Молчание с Азалией, пока они оба заняты своими делами, одна из самых комфортных вещей, что существует в пределах их взаимодействий, и в этом Альбедо успел убедиться неоднократно. Пусть разговоры с ней не менее занимательны, но подобные спокойные деньки, когда есть возможность продуктивно поработать и разобраться с накопившимися делами, ценятся особенно сильно. И, что с удивлением удалось отметить для себя — это ощущается приятнее, чем работа в одиночестве, словно их сосуществование — воплощение идеального симбиоза. Альбедо обещал себе поразмышлять об этом чуть позже.

      Но сейчас… он отвлекается от работы, бросив взгляд на свою временную ассистентку. Азалия любит засиживаться за материалами из его библиотеки, тщательно изучая всё до чего может дотянуться, в этом не осталось никаких сомнений. Альбедо замечает стопку книг рядом с ней на диване, пока сама Азалия, подперев щёку рукой, локоть которой упирается в подлокотник, ленно листает страницы, не спеша вчитываясь в строки.

      И, вопреки рабочему настрою и желанию закончить последнюю работу на сегодня, мысли занимают не формулы. Альбедо вертит между пальцев карандаш, скользнув взглядом от отчётов до своего альбома. Размышлять об этом долго не приходится — становится слишком очевидно, чего хочется намного больше на данный момент. Первые штрихи рисуются словно сами по себе.

      — Что ты рисуешь? — спустя некоторое время интересуется Азалия, заметив, что Альбедо занят далеко не работой. Позы она не меняет, лишь поднимает взгляд с книги на него.

      Альбедо хмыкает себе под нос, аккуратно выводя хитрый прищур глаз напротив. Обычно, стоит кому-то заметить, что Альбедо решил нарисовать портрет — люди сразу принимаются позировать, убивая всю магию естественности момента. Азалия же продолжает спокойно наблюдать за ним, словно действительно не догадывается о том, что изображено на его бумаге.

      — Будет ли тебе неловко, если я скажу, что тебя? — произносит Альбедо, бросив на неё беглый взгляд.

      Азалия запоминающаяся — потому не составляет труда рисовать её по памяти. Посмотреть на неё стоит лишь ради того, чтобы заметить поднявшиеся уголки губ и прикрытые глаза, когда она смеётся.

      — Не будет, — с улыбкой отвечает Азалия, и Альбедо совершенно не удивлён, — мне скорее интересно, почему ты решил выбрать именно меня. От скуки?

      Альбедо некоторое время молчит, набрасывая контур ладони, положенной поверх книги. Может, и от скуки — действительно хотелось немного отвлечься. А может потому, что Азалию приятно рисовать.

      — Каждый человек рисуется по-разному, если честно, — произносит Альбедо, чуть наклоняя голову, — в плане ощущений. Ты знакома с сэром Кэйей?

      — Знакома, — кивает Азалия, и Альбедо поправляет контур губ, растянутых в ехидной улыбке — не такой, как у настоящей, но всё равно особенной.

      — Его совершенно не тянет рисовать всерьёз. Если приходится, то мне хватает двух кружков и одной линии — чтобы нарисовать лицо, повязку и её ремешок, — делится Альбедо, на что Азалия мягко смеётся, — у тебя… приятные черты лица. Приятно рисовать и хочется постараться. Можно сказать, что я считаю тебя привлекательной.

      — Неожиданно, что у тебя есть свои определенные понятия о красоте, — произносит Азалия, и Альбедо улавливает добрую усмешку в голосе, из-за чего сам слабо улыбается.

      — Думаю, они есть у каждого человека, — Альбедо пожимает плечами, — вопрос в том, сколько внимания он уделяет этому. Я, например, не планирую больше ничего делать с этим фактом. Раз мы настолько хорошо понимаем друг друга, я решил, что ничего не поменяется, если я поделюсь с тобой этой мыслью.

      — Всё в порядке, — улыбается Азалия, — я понимаю это. К слову, я тоже считаю тебя привлекательным.

      Альбедо кивает, давая понять, что принимает её слова к сведению, заодно выражая благодарность за честность, которая не несёт за собой никакого скрытого подтекста.

⭐⭐⭐

      Вылазки из лаборатории в город ради пополнения запасов или обычной прогулки с Кли стали не менее привычными, чем молчаливое сосуществование в кабинете. И если поначалу было странным с кем-то вместе… прогуливаться вот так, то теперь стало ещё одной обыденностью. Азалия достаточно долго не была в Мондштадте, чтобы быть заинтересованной в том, насколько изменился её город со времён детства.

      Ещё один день, включающий в себя поход до магазина, чтобы исправить досадный факт закончившихся продуктов, не казался особенным, ровно до того как…

      — Зали! — счастливо восклицают у них за спиной, и стоит обернуться на улыбающуюся женщину, как Альбедо сразу же понимает — это госпожа Гринберг.

      В его жизни определенно стало слишком много Гринбергов. Осталось лишь действительно пересечься с Фалалеем, чтобы собрать весь комплект.

      — Матушка, — Азалия вежливо кивает, улыбнувшись, отходя ради разговора с родительницей от лавки, чтобы спокойно поговорить, — отец говорил мне, что вы ещё на неделю задержитесь в экспедиции. Что-то случилось?

      Женщина отмахивается и смеётся, обняв дочь за плечи и, потрепав по ним, крепко заключает в объятья.

      — Ты дома бываешь лишь наездом, так что я просто не могла упустить возможности повидаться с тобой, — госпожа Гринберг едва не светится от счастья, окидывая свою дочь взглядом, — святые Архонты, ты так повзрослела, Зали! Мне жаль, что мы настолько редко видимся с тобой.

      — Всё в порядке, не стоит переживать по пустякам, — Азалия всё так же придерживается вежливого тона, стоически снося все тактильные порывы матери с грацией большого кота, на которого напала свора детей, чтобы затискать, — но я тоже рада вас видеть.

      — И тебе здравствуй, Альбедо, — женщина одаривает его мягкой улыбкой, на которую он не может не ответить такой же, сдержанно кивнув в ответ.

      Личное общение с Азалией позволило Альбедо забыть, что Гринберги, на самом деле, аристократы — пусть их фамилия не ассоциируется с высшей знатью, вроде Лоуренсов или Рагнвиндров, но даже так их манеры, умение держаться в обществе и образование на высоте. Первое пересечение Азалии со своей семьёй напоминает об этом — в её тоне удивительно уживается и крайняя степень уважения, что прослеживается в исключительном вежливом обращении, и трепетная семейная любовь, очевидная в каждом жесте.

      И то, что, имея истинно-аристократичное воспитание и, очевидно, хотя бы базовое понятие об этикете, Азалия позволяет себе настолько небрежный стиль общения с посторонними, открывает один интересный факт о ней: ей абсолютно безразличны все люди, кроме семьи. Потому и доказывать свою исключительность она не желает, как и меняться — пока родные принимают её такой, остальное не кажется существенным.

      Раскладывая мысленно всё по полочкам, Альбедо едва не упускает тот момент, когда Гринберги заканчивают обмен любезностями после долгой разлуки и вновь упоминают его в разговоре:

      — Если честно, я начала так переживать, когда мне рассказали, что ты стала ассистенткой Альбедо, — женщина сокрушительно мотает головой, — ты ведь не доставляешь ему неудобств, Зали?

      — Мы отлично ладим с Альбедо, матушка, — спокойно произносит Азалия, прикрыв глаза, — и отлично друг друга понимаем, не стоит переживать.

      — Это чистая правда, — кивает Альбедо, решив, что будет неплохо подтвердить её слова и отвлечься от неуместной рефлексии, — ваша дочь — отличный помощник.

      — Я-то знаю, что Зали у меня умница, — вздыхает женщина, — но её характер, семеро Архонтов… Она правда не слишком докучает тебе, Альбедо?

      Альбедо бросает взгляд на спокойную Азалию, скрестившую руки за спиной. Кажется, её совершенно не волнует этот разговор, как и тот факт, что её дорогая матушка переживает больше за бедного алхимика, а не за недавно вернувшуюся дочь.

      — Всё правда замечательно, — всё же снова кивает Альбедо, — можно даже сказать, что мы сошлись характерами. К тому же, Азалия интересный собеседник, так что с ней сложно заскучать.

      — Хорошо, что хоть с возрастом она немного остепенилась, — покачала головой госпожа Гринберг, и Альбедо, заметив, как маска абсолютного спокойствия у Азалии треснула, понимает, что сейчас будет что-то интересное, — знал бы ты, каким сорванцом она была в детстве. Фалалей до сих пор не любит оставаться с ней наедине, когда ей приходит очередная идея.

      Знакомая ситуация, думается Альбедо, заметив проскользнувшую панику в лиловом взгляде. Но всё равно кажется удивительным то, что даже родной брат никак не привыкнет к её хаотичной жажде… социальных экспериментов.

      — В самом деле? — ради собственного интереса спрашивает Альбедо, бросив взгляд на нервно поведшую плечами Азалию, словно уже размышляющую о том, как оборвать этот ужасающе-неловкий разговор для неё.

      — Когда они были совсем маленькими, Зали даже пару раз доводила бедного мальчика до слёз, — вздыхает женщина, прикрывая глаза, — он ведь у нас чувственный и творческий ребёнок, а Зали вот так с ним… в детстве она была маленьким дьяволёнком, а не ребёнком.

      — Матушка, — мягко перебивает её Азалия, неловко откашлившись, — полагаю, что вы устали с дороги, вам стоит…

      — Хорошо-хорошо, я поняла твой намёк, — женщина сдержанно смеётся, вновь потрепав дочь по плечу, — храни и дальше свои секреты, Зали. Только забеги чуть позже домой, я передам через тебя пирог для Альбедо, его любимый.

      «Любимый пирог» звучит слишком хорошо, потому Альбедо прощается с госпожой Гринберг с мягкой улыбкой. Кулинарные способности этой женщины — что-то за гранью человеческих способностей, а тот факт, что баловать своей выпечкой она любит именно его, кажется даром Семерых.

      И, не менее приятная часть этой встречи — дополнительная возможность чуть подтрунить над Азалией, что едва возможно в обычное время:

      — Значит, Зали, доводящая своего старшего брата до слёз? — Альбедо честно пытается сдержать добрую усмешку, но всё равно улыбается, находя это слишком очаровательно-смешным. — Или, вернее сказать, маленький дьявол?

      — Я не желаю обсуждать мою компрометирующую молодость, — спокойно отвечает Азалия, отводя взгляд, и Альбедо лишь больше забавляется с этого неловкого жеста, — если ты скажешь ещё хоть слово, я приму ответные меры и начну узнавать про твоё детство.

      — Боюсь, что моё детство, проведённое среди алхимических приборов, тебе не будет интересно, — Альбедо старается держать улыбку, но всё равно чувствует, как уголки губ предательски дрогнули, потому спешит перевести тему, — лучше расскажи мне, почему ты настолько ненавидишь своего брата.

      — У нас с Фалалеем прекрасные, нежные и, самое главное, доверительные отношения, — уверенно заявляет, Азалия, скрещивая руки на груди, а после, чуть нехарактерно для себя помявшись, продолжает, но уже шёпотом, — в детстве Фалалей боялся пауков. Мне казалось забавным проверить, сколько раз потребуется ему подбросить их, чтобы это прошло…

      — Ты действительном сущий дьявол, Азалия, — сквозь лёгкий смех произносит Альбедо, прикрыв рот ладонью.

      — В свою защиту скажу, что сейчас, в нынешнем возрасте, я бы так ни за что не поступила, — с видом самого невинного человека произносит Азалия, приложив руку к груди.

      Альбедо подозревает, что она нагло врёт, но прямо ни в коем случае не говорит об этом:

      — Потому что из-за тебя Фалалей теперь не боится пауков?

      Азалия пытается держать лицо уверенного и невинного человека — но сдаётся и заходится хохотом.