Кофе порядком остыл, и Осаму открыл для себя, что "под крылом" у Чуи уже отвык от подобного. Раньше такие мелочи его не волновали. Главное, чтобы было съедобно, а вкус или температура еды и напитков — дело последнее. После смерти отца и, тем более, ухода матери всё в его жизни сводилось к выживанию. Не потерять квартиру, чтобы было, где хоть немного поспать, хранить свои вещи и быть самим собой. Тихо выть от жалости к своей собственной никчёмности, чтобы после привычно улыбаться в школе и на работах. 

О проблемах и действительном состоянии Осаму знали только старый друг отца — Ода Сакуноске, — позволивший ему подрабатывать по ночам в своём баре, и школьный врач — Мори Огай. Второй узнал по чистой случайности и неосмотрительности Дазая. После третьего обморока Мори потребовал от Осаму рассказать, что с ним происходит. Почему парень стал похож на призрака, значительно похудел и нарастил себе синюшные круги под глазами. Доктор угрожал сообщить в детский комитет и отправить их представителей домой к Осаму с проверкой. Если бы они узнали, что несовершеннолетнего мальчишку бросил единственный родитель, и тот пашет на трёх работах, то забрали бы его в детский дом. Этого Осаму не желал ни в коей мере.

Пришлось рассказать Мори, умоляя его сохранить тайну. К счастью, доктор понял его. Он не понаслышке знал, что такое детский дом. Три года назад Огай со своей бездетной супругой удочерили маленькую девочку. 

Так Ода и Мори помогали парню, чем могли, прикрывая и давая шанс на выживание.

Накахара Чуя стал третьим человеком, узнавшим постыдную тайну Осаму.

Накахара Чуя стал первым, кто заставил его задуматься не о выживании, а о самой жизни. Накахара Чуя просто взял его за руку и вытащил из всего того дерьма, в которое превратилась жизнь Осаму. Незаметно, шаг за шагом, он менял и самого Осаму. И, хотя ему безумно нравился Чуя, осознание этих перемен и страх потерять себя, страх того, что Чуя хочет его видеть каким-то другим, вопреки своим словам, пугали Дазая. Чтобы ни говорил Накахара, но они двое из разных миров. Даже этот офис модельного агентства! Чуя чувствует себя здесь привычно и свободно. Он, чёрт возьми, может просто позвонить в подобное место и заказать пошив какой-либо шмотки! Осаму здесь словно бездомный котёнок, которого отмыли и повязали на шею бантик, чтобы соответствовал ожиданиям тех, кому его покажут. 

***

— Вы уверены, что мы не встречались ранее?

Шибусава смотрел прямо на него, слегка прищурив глаза, словно пытался подловить парня на лжи. Осаму стало неприятно под этим взглядом. Не неуютно, а именно неприятно. До раздражения. Этот напыщенный ювелир не рассматривал его, а препарировал глазами, как лабораторную лягушку. Однако, внешне Дазай не выдал своих чувств, сохраняя стеснительное спокойствие.

— Уверен, господин, — вежливо ответил Осаму.

Про то, что он в принципе не мог бывать в тех же кругах, где вращался Тацухико, парень тактично промолчал, добавив лишь, что внешность альбиноса вряд ли бы запамятовал.

— Да уж! — откинулся ювелир на спинку дивана и уже гораздо более открыто рассмеялся. — А Ваш друг...

— Накахара Чуя, — подсказал Осаму, слегка напрягаясь.

Шибусава запрокинув голову, задумчиво глядя в потолок.

— Уверен, что его лицо мне кажется смутно знакомым, хотя не могу припомнить фамилии "Накахара".

Дазай прикусил губу, вспоминая, как Чуя рассказывал ему о том, что специально взял фамилию деда, чтобы сторонние люди не ассоциировали его со знаменитыми на весь мир родителями. Скорее всего, Тацухико Шибусава был знаком с матерью Чуи, как с модельером, а одноклассник сильно на неё похож. Вполне возможно, что ювелир приметил в его лице черты Озаки. Но нарушать инкогнито Чуи Осаму не собирался, тот привёл весомые аргументы в защиту своей позиции.

— У Накахары весьма яркая внешность, — попытался отвести подозрения Дазай. — Для японца. Но, уверен, что господин Шибусава, путешествуя по миру, видел множество ярких людей. 

— Яркие люди есть везде, — лениво протянул ювелир, всё ещё обращая лицо к потолку, но скосив взгляд на собеседника. — Одни яркие внешне, другие словно сияют изнутри. Редко случается, когда эти два свойства сочетаются. 

— Как у Вас?

Шибусава вновь рассмеялся, полностью возвращая внимание собеседнику. 

— Спасибо на лестном слове, — мужчина довольно прищурился, а по уголкам от красных глаз показались мелкие морщинки. — Надеюсь, что это так. 

— Вы — один из самых красивых людей, что я видел, — признался Осаму. — Ваша внешность, простите за бестактность, но невероятна!

Ювелир неоднозначно хмыкнул.

— Внешность — довольно относительное понятие. Помню, что в детстве я ненавидел себя за то, что родился альбиносом. И не надо так удивлённо смотреть. Это правда. Я считал себя дефектным и унылым. Меня боялись и не любили сверстники. Соседи считали, что я проклят духами. Я не мог находиться на солнце, со мной не хотели общаться, у меня не было ни одного друга, собственные родители стыдились появляться со мной где бы то ни было.

— И как Вы справились с этим? — тихо поинтересовался Дазай, чувствуя, как в груди всё сдавливает. — Как смогли преодолеть всё это и стать таким?

Этот блистательный мужчина, сидящий сейчас напротив него, когда-то был таким же, как Осаму. Нет, не таким! У Осаму были друзья. До смерти отца был человек, который о нём заботился, любил и поддерживал. Осаму всегда мог и легко заводил новые знакомства. Он почти никогда не чувствовал себя одиноким, лишённым внимания. 

— Я искал себя, — просто ответил Шибусава. — Я верил, что даже для такого, как я, в мире есть место. 

Осаму, хоть это и было неприлично, хотел бы подробнее расспросить Тацухико о том, как одинокий мальчик пришёл к тому, что стал именитым ювелиром, но в этот момент смежная дверь вновь отворилась, выпуская весьма недовольного Чую. Заметив, что альбинос всё ещё в приёмной и разговаривает с Дазаем, рыжий нервно встряхнул головой и натянуто улыбнулся ему. 

— Прошу прощения, что заставил Вас ждать, — извинился он перед Шибусавой. — Больше не смею задерживать госпожу Хаино.

— Ничего страшного, — выпрямился Тацухико и вернул парню вежливую улыбку. — К тому же Ваш спутник составил мне компанию и развлекал беседой. 

Ювелир посмотрел на Осаму и почтительно склонил голову. 

— Надеюсь, Вы уладили свои дела.

— Спасибо, можно сказать и так.

Однако, от Осаму не укрылось, как у Чуи на левом глазу дёрнулось веко. И взгляд. В последний раз подобный взгляд у Накахары он видел в порту, когда одноклассник приказал ему уйти, собираясь остаться один на один с местной бандой, жаждущей его крови. Все собственные переживания ушли на второй план.

— Спасибо за разговор, господин Шибусава, — встал с дивана и поклонился Дазай. — Нам пора.

Тацухико попрощался с ребятами, продолжая задумчиво наблюдать за ними и провожая взглядом до дверей. 

— Что-то не так? — решился спросить Осаму уже в коридоре, пока парни шли к лифту.

Чуя, не сбавляя шага, отрицательно помотал головой, вздохнул и, запустив пальцы в свои локоны, оттянул их назад. Остановившись у лифта, он выглядел уже более оживившимся и не таким рассерженным. Рыжий подарил возлюбленному тёплую улыбку, и Осаму с облегчением заметил, что синие глаза просветлели. 

— Небольшое недопонимание с госпожой Хаино, — поделился Накахара, зная, что Дазай, хоть и промолчит, но любопытство его никуда не денется. — Не сошлись во мнении по некоторым вопросам, не более.

— И поэтому ты так расстроился, что взглядом решил ножи метать? — решил перевести разговор в шутку Осаму. Он уже успел понять, что подобной нелепостью можно быстро вытащить Чую из скверного настроения. 

Накахара несколько раз в недоумении похлопал глазами, глядя на шатена снизу вверх, и тут уголки его губ дрогнули. Потом ещё раз. Чуя сдержанно хмыкнул и, наконец, рассмеялся. Он смеялся негромко, но легко и от души, уткнувшись лбом в плечо Осаму.

Раздался звоночек, оповещающий, что лифт прибыл на этаж. Накахара отстранился до того, как распахнулись двери. Как раз вовремя. Помимо парней, в холл здания спускались ещё три человека. Они не обратили на ребят никакого внимания, но это и к лучшему. Всё же Осаму ещё не понимал, как им с Чуей лучше вести себя на людях. Ему было комфортнее дома, пока они вдвоем, и не надо ни от кого скрываться.

— Не хочешь прогуляться? — неожиданно спросил Чуя, когда они вышли на улицу, и рыжий посмотрел на голубое, как его глаза, небо без единого облака. — Знаю, что жарко, но...

— С радостью, — не дал ему договорить Осаму.

Он понимал, что Накахаре хочется немного развеяться, да и сам Дазай уже устал сидеть в четырёх стенах: то в больнице, то дома. 

Парни неспешно шли по улицам, любуясь красотой небольших ярких зданий и цветов, разбавляющих и оживляющих пейзаж большого города. Из делового квартала они вышли ближе к парку. Под сенью деревьев, наконец, почувствовалась блаженная прохлада. 

— Не устал? 

Чуя остановился у лавочки под сенью зелёных ветвей раскидистого дерева. Выглядел он немного задумчивым, но нервозность явно отпустила парня. Осаму не устал ни капли, но, видя, что Накахара этого хочет, не стал противиться. В конце концов, они с Чуей впервые гуляли вот так: вдвоём и при дневном свете.

В груди всколыхнулось теплое воспоминание, как одноклассник заезжал за ним после работы и подвозил домой. Кажется, с тех пор прошла вечность. В действительности, Осаму уже стал неосознанно разделять свою жизнь на ту, что была до неудачной попытки суицида и после. Может быть, там в палату к нему явилась крёстная фея, пока он спал, и зачаровала его на жизнь "долго и счастливо"? Хотя, какое тут "долго и счастливо", когда Дазай всё время чувствует себя в непонятно подвешенном состоянии. Он не противится Накахаре, потому что пока не до конца понимает, как быть и жить дальше вообще. Он пообещал Чуе, что не уйдёт и не пойдёт на работу до конца летних каникул, но после нужно будет как-то решать эти вопросы. Висеть на шее Накахары и его родителей дольше Осаму не собирался. 

— Я пойду, принесу воды, — Чуя кивнул на стоящие неподалёку ларьки со сладостями и прохладительными напитками. 

Получив согласный кивок от возлюбленного, он бодро направился к торговой точке. Осаму проводил его взглядом. 

Не зная Чую, невозможно было сказать, что этот парень настоящий "золотой мальчик". Вот он идёт по парку, бесспорно, красивый, в обычных джинсах и футболке. Такой, каким его несколько месяцев назад видел Осаму, когда не заметил, что сердце начинало биться чаще. 

Дазай и сам не мог понять, почему его так напрягает финансовое благополучие Чуи. Пришлось с неудовольствием признать, что раздражает и угнетает собственная несостоятельность. Всё, что Осаму смог подарить Чуе, был стаканчик холодного кофе. 

Парень сжал зубы и стиснул пальцами тонкую ткань штанин. Беспомощность угнетала. Озаки посоветовала ему рассказать о своих страхах Чуе, но Дазай не представлял, как это сделать. Как объяснить, что он боится, что Накахара может однажды решить, что Осаму с ним только из-за того, что ему негде жить, а в карманах гуляет ветер. Но шатену плевать на это. Он был бы счастлив сидеть с Чуей и на маленькой кухоньке своей обшарпаной квартиры, и засыпать в обнимку на старом потёртом диване. 

Осаму даже не мог толком ответить, что нашёл в Накахаре, и за что любит. За чуткость, которую не видит никто. За ранимость, которую рыжий больше никому не покажет. За преданность и нежность. За внутренний стержень и мягкость. За тепло, которое охватывает всё существо Осаму, когда Чуя обнимает его. 

Не смотря на внутренние противоречия, парень не мог не улыбнуться, глядя на возвращающегося рыжего с маленьким пакетом в руке. Он был чрезвычайно доволен собой, а глаза сияли.

Плюхнувшись на скамейку рядом, Накахара принялся шебуршать в пакете. 

— Я тут подумал, что есть кое-что получше бутылки с водой. Надеюсь, ты не против.

Осаму прикусил губу, склоняя голову, чтобы спрятать от случайных прохожих и Чуи улыбку и розовеющие щёки. Из пакета Накахара извлёк замороженный фруктовый лёд с двумя параллельными деревянными палочками.

— Дурак, — смущённо буркнул Осаму, в душе радуясь, как влюблённая девчонка.

Чуя усмехнулся под хруст ломающегося льда и протянул шатену половинку парного мороженого. Их пальцы встретились на тонкой деревянной палочке, и Осаму мягко провёл подушечками пальцев по светлой коже одноклассника. 

Справившись с нахлынувшими эмоциями, Дазай поднял голову, откинув назад волосы. Чуя сидел рядом, привалившись к спинке лавочки, глядя куда-то наверх, и грыз лёд, словно ни в чём не бывало. Осаму осторожно откусил кусочек.

— Парное мороженное, — хмыкнул он, проглотив холодный кусочек. — Ну ты и придумал.

— Увидел на прилавке, и вспомнил, как ел его один раз с отцом, — лениво протянул Чуя и закинул руку на голову. — Он тогда очень удивился, когда увидел его. Мне лет шесть было. Мы тогда прилетели в Японию по настоянию дедушки, чтобы я поступал в школу здесь. 

Осаму опустил взгляд.

— Отец часто покупал его мне в детстве. 

Чуя на мгновение замер и вытащил изо рта мороженое. Бросив рассматривание ветвей дерева, он посмотрел на Осаму.

— Прости. Я не хотел.

Но тот помотал головой и нежно улыбнулся.

— Всё в порядке. Если вспоминать о нём, то только такие моменты. Не думал, что ещё с кем-то буду есть парное мороженое.

Осаму покрутил палочку с замороженным льдом в пальцах.

— Скучаешь по нему? — осторожно спросил Чуя, хотя и понимал бессмысленность вопроса. 

— Скучаю, — Дазай откинулся на спинку лавочки и несколько раз сильно поморгал, потому что в глазах предательски защипало. Но слёзы удалось сдержать. — Конечно, скучаю.

Уф... Чуя подался вперёд, упираясь локтями в колени. Ну кто его тянул за язык? 

— А ты?

— Что я? — удивился рыжий, поворачивая голову к парню.

— Ты не скучаешь по своим родителям?

Раньше Чуя никогда бы не признался вслух, но то было другое время и другие люди. Был не Осаму. Этот человек что-то надломил в нём, как и он сам в Дазае. Чуя чувствовал это и знал.

— Иногда. Но я бы ничего не хотел менять. Им лучше во Франции, а я не хочу туда. Ну, то есть, не хочу жить там.

— Не хочешь, чтобы они тебя контролировали?

— Нет, — рыжие пряди чуть закачались от смеха в такт подёргиванию плеч. Он запихал в рот мороженое и что-то пробормотал с набитым ртом.

— Что? — Осаму склонился ближе, пытаясь разобрать, что тот говорит.

— Говорю, ешь своё мороженое.

— Ну Чу~уя!

— Ешь и пошли домой, нам ещё к завтрашнему зачёту готовиться.