На столе — серая папка с копиями документов двадцатилетней давности. Рампо она кажется чёрной и вытягивающей из комнаты свет. Он не брал её в руки уже несколько лет, это точно, но, стоит взглянуть на серый картон, как мужчина отчётливо представляет себе фотографию белокурой девочки под ним. "Накано Элиза. 7 лет. Пропала без вести."
Это проклятое "пропала без вести" камнем на его душе и пятном на репутации уже столько лет. Коллеги пытались убедить в обратном, мол, у каждого бывает, тем более у него лишь начало карьеры. Одно дело за двадцать лет — да, кроме Эдогавы, таким похвастаться некому! А Рампо даже не знал, что его досадовало больше — то, что дело он не раскрыл, или то, что не смог спасти именно маленькую девочку?
Детектив сделал глоток горячего шоколада из кружки и сел за стол. Что же случилось там двадцать лет назад? Рампо никогда не жаловался на память, но именно тот злополучный день был для него как в тумане.
12 октября 1971 года
— Вот чёрт! — в участок забегает мужчина лет тридцати с двумя картонными стаканами в руках. С его волос и полицейской формы потоками стекает вода. — Ну почему именно я? Там льёт так, словно небо прорвало!
— Ты сам проиграл, — довольно растянул слова Рампо, потягиваясь на стуле и наслаждаясь теплом и сухостью.
— Так не честно! Ты всегда выигрываешь любой спор!
— Мда! Поэтому за кофе бегаешь всегда ты, а не я. Давай его сюда!
Презрительно фыркнув, Кайдо поставил стакан перед напарником, глаза Рампо загорелись, и он обеими руками вцепился в кофе.
— Фу! Кайдо! Он без сахара и без сливок!
— Правда? — с выражением святой невинности на лице отозвался напарник, едва подавляя довольную лыбу. — Извини. Не уследил, — и сделал большой глоток из стакана, от которого явно доносился аромат карамели.
— Ты отравить меня решил?!
— Ах, ты ранил меня в самое сердце! Я? Отравить тебя? — мужчина картинно схватился за грудь и закатил глаза. — Свет меркнет! Как мне дальше жить?
— Я тебе сейчас расскажу, — рычит Эдогава и выбегает из-за стола. Хватает напарника за грудки и быстрым захватом за шею. Кайдо смеётся, пытаясь вырваться и не расплескать кофе. И, возможно, Рампо бы смог отобрать у него сладкий кофе, если бы в этот момент не зазвучала сирена.
— Что за чёрт?
Мужчины быстро успокаиваются, и Кайдо, кинув стакан Эдогаве, подлетает к радио, подкручивая колёсико приёмника и улучшая слышимость волны.
"Всем подразделениям. Нагисимо Шидо замечен в окрестностях Красной камелии. С ним два заложника. По предварительным данным — пропавшие три дня назад дети. Накано Элиза и..."
Приёмник фонит, забивая шумом имя второго ребёнка. Рампо только понимает, что это в заложниках девочка и мальчик.
"Повторяю. Всем подразделениям..."
— Что за сукин сын решил прятаться за детьми?! — возмущённо ударяет кулаком о стол Кайдо. Его глаза мечут молнии. Оно и понятно — у напарника самого двое маленьких детей.
— Нагисимо Шидо, — ровно отвечает на риторический вопрос Рампо и хватает ключи от машины. — Погнали.
На улице действительно потоп: вода стекает уже и по ведущему автомобиль Рампо, дорогу едва видно, а на подъездах к особняку её вообще размыло. Дворники летают по стеклу, как сумасшедшие, но это слабо облегчает видимость. Кайдо всю дорогу сыплет проклятиями. У Красной камелии ещё одна оперативная и три патрульных машины. Сквозь стену дождя видны размазанные блики полицейских мигалок. Рампо выбегает из машины прямо под ливень.
— Эдогава. Кайдо. Наконец! — высокий седовласый мужчина в непромокаемом плаще поверх формы подзывает их к себе.
— Господин Фукудзава, — отдают честь прибывшие. — Как обстоят дела?
Начальник участка хмуро кивает в сторону особняка.
— Сейчас спилим замок на воротах. Преступник засел на втором этаже здания. Где дети, пока неизвестно.
Рампо поднимает голову, прикрывая глаза от потоков воды ладонью, и вглядывается. Действительно, в одном из окон второго этажа он различает силуэт мужчины. Тот что-то кричит и машет руками. Его лица не видно, слишком сильный дождь.
— Нашёл, где прятаться, — цыкает и плюёт на землю Кайдо.
— Отличное место, — теоретически оценивает Эдогава, окидывая взглядом особняк. — Место страшит людей, давно заброшено, хорошо укреплено. Как его нашли?
— Гуляющие подростки сказали, что видели здесь вандалов, — Фукудзава поёжился от холода. — Приехал наряд, а этот, — мужчина кивнул на беснующегося в окне преступника, — уже в окна машет.
— Может, он просто здоровается? — хихикнул Рампо, вспоминая о так некстати забытом в машине стакане кофе.
Он решает поднять себе настроение и под удивлённые взгляды начальника и коллеги машет рукой преступнику. Лязг метала. Замок падает под ворота. Звон стекла. Нагисимо Шидо летит в окно спиной вниз. Даже сквозь дождь слышен его крик.
— Все внутрь! — команует Фукудзава. — Бендо. Хикоси. Проверьте пострадавшего! Остальные — ищите детей! Передвигайтесь парами!
Эдогава и Кайдо медленно пересекают холл и разделяются с тремя другими группами, поднимаясь на второй этаж. В доме чертовски холодно и тихо. Кажется, что сюда не долетает ни звука с улицы. Длинные витые коридоры, десятки комнат, поворотов. На развилке мужчины принимают решение разделиться. Да, Фукудзава не разрешал, но вопрос о детях в этом жутком доме, так что мобильность важнее. Рампо не понимает, сколько он уже блуждает по особняку. Эту комнату в зелёных тонах он уже точно видел. Куртка промокла насквозь, рубашка тоже мокрая и липнет к спине, но молодой полицейский трёт глаза, перекрещивает руки с пистолетом и фонариком и продолжает идти. Рампо убеждает себя, что это просто третья комната в зелёных тонах, а не он ходит по кругу, ведь это невозможно. В четвёртый раз он начинает сомневаться в своём разуме и решается зайти внутрь. Взору сразу открывается огромная кровать под тяжёлым балдахином на мощных резных столбах. На такой точно можно спать вчетвером, и тесно не будет. Шаги тонут в ворсе тёмного ковра с золотым рисунком хризантем. Шкаф из дерева цвета ореха, комод с зеркалом. На столике всё ещё стоят флакончики духов и лежат ленточки и гребешки. Рампо озирается.
— Элиза!
Зовёт он по единственному имени, которое запомнил. Голос гулко прокатывается по комнате и утекает в коридор. Жуть. Но Рампо не верит в старые сказки. Рампо не верит в привидений. Это просто очень старый дом.
— Элиза!
Полицейский неспешно и настороженно приближается к кровати. Его рука касается изумрудного покрывала с золотыми оборками, и Эдогава медленно опускается на колени. Рука напрягается, сжимая тяжёлую ткань.
— Элиза, ты здесь? Не бойся. Мы отведём тебя домой.
Рывком Рампо одёргивает покрывало и направляет луч фонарика под кровать.
Пыль покрывает старый паркет сплошным слоем. Паутина вьётся от него до основания кованой кровати, причудливо переливаясь в свете фонарика. Эдогава облегчённо выдыхает и думает, что надо мыслить рациональнее. Он что, думал найти тут призрака?
Ребёнка здесь нет. Парень опускает покрывало, встает на ноги и слышит тонкий голосок из коридоров.
— Тили-тили...
Едва не путаясь в ногах, Эдогава вылетает из комнаты в мрачный коридор, стены которого обтянуты бархатом цвета спелой вишни. Никого.
— Элиза!
Он бежит по коридору, плечом открывая каждую дверь.
— Тили-бом...
Голосок не приближается, не удаляется. Он словно звучит из самих стен. Это действительно жутко, но Рампо пытается убедить себя, что с ним всего лишь играет воображение.
— Давай поиграем в мячик?
Смех-колокольчик разливается по коридорам, звенит в каждой неработающей лампе. Топот детских ножек.
— Это всего лишь воображение, — шепчет Рампо, зажимая ладонями уши и сползая по стене на пол. — Это лишь моё воображение. Думай. Думай! Призраков не существует. Всему есть объяснение. Ай!
Что-то врезается в вытянутую ногу и со стоном падает рядом. Воздух тут же пронзает жалобный детский плач. Рампо распахивает глаза, секунду решая — хватать фонарик или пистолет. Здравый смысл берёт верх, и луч света выхватывает растянувшегося на полу ребёнка. Это мальчик лет пяти или шести. Он заливается плачем, лёжа на боку и подтянув к себе разбитую коленку. Полицейский хватает его и притягивает к себе.
— Эй, не плачь, — Рампо не знает, как обращаться с детьми, но принимается гладить того по <...> волосам. — Всё в порядке. Теперь всё хорошо. Как тебя зовут?
Мальчик отвечает, и тогда Рампо спрашивает, не знает ли он, где Элиза. Ребёнок размазывает кулачками слёзы по грязным щекам и отрицательно мотает головой. А потом сам задаёт вопрос:
— Где мой друг?
— Какой друг?
— Тот, что вывел меня в этот коридор. Он сказал, что так я смогу вернуться домой. Он обещал пойти со мной!
— Как он выглядит? Скажи, <...>.
— Он ведь не придёт, да? — начинает снова хныкать ребёнок, понимая, что прав.
— Да, не придёт, — поглаживая его голову, говорит Эдогава, считая, что мальчик имеет в виду Нагисимо, выбросившегося из окна на ограду.
Больше из мальчишки Рампо не может вытащить ни слова. Тот лишь скулит и давится слезами. Приходится брать его на руки и нести к выходу из дома, а оттуда к машине. Прибывает подкрепление. Двое суток пятнадцать человек раз за разом осматривают особняк, но не находят и следа девочки. Сотни комнат и коридоров, сотни дверей. Ничего.
1991 год
Рампо понимает, что шоколад в его кружке давно остыл и загустел, а он всё смотрит на серую папку. Удивительно, как чётко детектив помнит лицо Элизы, хотя видел её лишь на фотографиях, но совершенно не помнит ни внешности, ни имени мальчика. Тот словно смазанный образ перед его глазами. Можно взять дело и прочитать, но не поможет, он уже пробовал. Ребёнок не откладывался у него в голове. Просто пятно, которое есть, но оно слепое для Рампо. Вздохнув, Эдогава берёт в руки папку и, не открывая, складывает к остальным необходимым вещам, которые завтра возьмёт с собой в Красную камелию.
***
— Ты с ума сошла?
Доппо схватил Акико за локоть, тормозя и заставляя обратить на себя внимание. Девушка резко развернулась, тыча пальцем ему в лицо и кривя губы.
— Не смей называть меня сумасшедшей! Я два года считала себя двинутой на голову! И теперь, когда мне выпадает шанс понять хоть что-то обо всём, — она неоднозначно раскинула руки, — обо всём этом. Ты хочешь меня отговорить и снова дать почувствовать себя помешанной.
— Акико, успокойся. Посмотри на себя! Ты и ведёшь себя как свихнувшаяся. Да прекрати же ты кидать так рубашки!
Мужчина вырвал из её рук блузку и осторожно оттолкнул от стоящей на стуле спортивной сумки.
— Посмотри, что ты наделала? Ты просто свалила все их в кучу! Ты мнёшь вещи.
— Да мне плевать! — закричала девушка, вцепившись пальцами в свои волосы. — Как же мне это надоело! Ты надоел! Со своими бесконечными придирками, контролем, педантичностью! Ты сам сводишь меня с ума! Боже, как же я задолбалась быть твоей правильной куклой! Ты сам на себя посмотри! У тебя вся грёбанная жизнь распланирована вплоть до кончины! У нас в доме фоторамки стоят выверенные по линейке! Ты хоть представляешь, что такое неожиданности и сюрпризы? Ты вообще человек, или машина?
Доппо выслушивал её тираду с суровым лицом и пальцами, нервно стиснувшими шёлковую блузку. Наконец, он не выдержал, откинув вещь в сторону.
— А кто понимает? Твой бывший дружок, что довёл тебя до больницы?
— Не говори о нём! — одно упоминание вызвало у Ёсано очередной приступ гнева. — Он хотя бы умеет наслаждаться жизнью!
— Он просто пользовался людьми! И где он сейчас? В тюрьме? В канаве?
— О! — ядовито протянула Акико, угловато передёрнув плечами в сторону жениха. — Он стал ещё лучше, чем был. Ещё прекраснее!
Она выплёвывала слова Куникиде в лицо, глаза бешено сверкали. Мужчина напрягся, глубоко вдохнул и, не проронив ни слова, вышел из комнаты.
— Правильно! Катись отсюда!
Давясь слезами бессильной ярости, девушка стала снова запихивать вещи в сумку. Её движения были рваными и резкими, как и мысли. Надо было выпить таблетки, но Акико слишком взвинчена для этого. Ей впервые за два года совместной с Доппо жизни удалось высказать всё, что было запрятано в самом тёмном уголке сердца.
Сильные руки обхватили её поперёк талии и подняли в воздух. Девушка заорала, пытаясь вырваться, но Куникида держал крепко. Вместе со своей невестой он рухнул на кровать, прижав её к постели телом, засунул что-то в рот и зажал его рукой.
— Глотай!
Она извивалась под ним, пыталась выплюнуть капсулу, но мужчина не уступал. Повозившись с пару минут и почувствовав, что капсула начала растворяться на языке, Акико всё же проглотила её. Так они и лежали, пока она не перестала биться в истерике, и только когда Ёсано стала подрагивать от горьких всхлипов, Доппо разжал объятия.
— Всё хорошо? — мягко поинтересовался он, нежно приобнимая одной рукой, а второй убирая со взмокшего лба девушки налипшие тёмные прядки. Она коротко кивнула и заскулила. — Воды?
Снова в ответ кивок. Мужчина тянется и берёт с тумбочки заранее приготовленный стакан. Придерживая, он помогает ей напиться. Ёсано большими глотками пьёт и думает о том, что всё же надо было самой принять таблетки, а не допускать такой потери контроля. Всё-таки Доппо золото, раз терпит её даже такую. Ей стыдно за всё то, что она успела наговорить ему в приступе истерики. Теперь остаётся лишь нервно кусать губы, не зная, как извиниться. Поэтому она просто разворачивается и утыкается носом ему в грудь, а Куникида легко водит ладонью по её растрёпанным волосам.
— Хорошо, что тебе лучше.
— Угу. Спасибо.
— Расскажешь мне, что случилось на встрече?
Акико задумалась, перебирая пальцами рубашку у него на груди и решаясь.
— В составе группы идёт Дазай.
Тяжёлый выдох в макушку.
— Ты злишься?
— Нет. Но я обеспокоен. В прошлый раз всё могло обернуться катастрофой.
— Могло. Но не обернулось. И я встретила тебя, — Акико приподняла голову и осторожно коснулась губами его губ. Удивительно, но Доппо не застыл, отталкивая её, а прижал к себе сильнее, властно скользнув ей в рот языком.
Иногда Акико действительно верила, что любит его. Хотя бы вот в такие моменты, когда всё шло не по запланированному Куникидой сценарию. Когда она могла почувствовать себя желанной. Ёсано скользнула ладонью вниз, осторожно вытягивая рубашку Доппо из-за пояса и запуская под неё руки. Он был не против, даже очень, и, разорвав поцелуй, опрокинул её на спину, нависнув сверху. Провёл горячей ладонью по ноге от щиколотки, через согнутое колено и по бедру, забираясь под юбку. Девушка закусила губы, пытаясь состроить соблазнительное лицо, а потом представила, как она выглядит: зарёванная, опухшая, с красным носом, — и рассмеялась. Видимо, поняв её мысли, Доппо несколько раз хмыкнул, пытаясь удержаться, но в конце концов тоже разразился смехом, касаясь лбом её лба.
— Я отпущу тебя в этот особняк, но при одном условии.
***
В баре было душно, накурено и громко играла музыка. Вечер четверга, так что народу не много, да и те предпочитали сидеть у барной стойки.
— Ещё.
Бармен — средних лет мужчина, что работает в заведении уже лет семь, и знает вкусы всех постоянных клиентов в зависимости от настроения — невозмутимо наполняет стакан с крупным шариком льда обжигающим янтарным виски. Дазай с таким же беспристрастным выражением на лице опрокидывает его в себя. Ему хочется спросить себя, что он здесь делает? Но парень предпочитает отгонять эту мысль. Или заливать её алкоголем, что он сейчас успешно и делает.
— Ещё.
И бармен — Дазай же знает, как его зовут, но не может вспомнить — наливает. Он видит Осаму в этом баре уже года четыре, но обычно по субботам и в компании двух или трёх девушек. Сегодня вечер четверга, и парень пришёл один. Это не нонсенс, он уже приходил несколько раз среди недели просто посидеть и выпить. Обычно после крайнего дерьма, что приходилось видеть. Бармен был в курсе работы Дазая. В редкие вечера одиночества Осаму рассказывал ему все "прелести" консультанта по криминалистике. Некоторые воспоминания лучше действительно топить в тающем свете виски.
Осаму достаёт из внутреннего кармана пиджака сигареты, и Сейджи — чёрт, Дазай не может сдержать лёгкой усмешки от того, что всё-таки вспомнил его имя — щёлкает зажигалкой, предлагая прикурить. А когда кончик сигареты начинает тлеть, придвигает ему простую круглую стеклянную пепельницу. И чего Осаму так нервничает, хоть и старается не подавать виду? Он, скорее, выглядит заёбанным работой. Посетить особняк Акутагава было его мечтой, а сейчас, когда эта дамочка — Ичиё — даёт ему этот шанс, он сидит и глотает виски в баре вместо того, чтобы устроить вечеринку по этому случаю. Нет, Осаму бы ни за что не отказался от этой возможности, но навязчивое чувство чего-то липкого и зудящего засело под кожей между лопаток. Отвратительное чувство. Он опрокидывает в себя стакан, и Сейджи, уже не дожидаясь команды, наполняет его. Осаму ухмыляется, глядя на мужчину не совсем чётким взором. Постоянный бармен одного из любимых заведений — это и лучший друг, и личный психолог.
— Хреновый день? — интересуется Сейджи, беря бокал и принимаясь натирать его до блеска вафельным полотенцем.
— Слишком ожидаемый вопрос, — Осаму поглаживает подушечкой пальца ободок стакана и затягивается сигаретой.
— Ну а ты что хотел? Я же бармен.
— Не прибедняйся, друг, — выдыхает дым куда-то вверх. — И не равняй себя с тупицами, способными только втюхивать дуракам бухло.
— Ну, ты же пьёшь здесь, — пожимает плечами Сейджи.
— Чёрт, — усмехается Дазай, глядя на сигарету и туша её в пепельнице, хоть и выкурил всего половину. — Не могу поспорить. Ты прав.
Парень опрокидывает в себя алкоголь, а бармен наливает, уже не убирая бутылку, а оставляя прямо на стойке. Краем глаза Осаму замечает необычную женщину, зашедшую в бар.
— Поделишься?
— Не сейчас, — Осаму собирает себя и мысли в кучу из того расплывшегося дерьма, во что они превратились за последние полчаса, бодрится и старается выдать одну из самых обворожительных улыбок для подошедшей к нему дамы. Даже собираясь сюда, она не изменила себе и пришла в кимоно, расшитом пионами, розовыми по тёмно-синему полю.
— Позволишь угостить тебя? — немного игриво, но вежливо интересуется парень. Коё лишь цыкает на него.
— Уже надрался, негодный мальчишка?
— Боже, дорогая! Какого ты низкого мнения обо мне!
— Моё мнение о тебе гораздо ниже, чем ты думаешь, — она улыбается яркими красными губами и обращает взгляд на бармена. — "Маргариту".
Сейджи кивает и принимается быстро смешивать коктейль, покрыв края бокала кристалликами соли. Дазай поднимает бровь.
— "Маргарита"? Серьёзно?
— Не спрашивай меня, что пью я, и я не спрошу тебя, сколько пьёшь ты.
Парень ухмыляется, а когда Сейджи ставит перед дамой готовый коктейль, обхватывает длинными тонкими пальцами бутылку виски за горлышко, подтягивая к себе.
— Пойдём, — он кивает на свободный столик, находящийся дальше всех от посетителей бара, и направляется к нему, прихватив свой стакан и бутылку. На немой вопрос Коё бармен лишь пожимает плечами, и женщина, взяв бокал, следует за ним.
— Ты знаешь, что я ненавижу подобные места, но всё равно позвал меня именно сюда, маленький засранец. Почему?
Дазай знает, что Коё не любит громкую музыку и скопления людей, а в баре, хоть и не многолюдно, но действительно шумно.
— Я не знал, куда мне идти.
Он не смотрит на неё, лишь подливает виски в стакан и выпивает. Осаму знает, что у него немного трясутся руки, и Озаки это видит.
— Дазай, — медленно тянет она и щурит глаза, вглядываясь в склонённое лицо старого знакомого. — Что с тобой? Пару дней назад на встрече с Хигучи ты прямо фонтанировал энтузиазмом. Что произошло за это время?
— Я не знаю, Коё, — Осаму запрокинул голову назад и зарылся пальцами в густые каштановые волосы. — Я не могу этого объяснить.
— Поэтому решил напиться и позвал меня? — вопросительно изогнулась изящная тонкая бровь. — Не нашёл собутыльника? Предупреждаю, я не пью в таких количествах.
— Мы же договорились, что ты не спрашиваешь, сколько я пью.
— Ты же уже спросил, что пью я, — Коё пожала плечиками и подняла свой напиток. После глотка на её губах блеснули кристаллики соли, которые женщина ловко слизала язычком. — Так сколько ты выпил?
— Сегодня? — нервный смешок.
— Дазай, я не твоя мать, чтобы отчитывать тебя, но завтра в семь утра мы все должны быть уже у Красной камелии. Как ты себя представляешь в это время?
— Сонным, помятым, с небольшой головной болью, но у ворот.
На это Коё могла только закатить глаза. Она знала Дазая лет пятнадцать, не меньше, и правда иногда относилась к нему как мать. Не показывала нахальному парню, но всегда переживала за него. И как же часто ей хотелось надрать уши этому большому долговязому ребёнку!
— Коё, — позвал Осаму, когда она уже хотела удивиться, чего это он притих. — Расскажи мне о Красной камелии.
Женщина сделала ещё один маленький глоток и постучала длинным красным ногтем по подбородку, глядя в глаза собеседнику.
— Я думала, что Камелия — твоё хобби. Разве не ты должен рассказывать мне о ней?
Кажется, кривые усмешки на этот вечер визитная карточка Осаму. А ещё его определённо немного шатает, но он облокотился на столик, не желая выдавать этого. Не перед Коё. Ведь он действительно уважает эту женщину и за многое ей благодарен. Даже если и не говорит открыто.
— Я могу рассказать тебе всё, что можно найти в книгах, — Осаму взмахнул рукой. — Архитектуру, историю семьи Акутагава, перечислить всех пропавших и убитых в ней людей. Ну, или почти всех. Не знаю точно. По крайней мере тех, кто зарегистрирован. Но ты скажи мне другое, — парень наклонился ближе к Коё, — что ждёт нас в этом месте?
Женщина покусала губу. Что же, Дазай сегодня слишком откровенен, чтобы оставить его вопрос проигнорированным.
— Таким, как мы, там не место, — серьёзно произнесла она, слегка отстраняясь от Дазая. — Этот дом, он жрёт людей. Там есть что-то злобное и голодное. Оно смотрит в душу и сводит с ума. Дазай, — глаза женщины опасно блестят, — я видела эту тьму, когда была маленькой, чувствовала её нутром. И чем мы сильнее, тем больше эта тьма желает нас, — она схватила ладонь Осаму, лежащую на столе. — Твой дар невероятно силён. Тебе слишком опасно приближаться к Камелии.
— Я ценю твою заботу, Коё. Правда. Но я не ребёнок, и могу о себе позаботиться. Ты сама учила меня контролировать силу, так что знаешь, что я всегда осторожен.
— Неужели твоё увлечение этим особняком стоит того, чтобы так рисковать?
Парень склонил голову к плечу и улыбнулся на этот раз искренне:
— Я должен быть там, и ты это знаешь. Ты сама чувствуешь, что должна идти, поэтому и согласилась.
— Просто будь осторожен, мальчик.
Озаки сжала его ладонь, намереваясь уйти, но Дазай не отпустил руку.
— Что ты знаешь о Вратах Расёмон?
— Ничего. Я раньше даже не слышала этого определения. Мне правда пора. А ты постарайся сегодня поспать. Паршиво выглядишь, засранец.
Она улыбнулась ядовитой улыбкой на ярких губах и отпустила парня. Оставив на столике бокал "Маргариты", женщина плавно отправилась к выходу. Осаму провожает её взглядом, и, как только Коё скрывается за дверью, хватает бутылку виски и возвращается к бару. Сейджи идеально вовремя ставит перед ним новый стакан с шариком льда и пепельницу. Дазай молча достаёт сигарету и привычно прикуривает у бармена. Он думает, и голова раскалывается от этих мыслей. Что-то неправильное есть в его тяге к особняку Акутагава, ведь он готов отдать всё, лишь бы попасть туда. Это ненормально.
В молчании он выкуривает сигарету и лишь потушив её, подливает себе виски.
— Сейджи, — зовёт Осаму, опираясь локтем о бар и подперев ладонью голову. Мужчина весь во внимании. — Скажи, если бы это была последняя ночь твоей жизни, как бы ты её провёл?
— А что, красотка-гейша уже ушла? — в его голосе отчётливо скользит сарказм.
— Во-первых, — парень ставит на бар вторую руку и протягивает её в сторону бармена, согнув все пальцы, кроме указательного, — она и правда красотка. Во-вторых, — разгибает он средний, — она нифига не гейша. Ну, а в-третьих, — он складывает указательный палец, оставляя не самый приличный жест, — кто угодно, только не Коё.
— Тогда как насчёт девочек вон за тем столиком? — глазами указал Сейджи.
Девушки хороши. Одна лучше другой. В любой другой день Дазай бы, не раздумывая, склеил обеих и затащил в кровать. Но вместо этого он лишь наливает себе виски, гадая, сможет ли прикончить за ночь остаток бутылки.
***
Коё не нравится идея отправиться в Красную камелию. Коё не нравится темнота в собственном доме, но свет она не включает. Коё не нравится состояние Дазая, но она ничего не может с этим поделать. Больше всего Коё не нравятся слова парня о том, что они должны быть в особняке. Она ведь и сама чувствует, как эта уверенность в необходимости пойти сосёт под ложечкой. Но Озаки знает, насколько этот дом опасен для них. Детектив — не представляет особого интереса. Он не поверит, пока не увидит. А когда увидит, будет ещё пытаться найти научные объяснения. Девушка совершено не умеет управлять своим даром. Коё могла бы её научить, ведь они в нём похожи. Женщина зажгла свечи на низком круглом столике. Мальчик-эмпат. Дар развит очень неплохо, но навредить он может разве что самому парню, но не окружающим. А вот Коё и Дазай — в особенности Дазай — две свечи, что могут приманить всю потаённую мерзость этого дома. Они прямо лакомый кусочек для Красной камелии.
— Поговорите со мной, — шепчет женщина, сев на пол у столика, закрыв глаза и сцепив у груди руки. — Поговорите со мной.
В доме тишина, лишь ветер завывает за окнами, и тихо шипят горящие свечи, разгоняя темноту в полумрак, причудливо играя на стенах и мебели, дарят немного тепла. Коё не чувствует его. Закрыв глаза и слегка раскачиваясь вперёд-назад, она взывает к тем, кто был советчиком многие годы. Кто уже покинул этот мир. Но ответа нет.
— Почему вы молчите? — она нервно дёргает головой и плечами. — Дайте мне хоть какой-нибудь знак. Поговорите со мной.
Проходит полчаса, но ничего не меняется, ни один дух не откликается на её зов, и тогда медиум решает пойти спать. Коё тушит свечи, аккуратно встаёт. Но прежде чем отправиться в кровать, подходит к шкафчику и, немного подумав, извлекает оттуда бутылку старого виски. Тёмная янтарная жидкость льётся в бокал, предназначенный для изысканных вин, а не напитка американских ковбоев, но Озаки плевать. Сегодня ей слишком волнительно и тревожно, хочется всё же уснуть. Она сомневается, что Дазай последует её совету, так что хотя бы один из них двоих должен с утра быть со свежей головой и работающими мозгами. Им придётся не просто исследовать дом, она уверена, что им придётся сразиться с ним.
Озаки смотрит в темноту за окном и поднимает бокал.
— Твоё здоровье, маленький засранец, — выпивает в несколько глотков. — Твоё здоровье.
И не видит, как на стене, где висят фоторамки со множеством людей, треснули стёкла на двух — её и Осаму. Ветер воет за окном. В его плаче с трудом можно различить... "пора домой"...
***
Утро выдалось промозглое и туманное, словно отражающее настроение группы людей, собравшихся перед коваными воротами и высокими каменными стенами, за которыми скрывается пользующийся дурной славой особняк. Густые, давно брошенные деревья беспорядочно раскинули свои ветви, переплетаясь, превращаясь в причудливых монстров. Это место пребывает во сне. Или, если точнее, в затянувшемся кошмаре. Кажется, что все это чувствуют, даже если и не осознают. Ацуши специально мало спал минувшей ночью, чтобы хоть немного приглушить восприятие. Он не готов сразу принять всё, что готова предложить ему Красная камелия.
Носком кроссовка парень ковыряет ямку в сырой земле, пытаясь чем-то себя занять. На часах "семь — пятнадцать", и госпожа Озаки раздражённо цокает языком. Долговязый блондин, приехавший с Ёсано, нервно отбивает ногой и сурово смотрит на собравшихся. У его ног лежит небольшая спортивная сумка. Сама Акико стоит рядом гораздо более спокойная и собранная, чем в прошлую встречу. Ацуши всё ещё чувствует её страх, но оно и понятно. Боятся все, кроме блондина: от него эмпат улавливает лишь раздражение. Хигучи периодически просматривает какие-то бумаги у себя в папке и ёжится от холода. Парню и самому не слишком тепло в лёгкой кофте и осенней куртке.
— Может, уже приступим? — блондин строго окинул всех взглядом. — Мы вроде не на вечеринку тут собрались.
— А ты куда-то спешишь? — прислонившийся спиной к дверце машины Рампо вынул изо рта леденец и помахал им. — У нас впереди три дня. Пара минут ничего не изменит.
— Пятнадцать минут — это не пара. Это уже верх неуважения ко всем нам! Подобная безалаберность просто возмутительна.
— Я не против подождать, — Ацуши пнул камешек, не поднимая глаз от земли.
— Вы не понимаете даже, что нас там ждёт, — Коё поплотнее запахнула пальто.
— Только не подеритесь из-за меня.
Дазай появился неожиданно. Секунду назад его не было, и вот он уже выходит из-за машины и встаёт рядом. Озаки придирчиво осматривает его. Парень, видимо, всё-таки заехал домой ночью, вот только непонятно, ложился ли он спать. Чистые светлые брюки, глаженая рубашка, бежевое пальто, на плече висит коричневый рюкзак, немного взъерошенные ветром волосы и солнечные очки, закрывающие глаза.
— Господин Дазай, — облегчённо выдохнула Хигучи и улыбнулась. — Я уже начала опасаться, что Вы передумали.
— Ни в коем случае, — ответная улыбка получилась немного вымученной. — И я говорил, называйте меня просто Осаму.
— У Вас что-то случилось?
— Нет. Прошу прощения, что заставил всех ждать.
Коё неодобрительно смотрела на него, на что парень пожал плечами.
— Да он просто пьян! — выпалил спутник Ёсано, заставляя девушку вздрогнуть и отвести глаза от Дазая. — Возмутительно!
Осаму слегка покачнулся, поворачивая к нему голову, и презрительно хмыкнул.
— А это что за шпала? Не припоминаю такого.
— Странно, что ты вообще помнишь хоть о чём-то!
— О, — свистнул шатен, — какие мы грозные. Меня током не ударит?
— Куникида Доппо, — быстро выпалила Акико, с вызовом подняв глаза на Осаму. — Мой жених.
Из-за очков глаз Дазая видно не было, но губы его презрительно изогнулись.
— Боже, Ёсано! Всё так плохо?
Казалось, что ещё секунда, и Куникида, отбросив всю свою правильность, подарит парню украшение в виде разбитой губы и фингала. Коё мягко скользнула к другу и хваткой хищной птицы вцепилась ему в плечо.
— Дазай, успокойся, — она говорила тихо, но твёрдо, продолжая до боли стискивать. — И Вас прошу остыть, Куникида. Вы здесь только гость.
— А что, можно было брать с собой кого-то потрахаться? — невинным голосом осведомился Осаму и похлопал глазами, что осталось никем не замечено.
— Дазай!
Женщина рывком одёрнула его в сторону. Парень пошатнулся и едва не упал, когда Рампо подхватил его под локоть, помогая устоять на ногах.
— Всё так плохо, друг? — весело осведомился он.
— Чудесно, — пробормотал себе под нос Осаму. — Всё просто чудесно.
Рампо осторожно отпустил Дазая, убедившись, что тот может стоять сам, и, пока Хигучи открывала тяжёлый замок на воротах, решился спросить:
— Слушай, — он дождался, пока Дазай обратит на него внимание, — эта женщина в кимоно говорит с духами, так? — Осаму кивнул. — Парнишка читает эмоции, — снова кивок. — Ёсано видит мёртвых.
— По её словам, да.
— А ты?
Дазай словно в один миг протрезвел и перестал шататься. Он медленно опустил руку на плечо детективу и поджал губы.
— Это пальто подарила тебе мать. Два года назад на Новый год, когда ты навещал её. "Когда же ты остепенишься и найдёшь себе жену? Вот, смотри, пальто не мнётся. Хоть так, пока нет, кому тебе гладить." Так, да? Хотя это не вопрос.
Он убрал руку, а Рампо выронил леденец.
— Откуда... Как ты...
— Увидел. Услышал, — Дазай пожал плечами. Кажется, он только что выбил какую-то важную деталь из мировоззрения детектива.
— Ты мог просчитать, что у меня нет жены. Что пальто — мамин подарок. Но её слова. Ты повторил их точь-в-точь...
— Некоторые вещи, — Дазай засунул руки в карманы собственного пальто, — мы любим. Они хранят в себе дорогие воспоминания. Добрые вещи с приятной или милой историей, вроде этой, — кивок на верхнюю одежду Рампо. — Пальто и твоя мать до́роги тебе, поэтому мне было легко увидеть. Чем сильнее связь, чем больше эмоций, тем сильнее отклик. Я люблю работать с добрыми вещами. А есть она, — указал подбородком на особняк Осаму, как раз в тот момент, когда Хигучи сняла замок и толкнула тяжёлые ворота, — Красная камелия. Несколько поколений крови и боли, въевшиеся в пол и стены этого дома. Я грежу ей, но не желаю прикасаться. Мне страшно даже представить, что я могу увидеть.