Солнце словно бы и не хотело сегодня всходить над лебедянским княжеством. Воздух вокруг терема загустел, не желая вливаться в лёгкие. Утро уже давно не приносило той радости, а сегодня и подавно. Лыбедь с трудом разлепила веки. Не время прохлаждаться, время для великих дел… В груди усилилась боль, и на мгновение стало страшно. Неужели она что-то делает не так? Неужели все усилия прахом? Нет. Припомнилось, что ещё вчера ей в голову пришла новая идея. А что если и впрямь жертву Источнику принести? Задобрить… Тут-то и припомнился пленник. Вот он первый под нож и пойдёт.

В одной из книг она видела отличный ритуал, когда на алтарь тёмного бога проливали кровь и клали только что извлечённое, ещё трепещущее сердце. Проводить его нужно было при свете дня, в полдень. Она выглянула в окно. Тусклое, закрытое дымкой солнце ещё было не в зените. Нужно было всё подготовить. Авось перестанет дурковать упрямая скорлупка и поделится-таки всей своей силой. А заодно закончит пакостить, по своей воле отравляя всё вокруг. Не то чтобы было жалко смердов и их какие-то там посевы, а нечего попусту расходовать силу. Она должна идти в одно русло — в сторону её могущества.

Решив так, Лыбедь кликнула Захария, который так и спал тут же, свернувшись у порога. На её первый окрик он не пошевелился, на второй тоже. Всё-таки помер? Княжна с досадой поморщилась. Но потом помощник таки очухался, и, прокашлявшись и утерев и без того покрытый засохшими бурыми разводами рукав, поднялся и побрёл исполнять указания…

***

…Где он? Мысли Андрея плыли в пустоте, почти не задерживаясь на привычной уже боли. Ничего и не хотелось, только разве что попросить прощения. Да разве простят его? Мамка, тятя, братья… Василёк, Василиса… их лица возникали в сознании раз за разом, не давая впасть в отчаяние. Каждый раз, как в темницу являлась Лыбедь с Источником, он видел, как сильнее расползалась по его кандалам такая же ржа, какую он видел в Тридевятом. Сил в нём оставалось на самом донце. И если бы не робкая, молчаливая девушка, которая иногда приходила к нему, пытаясь как-то залечить его воспалившиеся раны, тихо просившая проглотить хоть что-то и выпить воды, не было бы и этого.

Однажды он разлепил губы, чтобы спросить, как её звать. И едва разобрал тихий ответ: Лада. Лада, Лада… Где-то он это имя слышал. Но сосредоточиться было трудно. Он потерял счёт времени, проваливался в забытьё и вновь открывал глаза, когда придётся. Стоило свету добраться до его лица, и Андрей понял, что близится полудень. Щурясь, он попробовал двигаться. Тело пронзило острой болью, но он упрямо продолжал дёргать цепь там, где она больше всего изменила цвет и одно звено, кажется, поддавалось… Цепь натянулась, звякнула, с неё слетели рыжие чешуйки. Это занятие было ещё одной точкой, не дававшей ему совсем пасть духом. Только бы руку освободить… Тогда… А что тогда? Он мог достать из-за пояса колокольчик. Позвать Василису. Но стоит ли это делать? Что если она столкнётся с тем, во что превратилась княжна? Он помнил, как зловеще выглядел Кощей Бессмертный, но даже он производил впечатление гораздо более живого существа. В нём не было того безумия… может, и не так уж он страшен?

Не на чём не основанная, но очень живучая надежда, что Василёк жив,

снова забрезжила. Андрею казалось, что случись что с побратимом – он точно

будет это знать. Вот узнает и всё. А пока его сердце хоть и болело виной и

тоской, но не говорило, что их разлука – уж навечно. Поэтому он глубоко, как

мог, вздохнул и снова повёл плечами. Звяк, звяк, взяк… Треск… Он даже не

понял, что случилось. Только впервые за несколько дней попытался опустить руку.

В глазах потемнело. Привыкшие к другому положению мышцы словно попали под

острые зубья пилы. Глухо застонав, он по малой пяди потянулся, разминая пальцы.

И вот уже в них зажат колокольчик. Безотчётно он гладил его пальцами,

придерживая язычок. Нет. Не нужно. И без того в долгу… Но если он останется

здесь, то точно не сумеет помочь Васильку. Рано или поздно Лыбедь замучает его

насмерть, и что тогда? Эх, что ж не встретился он раньше с огненно-рыжей девицей?

Сейчас бы вся жизнь по-другому повернулась. Встретил бы – и на Лыбедь никогда бы не посмотрел. Вообще никого другого не видел бы. Как тут другое видеть, когда она как солнышко сияет, как огонёк тёплый… Нет, подвергать её опасности было никак нельзя. Сомнения окончательно путали разум и лишали понимания, что делать дальше. И может ли он сделать вообще что-нибудь. Последний раз, когда к нему приходили под вечер Лада и Захарий, стражник выглядел очень больным. Может быть, если сейчас и вторую руку освободить да подкараулить его – удастся бежать? С этой мыслью он убрал колокольчик назад и с двойным усердием взялся за другую цепь, прикидывая, как бы дотянуться до едва держащегося в стене камня, чтобы с его помощью попытаться погнуть ненадёжное звено. Звеньк, звеньк, звеньк…

Но завершить начатое он не успел. Противно скрипнула дверь темницы, и в неё ввалился не один Захария, а с парой других стражников. «Вот и конец всему», — понял Андрей.

***

Даже сверху Василий понял, что в родном княжестве что-то совсем не так. Поля, которые должны были золотиться спелыми колосьями, были серы, в воздухе даже отсюда чувствовался подозрительно знакомый запах пепла… Точно в Тридевятое вернулись. Теперь уже он вёл, указывая Ужасу, куда путь держать. Когда впереди замаячил стольный Град, беспокойство только усилилось. От радостного предвкушения встречи с Андреем и родными не осталось и следа. Некогда шумный город словно вымер. Только по дороге двигались обозы и шли люди, но не в город, как обычно поутру, а почему-то из города. И они явно торопились. Как будто бежали от чего-то страшного. Да что ж там творится?

Василёк оглянулся на Кощея. Тот тоже внимательно осматривал происходящее внизу, но особого волнения не показывал. Стало немного спокойнее, хоть на сердце всё равно скребли кошки. Даже издали было видно, что княжий терем окружен стражей. Хорошо, что в небо никто из них не смотрел. А то суматоха поднялась бы сразу. Что их там ждёт? Где искать Лыбедь? Все эти вопросы мучали Василия и раньше, но теперь откладывать их решение было уже совсем некогда. Здесь, в людском царстве, он вроде как был проводником, а значит, слово было за ним. Нет туза – ходи с десятки! И Василёк показал Ужасу вниз, прямо на княжеский двор, где происходила какая-то суета… А это ещё что?!

Посреди двора стоял стол, и к нему ремнями приматывали показавшегося знакомым парня… На солнце блеснул лежащий там же нож. Командовала действом женщина, в которой он с трудом узнал княжну Лыбедь, а подле неё стоял раскрытый ларец, в котором зелёным светом сиял кощеев Источник. Больше ни секунды не медля, они приземлились, тут же соскакивая с коней. Увидев, кто прибыл, Лыбедь взвизгнула, а потом словно успокоилась, принимая горделивую позу. И никто не заметил, как на шум вышел сам князь, изумленно оглядываясь вокруг на затевающуюся без его ведома казнь, шумно бьющих крыльями страшных огромных коней и тех, кто на них явился прямо с небес.

— Стой, где стоишь, чудище поганое! Твои Источник теперь мой, я его владычица!

Почерневшие руки княжны обхватили скорлупу яйца, и она осторожно, даже нежно прижала Источник к груди, словно баюкая.

— Никто у меня не отберёт его! Я буду править миром! Мои мёртвые армии камня на камне не оставят от тех, кто вздумает противиться моей воле! Теперь я Лыбедь Бессмертная, а ты убирайся восвояси, пока я не приказала тебя в кандалы – да в темницу. Хотя, может так и стоит сделать, вдруг из тебя более полезная жертва получится, чем все эти, которых я перерезала попусту… Эй, мои мёртвые воины! Взять их!

Послышался скрип, двери одного из подвалов распахнулись, и оттуда полезли мертвецы. Это зрелище заставило всех живых попятиться, на месте остались лишь Кощей и успевший попривыкнуть к таким фокусам Василёк. Он только встал поближе, не сомневаясь, что уж с этим-то они точно управятся. Ну, пара десятков мёртвых, если он верно сосчитал. И не такое видали.

Лыбедь говорила бы ещё, сверкая глазами, но как ни велико было терпение Кощеево, подошло к концу и оно. Не обращая внимания на речи, он сделал несколько шагов вперёд и просто потянул на себя Источник, без труда забирая его. Верный стражник было дёрнулся защитить свою госпожу, но упал, изо рта хлынула чёрная пена, глаза закатились…

— Дура ты, девка, — вздохнул Кощей, глядя устало и печально. — Ох дура… Жить тебе осталось от силы до вечера, если ничего не сделать… А этому дураку уже и не помочь.

Он оглядел хрипящего у их ног Захарию. Мертвяки выбрались, но теперь бестолково топтались и что-то мычали позади. А стоило ему щелкнуть пальцами, и они как по команде развернулись истлевшими лицами к Бессмертному.

— Мёртвые, возвращайтесь в свои могилы и не беспокойте живых. Души ваши освободятся и вернутся туда, где должны быть, как минет полночь. Выполнять!

С последним словом бывшее «воинство» развернулось и неторопливо пошаркало в сторону кладбища. С некоторых по дороге сыпались обрывки одежды и плоти, но трупы не обращали на это внимания.

— Кощей, а что с Андреем? Сможешь его вылечить? — Василий обнимал побратима, которого успел отвязать и теперь поддерживал, потому что сам Андрей не мог держаться на ногах и осел на вытоптанную траву.

— А с лечением это не ко мне, — начал было Кощей, как в этот момент раздался грохот, и одна из створок ворот зашаталась, словно в неё били с той стороны. Ещё несколько ударов, за которыми все собравшиеся во дворе взирали с одинаковым изумлением, и ворота не выдержали, повиснув на одной петле, а в образовавшийся проход уже пыталась протиснуться Избушка. Но не сумела и издала возмущенный боевой клич, похожий на кукареканье. Её дверь распахнулась, и оттуда выскочила Василиса, а за ней следом и Белянка.

— Андрейка! Ой! А что тут…

— Это ты вовремя, Василиса, —улыбнулся Кощей. — Я слышал, ты, чародейка, людей лечить умеешь. Правда, не знаю, как тут и помочь. Княжна возле моего Источника крутилась, с силой его баловалась. И Андрей этот… тоже нахватался. Может и ещё есть... омертвевшие.

Василиса задумалась.

— Ежели они уж почти в мёртвых обратились, то только одно средство есть. Смена облика. Я такого не делала ещё, как получится, не ведаю. Но травками да припарками тут не обойдёшься, — она деловито осматривала лежащего без сознания Андрея. Он слабо застонал и зашевелился.

— Тогда вон на ней и попробуй! Всё одно за её душегубство ей один путь — в Навьи царства. А так, может, и поживёт ещё, — Кощей строго глянул на скорчившуюся Лыбедь, которая хватала ртом воздух. В уголке губ показалась чёрная кровь. — Тут быстрее надо, как бы сей час не отправилась…

— Спасите мою дочку, умоляю… — старый Князь, подхвативший упавшую княжну, гладил её по спутанным волосам, потерявшим былой блеск. — Прощения нет ей, да и мне за слепоту мою. Только без неё мне всё равно не жизнь.

Василиса нахмурилась, но потом кивнула, протянув руку в сторону избы. Из трубы выпрыгнул язычок пламени и, танцуя, подлетел к ней, прильнув к ладони.

— Ладно, — она подошла к Лыбеди, дёрнула за прядь, вырывая несколько волосков, на что та даже не вздрогнула. Дышала княжна всё тише, глаза её были закрыты. Огонёк поглотил волосы, вспыхнув недовольно зеленоватой вспышкой прежде, чем разгореться сильнее. От него пошёл дым, который Василиса сдула в сторону лежащей княжны. Раз, другой, дым становился гуще, пока не окутал её фигуру полностью. Князь закашлялся, прикрывая рот рукавом и вытирая слезящиеся глаза, а когда их открыл… У него на коленях ворочалась растрёпанная, чёрная как ночь лебедь. Она била крыльями, изгибала, шипя, как гусь, длинную шею. Вверх взлетело и закружилось несколько чёрных перьев. Но птица была, очевидно, вполне здорова.

— Ого! Получилось! – воскликнула Василиса, довольная собой, пальцами поглаживая огонёк на своей руке.

Кощей же смотрел заинтересованно. Видимо, такую ворожбу он видел в первый раз. Пока князь что-то шептал, успокаивая разбушевавшуюся птицу, ворожея подошла к Василию с Андреем.

— Ну, друзья-побратимы… мы ещё поговорим, — Василёк понимал, что девушка злится, но прямо сейчас лучше было отложить до поры разговоры, потому что Андрей недалеко по виду ушёл от тех мертвецов, что по воле Кощея пошли отдыхать в свои могилы.

— Прости, Яговна, виноваты мы перед тобой. Чем хочешь отплачу, а сейчас спаси, пожалуйста, Андрейку.

— Да я б его в любом случае спасла. Хочу в очи его посмотреть честные, с которыми он мне на уши клюкву развешивал, — Василиса дёрнула смоляную прядь, оставляя в пальчиках волосы, и точно так же скормила их Огоньку. Тот ещё раз чихнул зелёным и принялся дымить. На этот раз кашлять пришлось уже Василию, но он не отпускал побратима, пока в его руках не оказалось вместо парня что-то пушистое.

— Меееее! — раздалось басовитое козлиное возмущение, и чёрный козлик вскочил на ноги. — Мээээ!

— Вот-вот, будешь мне рассказывать. И про побратима в Тридевятом, и прочие сказки! — Василиса ударила об пол метлой. — Брешете, как дышите, ууух!

Козёл тут же побежал за ней, но Белянка встала рядом с хозяйкой, выставив вперёд рога. Ну не бодаться же с ней! Хотя теперь ему и есть чем. Андрей замер в нерешительности.

— Яговна! — взмолился Василий. — И сколько он так будет?

— Не знаю, — фыркнула девушка. — Пока я его не прощу. Пусть извинится.

— Да как он тебе извиниться, если он теперь говорить не может?

— Мэээ! — подтвердил Андрей.

— Не мой вопрос!

Было понятно, что Василиса уже и сама запуталась, но продолжала стоять на своём, гордо уперев руки в боки. Огонёк, уже сделав своё дело, поплыл назад в избу, а метла прислонилась к плечу девушки черенком. Тут её рука нащупала что-то за поясом.

— Ой, чуть не забыла!

Она вытащила из-за пояса свёрнутую бересту.

— Тебе письмо передали, Кощей, сказали, срочное. Вроде как затерялось и только сейчас тебя нашло.

Наблюдавший за всей этой сценой Кощей подошёл и взял из рук Василисы письмо, не глядя убирая под плащ. Одной рукой он прижимал к себе Источник, тихо радуясь, что наконец-то он был на месте.

— Ну и денёк сегодня. Так! — его голос раздался на весь двор, снова напоминая о том, кто тут вообще-то царь, пускай и другого царства. Все затаили дыхание, даже Лыбедь перестала биться и пытаться улизнуть из рук отца. — Все слышали, что тут случилось. Виновата во всём эта вон девица, ныне птица. Когда я заберу Источник, постепенно всё у вас тут станет, как было. Василисушка, будь ласкова, побудь пока тут. Кто мёртвым стал, обрати туда да назад, чтобы к нормальной жизни вернулись. Ты, князь, волен делать, что хочешь, а только прежний облик дочери вернуть не сможешь. Таково её наказание за содеянные злодеяния. В них она сама созналась, и тому все здесь свидетели. Ну а мне пора, пока моё Царство там не сгорело или не ушло под воду.

Он подозвал свистом Кошмара. Василёк, поймав Андрея, что-то зашептал ему в мохнатое ухо, и тот только кивнул, а потом в пару скачков метнулся к своей одежде, которая осталась валяться на земле, где он обратился. Порывшись носом, он выкатил колокольчик, который Василёк поймал. После Андрей ещё раз боднул его в бедро и поспешил за Василисой, которая вместе с Белянкой направлялась в избушку. Уже забираясь на коня, Василий увидел, как дверь Избушки закрылась только тогда, когда и чёрный козёл заскочил внутрь. Он знал, что долго Василиса дуться не будет и рано или поздно расколдует побратима, чтобы он смог с ней объясниться. Сам он пообещал вернуться, как только закончит с делами. А их у него впереди ещё хватало…

Двор почти опустел, только робко выглядывал отовсюду любопытный народ да старый князь укрывал полой одежды присмиревшего чёрного лебедя…

***

В Тридевятом царстве воцарилась благословенная тишина. Больше никто не нарушал его спокойствия, и, казалось бы, вот теперь и можно было бы отдохнуть, а только Владыке было совсем не до отдыха. Первый день, когда он спровадил Горыныча, решительно отказавшись от пьянки и договорившись о том, что за Фениксом непременно поедет на следующей седмице, а Ни Китыч под шумок увёл с собой почти не сопротивляющегося Василия, Кощей длинно выдохнул и отправился к себе.

Но вот беда: ничего-то его не радовало. И та тоска, что раньше едва чувствовалась и легко забывалась, сейчас вцепилась в него не на шутку. Не помогал даже Источник, который Кощей теперь везде таскал с собой. Ощущать плавное течение его силы было приятно, Луна мертвецов, до этого почти погасшая, сияла теперь лучше прежнего, и всё же чего-то не хватало. Точнее, кого-то. Кощей достаточно жил на свете, чтобы не врать себе. Он злился, что Василёк ушёл с Китычем, и нарисованные тревожным воображением картины того, как они там плавают, резвясь в волнах, и бог весть чем ещё заняты, доводили его едва ли не до исступления. Прошло уже три дня, настал четвёртый, когда в очередной раз бродя вокруг дворца он наткнулся на что-то, отчего голову разом покинули все мысли. Из земли тянулись чуть отливающие зелёным стебельки... Не жёсткие, как у чёрной травы, а нежные... Он опустился, не веря себе и едва касаясь распускающихся один за другим тонких листиков. Их было много, чуть ли не целая поляна, и кое-где уже поднимали головки плотные бутоны. Что же это будет?

В полном смятении он поднялся в свои покои и устроился на подоконнике, хотел было сыграть. Почему-то он выбирал всё чаще ту самую мелодию, которую Василёк тогда предложил исполнить вместе... Взгляд зацепился за письмо, которое отдала ему Василиса. Тогда он отложил его, а после в своих порядком растрёпанных чувствах и позабыл. А говорили — срочное... Он подтянул к себе свиток и наконец-то внимательно рассмотрел. Быть не может...

Плотная береста была перевязана простой верёвкой, сплетённой из крапивы. Было сложно сдержать дрожь, дергая за узелок, чтобы осторожно развернуть недлинное послание. На мгновение взор затуманился, но Кощей заставил себя моргнуть. Не сейчас. Прежде он должен узнать, что хотела поведать ему перед смертью та… кого он любил. Называть это иначе было бы трусостью и предательством по отношению к её памяти. Написанные твёрдым острым почерком строчки… Да, это её рука. Он узнал бы её из тысячи.

«Если ты получил сие письмо, значит, всё прошло так, как должно, и меня уже нет в этом мире. Я виновата перед тобой, потому что утаила от тебя правду. А это совсем то же, что обмануть. Я всегда хотела быть сильной и никому не быть должной. Сейчас, когда огонь жизни уже угасает во мне, я начинаю думать, а права ли была. Что ж, сделанного не воротить, я ни о чём не жалею.

И первое, что должна была сказать тебе ещё давно: я люблю тебя. С какого момента всё это началось — не знаю, да это и не важно. А важно то, что ты должен знать. Я ушла из жизни, чтобы дать её нашей дочери. Две одинаковые сказки не могут существовать одновременно, ты и сам это знаешь. Но мне очень хотелось хотя бы раз испытать, каково это — стать матерью. Благодаря тебе это стало возможным.

Ни один другой мужчина не смог бы стать мне парой. Спасибо тебе, что принимал меня такой, какая я есть. Гордая, своевольная, слишком боящаяся впасть в зависимость, а потому отвергающая всё то, что ты готов был мне дать. Но до последнего так и не сумевшая оттолкнуть тебя окончательно, дав свободу. Это было с моей стороны нечестным и собственническим. Но я не хотела, не могла тебя отпустить. Как и согласиться на ту жизнь, какой ты хотел. Мы не могли быть вместе и не могли быть порознь, и это отравляло твою жизнь больше, чем исцеляло.

Ты всегда говорил, что мне с тобой, верно, скучно, потому что ты не живой. Но это не так, я вижу. Когда ты смотришь в мои глаза, мне страшно. Мёртвое сердце не способно на такие чувства. Мёртвая душа не может так любить, а мёртвое тело – дарить жизнь и наслаждение этой жизнью.

Мой тебе последний наказ: если встретится тебе кто-то, кто заставит расцвести цветы в твоём царстве, не отпускай его. Потому что ты заслуживаешь любви, и если она окажется взаимной — ты увидишь по-настоящему прекрасное цветение и узнаешь, что такое счастье, которое я не смогла тебе дать.

О том, чтобы присматривать за Василисой, я думаю, и просить не надо. Хочу, чтобы ты увидел, как она устроит свою жизнь, как сумеет, и за меня тоже.

Прощай, Бес.»

Невыносимая печаль заполнила до краёв, и серебряные глаза вдруг заволокло влагой. Это значит, он снова может плакать. Яга… Та, кто тронула его сердце, заставляя его биться, ощущать, что это значит: быть живым. Он никак не мог решить, чего в этом было больше — страдания или счастья. Но он не собирался отказываться от своей судьбы. Не теперь, когда в его Царстве снова расцвели цветы. Он уже знал, что это будет. Васильки.

— Да, Ягодка, я тебе обещаю.