Белоснежные зубки несколько раз вонзились в нежную кожу, чтобы покрытые розовой краской губы приобрели лёгкую припухлость. Воздушный шёлк при каждом шаге переливался от голубого до белого оттенка. Драгоценные камни сверкали на расшитом корсаже, в оправе золотых украшений. Тонкий аромат свежих утренних роз струился следом за гордо шествующей по коридорам дворца женщиной. Идеальная осанка и та лёгкость, с которой она смело смотрела в глаза каждому встречному, выдавали высокое положение при дворе. Следом за ней поспевала другая девушка, одетая гораздо менее притязательно и чей взгляд был направлен в пол. В руках она крепко сжимала маленький серебряный поднос, на котором стояла изящная пиала.

— Госпожа Драгоценная наложница, — учтиво приветствовал один из стражников у высоких дверей, рядом с которыми остановились женщины.

— Его Высочество у себя? — приятным голосом, в котором лишь едва проскальзывали надменные нотки, поинтересовалась хозяйка гарема.

— Да, госпожа.

— Мне нужно его увидеть.

Утвердительно кивнув её просьбе, стражник скрылся за дверями. Тогда как женщина обернулась к служанке и, приоткрыв пиалу, низко склонилась над ней. Горячий пар окутал лицо, румяня скулы и попадая в глаза, что начали слезиться. Оставшийся у дверей мужчина молча наблюдал эту картину.

Вдоволь надышавшись и убедившись, что по краснеющим щекам побежали дорожки слёз, наложница отстранилась и закрыла пиалу. Слегка шмыгнула носом и растёрла пальцем самую малость угольной подводки в уголке глаз. Ровно настолько, чтобы оставаться красивой, несмотря на то, что она, якобы, проплакала всю ночь.

Стражник вернулся, пропуская госпожу внутрь покоев принца. Та несколько раз встряхнула руками и, подхватив юбки, шагом, грозящим перерасти в бег, ворвалась внутрь.

— Ваше Высочество! Ваше Высочество! — срывающимся голосом выкрикнула женщина, пролетев по комнатам, и в ворохе опадающего шёлка рухнула перед Дазаем на колени. — Ваше Высочество, как же такое могло случиться?

Всхлипывая, она подняла на принца заплаканное лицо. Взгляд карих глаз Дазай, который до её прихода полулежал, откинувшись на подушки софы, и общался с седым лекарем, стал мягче. Принц протянул женщине руку:

— Встань, Сасаки, — попросил он, но наложница замотала головой из стороны в сторону.

— Я не смею, Ваше Высочество! — сжав тонкими пальцами ладонь Осаму, Сасаки Нобуко перевела взгляд блестящих от слёз глаз на лекаря. — Прошу Вас, господин Фукузава, скажите, что жизни Его Высочества ничего не угрожает!

Седой мужчина по-доброму усмехнулся и поклонился.

— Уверяю Вас, Драгоценная наложница, что жизнь принца вне опасности.

Взволнованный взгляд вернулся к принцу, подмечая лёгкую бледность его лица. Никаких ран или перевязок на видимых из-под свободного синего кафтана участках кожи Дазая Сасаки не заметила. Мягко улыбнувшись, она погладила пальцами ладонь мужчины, что всё ещё была в её руках.

— Господин, скажите своей Сасаки, что Вас больше не терзает боль.

С мольбою просила девушка.

Её беспокойство состоянием принца было искреннем, что нельзя сказать о чувствах. Дочь крупного землевладельца и важного чиновника — Сасаки с детства знала, что будет жить в золотой клетке. Но изворотливый ум в совокупности с миловидной внешностью дали ей шанс царствовать в этой клетке. Госпожа Нобуко считала себя умной женщиной, чтобы держать лицо и вовремя проявлять внимание к принцу, совершенно невинно хлопать ему глазами и твердо управлять гаремом. Будучи Драгоценной наложницей правителя, Сасаки по сути будет являлась второй после его жены женщиной в Инанне. Но история знала наложниц, имеющих власти больше, чем жена. Сасаки надеялась стать одной из них. Если уж суждено прожить жизнь в клетке, то лучше пусть она будет золотой и с твоими правилами. А для этого принц Осаму должен быть жив, здоров и любить Сасаки.

— Нет, Сасаки, — мягко ответил ей Дазай, освобождая руку, чтобы стереть с щеки слезу. — Я чувствую себя хорошо и благодарю тебя за заботу. Но я был бы ещё больше счастлив, если бы слёзы не омрачали твоего прекрасного лица.

— Я так рада слышать это, мой принц. Но, тем не менее, я принесла Вам отвар из трав, снимающих боль.

Взмахнув рукавом, Сасаки подозвала служанку. Та быстрыми шагами просеменила от двери до своей хозяйки и низко склонилась, протянув пиалу на серебряном подносе. Наложница аккуратно взяла её в руки, чтобы передать принцу.

— Вашу Высочество, здесь корень женьшеня и аира.

— Прекрасный выбор, госпожа, — вмешался Фукузава, одобряя действия Сасаки. Та посмотрела на лекаря с благодарностью. — Советую Вашему Высочеству выпить этот отвар.

— Благодарю, — принц принял протянутую ему пиалу и вдохнул горьковатый терпкий аромат.

Из смежного помещения раздались редкие громкие хлопки, невольно привлекая внимание всех четверых. Быстро пробежав взглядом по фиолетовому платью, расшитому золотой нитью, служанка тут же опустила глаза обратно к полу.

— Какая трогательная картина! И ты здесь, Сасаки, — в голосе благородной госпожи сквозила неприкрытая ирония.

Нобуко не подала виду, что её хоть как-то задели слова женщины. Её лицо и голос остались невинны и открыты.

— Где ещё быть Драгоценной наложнице в такое время, принцесса, как не со своим господином?

Сасаки поднялась с пола, чтобы пропустить принцессу. Та склонилась, оставив быстрый поцелуй на щеке Дазая.

— Рад тебя видеть, Акико, — принц указал на свободное кресло рядом с софой, на которой он возлежал. — Неужели уже весь дворец знает о случившемся?

— Радуйся, если не весь город, — скривила губы женщина, опускаясь в кресло. — Капитан Ода и его отряд всю ночь рыскали по улицам, гремя оружием.

— Это так ужасно, — заломила руки Сасаки, — не получить ни единой раны в бою, но пострадать в собственном городе!

— Люди могут и в собственно постели умереть, — жёстко парировала Акико. — Может быть, именно из-за этого мой братец искал утёх подальше от неё.

Глаза принцессы задорно заблестели в то время, как Нобуко дёрнулась, словно от пощёчины. Фукузава попятился, боясь ненароком оказаться втянутым в перепалку.

— Как Вы можете такое говорить? — вскинулась Сасаки, выпрямляясь струной.

Ей едва удалось сдержать гнев от едких слов и намёков старшей сестры Дазая, но годы придворной жизни взяли своё. На красивом личике наложницы отразилась обида. Губы задрожали. На что Акико лишь ухмыльнулась. А вот лицо Осаму помрачнело.

— Акико, прекрати! — беззлобно выпалил принц, отдавая пиалу с настоем в руки лекаря и приподнимаясь с подушек. — Не хватает только, чтобы вы подрались.

Он обернулся к Сасаки и Фукузаве:

— Спасибо за всё. А теперь оставьте нас с сестрой наедине.

— Как прикажете, господин, — поклонился седовласый лекарь и спиной направился к выходу. — Я зайду к Вам вечером для осмотра.

— Благодарю, что уделили мне время, мой принц, — склонилась Нобуко, покидая покои Осаму вместе со своей служанкой.

Дазай проводил её взглядом, а после перевёл его на сестру. В карих глазах блестел смех.

— И что это было, Акико?

— Твоя Драгоценная наложница, — небрежно пожала плечами женщина. Встав из кресла, она направилась к столику, чтобы взять из вазы несколько ягод винограда.

— Ты знаешь, о чём я. Почему ты так ненавидишь её? — Дазай с интересом наблюдал за сестрой.

— Ненавижу — слишком громкое слово, — Акико уселась рядом с Осаму, развалившись на подушках софы, как совершенно не подобает женщинам её положения. — Она мне просто не нравится. Слишком двуличная и постоянно пытается вертеться рядом с моим дорогим братцем.

— К моей будущей жене ты так же будешь относиться? — со смешком ответил Осаму, выхватывая из ладони сестры сочную ягоду и отправляя себе в рот.

— Если она будет такой же змеёй, как Сасаки, — Акико пожала плечами. — Тем более, принцесса Буичиро будет твоей женой, а не моей. Я и не обязана её любить. Как впрочем и ты. Это всего лишь брак по договорённости. Своего мужа я тоже не люблю, но стараюсь относиться к нему с уважением.

Дазай едва не подавился соком ягоды винограда, а после брат и сестра залились смехом. О семейной жизни принцессы Акико и достопочтимого министра Куникиды можно было бы писать истории. И исключительно смешные.

— Лучше скажи мне, братец, — обычно насмешливое выражение лица принцессы стало серьёзным, — что ты забыл в том борделе? Ты не подумай, что я тебе осуждаю, но у тебя есть свой гарем. Или они все тебе уже надоели? Так возьми себе новую женщину.

— Тебе не обязательно знать, зачем мужчины ходят в подобные места, дорогая сестрица, — шутливо ответил Осаму и едва ощутимо щёлкнул её по носу. Акико поморщилась.

— Я серьёзно, Осаму, — упрекнула она брата. — Только ты вернулся, пленив Песчаного Лиса, как в ту же ночь тебя пытаются убить в публичном доме. Думаешь, дядя не использует это против тебя?

— Прошу, Акико, оставь эту тему, — принц повозился, чтобы удобнее устроиться и положить голову на плечо сестре. С ней рядом он чувствовал себя гораздо лучше, зная, что может доверять. Пусть не все секреты и тайны, но Акико никогда не предаст и всегда будет на его стороне. — Просто посиди со мной, сестричка.

Как и в детстве, старшая сестра молча обняла его, поглаживая непослушные волосы.

***

— Ты обдумал моё предложение?

Спустившись в подземелья, Осаму стоял поодаль от заключённого рядом со стеной, но не прикасаясь к грязным поверхностям. Он не хотел приближаться к прикованному разбойнику, боясь не удержаться от желания посмотреть ему в глаза. Каждый наклон корпуса больно тянул повреждённый бок. А боль Дазай не сказать, чтобы любил.

— Я думаю, что ты ненормальный, Твоё Высочество, — с хриплым смешком ответил Чуя. — Я уже сказал, что ты можешь катиться ко всем демонам пустынь со своим предложением.

В глубине души разбойник был рад этой странной компании принца. За всё время заточения Дазай был единственным человеком, который разговаривал с ним. Охрана молча приносила еду, ослабляла цепи, чтобы Чуя кое-как мог дотянуться до плошки с чёрствой лепёшкой и чашки с водой, и так же молча возвращала всё на круги своя. Минувшим утром заключённый в трудом смог взять еду — руки едва слушались от того, что постоянно находились поднятыми в оковах.

Вокруг ничего не менялось. Всё та же затхлая вонь, темнота и капающая вода, раздражающая едва ли не больше всего остального. Вода мерно и непрерывно била о стёртые камни темницы, что походило на пытку. Принц вносил хоть какое-то разнообразие в беспросветное пребывание Чуи в темнице. Его приятный вкрадчивый голос разгонял тьму и заглушал звук капающей воды.

Осаму тяжело вздохнул.

— Почему ты такой упрямый? Я же предлагаю тебе свободу в обмен на небольшую помощь.

— Ты предлагаешь мне притворяться женщиной! Твоей наложницей! Да пусть лучше меня повесят, чем я буду помогать тебе!

— Неужели, тебе нравится сидеть в этом мешке? — принц отошел от стены и неспешно прошелся по камере. — Я же предлагаю тебе мягкую постель, изысканную еду и возможность дышать свежим воздухом.

Для большей убедительности Дазай сморщил нос, втягивая тошнотворный запах подземелья, и помахал перед лицом рукавом.

Несмотря на отвратительные условия, Осаму не спешил покидать казематы. К собственному удивлению, ему нравилось общаться с этим заключённым, пусть он и был твердолобым, как баран. Но в нём была искра, что не давала принцу просто так уйти и забыть о существовании этого человека.

— Неужели, всё предложенной мною хуже, чем смерть? — обратил свой взор на заключённого Дазай.

Тот гордо и открыто смотрел в ответ.

— Меня раздражаешь ты, — улыбнулся Чуя, кивком головы отбрасывая с лица грязные и спутанные волосы, — высокомерный и самовлюблённый индюк, считающий, что все вокруг должны кланяться ему только потому, что одеяло, в которое его завернули после рождения, было расшито золотом!

— Знаешь ли, от меня это мало зависело!

— Но ты, не задумываясь, пользуешься этим, — оскалил зубы разбойник. — Тебе нравится, когда все целуют твои туфли, разве нет? И тебе нравится распоряжаться жизнями других людей. Играть ими, словно...

— Ты совершенно не знаешь меня!

Не выдержал обвинений Осаму.

— А ты ничего не знаешь о своём народе! — едва не крикнул, повысив голос Чуя. — Тебя окружают женщины и министры, лебезящие перед тобой! Но ты совершенно ничего не знаешь о жизни простых людей! О том, что такое голод и смерть!

Осаму сжал кулаки и стиснул зубы. Рыжий разбойник дерзил и раздражал, но в его словах была правда, от которой нельзя было просто так отвернуться. Как и от чувства горечи, внезапно охватившего принца.

— Что ты знаешь об одиночестве и ответственности?!

Рявкнул он, дёрнувшись в сторону прикованного мужчины, и тут же скривился от боли, пронзившей бок. Задохнувшись и подавив стон, Дазай прижал к нему здоровую руку. Принц покосился на Чую, надеясь, что разбойник не заметил его состояния.

Как он вообще дошёл до того, что собирается вверить свою жизнь незнакомому человеку? Не просто незнакомцу, но приговорённому разбойнику. Как Осаму дожил до того, что перестал хоть кому-то в своём окружении полностью доверять? Это осознание, словно ведро ледяной воды, обрушилось на принца, отрезвляя. Невзирая на боль, он выпрямился.

— Это не последний наш разговор, — отстранённо проговорил Осаму, направляясь к лестнице из подвала. — Если я так ужасен, как ты считаешь, то должен соответствовать. Я буду приходить к тебе каждый день, маленький разбойник, — лицо Чуи при этом обращении скривилось от гнева, — пока ты не согласишься.

— Зря только будешь стаптывать ноги, Твоё Высочество! Я никогда не опущусь до такого! — зло рассмеялся ему в спину Чуя.

Тяжёлая дверь захлопнулась, снова оставив Чую одного в полумраке темницы. Громкий смех, отражающийся от стен, стих, превратившись в едва слышные смешки. Разбойнику понравилось, как треснула маска надменного гада, когда сквозь его уверенность и непоколебимость прорвались настоящие эмоции. Всё же эта царственная задница умеет что-то чувствовать, кроме своего превосходства. Чуя и сам мог манипулировать людьми, для это не обязательно иметь благородную кровь в жилах. Нужно лишь правильно найти больное место и умело надавить на него.

Кстати, о больном. От разбойника не укрылось и то, как принц старательно пытался скрыть свою физическую боль после резкого движения. Хоть Дазай и довольно быстро взял себя в руки, но Чуя успел заметить. Было ли ему жаль принца?

Чуя попытался пошевелить онемевшими ледяными пальцами.

Ни капли. Ему ни капли не было жаль этого сына шакала тогда, как он уже давно практически не чувствовал собственных рук из-за того, что те были прикованы на уровне его головы. Нет смысла церемониться и заботиться о сохранности пальцев того, кто всё равно будет скоро болтаться в петле.

С участью своей Чуя смирился. Волновало его только одно — сколько его людей оказались в этих подземельях и пока ещё живы?

Тяжело вздохнув, молодой человек встал, опираясь спиной о грязную стену. Ноги тряслись и плохо слушались, но так он мог позволить крови притечь к занемевшим пальцам рук.

***

Гордой поступью Сасаки приблизилась к закрытым дверям в покои принца.

— Госпожа Драгоценная наложница! — окружил её со всех сторон взволнованный щебет тонких женских голосов. — Госпожа Драгоценная наложница!

Уголок изящных губ женщины брезгливо дёрнулся, когда с десяток девушек принялись кланяться ей и причитать, галдя на перебой друг другу. Сасаки вскинула руку, требуя от них замолчать.

— В чём дело? — жёстко спросила Нобуко и указала рукавом на одну из стоящих ближе всего девушек. — Ты. Остальным молчать.

— Госпожа, — подбородок совсем ещё юной наложницы подрагивал, — Его Высочество практически весь день сидит в своих покоях. Слуги говорят, что он отказывается даже есть. Нас он тоже не захотел видеть. Госпожа, мы так волнуемся за Его Высочество!

— Так волнуемся, госпожа! — взвыли все девушки разом, падая на колени рядом с Драгоценной наложницей.

От их завываний у Сасаки разболелась голова. Женщина прижала пальцы к виску, пытаясь унять боль.

— Замолчите, — резко бросила она. — Развылись, как пустынные собаки. Собрались под дверью и ревёте!

Её холодный взгляд поднялся к стражникам у двери.

— Доложите Его высочеству, что я хочу его видеть.

Стража переглянулась между собой, и один из них бесшумно скользнул внутрь покоев. Сасаки жестом поманила к себе всё ту же наложницу.

— А ты вели, чтобы с кухни принесли лёгкой еды. Я уговорю Его Высочество поесть.

Глаза девушки засияли, и, вскочив на ноги, она быстро направилась прочь, подобрав подол платья.

Стражник вернулся быстро. Но вместо того, чтобы по обыкновению распахнуть дверь перед Сасаки, он занял своё место, угрюма глядя на женщину.

— Его Высочество не желает никого видеть сейчас, — коротко бросил он.

Головная боль сильно отдалась в висок, глаз Драгоценной наложницы дёрнулся, и женщина презрительно скривила губы.

— Что это значит?

— Простите, Драгоценная наложница, но принц не желает никого видеть.

И добавил после небольшой паузы:

— Включая Вас.

Кулаки сжались под прикрытием широких рукавов. Ногти больно впились в ладони. Однако, лицом Сасаки оставалась практически спокойна. Уголки губ, едва заметно подёргиваясь, приподнялись, изображая подобие улыбки.

— Вот как, — притворно ласковым тоном протянула наложница. — Наверное, принца всё ещё беспокоит его рана, и он спит. Тогда мы не будем мешать покою Его Высочества. Все вы, — она обвела девушек взглядом, — мешаете нашему господину своими стонами! Пошли вон отсюда!

Её крик разлетелся под сводами коридора, заставив каждую из наложниц младшего ранга вздрогнуть. Сасаки не в первый раз повышала на них голос, и никто не хотел попадать под горячую руку Драгоценной наложницы. Все девицы, быстро вскочив на ноги, бросились наутёк. Нобуко ещё раз посмотрела на дверь и, хмыкнув, отправилась прочь неспешной походкой.

***

Осаму не хотел никого видеть. Как в детстве, принц упивался своим одиночеством, отгораживаясь от елейных речей и лживых улыбок. Возможно, он был бы не против сейчас свернуться и уснуть головой на коленях Акико, но не желал даже ей показывать свою слабость. Дерзкий разбойник всколыхнул в его груди и мыслях старые обиды, что Осаму так усердно старался прятать и игнорировать. Так, обычно уверенный в себе, принц добрую половину дня лежал на кровати, смотря в потолок, поглощённый жалостью к себе. Он крайне редко позволял себе подобное, но сегодня был именно такой день.

Несколько раз в его покои заглядывал Джуничиро, сообщая своему господину о желании той или иной наложницы видеть его. Осаму не хотел лицезреть ни одну из них. Потом пришла Сасаки. Принц по пальцам одной руки мог пересчитать случаи, когда отказывал ей во встрече. Сегодня именно её он не хотел видеть больше кого бы то ни было.

Взгляд зацепился за мазок охры на потолке.

Он желал видеть и говорить лишь с ним. Маленький разбойник, закованный в подземельях.

Чуя заставлял всё внутри Осаму восставать. Принцу нравилось спорить с ним. Нравились его гнев и дерзость. Его нежелание склонять голову и потребность смотреть прямо в глаза. Всё то, чего Осаму был лишён в своём привычном мире.

И ему нужны были навыки Чуи, столько удачно сочетающиеся с его необычной внешностью. Вот только как уговорить разбойника работать на него?

Неспешные размышления в очередной раз прервал Джуничиро.

— Господин, — стражник вытянулся рядом во входом в спальню. — Вы просили доложить. Разбойника приказано казнить на рассвете.

— Уже?!

Осаму подскочил, приняв сидячее положение, забыв о тот, что лучше не делать резких движений. Боль с новой силой пронзила рёбра. Зашипев, принц завалился на левый бок. Бросившегося к нему Джуничиро он остановил:

— Нет. Немедленно найти свою сестру. Пусть будет готова. Скоро она мне понадобится. А потом жди меня около темницы.

— Хорошо, господин.

Джуничиро быстро направился к выходу, оставив Дазая. Принц несколько раз глубоко вздохнул и заставил себя сесть, а потом и подняться с кровати. Времени на раздумья ему не оставили. Прижимая руку к боку, Осаму добрался до стола и открыл один из маленьких потайных ящичков в нём. Холщовый мешочек быстро исчез в широком рукаве. Согласится разбойник или нет, но Дазай не хотел, чтобы тот так бесславно погиб, повешенный по приказу его дяди.

Когда принц заявился к нему вновь, Чуя решил, что проспал свою порцию баланды, что тюремная охрана называла едой. Обычно высокий гость посещал пленника после неё. Хотя рыжий с трудом понимал, какое должно быть время суток.

— О, это снова ты! — усмехнулся Чуя, слегка позвенев цепями в качестве приветствия. — Так скоро. Я даже не успел соскучиться.

— Тебя казнят через несколько часов, — мрачно ответил принц, спускаясь по лестнице.

Чуя думал, что когда придёт его срок, он воспримет эту новость ровно. Но непонятно откуда взявшееся чувство паники внезапно заставило его проглотить собственный смех. Воздух, до этого бывший тяжёлым лишь снаружи, стал таким же густым и холодным в лёгких.

— И ты, — Чуя сглотнул, пытаясь не дать принцу услышать дрожь в его голосе, — пришёл сообщить мне это лично? Не стоило.

— У меня больше нет времени упрашивать тебя, — нервно ответил Дазай, вытряхивая из рукава невзрачный мешочек. — Так или иначе, но ты сегодня умрёшь.

Принц вытащил из него маленький шарик и положил себе в рот. Чуя удивлённо вскинул бровь.

— Решил умереть вместе со мной? — попытался он хоть как-то пошутить, чувствуя, как начинают дрожать ноги.

Дазай мотнул головой и приблизился в упор. Его длинные пальцы вцепились в грязные волосы разбойника, дёрнули, заставляя запрокинуть голову. Чуя вскрикнул, но принц именно этого и ждал. Накрыв чужой рот своим, Осаму с силой толкнул языком шарик в горло пленника. Чуя задёргался, но вырваться из хватки принца не мог. И лишь дождавшись и убедившись, что рыжий всё проглотил, Дазай отстранился.

— Ты! — Чуя зашёлся кашлем и принялся отплёвываться. — Сын шакала! Что ты сделал?!

— То, что должен, — Осаму опустился на одно колено перед скованным пленником. — Ещё спасибо скажешь.

— Да гореть тебе...

— Знаю, знаю, — устало протянул принц. — Но, поверь, так было нужно.

Чуя не понимал, почему Дазай столь внимательно смотрит на него, пока не почувствовал, как дыхание замедляется, будто воздух стал испаряться из лёгких. Вдохи сделались короткими и судорожными. Голова стала тяжёлой и слишком хмельной.

— Что ты... сделал... со мной....

Язык почти не слушался его. Мысли с трудом получалось сформулировать в голове, не говоря уже о том, чтобы облачить их слова.

Ладонь принца нежно коснулась щеки и скользнула на шею, придерживая голову Чуи.

— Спи, маленький разбойник, — его улыбка показалась Чуе мягкой и искренней. — Спи.

Но это не было похоже на сон. С трудом вздыхая в последний раз, Чуя решил, что умирает.

Возможно, этот сумасбродный принц решил отравить его, чтобы Чуя не мучался в петле. Если так, то он ему благодарен...