Жан сидел сидел на выступе эркера, когда снаружи подъехала машина. Нил позаботился заранее – отправил марку и цвет арендованной машины, однако Жан всё равно почувствовал как напряжение чуть сдавило ему горло при звуке шин. Он подождал, пока Нил не вышел со стороны водителя, после чего кивнул Джереми. Его капитан вышел вперёд, чтобы открыть дверь, когда Жан подскочил и догнал его. В тот момент оба услышали стук.

— Привет, Нил, — Джереми чуть отошёл, чтобы Нил смог пройти, но тот остановился у коврика. — Не ожидали тебя тут увидеть.

— Знаю, — согласился Джостен, глядя мимо него. Он так долго смотрел на Жана, что француз задумался, кому следовало бы заговорить первым. В тот момент Нил ткнул в него пальцем и перешёл на французский: — Я как-то думал, что ты теперь в команде пацифистов. Что с лицом?

Жан прищурился.

— Ты мог бы выбрать день и получше, — тихо огрызнулся он.

— Не моё решение, — Нил слегка пожал плечами без единой капли раскаяния и кивнул на его ноги: — Обуваешься?

Жан подчинился без всяких возражений. Когда Джереми понял, что он собирается уходить, он мягко положил Жану ладонь на грудь и заставил его замереть на достаточное время, чтобы спросить:

— Ты уверен в этом? Я бы предпочёл, чтобы ты остался там, где я смогу за тобой присматривать.

Жан не был уверен ни в чём.

— Запри за нами дверь.

Джереми не выглядел довольным, но всё же отпустил его. Нил пошёл по ступенькам вниз, когда вдруг понял, что Жан не идёт за ним; француз терпеливо ждал, пока дом точно будет закрыт. Наконец послышался не слишком резкий щелчок засова, затем – скрип, словно что-то железное вроде цепочки позвякивало по двери; финальной точкой стал глухой удар той самой конструкции, которую принесла Лайла. Убедившись, что в его отсутствие они будут в безопасности, Жан наконец повернулся и последовал за Нилом.

На пассажирском сиденье лежали мятые бумаги. Листки были крепко зажаты кривоватыми скрепками. Жан просмотрел их, прежде чем застегнуть ремень безопасности, но это оказались всего лишь распечатки с маршрутами: из Лос-Анджелесского аэропорта до Золотого Корта, и оттуда — до адреса, который не был знаком Жану. Он передал их Нилу, тот несколько минут изучал листок за листком, после чего сунул между сиденьем и повернул ключ в замке зажигания.

— Тебя кто-то укусил, — произнёс он, поворачивая голову в поисках других машин. 

Жан инстинктивно потянулся к шее прежде, чем осознал, что Нил имел в виду его запястье. И тяжёлый взгляд Джостена дал понять, что жест точно не был упущен. Жан не стал смотреть в ответ, но всё же тихо сказал:

— Это не твоя проблема.

— Будет сегодня, — без промедления возразил Нил и выехал на дорогу. — Нам предстоит несколько встреч, первая из которых – с моим дядей. И если не спросит он… — вновь повернув голову, он проверил дорогу, — спросит кто-нибудь другой. И было бы отлично иметь хотя бы какую-нибудь версию, которую можно было бы выдать за правду.

Это звучало словно манипуляция лишь бы получить желаемое, но Жан всё же решил рискнуть.

— Грейсон Джонсон. Заходил ко мне после тренировки.

— Где-то я уже слышал это имя, —задумчиво протянул Нил, пока рылся в своей памяти. — Вороны, защитник? Верно? И ведь проделал же весь этот долгий путь лишь бы подраться?

Жан закатил глаза.

— Он хочет, чтобы я отдал ему место в Свите. Я должен громко заявить о том, что ему предназначен номер после чемпионата. Он думает, что это даст ему шанс на капитанство в этом году и в принципе задаст нужный имидж. 

— И это правда?

Жан фыркнул и рассмеялся. Это действительно звучало слишком глупо. Он прижал дрожащие пальцы к искусанным губам.

— Номер принадлежал Зейну. Всегда, — это был точно не тот разговор, в котором Жану хотелось бы участвовать, особенно после неожиданного визита Грейсона. Он с трудом подавил тошноту. — Зейн сломался, когда его буквально бросили на произвол судьбы этим летом, и поэтому Грейсон предполагает, что он – следующий. И я – его единственный билет на удачу, но я не собираюсь ему подыгрывать. Я отказываюсь.

— Мне кажется, или он не совсем нормальный? — Нил задумчиво прервал его. — Кто в здравом уме будет кусать людей в драке?

— Кстати, Дрейк не кусался, — весьма колко отметил Жан. — Это делает его нормальным по-твоему?

Без сомнения, это было самым худшим, что могло сорваться с языка Моро именно сейчас, но это хотя бы отвлекло его от мыслей о предстоящем разговоре с Добсон и последующих с Джереми. Мысли лихорадочно крутились в его голове; он думал обо всех и обо всём – о ней, Рико, Эндрю, Дрейке. Жан очнулся от стука пальцев по твёрдой коже руля, и на мгновение он услышал скрип пружин. Он подумал о двери, оставленной нарочно незапертой; о Зейне, что повернулся к ним спиной; о Грейсоне, что толкнул его на собственную кровать. 

Горло сдавило. Он впился ногтями в свою нижнюю губу и молил о смелости просто разорвать себе глотку, прежде чем сморозить ещё какую-нибудь глупость.

— Ты мог сравнить его с кем угодно, — выдавил Нил практически бесшумно, — и ты выбрал Дрейка.

Жан прижал пострадавшую руку к животу, словно пряча все полученные синяки.

— Это неважно. Он уедет из города на этих выходных и вернётся в Эдгар Аллан. 

— Уверен? Ты бы так не забаррикадировался, если бы он так быстро собирался исчезнуть.

Жан повёл бровью.

— Он считает, что я живу в кампусе. А это… простая предосторожность, — он старался звучать уверенно, но паника, страх и ужас захватили его разум. Он вновь сглотнул, не желая проигрывать приступу тошноты. Он понимал, что если не отпустит эти мысли, то совсем потеряет рассудок. Желая пробудить в Ниле хотя бы каплю человечности, Жан тихо добавил: — Не лезь в мои дела. Лучше скажи мне, зачем ты приехал.

Несколько мгновений Джостен просто барабанил по рулю, но потом всё же соизволил сменить тему без лишних споров.

Он кивнул, словно самому себе, и сказал:

— Поговаривают, что кто-то в ФБР наконец задался вопросом, почему и когда я решился поступить именно так со своей внешностью, если я не хотел, чтобы меня нашли. И они ведь отследили всё это до моего пребывания в Эверморе! — Нил громко фыркнул. — Люди… начинают задавать вопросы, Жан. И мы должны опередить их, чтобы прояснить ситуацию первыми.

Жан покачал головой, когда они въехали на парковку.

— Мы не сможем.

Нил ничего не ответил, пока не получил талон на турникете. И только когда его окно закрылось, он наконец сказал:

— Мы не сможем назвать его имени.

Нил оставил всё как есть, дав Жану время собрать всё воедино. Француз наблюдал за ним, пока он перебирал варианты для парковки. Когда Джостен сбросил скорость, до Жана наконец дошло; он ощутил, как желудок неприятно сжался. Если они не могли указать пальцем на Рико, а вся защита Нила строилась лишь на его страхе быть пойманным, то оставался лишь один человек, который мог говорить и который мог взять на себя вину.

— Они мучают мою семью, — глухо сказал Жан.

Это был не вопрос, но Нил ответил:

— Да, — он наконец нашёл место и заглушил двигатель, но вместо того, чтобы выйти, он сказал: — Жан, — с такой настойчивостью, что Моро наконец взглянул на него, — мне жаль.

"Я – Жан Моро. Я принадлежу к Морияма."

— Я – Моро, — тихо сказал Жан. — Мне известно моё место. И моя роль.

Нил выглядел так, будто хотел сказать что-то ещё, но в конце концов просто покинул машину, не проронив ни одного слова. Жан шёл рядом с ним. Они направились к магазинчику на углу, как вдруг Джостен заметил банкомат и снял наличные, тут же сунув их в карман.

Жан не спрашивал, но Нил всё же решил объясниться:

— Мы с дядей прилетели в город по нашим настоящим паспортам. Из-за открытого дела на моего отца это точно вызвало несколько тревожных сигналов в местном офисе ФБР. Теперь нам нужно создать след для возможной встречи.

От Жана не требовалось ответа, поэтому он лишь нерешительно отмахнулся и последовал за Нилом в тайский ресторан рядом с магазином на углу. Нил проигнорировал слишком крикливую хозяйку, желая осмотреться. Место оказалось переполнено, но Нилу потребовалось всего несколько минут, чтобы найти нужный столик. Когда Джостен двинулся, Жан хвостиком пробрался вслед за ним. Мужчина, к которому они подошли, был совсем не похож на Нила, но рыжий бесстрашно скользнул за стол и жестом пригласил Жана присоединиться к нему.

Нил передал ему меню, как только он сел, но Жан выставил руку:

— Нет.

— Тебе стоит поесть, — сказал мужчина. — У тебя впереди очень долгий вечер, и я сомневаюсь, что твои следующие хозяева будут столь любезны, чтобы накормить тебя.

Это был Стюарт Хэтфорд. Он откинулся на спинку стула, чтобы рассмотреть Жана получше. В нём не чувствовалось ни капли доброты или заинтересованности, но ему удалось прозвучать достаточно вежливо, даже учтиво, когда он сказал:

— Жан Ив Моро? Очень приятно.

Это тут же привлекло внимание Нила. Он сразу перевёл взгляд на Жана, когда тот весьма холодно среагировал:

— Не называйте меня так.

Официантка подошла прежде, чем Стюарт успел ответить. Взгляд Моро оказался весьма отталкивающим, но Нил всё же заказал две порции чего-то. Чего именно – Моро понять не удалось. Как только девушка ушла, Нил поинтересовался:

— Жан Ив?

— Не надо. Мне нельзя называть это имя, — с нажимом предупредил все последующие расспросы Жан.

— Кто сказал? — Стюарт влился в беседу. — Мёртвый мальчишка? Твоё настоящее имя теперь важнее, чем когда-либо. Так что, привыкай его слышать, — он не стал дожидаться ответа Жана, а посмотрел на Нила и махнул в сторону своего лица. — Ты сам притащил его сюда, брыкающегося и кричащего, для решения какой-то проблемы, верно?

Нил пожал плечами.

— У тебя есть кто-нибудь, кто может взяться за местную работу?

— Зависит от того, что ты можешь себе позволить, — Стюарт задумчиво коснулся своего подбородка. — Только время дурное, цену не собьёшь.

— С этим ничего не поделаешь, так что мне всё равно, сколько это будет стоить, — невозмутимо сказал Нил. — Я ничего с собой не брал, но ты знаешь, рассчитаться я смогу. Просто найди способ передачи, — в этот момент к ним вернулась официантка. В руках был поднос с напитками янтарного цвета, и Нил одарил её обворожительной улыбкой, которая никогда не выглядела естественно на его лице. — У Вас есть ручка? Могу её одолжить?… Благодарю. Верну её, как только смогу.

Нил быстро нацарапал что-то на обратной стороне салфетки и отодвинул в сторону дорогого дядюшки. Стюарт несколько минут размышлял, прежде чем передать её через плечо женщине за соседним столиком. Та встала и ушла. не сказав ни слова.

Они не проронили ни слова, пока официантка не вернулась с заказом. Нил вернул ручку и подал банковскую карту, чтобы закрыть счёт. Жан смотрел на свою лапшу, пока Нил подписывал чек. Моро не видел пищевой ценности в меню, но он готовил вместе с Кэт достаточно долго, чтобы предположить, что это блюдо нарушает почти все пункты его питания. Он отодвинул миску в молчаливом отказе и проигнорировал взгляд Нила, который тот ему послал.

К счастью или нет, у них были более важные вещи для беспокойства. Как только они фактически освободили свою официантку, у них наконец появилось время поговорить наедине. Стюарт откинулся на спинку стула и сказал Жану:

— Заказ принят. И тебе лучше сказать мне сейчас, если ты будешь сопротивляться.

У Жана не было права отказываться, когда приказ шёл сверху. Но он слишком много пережил, чтобы держать язык за зубами. Ничто из того, что Стюарт мог сделать ему за дерзость, не могло быть хуже, чем упустить хотя бы жалкую попытку спасти её.

— Если это то, что от меня требуется, то я не буду, — ответил Жан, — но… имеет ли этот "заказ" какое-то влияние на мою сестру?

Стюарт смотрел на него молча целую вечность. Жан уже начал считать секунды, чтобы не углубляться в размышления, и дошёл до тридцати шести, когда мужчина наконец спросил:

— Считаешь себя особенным?

Моро был готов к неизбежному возмездию, но то, что выдвинул Стюарт дальше, было хуже всего, что Рико когда-либо делал с ним.

— Её продали всего через два года после тебя. Если я правильно помню, то это был один из близких знакомых твоей матери… торговец оружием в Алжире? Да, точно в нём, — он оглянулся для подтверждения и вернулся обратно, получив кивок от одного из сидевших неподалёку мужчин. — У меня где-то есть имя, но оно тебе точно ничего не скажет.

Жан замер. Он чувствовал, что всё тело сопротивлялось его собственному вопросу, но в то же время душа разбивалась на мелкие осколки от осознания возможно неизбежного ответа. И всё же…

— Она мертва, не так ли?

— Это ещё мягко сказано.

Горло сдавило так сильно, что ему заложило уши. Волосы встали дыбом. Тело перестало подчиняться; его душу словно выбили из него и он оказался так далеко, что сложно было бы сосчитать километры. Спустя некоторое время он понял, что смотрит в стол, пока его сердце раз за разом пробивало его грудную клетку. Нужно было дать ответ, но голоса словно не стало. Не осталось ни единого слова; лишь боль. 

Жгучая. Леденящая. Опустошающая. Боль, что была тем самым началом для крика, полного отчаянной и бушующей ярости.

— Жан?

Тихий голос Нила дал ему невидимую нить, за которую можно было ухватиться, чтобы выбраться из гнетущего вакуума. Жан с трудом сглотнул. Дышать было всё так же тяжело, но он всё же выдавил из себя:

— Я сожгу этот чёртов дом дотла.

— И не сомневался, — Стюарт избавил его от лишнего ожидания. — Вот с чего мы и начнём…

Стюарт набросал для них основу истории, которую они могли бы использовать под себя. Нил, очевидно, сопротивлялся тому, чтобы раскрыть какие-либо европейские контакты ФБР, когда его последний раз допрашивали. Он хотел защитить интересы своего дяди, однако теперь они могли переосмыслить это как попытку защитить Жана.

Сценарий оказался невероятно простым: Мясник и его сын несколько раз ездили во Францию в поисках новых европейских союзов, помимо того, что могла предложить Мэри, а мальчики сблизились благодаря общей любви к растущему виду спорта. Нил с лёгкостью дополнил детали, в то время как Стюарт проверил их обоих, чтобы убедиться, что их ответы согласованы, но не подозрительно одинаковы.

Жан сконцентрировал все свои силы на этом “упражнении”, отчаянно цепляясь за что угодно, чтобы продержаться ещё немного. Однако, когда говорить больше было нечего, Стюарт встал и ушёл. Он всё просчитал: ФБР должно было позволить ему покинуть город без помех, потому что им придётся сосредоточиться на более уязвимых мишенях, которых он оставлял позади. Два стола по обе стороны от их опустели, и команда Стюарта последовала за ним. Тишина, нависшая над столом после его ухода, была слишком глубокой, и мысли Жана закружились, словно буря.

Он не помнил, как достал телефон или решил позвонить, но на втором гудке звонок был принят коротким: 

— Ваймак. 

— Почему вы его приняли? — спросил Жан, и с запозданием добавил: — …Кевина. 

— Он нуждался в нас, — ответил тренер Лисов. 

— И что? Вот так просто? — сказал Жан, думая: "Они продали нас обоих чудовищам и захлопнули дверь, не услышав наших криков. Почему? Почему? Почему?" — Вы даже не знали, что он – ваш сын. 

— Мне и не нужно было знать, — спокойно сказал Ваймак.

Жан не понял, что рассмеялся. Голос надломился.

— И ты… действительно в это веришь?

Послышался вздох.

— Я верю, что у нас всех есть выбор стать лучше тех, кто был нашим прошлым. И если… у меня есть шанс поступить правильно по отношению к другому человеку, то почему бы мне не воспользоваться им? — Ваймак дал ему минуту, чтобы обдумать сказанное им, а потом всё же добавил: — Хочешь поговорить? Что у тебя там происходит?

"Она была ребёнком. Она была моей младшей сестрой, и я должен был её защитить, но я… я тоже был просто ребёнком."

Всё это ощущалось так, словно один из ножей Рико прорезал линию между его рёбрами. Множество раз, без остановки. В лёгких было так много воздуха, что ему становилось тесно внутри самого себя; его сердце было пробито и разорвано. Жан прижал руку к груди, проверяя, нет ли крови; но влажное тепло, которое он чувствовал, было мягким всплеском на одном из его костяшек. Лицо буквально горело, когда вторая слеза скатилась вниз. Капля коснулась его большого пальца, когда сорвалась с подбородка, и Жан дрожащими пальцами прикоснулся к щеке.

Нил осторожно забрал у него телефон и проверил, шёл ли звонок.

— Он со мной, тренер, — сказал он, прежде чем повесить трубку и положить телефон на стол между ними.

— Не делай этого, — сказал Жан. Он не знал, обращается ли он к Нилу. 

"Не смотри, не говори."

Или это было обращено к нему самому? 

"Не… не делай этого."

— Я не знал, что у тебя есть сестра, — сказал Нил так тихо, что Жан едва уловил это сквозь боль в сердце.

— Элоди, — сорвалось с бледных губ, и это сломило его пополам. Он сжал руку в кулак, лишь бы не разорвать собственное лицо, и кусал свои костяшки до крови. Этого было недостаточно, чтобы остановить его слова. Каждое из них было как спички Рико, вновь и вновь поджигающие его: — Ей было всего десять, когда я покинул дом. Десять! Почему они не любили её достаточно, чтобы защитить? Почему они не…

"...любили меня?"

Жан сорвался с места. Нил схватил его за запястье и уставился на него с непроницаемым выражением лица.

— Жан, — позвал его Нил тихо, но настойчиво. — Нам нужно разобраться с этим сегодня, но не прямо сейчас. Что тебе нужно?

"Что тебе нужно?"

Всего лишь те сотни, тысячи единиц, которые он не мог, не имел права иметь. Которые он давно потерял. Однако, единственное, то самое досягаемое, чего он мог хотеть, Моро всё же попросил:

— Я хочу вернуться домой.

— Хорошо. Хорошо. Давай… — Нил вдруг отвлёкся на что-то вдалеке и выругался на незнакомом Жану языке. Моро встрепенулся и проследил его взгляд; у входа стояли двое мужчин в костюмах. Они держали свои удостоверения и разговаривали с хостесс. Нил отпустил Жана и легонько ткнул его в бок. — Кухню видишь? Там должна быть дверь, а за ней – мусорные контейнеры. Мы сможем вернуться на парковку оттуда.

— Нет, — весьма твёрдо отозвался Жан, прижав ладони к глазам. Он запихнул своё разбитое сердце глубоко внутрь. Это оказалось слишком трудно; живот сжался и заурчал, волнение рвалось наружу. Жан с усилием подавил это чувство, рождённое отчаянием, и представил, как прячет его за десятками замков. Единственным выходом оставалось одно: простой пройти через это.

"Я – Жан Моро. Я знаю своё место. Я справлюсь."

Нил вернулся за стол, и они стали ждать, пока правительственные шавки не найдут их. Это не заняло много времени. Два агента холодно уставились на Нила, практически синхронно устроившись напротив.

— Нил Джостен, полагаю? — сказал один из них, представляя удостоверение. — Нужно поговорить.

— Не интересует, — парировал Нил. — Я пытаюсь поесть.

В ответ на это агент подвинул пару контейнеров, чуть не сбив стакан.

— А я не спрашиваю. Идём.

Нил вздохнул и нехотя начал собирать свою еду. Когда Жан не сделал того же, мужчина, сидящий ближе к нему, сделал повелительный жест и сказал:

— Это касается и тебя. У нас есть вопросы.

— Он не имеет к этому отношения, — тут же возразил Нил, не прерывая процесс упаковки.

Агент склонил голову.

— Ты так уверен в этом?

Жан был бы весьма рад выбросить свою еду в мусор, но пока он перекладывал её из плошек в коробку из пенопласта, это позволило ему как-то переосмыслить происходящее. Нил дождался, пока он закончит, и только потом решил допить свой напиток. Ни один из агентов не был впечатлён их полной беззаботностью, и в конце концов парни исчерпали все оправдания для задержки. Их вывели из ресторана: один агент шёл впереди, другой замыкал шествие.

Чёрный внедорожник с тонированными окнами и государственными номерами был припаркован у бордюра. Нил, не изменяя своей несносной натуре, указал на противопожарный гидрант рядом с передним бампером и сказал:

— Это незаконно. Так, чтоб вы знали.

— Замолчи и садись в машину.

Поездка в местный офис прошла в мёртвой тишине. Нил казался совершенно спокойным, даже когда они проходили через многоступенчатую процедуру проверки безопасности, но Жан заметил, как Нил оценивает все выходы и охранников по пути. Жан, в свою очередь, не обращал внимания ни на кого, кроме Нила. ФБР, вероятно, списало бы это на нервы, но они ошибались бы, думая, что он боится их. Жан не мог бояться правительства, которое так легко проникается и которым так же легко манипулировать; он мог бояться лишь своих собственных потенциальных ошибок и кровавых последствий, если он потерпит неудачу перед Хозяином здесь.

У лифтов Нил спросил на французском:

— Каковы шансы, что они поймут французский?

Жан скосил взгляд.

— Ни единого. Они – американцы.

— Эй, — тут же возразил Нил. — Ты едва ли сам француз. Не трать время на стереотипные обидки.

— Хватит, — грубо прервал их агент, находящийся ближе к Нилу. — Ваш единственный язык здесь – английский. Иначе будете сидеть по разным углам, пока мы не найдём переводчиков.

Их привели в конференц-зал. На одном конце столы были сложены коробки, в середине лежали закрытые папки, а видеокамера уже была установлена на штативе для записи сегодняшней беседы. Рядом с камерой стоял стенд с монитором, на котором транслировались видео другого человека в костюме, сидящего за столом. Услышав, как щелчок двери и скрежет стульев по полу, мужчина поднял голову и нахмурился.

Нил его узнал. Встреча началось без малейшего намёка на какую-либо теплоту.

— Агент Браунинг. Как-то не надеялся на скорую встречу.

— Не начинай, — отрезал мужчина и сразу перешёл к делу: — Не хочешь объясниться, что ты забыл в Лос-Анджелесе?

Нил неторопливо открыл коробку с едой и начал есть.

— Мне разрешено навещать людей. 

— Людей, — подтвердил Браунинг. Прежде чем Жан смог решить, относился ли данный термин к нему как к чему-то абсолютно ненужному, Браунинг разъяснил: — Но Стюарт Хэтфорд – не просто какой-то "человек". Последнее, что нам известно – у него нет контактов в Лос-Анджелесе и нет ни одной причины, чтобы вам обоим быть так далеко от дома. Если только… он их имеет, — добавил мужчина, направив тяжёлый взгляд на Жана.

Один из агентов, который их привёл, открыл папку и бросил её на середину стола. Жан взглянул в ту сторону инстинктивно, и прикреплённая на папке фотография, выбила у него дыхание. 

Задняя терраса из его детства. Отец, что стоял посередине и размахивал руками, ругаясь с незнакомым человеком. Мать, что сидела на деревянном стуле с бутылкой вина в одной руке и стопкой бумаг в другой.

Но эти люди не были важны. Всё, что имело значение – двое детей во дворе.

Жан Моро в возрасте девяти или десяти лет и крошка Элоди, прижавшаяся к его боку. Фотография была непривычно светлой, и её платье с маленькими утятами выглядело ярким, а солнечный свет лишь добавлял им цвета. Он помнил, что его подушечки пальцев нередко оставались исколотыми; так много раз он подшивал подол этого платья. Буквально каждый, когда она рвала его о ежевичные кусты, что заполнили их задний двор.

Цепи. Цепи заскрипели внутри. Жан едва мог дышать, даже не чувствуя, как глубоко вонзались ногти в его запястье.

"Терпи. Терпи. Терпи."

— Откуда у вас это? — что-то чужеродное сорвалось с его бледных губ.

— Интерпол прислал из своих архивов несколько минут назад, — спокойно ответил агент. — Лучше скажи, откуда у тебя это?

Его аккуратный жест явно указывал на царапины на лице Жана, но тот резко ответил:

— Подарок. От матери.

Напряжение только нарастало и Нил решил вмешаться:

— Жан – француз. Каждый раз, как он открывает рот, всем хочется сделать что-то незаконное. Даже Троянцы не стали исключением.

— Ты бы помалкивал с такими громкими заявлениями, — хмыкнул агент Браунинг, но Нил лишь равнодушно пожал плечами. Жан не стал тратить время на столь ленивый выпад, тем более что агенты быстро закончили этот разговор, чтобы наконец перейти к делу.

— Кому-то из вас лучше заговорить. Начнём с самого начала, и в этот раз, пожалуйста, без привычного вранья.

Нил метнул взгляд на Жана, но тот всё не мог оторвать глаз от фотографии, чтобы ответить. В конце концов Джостен отодвинул свою еду в сторону, тяжело вздохнул и флегматично сдался:

— Ладно. Что именно хотите узнать?

История Нила оказалась мучительно прямолинейной. Они с Жаном впервые спустя долгие годы встретились на осеннем банкете. На все расспросы ФБР нашлись бы нужные свидетели, которые подтвердили бы, что двое парней орали друг на друга по-французски. Двое парней, один из которых чуть позже осознал, кем именно являлся его соперник, учинили драку, пытаясь понять, насколько друг другу можно доверять. В итоге они невольно раскрыли себя перед Кевином, который в свою очередь в панике покинул банкет, чтобы не дать никому узнать об их пугающих секретах.

Нил согласился поехать в Эвермор на Рождество скорее ради встречи с Жаном, чем из какого-то реального интереса к Воронам. В таком ключе было очень легко оправдать враждебное отношение Джостена к остальной команде и её капитану. Его резкая перемена во внешности неизбежно приписывалась влиянию Жана и их желанию играть вместе после выпуска. Нил был в страхе, что его раскроют, если он сыграет чуть ли не лучше всех игроков вместе взятых, и поэтому Жан пытался доказать ему, что спустя столько лет его никто уже не узнает. Ставить на это было совершенно глупо, но кто ж знал, что это обернётся чем-то настолько ужасным?

Когда ФБР исчерпало найти нестыковки в их истории, разговор переключился на семью Жана. Здесь агенты проявляли гораздо больший интерес к тому. что мог сказать Жан, но он не был особо болтлив. Большую часть детства он провёл на поле, не имея возможности наблюдать за встречами отца. Он знал обо всём лишь в общих чертах; ему было известно, в какие бизнесы вкладывался его отец, но что касалось его партнёров оставалось в полной тайне.

Единственным спасением в данной ситуации было то, что Эрве Моро был далеко не столь значительной фигурой, как Натан Веснински. Отследить его интересы и сделки оказалось гораздо проще и для полной картины участия Жана практически не требовалось. Целью ФБР было выяснить, насколько тесно были связаны семьи Моро и Веснински, и не станет ли Жан проблемой для них в будущем. Они не могли допустить ошибок в этом деле в тот момент, когда дело Натана превратилось в сплошной кошмар. Жан в этом случае был вынужден довериться Стюарту и тому, что он сказал: доказательств связи семей Моро и Веснински было более чем достаточно. А потому приходилось твёрдо стоять на своём, несмотря на все расспросы агентов.

После долгих игр в кошки-мышки, Нил всё-таки позволил всем вернуться к визиту Стюарта в город. Он слегка придавил стопу Жана своим ботинком, тем самым предлагая лучшее… худшее оправдание из всех возможных. По словам Нила, несколько месяцев назад он просил Стюарта найти сестру Жана. И тот нашёл, где именно прервался её след. Он привёл их обоих в этот город для встречи, чтобы сообщить печальные новости лично. В этом месте Нил добавил немного яда в свою историю, сказав, что агенты только испортили и без того ужасный день, заставив их пройти через этот позорный допрос. И один из агентов имел достаточно порядочности, чтобы хотя бы выглядеть виноватым.

После четырёх изнурительных часов споров, что прерывались долгим согласованием деталей с интерполом, агенты наконец решили, что Жан – это самая удачная находка за последние недели. Его признали не представляющим угрозы благодаря его неосведомлённости и чистой репутации. Теперь они могли приступить к уничтожению преступной паутины Эрве, тем самым вбивая ещё один гвоздь в гроб Натана.

Жан стойко держался, игнорируя самодовольное ликование на их лицах. Он был на грани. До окончательного срыва его отделяла лишь пара язвительных замечаний Нила, когда их наконец вывели из здания и запихнули обратно в машину.

Через десять минут их высадили перед рестораном, из которого их забрали. Жан смотрел, как чёрный внедорожник исчезает в вечернем потоке машин, а Нил, запрокинув голову, устремил взгляд на небо. Жан не мог вспомнить, где находится гараж, поэтому ждал молча, пока Нил снова не заговорит.

— Прости, — наконец послышалось со стороны рыжего. — Это не должно было коснуться тебя.

Жан повернулся к нему.

— Я – Моро, — безэмоционально сказал он. — Моя семья существует, чтобы подчиняться.

— Отстой полный, — громко фыркнул Нил, будто его ситуация была лучше. Он пошёл по тротуару, отлично зная, что Жан хвостом последует за ним. Жан был почти уверен, что Джостен ведёт их не туда – всё вокруг казалось слишком незнакомым, но тут он заметил банкомат, которым Нил пользовался несколько часов назад. — И ты собираешься оставить всё как есть? А, Жан Моро?

— Это всё, что у меня есть, невежественный ты мелкий засранец.

— Мы одного возраста, — в его голосе послышалась еле заметная улыбка, но Жан пренебрежительно отмахнулся. Так, будто это было чем-то абсолютно неважным. — Я просто хочу сказать… Я сменил имя, потому что не хотел ассоциироваться со своей семьёй. А твоё имя просто украли, — он затих на некоторое время. — Если не хочешь вернуть прежнее имя – это твоё право. Но не выбирай его только потому, что так хотел Рико.

— Мне не нужны твои советы, — предостерёг его Жан.

— Он мёртв, — напомнил Нил, сворачивая в гараж. — Правила изменились. Пока ты выполняешь условия договора, почему Ичиро должно волновать, как ты себя называешь? Почему бы не попробовать хотя бы немного свободы? Тебе может понравиться. Само ощущение.

— Ты такой смелый, пока он не узнает о твоём вратаре.

Нил пожал плечами.

— Я уверен, ему уже обо всём известно, — он говорил так спокойно и ровно. — Эндрю был со мной, когда я признался ФБР в Балтиморе, и мне очевидно, что как минимум один человек в офисе работает не на ту сторону. Если кто-то и обратил на него внимание как на интересную личность, то это точно дошло до верхов. Я не беспокоюсь, — заключил Нил. — Чем больше людей я держу рядом, тем меньше угрозы от меня. Потому что я не захочу подвергать их опасности, поступая необдуманно.

— Я бы поверил, если бы услышал это от кого-то другого, но точно не от тебя, — хмыкнул Жан, когда они сели в машину.

Нил всё-таки взглянул на него.

— И кто же более безопасная инвестиция? — Жан почувствовал вызов в его твёрдом голосе. — Человек с дюжиной причин не срываться с поводка или человек, который держится просто потому, что ему так сказали?

Жан проигнорировал его, и Нил отпустил это. Возвращение к дому Лайлы прошло в напряжённой тишине. На обочине было много мест; Нил припарковался перед машиной Джереми. Он остановился посреди улицы, надев свои солнечные очки. Жан потянулся к пряжке, но замер, когда Нил схватил его за рукав. Прошла минута, прежде чем Нил наконец посмотрел на него. Жан не думал, что этот вечер заставит смотреть его уже так далеко, но голос Нила звучал очень ровно, когда он сказал:

— Заприте сегодня дверь, если думаешь, что это поможет. Но Грейсон больше никогда вас не беспокоит.

В голове Жана разбушевался слишком сильный ураган из мыслей, чтобы это сразу обрело смысл, но затем в памяти отчётливо всплыл момент: "У тебя есть кто-нибудь, кто может взяться за местную работу?". То, что Нил решился сделать заказ на Грейсона прямо при нём, казалось чем-то невозможным. А тот факт, что Жан был слишком потрясён предстоящим крахом своей семьи, чтобы осознать, что происходит, был совершенно непростительным.

Единственно верный ответ – это отказ. Грейсон должен был уехать из города в эти выходные. Останется ли он там навсегда – это другой вопрос, и Жана передёрнуло при одной мысли об этом. С закрытием Гнезда и расследованием в Эдгар Аллане, Воронов наверняка будут отправлять домой на каникулы. Грейсон будет регулярно появляться в Калифорнии на протяжении всего года. Был ли это действительно единственный выход для Жана, и сможет ли он выжить, если не примет его?

— Настоящий Веснински, пусть и не по имени, — достаточно ядовито выплюнул Жан. — Рвёшься угодить своему новому хозяину, защищая его активы?

Нил закатил глаза.

— К чёрту Ичиро, — он цокнул языком, но Жан не собирался сидеть и слушать всё, что последует за таким смелым заявлением. Он распахнул дверь, но Нил схватил его за травмированное запястье, прежде чем Жан успел выскочить из машины. Он стиснул зубы от боли и метнул в Нил полный ярости взгляд.

Но Джостену было всё равно.

— Грейсону следовало просто уйти от запятнанного наследия Рико и начать заново. Он сам затянул петлю, когда приехал сюда, чтобы дорваться до тебя, и я не побоюсь выбить из-под него табурет.

Жан попытался вырваться, но хватка Нила была болезненной.

— Не притворяйся, что это для меня, несчастный негодяй!

— А почему нет? — спросил Нил.

— Я всего лишь Моро, — прошипел Жан, яростно и громко. — Я не…

— И Элоди тоже, — напомнил ему Нил, и Жан перестал дышать. Их взгляды встретились. — Помни об этом в следующий раз, когда подумаешь, что тебя не стоит спасать.

Нил отпустил его, и Жан вылетел из машины, словно израненная напуганная птица. Он захлопнул дверь и бросился вверх по ступеням. Джереми открыл ему дверь, но Жан убрал его с пути, легко отодвинув за плечо. Кэт и Лайла были дальше по коридору, но прижались к стене, стоило им лишь увидеть его лицо. Жан не был уверен, куда идёт, и идёт ли вообще, но ни капли не удивился, обнаружив себя через несколько секунд стоящим за своим столом. Он разложил тетради перед собой, но даже не стал их открывать.

Он вспомнил Францию: ежевику, маленьких утят и солёный бриз с побережья Средиземного моря; запах оружейного масла, жгучую боль от ремня и готовое, немедленное "да". Вспомнил бесконечный полёт в ад, пару пронумерованных лиц и жутко спокойного мальчишку, который сказал с лёгкой долей презрения:

"Слишком претенциозное имя для уродливого чудовища вроде тебя."

Он вспомнил Эвермор: тяжёлые трости и острые ножи, сломанные пальцы, утопление и огонь. Вспомнил уверенные руки Джозайи, вновь и вновь штопающего его только для того, чтобы Рико снова сбросил его с лестницы. Кислый запах крови и пота, которые на его толстой защите. Пятеро добровольцев, чтобы сломить его; предательство Зейна, чтобы уничтожить его; и одно единственное обещание, которое держало его в живых, несмотря на всю эту грязь.

Жгучая боль в груди могла быть рёбрами, что ломались под давлением, или сердцем, что разбивалось на тысячи осколков. Жан из последних сил цеплялся за контроль после этого кошмарного дня, но чувствовал, как он ускользает. 

"Терпи", — приказал он себе, но вслед за этим прозвучало отчаянное: — "И сколько ещё?"

Он не позволял себе таких глупых вопросов; не позволял себе думать, что должен быть предел. Всё, что от него требовали, он отдавал без колебаний и жалоб. Это всё, чем он являлся; всё, чем он когда-либо мог стать. И сейчас хотелось кричать. Так, чтобы разорвало лёгкие и сердце. Чтобы разорвало всё его бесполезное, ничтожное существо.

— Жан, — касание тёплой руки Джереми было таким лёгким, будто блондин думал, что Жан развалится, если он надавит сильнее. — Скажи нам, что тебе нужно.

"Меня зовут Жан Моро. Я принадлежу Мориямам. У меня всегда будет хозяин."

Сначала его охватила ненависть, такая сильная, что перед глазами всё расплылось. Затем накатил дичайший ужас от собственного, такого неблагодарного отношения. 

То, что у него было сейчас, было лучше всего, что он когда-либо имел; больше того, чего он когда-либо заслуживал. Мастера и Рико больше нет. Жан был свободен от Гнезда. У него появилась новая команда, новый дом, новый город, который он наконец начинал понимать. Ненавистные родители – не такая уж и большая цена за то, чтобы сохранить всё это, не так ли?

"А если Ичиро придёт за большим?" — задумался Жан, но знал ответ. Нил считал, что связи дают защиту. Жан знал, что своим поведением он только подсказывает Ичиро, куда ударить, лишь бы держать его под контролем. Это ли свобода? Нет. Просто очень привлекательная клетка. Достаточно ли этого? Наверное. Должно быть достаточно. 

Клетка, от которой он вряд ли когда-либо сможет избавиться.

Жан открыл одну из своих тетрадей и посмотрел на надпись "ТРУС". Не раздумывая, он схватил страницу и разорвал её. Это оказалось легче, чем Жан думал, и он сжался в комок, прежде чем бросить всё на пол. Следующая страница пошла ещё легче, и Жан вырвал четыре листа сразу с третьего раза. Он создавал беспорядок и не мог остановиться. И этот хаос давал ему тот самый шанс собраться. Давал время, чтобы он мог поглотить свою ярость и скорбь.

Джереми позволил Жану разобраться с половиной тетради, прежде чем позвать его вновь:

— Жан?

Жан смотрел перед собой.

— Если я попрошу тебя убить меня, ты бы согласился?

— Не говори так больше никогда, — ответил Джереми, низко и настойчиво. — Посмотри на меня.

— Не буду.

Нокс, несмотря на все попытки его проигнорировать, продолжал..

— Мы – твои друзья. Пожалуйста, позволь нам помочь тебе, — когда Жан вновь отказался говорить, Джереми сменил тактику. — Ты должен стать моей историей успеха, но так упрямишься. Ты ведь помнишь? Мой провал – это твой провал, верно? Скажи мне, почему ты борешься со мной, — его голос звучал всё так же твёрдо, — или впусти меня.

Жан уже сожалел о том, что рассказал Джереми о внутренних конфликтах Воронов. Он не осознавал, что так называемый Солнечный Капитан так легко использует это против него. Как бы он ни смотрел на это, Джереми был прав: Жан не знал, как игнорировать их договор. Ему было не обязательно любить или соглашаться с устоями Джереми; ему только нужно было признать, если он не выполнял свою часть соглашения.

— Да чёрт бы тебя побрал, — сказал он устало, поражённый своим же оружием.

Джереми не злорадствовал. Он, казалось, так был доволен тем, что просто выжидал, оставаясь уверенным в своей победе. И вроде бы Жану хотелось бы раздражаться из-за этого, но недовольство приносило больше облегчения, чем к настоящей злости. Это давало Моро что-то такое, за что можно было зацепиться, чтобы отогнать остальное, и он крепко держался за это ради защиты. Когда Жан смог дышать, не чувствуя, что с каждым вдохом его грудная клетка выворачивается наизнанку, он наконец повернулся к своему капитану. Джереми смотрел на него спокойно и молча.

— Это, — Жан Жан жестом указал на себя, имея в виду своё нестабильное состояние, с которым он вернулся домой, — не то, о чём я готов сейчас говорить. Однажды, обещаю… — сказал он, понимая, что как только начнётся суд над Натаном, ему не удастся скрывать правду о кровавых делах своей семьи, — но не сегодня.

Джереми обдумывал это минуту, прежде чем сказать:

— Ладно. Мы можем сделать что-то сейчас?

— Ничего, — почти бесшумно ответил Жан, после чего постучал пальцем по подбородку Джереми, когда тот попытался возразить. — Дело не в настоящем. И не в прошлом, — он мотнул кудрявой головой. — Ты не сможешь спасти меня от того, что было, и ничем не поможешь, пытаясь ворошить его. Оставь Эвермор мне и Добсон, — сказал он, и было действительно удивительно, что его не передёрнуло от имени терапевта, произнесённого вслух. — Ты дал мне обещание, и я ловлю тебя на слове. Помоги мне выжить в том, что ждёт впереди.

Джереми посмотрел на него.

— Это всё, что я могу сделать?

— Это то, — всё так же тихо продолжал Жан, — что можешь сделать только ты. И я доверяю тебе.

Он слишком сильно старался сдержать фразу "У меня нет выбора", и не сразу понял, что действительно это имел в виду. Жан Моро не понимал Троянцев и не был уверен, что когда-нибудь поймёт, но искреннее верил в их преданность.

"Их доброта важна", — сказал Кевин ещё этой весной. Он говорил тогда о чём-то другом, но Жан наконец почувствовал, в чём скрывался смысл этих слов.

— Ты поможешь мне? — аккуратно спросил он.

— Сделаю всё, что потребуется.

— Громкие обещания давать слишком опасно. Не боишься?

— Могу себе позволить, — сказал Джереми Нокс со своей фирменной улыбкой.

Ответить на это было невозможно, поэтому Жан вернулся к разбросанным листам и сложил их в небрежную стопку. Этот жест лишь напомнил ему о травмированном запястье, и он накрыл его ладонью. Краем глаза он заметил, как Кэт и Лайла устало наблюдали за этим со стороны, после чего решили помочь. Лайла протянула ему большую повязку, а затем отдёрнула её, чтобы снять защитный слой. Жан позволил девушке сделать всё необходимое без каких-либо возражений.

— Мне нужно поесть, — тихо произнёс Жан, хотя не знал, который сейчас час. 

— О, замечательно! — как всегда слишком радостно воскликнула Кэт. — Я как раз нашла новый рецепт, и мне нужен подопытный. Пошли-пошли!

Они пошли на кухню, где Кэт наступила на педаль мусорного ведра, чтобы Жан мог выбросить свои школьные записи. Когда он попытался помочь, девушка указала ему на стулья, и Жан уселся между Джереми и Лайлой. Взглянув на часы, он подумал извиниться за то, что не дал им всем лечь спать до полуночи, ведь утром у них – тренировка. Однако, Кэт успела включить свой бумбокс раньше, чем он решил сказать что-либо. Жан потянулся к повязке на своей руке, но передумал и опустил руку на бедро.

— Так! Вот что у меня есть, — с готовностью сообщила Кэт и Жан позволил её беспечной и небрежной болтовне вытащить себя из мрачных мыслей. Когда она бросилась через кухню за забытым ингредиентом посреди нарезки, Жан тихо отбил ритм пальцами по ноге и начал считать.

"Прохладный вечерний ветерок. Радуга. Открытые дороги. Товарищи по команде."

Самое последнее было не совсем правильным; он играл в команде с семи лет. Ему едва удавалось вспомнить детей, с которыми он играл во Франции. Вороны затмили всё своими давящими воспоминаниями. Он любил Воронов, он ненавидел их, он желал, чтобы их встреча никогда не случалась. Троянцы… не могли быть рядом с Воронами в этой категории. Он не мог быть благодарным за одно, не вызывая неприятные воспоминания о другом. Жан постучал большим пальцем по бедру, размышляя, и попробовал снова.

"Друзья?"

Прошлое Жана – пепел и сломанные кости. Единственное, что сулило будущее – договор и его подпись в нём: требование играть в игру, которую он едва мог переносить, до тех пор, пока он сможет держать ракетку. Жан тащил себя дальше только потому, что следовать приказам – это всё, на что он был способен. Это всё, что было так хорошо ему знакомо. Но Жан был так истощён и разбит, что совершенно терялся, как именно он должен был сделать первый шаг. Если эти трое хотя бы могли оттащить его от края до тех пор, пока он снова не найдёт почву под ногами, этого было более чем достаточно.

Думать о том, что будет после выпуска, совсем не хотелось. Сейчас для него существовал лишь этот момент. Он почувствовал как Лайла задела его стул и как Кэт нелепо пританцовывала, наводя полнейший кавардак на островке. И чувствовал тепло плеча Джереми, который так невесомо прижался к нему.

"Друзья", — подумал Жан Моро снова, и на этот раз он чуть ли не впервые смог во что-то поверить.