телу Джеффа. — Я хочу тебя…

В уголках глаз у Джексона собрались крупицы слез. Его переполняли эмоции и любовь. Но в тоже время голос звучал в его голове: «Это грех, это занятие отвратительно». Когда Джефф посмотрел своими чистыми светлыми глазами в его глаза, то Джексон смог выбрать сторону и пойти туда, куда утягивал его мужчина, заглушая голос отца, который был далеко сейчас, и прибавляя громкости голосу рядом.

— Все хорошо. У нас все хорошо.

Их тела сплелись воедино, и Джексон потерялся, как и хотел. Это был лучший момент его жизни.

Через несколько часов, когда они вернулись на яхте обратно, Джефф лениво поцеловал его на прощание. И перед тем, как дать Джексону уйти, Джефф аккуратно сорвал белый жасмин с торчащей из-за чужого забора ветви и отдал его юноше, спокойно произнося какой-то поэтичный отрывок:

— Белеют в зелени жемчужные цветы, и россыпь на земле нежнейших лепестков зовет из прошлого забытые мечты, освобождая время от оков…

Джексон хотел бы слышать этот красивый мягкий голос каждый день. Но ему нужно было возвращаться обратно. Он грустно отпустил взгляд, крутя цветок в руках. Красивый, но бесполезный цветок, раздражающий его днем, сейчас больше этого не делал. Цветы вдохновляли Джеффа. И он, кажется, боготворил их. И Джексон, вроде как, стал заражаться этим приятным чувством, медленно меняя свое отношение к этим растениям.

— Встретимся завтра вечером у того же стола в холле? — спросил его Джефф.

Джексон удивленно поднял взгляд, но Джефф не шутил.

— Разве ты просто не хотел найти себе кого-то на одну ночь?

Джефф легко пожал плечами:

— Может, да. Но я немного скорректировал свои планы. Ты чудесен, — он мягко коснулся его щеки, — и мне будет жалко терять тебя так быстро. Или ты не хочешь?

— Я хочу, — немедленно возразил Джексон, — но… не все зависит от того, что хочу я.

Джефф проницательно кивнул:

— Твой отец.

И Джексон нахмурился:

— Откуда ты…

Но Джефф прервал его, улыбаясь и сверкая белыми зубами:

— Это же очевидно. Сын — гей, и отец — гомофоб уже классика жанра для таких семей, как наши.

Джексон не совсем понял, но ему не хотелось портить приятный вечер этим, и он съехал с темы, возвращаясь к договоренности о завтрашней встрече.

— Я приду. Буду тебя ждать у стола.

Джефф кивнул и посмотрел в его глаза, и тогда Джексон подошел, шепча мужчине, который был лишь немного выше него, на ухо:

— Вспоминай этой ночью меня и то, что мы делали, договорились?

Горячее дыхание обожгло Джексону кожу:

— Договорились.

******

Возвращаться в номер почти в четыре утра после секса на пляже с человеком, которого Джексон знал менее суток, было страшнее, чем говорит о разбитой машине отцу, страшнее, чем ждать, пока Мэган сделает тест на беременность после их случайного раза на вечеринки у их общего знакомого. Тело Джексона дрожало от волнения, когда он походил к двери номера с ключ-картой в руке, сжатой опасно сильно для того, что в итоге погнуть карту, неизбежно ее сломав. Конечно, было крайне маловероятным, что его мать или отец просыпались за то время, что его не было, и что их слишком волнует, что он уходил куда-то, ведь он всегда может соврать, что выходил в бар или в бассейн, что ему просто не спалось, и родители бы поверили. Но проблема была в том, что он знал, что он сделал, с кем переспал, и знал отношение отца к этому, и не смог бы смотреть отцу в глаза теперь и лгать также спокойно, как прежде.

Боже, он просто потрахался с каким-то мужчиной в семнадцать. Заниматься сексом в семнадцать нормально. И заниматься этим с тем, кто старше тебя, вроде тоже. И гейский секс тоже кажется естественен, это даже не первый его раз, далеко не первый. Но все вместе. Это ядерное комбо, сводящее его с ума. И он не может отделаться от мысли, что он такой испорченный, если занимается всем этим, и все это ему чертовски нравится…

Джексон все же приложил ключ к электронному замку, и дверь открылась. Он задержал дыхание и вошел в номер, за который отец отвалил 350 долларов за сутки, тревожно слыша звенящую тишину, в которой отчетливо звучали его вдохи.

Родители спят. Джексон сделал шаг, потом быстро дошел до своей спальни и закрыл, оказавшись внутри нее, дверь, выдыхая. Сердце громко билось в груди. Джексон дал себе время перевести дыхание, замечая, как за окном уже светлеет. Было слышно пение птиц неподалеку и какой-то шорох на улице. Джексон подошел к кровати, стянул с себя одежду, запихав ее под кровать, и залез под мягкое одеяло, разворачиваясь к окну. Перед глазами мелькали образы того, как флорист ласкал его кожу, как целовал его, как его тонкие и сильные пальцы сжимали его член.

У Джексона участилось дыхание, и он закусил губу, закрывая глаза и засовывая руку под свои боксеры. Он уткнулся лицом в подушку, надрачивая на свежие воспоминания, пока не почувствовал, как приближается развязка, и потом он глухо застонал и вытащил руку, теперь пряча ее под мягкую подушку и улыбаясь. Сил больше не осталось. Он подумал о Джеффе снова, тепло расплылось по его телу, а в следующую секунду он отключился, заснув глубоким спокойным сном, обнимая подушку, словно та была его пылким любителем цветов.

******

— Джексон, — чья-то рука коснулась его плеча, заставив промычать в ответ.

— Еще минуту, мам, — пробурчал он, не понимая, какой сейчас день и где он. Тело немного болело, а мозг был еще спящим.

— Мы пошли, Джеки. Ты сказал, что не хочешь с нами. Помнишь?

— Ага, — ответил парень, переворачиваясь на другой бок. Одеяло скатилось с его плеч, оголяя потную кожу. На улице снова было слишком жарко, хорошо, что работал кондиционер в гостиной.

Женщина, сидящая на углу кровати, скользнула взглядом на шею сына, где в изгибе был фиолетовый не очень большой засос, которого вечером абсолютно точно там не было. Из-под кровати торчал край футболки, и, наклонившись, Уиттмор вытащила одежду, поднеся ее к носу. Терпко-сладкий запах забился женщине в нос, и она выронила футболку обратно, аккуратно пихнув ее поглубже под кровать и снова смотря на сына некоторое время. Ее сын уже снова мирно сопел. Он был таким мирным и спокойным, пока спал. И не было вечного страха в его глазах, легкая морщинка меж бровей разгладилась. Сейчас это был просто ребенок, подросток. Такой, какой он должен быть.

Женщина положила руку, зарываясь пальцами в волосы сына и ероша их. Джексон тихо довольно замычал, и взгляд женщины потеплел, пока за ее спиной не раздался голос, заставивший ее вздрогнуть и отдернуть руку, развернувшись.

— И долго ты собираешься сидеть? Машина уже ждет.

Женщина встала, поправляя синее платье, которое не очень ей нравилось, но которое лучше всех скрывало изъяны ее фигуры.

— Тогда пошли, — сказала она тихо, чтобы не разбудить Джексона.

В дверном проеме мужчина окинул жену взглядом, хмыкнув и остановив ее возле себе, прижимая к себе. Отец Джексона положил ладонь на талию его матери, а потом рука мужчины скользнула ниже, и женщина вздрогнула, когда мужчина шлепнул ее по заднице.

— Ты отлично выглядишь сегодня, Диана, — сказал он и дал ей пройти, после закрывая дверь в комнату сына, оставляя того в покое на какое-то время. — Может, когда вернемся, вспомним первые годы нашего брака?

Женщина нахмурилась, надевая каблуки и беря черную сумочку на длинном ремешке. Раньше она любила этого мужчину, но время все разрушило. Было много трудностей, которые они не смогли пережить без потерь. В итоге они потеряли все теплые чувства к другу, став не более, чем коллегами, и редко друзьями по траху. Но последнее становилось все более частой редкостью. Диана мучилась от мигреней со школы, и последние три года те стали намного и намного хуже. Иногда из-за вспышек в мозгу она не могла подняться с дивана, она все время была уставшей и злой, а ее работоспособность была на нуле, и никто не хотел брать ее на работу. Муж был ее единственным финансовым источником. И он это знал. А потому не скупился этим преимуществом пользоваться. Садистские наклонности всегда были в Артуре, но до брака и первые года два Диана слепо верила, что из-за любви и мальчика, которого они взяли, все изменится… Как же она была глупа. В итоге она испортила жизнь не только себе, но и этому ребенку. А ведь он мог расти в уравновешенной и любящей семье, которая любила бы его просто так, а не за что-то.

— Первые года нашего брака были ужасны, — фыркнула женщина. — У нас не было денег и понимания, что делать дальше, я все время занимала у подруг, а ты все время проигрывал это в покер.

Мужчина улыбнулся. Иногда жестокость со стороны жены его заводила больше, чем ее покорность.

— Верно. Но вспомни, какой у нас был секс. Ты была как тигрица… могла расцарапать мне всю спину. И я помню, как ты громко стонала, потому что тебе нравилось, как я…

— Не важно, — резко прервала Диана, дрожа, — что было раньше. Разве нас не ждет машина, Артур? Спонсоры готовы простить тебе опоздание?

И они вышли из номера, оставив Джексона одного внутри. Тот проснулся в обед, открывая глаза и жмурясь от яркого солнца, переворачиваясь от него на другой бок и беря телефон с прикроватной тумбочки, чтобы посмотреть время и увидеть смс от Дэнни. Тот писал о том, как прошел его поход в клуб. Ничего интересного. Тот парень не пришел, а найти кого-то на месте Дэнни не захотел, просто уйдя домой.

Дэнни: «Ну а как прошла твоя вылазка?».

Вы: «Лучший секс в жизни».

Вы: «Я не хочу возвращаться».

Ответ не заставил себя долго ждать.

Дэнни: «И кто он?».

Вы: «Я не знаю».

Вы: «Но он фанат цветов».

Вы: «Очень горячий».

Вы: «И его зовут Джефф».

Вы: «И мы должны встретиться сегодня снова».

Джексон уронил голову обратно на подушку, подняв телефон, когда тот завибрировал в его руке.

Дэнни: «Круто, но вы же были осторожны?».

Вы: «Он увез нас на остров, нас никто не видел».

Дэнни: «Звучит как сюжет для порнушки, круто. Но я о презервативах».

Вы: «Не иди по стопам своей матери».

Вы: «Если не хочешь стать ее копией».

Дэнни: «Прости».

Дэнни: «Но да или нет?».

Вы: «Да».

Джексон уронил сотовый на кровать, садясь. Он написал «да», но на самом деле до этого даже не дошло. Максимум, что они делали, это дрочка и немного, возможно, оральных ласк и поцелуев. Ладно, ну, или много, на самом деле… Но Дэнни не обязательно знать всех подробностей. И Джексон не хочет обсуждать слишком много личного с ним. Они говорят на голубые темы довольно часто с друг другом, и это проходит легко, ибо они похожи в выборе пола партнера, но Дэнни всегда был намного более раскрепощеннее в этой теме. Его мама сексолог или психолог? Неважно. И Дэнни все равно унаследовал от нее какие-то ее черты. Он открытый гей, и никто не пристает к нему в школе, ибо он адекватный гей. Он не кричит о своей ориентации, не ищет проблем, всегда готов помочь и поддержать. Иногда Джексону кажется, что Дэнни слишком хороший для него, и что он его портит. Но, наверное, если бы что-то было не так, Дэнни бы сказал. Он никогда не терпел чего-то, что было бы ему неприятно. И это одно из самых больших различий между ними.

Джексон спускает ноги к полу, достает вещи, забирая их, и идет в ванную, зная что весь день он может жить спокойно, так как родители ушли на встречу со спонсорами. Он не знает, что собирается делать весь день, ибо он никогда не хотел ехать на Кипр этой весной, ибо у него были другие планы на каникулы, которые он хотел провести в Бейкон Хиллс, но сейчас у него появились некоторые идеи. Он подумывает о том, чтобы, конечно, сперва принять долгий горячий душ, а потом погулять по окрестностям отеля и узнать, где здесь тихие приятные места, где они могли бы провести с Джеффом время позже. Встречаться у стола в холле тоже ничего, но это слишком видное место. И им все равно нужно будет потом куда-то перекочевать, даже сегодня. Джексон не может пригласить Джеффа к себе из-за родителей. И тот маловероятно, что сможет пригласить его куда-то, вряд ли у парня есть номер с двуспальной кроватью и деньги для ресторана. Им нужно что-то уединенное, где они могли бы оказаться оба без проблем, мороки и лишних трат.

Кидая вещи на крышку унитаза, мысленно помечая, чтобы не забыть позже отнести их в прачку в конце коридора, Джексон заходит в душевую кабину и включает воду, с жалостью смывая с себя остатки ночи, эхо запаха Джеффа. Позже, выйдя из душа, Джексон замечает засос на шее, и он соврал бы, если сказал, что тот ему не нравится.

******

На ужин Джексон спускается бодро вниз, собираясь быстро пообедать в ресторане чем-нибудь не очень калорийным, как видит его. Джефф сидит на одном из стульев, все которые обтянуты белоснежной тканью, откинувшись на спинку и лениво смотря в экран своего телефона. Перед ним стоит еда, бокал с вином, и это не выглядит так, словно он подрабатывает еще и официантом и присел, когда убирал чей-то стол. Джефф выглядит так, как выглядит обычно отец, когда устает от работы и теряет силы на пассивную агрессию. Богато, неотступно, но не слишком опасно. Это вызывает некоторый диссонанс у Джексона, и он медленно идет в сторону Джеффа, садясь на против него. У него все равно не занято. Джефф не сразу отрывается от экрана, словно знает, кто сел. Но позже он все же поднимает взгляд на Джексона и улыбается ему своей фирменной сдержанной голливудской улыбкой:

— Тоже только проснулся? — не дожидаясь ответа и опуская взгляд обратно в телефон, Джефф продолжает. — Ночь выдалась насыщенной, это правда. У тебя голова не болит? Или может что-то другое.

Челюстные мышцы Джексона дергаются в спазме, после чего он спрашивает:

— Ты разве не флорист при отеле?

Джефф чуть качает головой в стороны, все не поднимая глаз.

— Мечтал бы быть им, но, к сожалению, я всего лишь директор одной финансовой компании…

Джексон громко хмыкает и откидывается на спинку кресла, осматривая Джеффа, словно видит его впервые. Может, так и есть. С новой информацией словно складывается пазл. Вот почему Джефф такой красивый и ухоженный. Вот почему у него такие нежные и сильные руки. Вот почему он такой спокойный. Вот почему он так легко забрал чью-то яхту — его яхту. Потому что он один из тех, кому повезло добиться стабильности в одной из сфер жизни, в денежной. И, слыша «директор», можно сказать, что это довольно завидные успехи. Наверное, Джефф даже более богаче, чем его отец. Это круто. Но Джексон чувствует себя обманутым.

— Почему ты мне не сказал? — его голос звучит сипло.

— Ты никогда не спрашивал, — пожимает плечами Джефф.

Джексон прищуривается, принимая справедливый ответ.

— И как мне тогда тебя называть? Мистер Литман? Сэр?

Джефф улыбается, поднимая из-под бровей взгляд, который такой же горящий, как и вчера. У Джексона идут мурашки по спине и пересыхает в горле.

— Мне нравится, как это звучит… Но дело твое. Я разрешаю тебе называть меня, как ты хочешь. В пределах разумного.

— Тогда я буду называть тебя своим любовником, — спешит ответить Джексон. — Это одна из моих любимых фантазий. Курортный роман. Тайный любовник. Разве не заводит?

Джефф улыбается, кладя телефон на белую скатерть. Он наклоняется и, смотря на Джексона, отвечает:

— Я готов разделить с тобой твои фантазии хоть прямо сейчас.

Потом Джефф выпрямляется и продолжает более прохладно:

— Но ты же пришел сюда за едой. Давай сначала тебя накормим. Мне нравятся более фигуристые парни, а не анорексики.

Джексон усмехается. Эта легкая дерзость, скрытая за овечьей маской ему определенно нравится.

— Хочу стейк, — говорит он Джеффу.

Тот жестом просит официанта подойти к ним.

— Непременно.

******

Они проводят вместе весь день, перемещаясь свободно по отелю, потому что на самом деле в этом дорогом отеле не так уж много гостей. Они встречают людей лишь несколько раз за несколько часов, и те просто проходят мимо. Вечером, когда близится время возращения родителей Джексона обратно, тот вынужден сказать об этом Джеффу, как бы сильно ему не хотелось остаться с ним, потому что слишком боится, что может быть, его потеряют, если от него что-то будут хотеть, а он не будет рядом в этот момент. Джексону не нравится злить отца. Тот не всегда может отпустить ситуацию.

Но Джефф так мягко воздействует на него, словно читает его мысли и находит те самые нужные слова, уверяя, что все будет хорошо, если он придет на час позже. И Джексон соглашается. А потом Джефф просто ведет его в свой номер, держа за руку, и они стоят так близко к другу в золотом лифте, что чувствуют жар тел друг друга, а потом, когда проходит пару секунд, когда двери лифта закрываются на первом этаже, они буквально накидываются друг на друга, целуясь, пока двери лифта не открываются на третьем этаже. И эта поездка была такой чертовски короткой. И они продолжают целоваться в коридоре, потом у двери в номер Джеффа, потом у двери уже в его номере и весь путь до кровати. Они исследуют рты друг друга, обмениваются слюнями, кусаются за мочки ушей и идеальные подбородки, словно соревнуются, кто сделает это лучше. Этот азарт и возбуждение толкают их делать все больше и больше. И Джефф роняет Джексона на кровать, нависая сверху и вдавливая его подтянутое тело в мягкий ортопедический матрац, снова целуя и снова раздражая кожу своей пару дневной щетиной.

Потом Джефф отстраняется.

— Это нормально, если мы…

Но Джексон, у которого уже встал, не дает мужчине договорить, ударяя его пяткой по упругой задницей.

— Просто выеби меня уже.

Джефф выдыхает, облизывая губы. Потом он стаскивает с Джексона его шорты с трусами, проделывая тоже самое с собой, снимая футболку и обувь и оставаясь абсолютно голым. Джексон не сводит с Джеффа глаз, когда тот идет к тумбе и вытаскивает из ящика смазку с серебряным презрвативом, возвращаясь обратно. Он слишком ловко надевает презерватив, потом открывает смазку и выдавливает прозрачную жидкость на кончики пальцев. Джефф залезает на кровать, а Джексон движется выше, чтобы им обоим было достаточно места. Когда мужчина касается мягкими кончиками пальцев его сфинктера, Джексон дергает бедром, но потом расслабляется и запрокидывает голову назад, когда пальцы Джеффа медленно выходят в него, вызывая мандраж. Джефф наклоняется и дарит медленную серию поцелуев, не прекращая движения руки. Через несколько минут он убирает руку и упирается ею в матрац недалеко от головы Джексона, смотря ему в глаза и хрипло спрашивая:

— Если будет что-то не так, скажи?

Джексон кивает, закусывая губы и постанывая, когда теплый член Джеффа входит в него. Сначала тот делает несколько очень плавных движений, но потом Джефф выпрямляет спину и кладет одну ладонь Джексону на коленку, начиная делать более резкие и быстрые движения, и яйца мужчины бьются Джексону о задницу, а сам парень скользит от толчков немного по шелковым простыням, хватаясь рукой за эту ткань и сжимая ее. С его губ слетают стоны, которые он и не пытается сдерживать. Сейчас ему не страшно быть громким. Сейчас ему не страшно получать удовольствие от секса. Сейчас ему не страшно кончить и просить еще. Сейчас ему не страшно забыться и зайти слишком далеко. Потому что пока Джефф рядом, все уже не страшно. Тот забрал все его опасения себе, позволив ни о чем не волноваться и просто наслаждаться моментом.

Стоны разогревают внутреннего зверя Джеффа, и он становится более активным, более горячим, выдалбливая из прекрасного рта Джексона все более громкие стоны. Они меняют позу три или четыре раза, прежде чем их силы иссякнут, они достигнут апогея и упадут на кровать мертвым грузом, прижимаясь к липким потным телам друг друга, тяжело дыша еще пару минут, прежде чем первый из них сможет хоть что-то сказать.

Минут через десять эйфория и безмятежность после секса начинают спадать, в комнате начинает становиться прохладно из-за севшего солнца и включенного кондиционера, и Джексон вспоминает, что ему пора идти. Но ему так не хочется. Он слишком много думает о том, чтобы остаться у Джеффа до утра.

Джефф встает первым, чтобы надеть хотя бы нижнее белье. Он поднимает вещи Джексона с пола, а из заднего кармана его длинных шортов выпадает айди подростка. Джексон слишком увлечен своими мыслями, чтобы заметить это. Джефф поднимает карточку, читая ее содержимое, после чего его сексуальный и чуть хриплый голос спрашивает Джексона:

— Тебе ведь не двадцать два? Зачем ты соврал?

И Джексон моргает, а потом испугано поднимается на локтях, но расслабляется, когда видит на лице мужчины отсутствие гнева и обиды, там есть лишь легкая усмешка и очарование. Они так похожи.

— Я не врал. Просто назвал психологический возраст, а не хронологический. Ты ведь не уточнял, какой тебе нужен…

Джефф смеется.

— Ты, — он указывает в сторону Джексона его же айди, — маленькая змея. Выкрутишься из любой ситуации, да? Хитрая задница.

Джексон весело улыбается. С Джеффом так легко. Он не ругает его. Не обвиняет. Не капает на мозги. Не заставляет ничего делать. Но и не опекает чрезмерно. Он идеален.

— Я хитрая задница. Но ты любишь меня.

Последнее звучит почти как вопрос. И Джефф чувствует это. Он подходит, заползает на кровать, пока не окажется снова над Джексоном, и отвечает:

— Да. Я люблю тебя, малыш.

Потом, когда Джексон начинает снова дышать и убеждается, что достаточно держит себя в руках, чтобы ни одной слезы не вытекло из его глаз, он слышит снова веселый голос его флориста:

— Но будет лучше, если ты будешь держать наши отношения в секрете. Будет грустно, если твой отец посадит меня в тюрьму за растление тебя.

Джексон стонет и падает на подушку, а Джефф глухо смеется над ним.

******

— Что это было?

— Кажется, это Лидия…

Страшный громкий крик вырывает Джексона из его теплых воспоминаний, и он поднимается на ноги, двигаясь в сторону домов, а перед его глазами словно все в тумане. И только когда он добирается до домов и видит заплаканное лицо своей девушки, у него получается вернуться на землю, сморгнув пелену с глаз. Он смотрит на Лидию, а потом замечает еще одну фигуру и переводит на нее взгляд, сжимая кулаки. Стилински.