Тюнинский жилет грел да не радовал. Конечно, Кимимару хотел достигнуть взрослости поскорее, но только не такой. На экзамене он увидел , пожалуй, слишком много, и такой опыт его пугал. Его чуть не пленил полоумный джонин. Вдобавок полученное звание было слабым утешением для того факта, что ни он, ни его товарищи не смогут продолжить образование. И какой толк тогда от жилета подмастерья? Их команда добыла на экзамене два свитка и получила психологическую травму. Кимимару и Ханаби достигли звания тюнина, и теперь свободны. Коноховская система образования сделала для них, что могла. Идате так и вовсе отказался от последнего этапа и ничего не достиг на экзамене, а только страху натерпелся. Кимимару чувствовал себя виноватым перед ним: это ведь ему и Хане нужен был чунинский жилет, а Идате пошел на это испытание, чтобы не подставлять товарищей, и чуть не остался навсегда в Лесу Смерти. Это его друзья получили награду: стали совсем взрослыми и теперь могут вести физкультуру у девятилеток, для которых совсем юные тюнины, прошедшие настоящее смертельное испытание, могли казаться безмерно крутыми. Для остальных они оставались чудом выжившей мелочью, у которой на петлице в мундире появилось три желтые звездочки, и они могут теперь подрабатывать в военной школе за гроши. Кимимару хотел было туда устроиться учить пятиклассников, но его отговорил отец, сказав, что это не дело для настоящего мужчины. А Хана сказала, что ей ближе помогать клановым ребятам, а в их селе найдется работа и в поисковом отряде, и в мастерской свитков.
"Зачем она тогда шла на экзамен? - Подумал Кимимару и в недоумении пожал плечами. - Непонятно. Козырять чунинской курткой с петлицами на воротнике? Так в их клане такое вроде не в почете. А в военную академию ее на практику не возьмут. Все равно для генинов, которые не привыкли к ее, прямо скажем, "экзотической" внешности Хана оставалась жутко стремной. К ней так и так никто бы не пошел. Да и столичные родители были бы против, чтобы подготовительную группу, в которой будут их обожаемые дети, вела рано повзрослевшая тринадцатилетка-сирота с плохой репутацией. Так никто из их команды и не стал педагогом. Кимимару считал, что оно и к лучшему. Однако после того, как эйфория оттого, что он не только выжил на тюнинском экзамене, но и полностью сдал его, прошла, юноша стал понимать, что возможностей для образования в Конохе очень мало. В школу-семилетку ему помог поступить отчим, шиноби по имени Тетсуя, который работал в одном из Коноховских отрядов, и без которого никогда бы ему не увидеть государственного образования. О Хане он знал, что она хотя бы училась, но где? Это было непонятно. По ее описанию это была какая-то сельская семилетка, к качеству обучения в которой он относился с большим сомнением.
Кимимару в его первой семье, может, тоже учили работе с костью, только разве это - образование? О Хане он думал, что она примерно такая же, как и он сам, только без хорошего отца, который может помочь с тем, чтобы устроить ребенка в государственную среднюю школу. А от своего отца Хане только одни проблемы в Конохе от неприятностей с военным начальством до чрезвычайно важного мнения сплетниц на лавочках, которые до сих пор решали, кем был Хиаши Хьюга, предателем или героем.
Хана-подмастерье заставляла задуматься и о других "счастливых" обладателях зеленого жилета. Девочка для чиновников была "ребенком без документов об образовании". Но ее все равно допустили участвовать в тюнинском испытании в Лесу Смерти, которое могло закончиться ее гибелью. А, значит, коноховская школа для местных военных не так уж важна. Главное, чтоб ты был способный к ремеслу шиноби малый и не боялся за чунинский жилет отдать жизнь. Оттого участником подростковых боев насмерть мог стать и вовсе неграмотный недоросль, которому не дали времени вырасти и повзрослеть. Кимимару отчего-то вспоминал, как Какаши-сенсей почти с гордостью говорил ему, что "есть дети младше его, но сильнее самого Хатаке". Тогда это потрясло юношу. Сильнее-то, может быть, только вот есть ли у такого ребенка достаточно соображения, чтобы этой силой разумно пользоваться? Кажется, такой вопрос никого не волновал. В отряде, куда он поступил на службу, хорошо знали его отца, поэтому и его приняли очень тепло. Кимимару считал, что ему очень повезло, хоть и нет у него личного учителя, но он понимает, что отчим и так будет им заниматься, раз пристроил "зеленого" мальчишку на место побезопасней и к себе поближе. Это было бы немного лучше , чем оказаться после школы ненужным официальным индивидуальным кураторам, которые помогают поступить в училище, и очутится на боевой миссии среди малознакомых, чужих людей.
"Если свои могут держать родственника в клетке, то насколько равнодушнее отнесутся к его жизни чужие?" - Думал Кимимару.
Перевести к себе товарищей по команде у Кимимару не получалось. Инари не хотел на боевую должность и считал, что лучше уехать из Конохи не солоно хлебавши, чем умереть. Ханаби тоже сначала устроить в отряд не удалось. Отец восхищения ее сенсорными навыками не разделял.
- Если тебе нужен нинкен, - говорил он сыну, - тогда возьми себе миссию поденежнее, подкопи да и купи, а приводить с собой екайку в отряд я не дам. После такой отповеди в его группе и не вспомнили бы про Хану, тем более, что Кимимару был там самый молодой и не имел права никого рекомендовать. Только господин Еси, прекрасный сенсор и старый друг его отца, засобирался на пенсию. Так и пришлось ввести в отряд молодую куноичи. Лучшего варианта после ухода опытнейшего Еси, все равно не было.
Занятия в тренировочных лагерях Кимимару тоже нравились. Это, пожалуй, была главная возможность поддерживать свой уровень как шиноби в том отряде, где он служил. База для тренировок представляла собой полигон, на котором шиноби практиковали тайдзюцу и отрабатывали техники до седьмого пота.
Во время тренировки шуншина совсем не хотелось выкладываться, но не потому, что Кимимару не любил побеждать. Сильнее, чем быть первым, ему сейчас хотелось любоваться. Вот и пропускал он вперед себя Ханаби, белоглазую девчонку с бритой головой и растатуированным лбом, которые она скрывала ярким фиолетовым платком. Она сейчас была без жилета для легкости и уже долго бежала в прилипшей к телу белой майке, с которыми так контрастировали казенные штаны Ханы. Кимимару засмотрелся на покачивающиеся узкие бедра девчонки, поэтому пропустил внезапный и коварный удар. Это Тедеси, парень на десять лет старше его, отвесил ему подзатыльник. Кимимару так и не понял, за что: то ли за то, что, когда Тедеси прибавил в скорости, альбинос думал не о беге, и они случайно столкнулись, то ли его товарищ понял, что он смотрел не туда, и его так отвоспитали за невнимательность на физподготовке, то ли его товарищ заметил, что Кимимару у Ханы на штанах скоро дырку взглядом прожжет.
И вот, когда такая тренировка заканчивалась, наставало время смыть с себя грязь после пробежек, метания кунаев по нескольким целям одновременно много часов подряд да боев на деревянных мечах в лесной местности. Затем планировался короткий отдых и общий ужин отряда.
Вечером морило. Летняя жара никак не хотела спадать. Сейчас бы на речку или озеро. А рядом как назло было только одно болото, в котором можно было или утонуть, или подцепить пиявок себе на спину. Женщины в отряде пугали молодежь, которой были не страшны обычные болотные пиявки, ведь ребята могли нарочно полезть в запруду, чтобы доказать, что все они - бесстрашные шиноби. И тогда Анко пустила слух, что там водятся чакро-пиявки, огромные, которые сосут человека досуха и утягивают на дно. Кимимару Митараши поверил. Он сначала хотел поймать на живца маленькую чакро-пиявку, чтобы приручить, чтобы у него тоже был призыв, как и у Ханы, только дикого чакро-животного парень испугался. А если был бы помладше, то россказни Анко только бы подхлестнули его найти одну такую. И он бы в этом болоте сгинул. Но Кимимару решил, что ему не очень-то хочется вампирский призыв. Правда, что едят чакро-чайки, Ханаби тоже не рассказывала.
В отряде Тетсуи она была единственной девчонкой, по крайней мере, одного с Кимимару возраста. Остальные, куда более взрослые женщины, смотрели на юношу в точности, как он сам на восьмилеток, которых ему когда-то предлагали учить физкультуре.
Так вот, озера рядом с полигоном не было, речки тоже, а болотце в рассказах Анко приобретало страшные очертания. Кимимару застал то время, когда его отряд в тренировочном лагере еще только обживался. И Ханаби-то тогда еще тоже среди них не было. Сидела в клановой мастерской да рисовала свитки-рюкзаки. Офигеть, как интересно жила. А они на полигон тогда притаранили откуда-то огромную-преогромную бочку, металлическую, пустую. Кимимару тогда сказали, что такие используются как резервуары, чтобы поливать бататовые плантации в засушливое лето. Мальчик еще тогда пытался представить, сколько же в одну такую помещалось воды. У бочки срезали дно, поставили, вырезали в ней проход, вкопали ее в землю. Так у отряда появилась своя "душевая кабина", в которую можно было пронести пару тазиков теплой воды и достоинством которой было то, что омывающийся был почти полностью скрыт от окружающих.
- Все, как в отеле. - Говаривал его отец, довольный своей работой.
Кимимару знал, как в отеле. Иногда купцы-заказчики размещали отряд Тетсуи там же, где жили сами. Они поступали так не потому, что были щедрыми, а чтобы охрана была с ними постоянно. Но юноша с отцом не спорил: вероятно, в его молодости условия были еще более тяжелыми.
Вот сейчас через край бочки был перекинут мокрый фиолетовый платок, а из-за высоких стенок была видна стриженная макушка каштановых волос.
"Это она там намыливается, Ханаби. - Подумалось Кимимару. - Набегалась, теперь нежится от тепленькой водички. Она-она... - По телу юноши разлилось приятное волнение. - Платок свой сиреневый застирала, вымыла от приставшей уличной пыли, а положить-то его некуда...Не бросать же на землю чистое. Вот и повесила на край. Теперь он под летним вечерним солнцем сохнет, а Хана в это время башку бритую себе намывает. Только, зараза, кроме макушки оттуда и не видать нифига."
Кимимару пожалел, что он не сенсор. Воображение парня дорисовывало соблазнительные картины: вот стоит Хана с тазиком мутной мыльной воды да то бедра себе натирает, то шейку, то с ложбинки между грудей пот после спаррингов на мечах смывает, а капельки так по ногам и струятся...
Никого рядом не было, и рука Кимимару как-то сама собой пошла вниз, касаясь ткани хакама.
- И ты тоже тут, Кимимару-кун! - Раздался звонкий женский голос позади него. - Вот только на десять минут ушла, оставила эту егозу одну, а тут уже целая очередь.
Кимимару весь побелел, вытянул руки по швам.
- Да я... просто так... тут стою... - Замялся юноша.
- Ну, так и свали! - Прикрикнула на него Анко. - Чего толпу создаешь! Не видишь, все умаялись, отдыхают!
Кимимару видел, только посмотреть он хотел на другое.
Анко прошла мимо него, потеряв к парню всякий интерес, как только отогнала конкурента от душевой, а потом вежливо несколько раз постучала в бочку.
- Эй, ты там скоро. - Крикнула она. - Не хрен размываться! Здесь тебе не клан!
Кимимару не разобрал, что Анко ответили, только понял, что ей это не понравилось.
"Дай-ка я гляну, - подумала Анко, - скоро ты там или нет". Она решила, что лезть к человеку, когда он моется, невежливо, но, если Хана не понимает с первого раза и по-доброму, то можно и слегка поторопить девчонку. И чего малолетке там намыливать?
Из рукава Анко выбрался огромный питон, который по приказу своей хозяйки пополз в душевую посмотреть, как там у Ханы дела?
Послышался оглушительный девичий визг. Кимимару в этот момент подумал, что ему нужно обязательно научиться превращаться в удава Анко. Затем юноша услышал грохот и звук расплескиваемой воды.
Через минуту из бочки-душевой вылетела распаренная Хана в наскоро напяленной длинной рубашке, в руках у нее был сверток с одеждой. Она отбежала на почтительное расстояние от Анко и вдалеке приводила себя в порядок, так, что Кимимару ничего не мог разглядеть. Однако юноша мысленно поблагодарил Митараши за зрелище в виде голых Ханабиных ножек и ее влажных, в мокрых разводах от не вытертой кожи хантако, выглядывавших из-под рубашки.
- Я по-хорошему хотела! - Крикнула ей вслед Анко.
Женщина огляделась.
"Почти всю воду расплескала, трусиха! - Подумала в сердцах куноичи, "забыв", что теневая змея при ошибке в управлении техникой могла и укусить. На полу лежали брошенные Ханины перевязи. - Блин, - почувствовала Анко укол совести, - не дала девчонке повязать на грудь сараси. - Потом взгляд ее упал на оставшийся висеть на краю металлической бочки сохнущий фиолетовый платок. - Ну, и хрен с ней. - Решила Митараши. - Отдам ей потом.
Отцу Кимимару решение взять Ханаби в группу было не по душе: екайка, конечно, была мелкая, но они ведь растут! И его сын тоже. Она только получила чунинское звание, а до этого болталась не пойми где, не в столице. Говорила, что в поисковом отряде работала, показывала какую-то мятую бумажку, послюнявленную печатью, только Тетсуя знал наверняка, что все эти клановые, особенно из провинции, и лошадей крадут и перекрашивают, и документы подделывают. В голове отчима Кимимару складывалась страшная картина, в которой его пасынок по неопытности и молодости соблазнится нелюдью. Анко, которая была в отряде врачом, рассказывала Тетсуе, что Хьюги могут беременеть от людей, но он надеялся, что все это неправда.
"Болтает все она. У нее вон в сто лет как пустом болоте чакро-пиявки водятся." - Успокаивал он себя.