Примечания автора:

Время пить суп Мэнпо

__________________________

Оказалось, что Долина Призраков — это не просто какой-то горный перевал, а весьма обширная территория — ущелья, каньоны и долины между несколькими вершинами, самой главной и известной из которых, конечно, была гора Цинья^[1]. Местность здесь была суровой, а погода переменчивой. Ни один орден не претендовал на земли близ предгорий, оставив их бандитам и призракам, жаждущим пролить кровь глупых героев, которые вздумают завоевать тут славу, убивая монстров.

Чжоу Цзышу и Хань Ин пешком пробирались вверх по крутому склону. Тропинки на подступах к горе больше напоминали звериные тропы, чем нормальный путь.

Несколько раз на них пытались напасть разбойники, хотя любому должно было быть ясно, что у них нет ничего, что стоило бы украсть. Самое ценное, что было у Чжоу Цзышу, — это Байи, обёрнутый вокруг талии, но его рукоять была скрыта под складками мантии. Люди здесь были слишком несчастны и голодны… но всё же они не настолько отчаялись, чтобы войти во врата Долины Призраков и отказаться от своей смертной жизни.

В каждой стычке с разбойниками достаточно было убить парочку, чтобы прогнать остальных.

Спустя два дня «прогулок» по этой дикой местности странники наконец наткнулись на первую группу настоящих призраков, мужчин и женщин, абсолютно неразличимых между собой благодаря закрытым чёрно-красным мантиям и белым костяным маскам. Они носили длинные ножи и мечи, заткнутые за пояс, у многих даже не было ножен. Острый глаз Чжоу Цзышу тут же подметил старые, выщербленные лезвия и пятна ржавчины, зазубренные и плохо заточенные края. Он мог только гадать, через сколько рук прошло это оружие за годы своей службы.

Как только Цзышу и Хань Инь появились на тропе, призраки обнажили клинки. В отличие от бандитов, они не стали нападать сразу. Один, что стоял впереди, сделал несколько осторожных шагов, наклонив голову как птица.

— Вы выглядите слишком бедными и оборванными для героев^[2], — произнесла она — по крайней мере, Цзышу показалось, что голос под маской был женским. — Кто вы и зачем пришли?

Чжоу Цзышу поклонился, хотя вряд ли преступники вроде этих придавали большое значение этикету. Стоящий рядом Хань Ин проделал то же самое, двигаясь немного скованно из-за не до конца зажившей раны от стрелы в боку.

— Мы здесь, чтобы присоединиться к Долине Призраков, — ответил Цзышу. — Мы хотим оставить нашу прежнюю жизнь.

Призраки переглянулись. Со скрытыми лицами им, должно быть, приходилось полагаться на язык тела и взгляды друг друга. Цзышу не заметил, чтобы кто-то из них двигал руками или пальцами в условном жесте, как это делали в некоторых орденах.

— Что ж, если вы этого хотите, — призрак пожала плечами, и мечи вернулись на пояса. — Никаких вопросов — нас это не касается.

— Но кого-то всё же касается? — уточнил Чжоу Цзышу. Призраки повернулись, чтобы уйти, и им с Хань Ином пришлось поторопиться, чтобы их нагнать.

— Не после того, как вы выпьете суп Мэнпо^[3], — ответила призрак.

— Суп забвения? — переспросил Цзышу.

Суп, который душа умершего должна выпить, прежде чем пересечь мост Найхэ и перейти в следующую жизнь. Метафора была ясна и прозрачна. Вход в Долину Призраков подобен смерти и перерождению — но разве призраки появляются не из-за обид, возникших в их прошлой жизни? Кроме того, Цзышу не знал ни одного лекарства или зелья, что могли бы заставить человека забыть всю свою жизнь так, как это делал суп богини Мэнпо.

— Си Сан Гуй^[4] объяснит, — сказала призрак. — Если не хочешь, можешь отказаться.

— Вы позволите нам уйти? — удивился Цзышу.

Призрак рассмеялась.

— А призраки позволяют живым вернуться из царства мёртвых? — произнесла она, явно позабавленная. И это уже послужило ответом на его вопрос.

Путешествие до ворот на горе Цинья в компании призрачного патруля заняло весь остаток дня. Чжоу Цзышу использовал эту возможность, чтобы понаблюдать за тем, как эти люди взаимодействуют друг с другом.

Безусловно, они вели себя иначе, зная, что с ними посторонние. Но лучше или хуже обычного? Они пытались отпугнуть их или заманить? Кажется, ответ лежал где-то посередине. Или, скорее, призраков вообще не волновала их судьба.

Временами призраки жёстко выясняли что-то между собой и вступали в драку по каждому мелкому поводу. Но всё решалось быстро и ограничивалось небольшим кровопролитием. Никто не убивал других и никого серьёзно не покалечили. При этом было очевидно, что эти люди привыкли решать все проблемы при помощи насилия. Их мало заботили принятые в обществе правила поведения.

Чжоу Цзышу привык к компании убийц, но даже это недостаточно подготовило его к настолько нормализованной жестокости.

И дело было не в том, что это пугало или коробило его, вовсе нет. Он не ждал ничего другого, поскольку знал, как — и какие — люди обычно попадают сюда. Однако, хоть он и перемещался постоянно между разными слоями общества, чувствуя себя как рыба в воде везде, куда его приводила очередная миссия, почему-то к этому он никак не мог приспособиться.

Впрочем, он всегда быстро учился. И это замешательство скоро пройдёт. Он не из тех, кто подолгу колеблется перед необходимым насилием, поэтому его не беспокоила собственная безопасность. Просто сейчас, думая о чести, от которой ему пришлось отказаться во время работы на Хэлянь И, и о всех тех ужасных вещах, которые он совершил… Мог ли он выдержать столь же отвратительную жизнь, полную насилия, если в ней не будет цели и смысла, чтобы как-то его оправдать?

Цзышу обернулся и бросил быстрый взгляд на Хань Ина. Справедливо ли тащить его за собой в это место? Справедливо ли было позволить ему помочь Цзышу, зная, чего это ему будет стоить?

Очевидно, сейчас было уже слишком поздно для подобных мыслей.

Размышляя об этом, Цзышу не заметил, как они достигли горы Цинья. Скалы и валуны простирались до самого горизонта, местами сквозь каменистую почву пробивались кустарники и клочки упрямой травы, которая отчаянно цеплялась за жизнь на этой неплодородной земле. Сама вершина возвышалась прямо над ними. Давным-давно неизвестно кем в горной породе были вырезаны каменные статуи Будды; их безмятежные лица теперь наблюдали за человеческим отребьем внизу — и Цзышу определённо причислял себя к этому отребью.

Кровь не помогает очиститься, ею можно лишь замараться ещё больше.

Ворота на входе в Долину — огромные и устрашающие. За верхним краем стены, огибающей Долину, тоже прятались призраки. Те, что стояли внизу, подали сигнал, и где-то вдалеке раздался барабанный бой, после чего открылись куда менее впечатляющие боковые ворота. Призрачный патруль жестом пригласил Чжоу Цзышу и Хань Ина проследовать внутрь.

Главный путь пролегал через узкое ущелье с почти отвесными стенами; подняться по ним было бы трудно — или даже невозможно — для любого, кроме превосходного мастера цигун. Они шли по этому ущелью какое-то время, прежде чем перед их глазами предстали окрестности горы. Тропу отмечали горящие факелы — их зажгли, когда сумерки опустились по склону холма к самому дну Долины. По левую руку от них осталась горная гряда. Внизу раскинулись рисовые чеки и громко журчащие ручьи, вода которых орошала поля. Свечи и фонари мерцали в окнах ветхих домов, разбросанных по всей территории Долины без видимого рисунка или плана расположения. На самой горе Цинья Цзышу заметил группу каменных построек, гораздо более величественных, с яркими черепичными крышами и большими внутренними дворами. Некоторые здания казались высеченными прямо в горе, как естественные образования породы. Преобладающий здесь тип известняка идеально подходил для образования пещер, и Чжоу Цзышу был уверен, что значительная часть Долины Призраков скрыта под землёй.

Его внимательные глаза уловили движение внизу — люди там занимались своими делами, не заботясь о внешнем мире. Трудно сказать, сколько точно людей жило здесь, но, по слухам, гуляющим в Цзянху, в Долине скрывались тысячи призраков. Так что не только её труднодоступное расположение предотвращало любое нападение, но и численность населяющих её призраков. Лишь все ордены, собравшись вместе, могли бы попробовать уничтожить Долину Призраков… если мир между ними когда-либо рухнет.

— Сюда, — окликнула командир патруля и увела их с главной дороги на узкую тропку, поднимающуюся по этой стороне горы Цинья.

— Дворцы там, наверху, — Чжоу Цзышу кивнул на каменные здания, — кому они принадлежат?

Конечно, он уже догадался кому, но пока ему лучше было казаться глупым и безобидным.

— Хозяину Долины и его Десяти Дьяволам, — ответила женщина, оглянувшись через плечо. Цзышу уловил краткий проблеск тёмных глаз за её маской. На этот раз наклон её головы показался ему ироничным. — Поверьте, вы не хотите встречаться с ними, маленькие почти-призраки. Си Сан Гуй будет с вас вполне достаточно.

Си Сан Гуй. Большинство призраков оставались безымянными для Цзянху, но главные из них, Десять Дьяволов, были настолько известны, что их имена и преступления дошли до остального мира. Так, например, Си Сан Гуй, Трагикомический призрак, возглавляла Департамент неверных и наказывала людей, которые бросили или плохо поступили с женщинами.

Кто-то мог бы спросить: что же в этом плохого? Разве можно за подобное называть кого-либо дьяволом? Разве это не та справедливость, которую женщины ищут, но редко получают? Да, так и есть. Но ах, Си Сан Гуй довела это до крайности, она ужасно коварна и чрезмерно жестока — вот, что ответили бы в Цзянху. Кто дал ей право судить других? Разве такие вопросы не должны решаться внутри семьи или в соответствии с правилами ордена?

Все эти жалкие оправдания, безусловно, свидетельствовали лишь о глубоком страхе, ужасе перед угрозой понести ответственность за свои прошлые ошибки. Речь здесь шла вовсе не о справедливости или соразмерности наказания. Цзышу видел слишком много подобного лицемерия на всех уровнях общества, во дворце и не только, чтобы купиться на это. И едва ли он мог осуждать Си Сан Гуй.

В обычном мире, где действовал Тяньчуан, Чжоу Цзышу не обращал на слухи о Долине Призраков слишком много внимания и не особо вникал в детали. Тяньчуан редко приходилось иметь дело с орденами и вообще никогда — с призраками. Они собирали информацию о Долине просто для того, чтобы знать её, поскольку информация была их специализацией. Но уже совсем скоро все эти факты и слухи понадобятся лично ему. Характер и взгляды Си Сан Гуй и ей подобных могут стать ключом к их с Хань Ином выживанию.

Подъём по тропе занял некоторое время, и к тому моменту, когда они достигли лунных врат^[5] в стене, почти вплотную примыкавшей к краю утёса, солнце уже полностью село. Чжоу Цзышу восхождение далось легко, но пробитое лёгкое Хань Ина ещё не зажило, и он изо всех сил старался скрыть одышку. Цзышу на всякий случай незаметно держал руку на эфесе Байи, но их спутница даже не смотрела на них. Вместо этого она потянулась к колоколу, висящему сбоку от ворот, и дёрнула его за язык.

Они услышали звук шагов по каменной дорожке, и в лунных вратах открылась одна из створок. Перед ними предстала молодая женщина в красно-белом шёлковом одеянии, красивая, нежная и явно безоружная. Впрочем, её вид не ввёл Чжоу Цзышу в заблуждение — хотя её ци не тянула на уровень мастера, она всё же явно прошла обучение.

— Новые призраки, — бросила провожатая, указав на них.

Девушка кивнула и открыла дверь шире, жестом поманив их внутрь. И, как только они прошли через врата, первый призрак тут же развернулась и, даже не попрощавшись, вприпрыжку припустила вниз, обратно по крутой тропе.

— Молодая госпожа^[6], вы из Департамента неверных? — спросил Хань Ин, когда они прошли во внутренний двор. Хотя издали эта часть Долины Призраков казалась такой же упорядоченной, как и поместье любого ордена, вблизи было видно, что здания разбросаны по внутренней территории в беспорядке, расположены под странными углами друг к другу, пронизаны переходами и коридорами со множеством поворотов. Здесь было легко заблудиться. Впрочем, девушка была тут не одна — Чжоу Цзышу время от времени мельком видел людей в белоснежной или чёрной одежде, без масок, но ярко накрашенных. Быть может, слуги?..

— Да, — ответила девушка Хань Ину. — Как и любой в такой мантии, как моя. — Она оглянулась на них с опаской и напрягла плечи так, будто ждала нападения. — Мы принадлежим Си Сан Гуй, и никто не смеет прикасаться к нам без её разрешения. В противном случае вы будете отвечать перед Департаментом неверных или, ещё хуже, перед Хозяином Долины.

Тот факт, что ей пришлось сделать это предупреждение, был достаточно красноречив: в Долину сбегало много разных людей, но даже если некоторые из них бежали от плохого обращения и решались «умереть» лишь от безысходности, большинство попало сюда, скрываясь от наказания за собственные прегрешения. Сколько людей вызвало гнев Си Сан Гуй? Признались ли они в своих грехах, прежде чем их приняли? Насильники и им подобные могли войти в Долину, рассчитывая найти здесь убежище, — и обнаружить, что на самом деле им суждено быть сброшенными со скалы Трагикомическим призраком.

— Нам и в голову не придёт проявить неуважение к Департаменту неверных, — заверил Хань Ин.

— Не стоит проявлять неуважение к любому, кто более могуществен, чем вы, — ответила юная особа. — Не стоит, если хотите остаться в живых.

— Спасибо за совет, — серьёзно, без иронии поблагодарил Цзышу.

Вслед за девушкой они прошли через большую арку и попали в другой двор, на этот раз более просторный. Здесь повсюду висели красные бумажные фонарики, по углам стояли декоративные деревья с белой корой и алыми листьями. Тут были и другие женщины в красно-белых одеждах, шедшие мимо либо собиравшиеся в небольшие группки и тихо беседовавшие между собой. Разговор затих, когда вошли Чжоу Цзышу и Хань Ин, но лишь на мгновение. К ним быстро утратили интерес, а значит, это было вполне обычным делом — когда тут появлялись новички в таком виде и состоянии.

По всей видимости, это и было то самое здание, где располагался Департамент неверных.

Пройдя через двор, сквозь другое здание, а затем ещё одни двойные двери, они оказались в роскошном зале с богатой, явно удобной мебелью и высоким помостом в дальнем его конце. Там сидела женщина с высоко заколотыми седыми волосами и золотыми когтями^[7]. У неё была ци мастера боевых искусств. Легендарная Си Сан Гуй.

Она окинула их холодным, беспристрастным взглядом, сложив руки на коленях и дождавшись, пока они сами подойдут и заговорят.

Чжоу Цзышу поклонился. Он понятия не имел, каково происхождение этой женщины и может ли она заметить разницу, но из соображений предосторожности нарочно выполнил поклон неумело, стараясь выглядеть как простолюдин, не обученный манерам благородного человека. Хань Ин поступил так же, следуя его примеру.

— Госпожа, — обратился к ней Цзышу. — Мы здесь, чтобы присоединиться к Долине Призраков.

Си Сан Гуй изящно склонила голову. Она выглядела равнодушной. Должно быть, их появление не казалось ей чем-то волнующим.

— Вы понимаете, какой выбор вам предстоит сделать? — спросила она.

Цзышу кивнул:

— В нашей прежней жизни для нас ничего не осталось.

— Как только вы войдёте в Долину Призраков и покинете мир живых, вы уже не сможете вернуться, — предупредила их Трагикомический призрак. — Даже если по какой-то причине вам прикажут вернуться туда, это будет всё равно что возвращение мертвеца. Дела живых вас больше не касаются.

Чжоу Цзышу слышал об этом. У него было достаточно времени, чтобы всё обдумать, но на секунду он всё равно засомневался. Действительно ли он может оставить в прошлом Поместье Четырёх Сезонов? Но разве он уже не сделал этого? Те ученики… лишь один или двое из них, помимо него самого, были ещё живы. Он готов был присоединиться к ним в смерти, претерпев три года мучений. Разве здесь ему предлагают что-то иное? Это всё равно своего рода смерть. У него нет желания отомстить. Кому мстить? Случившееся не было виной Хэлянь И. Он попросил Цзышу о помощи, но это Цзышу решил последовать за ним. Это он привёл всё Поместье Четырёх Сезонов в пасть Тяньчуан.

Это была его вина, и это он был тем единственным человеком, кто заслуживал возмездия.

Он не станет притворяться, будто был хорошим человеком. Многие жизни были принесены в жертву, чтобы возвысить Хэлянь И над его чудовищными братьями, но единственные, кого Цзышу не мог себе простить, — это те, кто пришёл вслед за ним. Ужасные поступки, которые он совершал как глава Тяньчуан, не терзали его душу. Лишь то, что он предал верных ему людей, позволив им умереть. Он обязан был позаботиться о них и сохранить Поместье Четырёх Сезонов, и он начисто провалил эту миссию.

— Я понимаю, — ответил он и, повернувшись к Хань Ину, шёпотом предложил: — Ты не обязан присоединяться, если не хочешь. Оставь меня и беги.

Гнев вспыхнул в глазах Хань Ина. Его челюсть дёрнулась.

— Я тоже понимаю! — громко заявил он. — Мы оба согласны!

Си Сан Гуй подняла руку. Ленивый жест двумя пальцами — и два её призрака подошли ближе, держа в руках большую чашу. В ней был какой-то горячий отвар, свежеприготовленный, источающий резкий запах, который Чжоу Цзышу почуял с того места, где стоял.

— Это суп Мэнпо, — пояснила Си Сан Гуй. — Долина Призраков всегда понимала, что клятвы и обещания легко нарушить. Навязчивые идеи смертного мира трудно забыть, и они сбивают человека с пути. Вот почему вы должны выпить суп Мэнпо, прежде чем сможете войти в это место и остаться здесь навсегда.

Чжоу Цзышу глубоко и ровно вдохнул, вбирая аромат «супа», пытаясь по запаху и оседающему на языке вкусу определить, какие травы могли быть в него добавлены. Ему это не удалось. Что бы ни было в составе, он не смог опознать эти ингредиенты. И это, учитывая глубокие знания Тяньчуан о ядах и зельях, было весьма примечательно.

С другой стороны, неважно, из чего было сварено их питьё, — это путь, который им в любом случае предстоит пройти.

Только Цзышу сделал шаг вперёд, как Хань Ин внезапно открыл рот:

— Это опасно?

Слабая улыбка растянула губы Си Сан Гуй.

— Зависит от человека, — ответила она. — Чем сильнее навязчивые идеи, тем больше нужно забыть, тем труднее всё отпустить.

— Что происходит в таком случае? — спросил Хань Ин.

— Я не знаю никого, кто бы умер от супа Мэнпо, — сказала призрак. — Однако сопротивление его действию вызывает боль, которая сильно выматывает. Риск выше всего в первые несколько дней, но на это время вы останетесь здесь, пока первичный эффект не начнёт сходить на нет. В дальнейшем... боль будет возвращаться лишь в том случае, если вы попытаетесь вспомнить то, что не следует.

Какие именно воспоминания отнимет у него этот суп? Поместье Четырёх Сезонов? Хэлянь И? Все последние десять лет, за которые его надежды и цели постепенно превратились в сплошные страдания? Разве забыть всё это не будет для него облегчением? Были люди, которых Цзышу не хотел бы забыть. Цзин Бэйюань. Цинь Цзюсяо. Всё Поместье Четырёх Сезонов, чьи бутоны уже окрашены в красный^[8]. Разве не должен он хранить в своём сердце имена и лица всех восьмидесяти одного ученика?

Но теперь поворачивать назад слишком поздно — и, возможно, суп заберёт у него не всё, а только самое плохое.

— Я выпью, — сказал он и шагнул к помосту.

Один из призраков окунул ковш в чашу, над которой поднимался пар, и передал ему. Чжоу Цзышу поднёс ковш к губам и опрокинул в себя. Он почувствовал на языке горечь и сладость одновременно. Настой обжёг горло и кожу. Жар быстро распространился от желудка вверх, по всей груди и животу, а также вниз, по рукам и ногам, голова закружилась, зрение меркло, в глазах потемнело.

— Чжоу-шоу! Чжоу Цзышу!

Он слышал, как Хань Инь взволнованно звал его по имени, и ему показалось, что тот двинулся вперёд, но в этот момент один из призраков Департамента встал у него на пути. Мягкие руки поймали Цзышу, когда он споткнулся.

— С ним всё будет в порядке, — произнесла Си Сан Гуй — и это последнее, что успел услышать Чжоу Цзышу, прежде чем потерять сознание. — Сейчас он уснёт и проспит очень долго.

***

Слабый свет просочился сквозь его веки. Он помнил, что свет появлялся и раньше, то приходя, то уходя. Шум, какие-то разговоры, движение. Люди говорили с ним и о нём — или о человеке, который, предположительно, был им. Он понятия не имел, как долго пролежал здесь. Но что бы ни происходило вокруг, казалось, всё происходило не по порядку. Сплошная путаница.

Возможно, это он запутался. Он... Он... как его зовут? Естественно, его как-то зовут, как и всех остальных.

Цзышу. Чжоу Цзышу. Какой-то мужчина называл это имя, мужчина, который представлял собой размытую фигуру, садился рядом с ним, протирал его лоб чем-то мокрым, подносил ко рту ложку с бульоном и предлагал ему поесть... Да. Это имя почему-то кажется правильным. Оно хорошо вписалось в пустоту внутри него. Он — Чжоу Цзышу.

Что помнил Цзышу? Он лежал на кровати — на жёсткой циновке и под тонким одеялом. Ему было холодно, но не настолько, чтобы его пробирала дрожь. Он чувствовал голод — он помнил о еде, но не о том, когда в последний раз ел что-нибудь. В его воспоминаниях всё выглядело очень странным и расплывчатым. Он вообще не был уверен в том, что именно с ним случилось. Он был… в месте под названием Долина Призраков. Это то, что он знал. Здесь жили жестокие люди, преступники, монстры, те, кого цивилизованное общество предпочло бы видеть мёртвым после всего, что они натворили.

Был ли он жестоким человеком? Поэтому он здесь?

Как только Цзышу задумался об этом, в его сознании вспыхнуло острое воспоминание о крови. Ярко-красная кровь расплескалась по земле, скапливаясь под телами. Он не видит их лиц. В этой картине нет никакого контекста. Это просто смерть, и он смотрит вниз на развернувшуюся перед ним сцену, держа длинный тонкий клинок в правой руке.

Он не знал почему, но это он убил этих людей.

Он не чувствовал себя виноватым или расстроенным от этой мысли. Хотя он не знал конкретной причины, он чувствовал, что она была. Что-то, что, по его мнению, стоило всех этих смертей. Странно, что сейчас он не мог вспомнить, какой была причина, если в его глазах её было достаточно, чтобы оправдать столько убийств.

Что ж, вероятно, в таком случае он действительно один из этих монстров. Хороший человек был бы в ужасе, испытывал бы вину, а он... нет.

Итак, Цзышу сбежал от... чего-то. Когда он попытался достать это воспоминание, то не нашёл ничего, кроме очередной пустоты. От закона? От правосудия? Почему-то он знал, что люди приходят в Долину Призраков, только если им больше некуда идти, если их единственная альтернатива — смерть. Он пришёл не один. С ним был кто-то ещё.

Имя всплыло из тёмных вод его разума. Хань Ин. Да, они бежали вместе. Хань Ин помог Чжоу Цзышу спастись от той судьбы, что его ждала. И это он был тем человеком, что сидел у кровати Цзышу в дни лихорадки.

Цзышу понятия не имел, как долго он спал, барахтаясь на грани беспамятства. Он заболел? У него инфекция? Разрозненные образы сливались воедино, какие-то разбросанные во времени фрагменты. Только что его голова раскалывалась, но, похоже, боль постепенно сходила на нет. Он чувствовал себя усталым и измождённым, но сознание прояснилось.

Чжоу Цзышу открыл глаза. Он лежал на боку лицом к комнате, которая, судя по неровному камню стен и пола, являлась естественной пещерой. Перед ним — два ряда кроватей с деревянным каркасом, подобных той, на которой лежал он сам. Одну, в дальнем конце, занимала маленькая фигурка, полностью скрытая накинутым на неё одеялом. Больше в той стороне никого не было.

Он перевернулся на спину и посмотрел в другую сторону. Там стояли ещё несколько пустых кроватей, а пещера сужалась до щели, через которую с трудом пролез бы даже ребёнок. Человек, в котором он узнал Хань Ина, спал на одной из кроватей, лёжа на животе, полностью одетый, прижавшись щекой к тонкой циновке. Его дыхание было медленным и ровным. На полу между их кроватями стояла миска с бульоном, который уже остыл и покрылся жирной плёнкой.

Чувство привязанности волной накрыло Чжоу Цзышу. Возможно, он не помнил подробностей, но знал, что Хань Ин пожертвовал многим, чтобы сопровождать его сюда. Тепло, которое чувствовал Цзышу, не несло в себе ни капли романтики или похоти, так что вряд ли он забыл, что они были любовниками. Должно быть, они просто были по-настоящему верными друзьями.

Наконец, Чжоу Цзышу почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встать с постели. Каменный пол пещеры холодил босые ноги, но он понятия не имел, куда делась его обувь, если она вообще у него была. Он был одет в простую одежду для сна: штаны и нижнее ханьфу. Он оглядел себя, перевернул руки и заметил мозоли на ладонях и пальцах. Несколько маленьких белых шрамов портило его кожу, хотя ему пришлось вглядеться как следует, чтобы их различить. Его руки, ноги и живот были достаточно подтянутыми, и он чувствовал скованную силу в своём теле, несмотря на то, что он только встал с больничной койки.

Почти не задумываясь, Чжоу Цзышу поднял руку и ощупал впадинку под правой ключицей. Его тело, казалось, помнило то, чего не помнил разум. Это место было чувствительным и реагировало на прикосновения не так, как всё остальное. На коже остался круглый шрам размером чуть больше кончика прижатого пальца. Здесь что-то пронзило его.

Вспышка боли — или воспоминание о боли: его собственная рука, проталкивающая длинный острый предмет внутрь, отвратительный скрежет металла, царапающего кость, резкий запах крови.

Он резко убрал руку. Что это было?

Наказание? Да, ощущалось именно так. Это было своего рода наказание. Но зачем ему поступать так с самим собой?

Последнее, что Цзышу ясно помнил до момента своего пробуждения, — это то, как он пил суп Мэнпо в Департаменте неверных. Он помнил, как ему объясняли его эффект и то, что он сотрёт воспоминания о его прошлой жизни и позволит ему без этого бремени войти в прибежище всех призраков. Но он не знал, сколько он потерял. Кажется, очень много.

Хань Ин, возможно, знал больше. Чжоу Цзышу склонился над соседней кроватью и осторожно потряс молодого мужчину за плечо. Лёгкое прикосновение тут же заставило глаза Хань Ина распахнуться — и в следующее мгновение он уже держал Цзышу за запястье, а в его руке как будто из ниоткуда появился нож. Цзышу застыл на мгновение, пока его друг не пришёл в себя. Он не испугался и не удивился. Быть готовым к насилию в момент пробуждения — для них это, должно быть, нормально.

Да, глядя сейчас на Хань Ина, Цзышу почти видел другой образ человека, нависающего сверху, как тень: Хань Инь, одетый во всё чёрное, и чёрная шёлковая маска, закрывающая нижнюю половину его лица. Ещё одно смутное воспоминание, вырванное из контекста. Они были бандитами? Профессиональными ворами? Наёмниками?

Что-то в этой последней мысли... снова показалось правильным. Что-то встало на место. Вместе с этим в его голове возникла ещё одна картина, на этот раз незнакомого человека. Цзышу не удалось разглядеть его лицо, только одежду. Это было очень хорошее, дорогое одеяние, что-то, что может себе позволить лишь дворянин, и при том очень важный. Их клиент? Их хозяин?

Он попытался сфокусироваться на лице этого человека, но боль пронзила его глаза. И тут же всё исчезло, как дым.

— Чжоу-шоу! — воскликнул Хань Ин, опуская руку и пряча кинжал обратно в ножны за поясом. — Простите, вы меня напугали.

— Не извиняйся, — ответил Цзышу. — Как долго я спал?

Горло Хань Ина дёрнулось, когда он нервно сглотнул.

— Почти неделю, — сказал он. — Это… Я оправился от супа всего через день и был уверен, что у вас что-то пошло не так. Но призраки из Департамента неверных сказали, что такое иногда случается. Что вы проснётесь, когда проснётесь, и никто ничего не может с этим поделать.

— И ты заботился обо мне всё это время, — Цзышу улыбнулся. — Спасибо, Хань Ин.

Хань Ин сел на кровати, сложив руки на коленях. Его пальцы нервно сжались.

— Как много вы помните?

— На этот вопрос сложно ответить, — ответил Чжоу Цзышу. — Я помню, как пил суп. Помню наше путешествие через предгорья к Цинья. Я знаю, где мы находимся и что такое Долина Призраков. Я знаю, что ты мой друг и что мы были... наёмниками? Всё верно?

Хань Ин кивнул, хотя движение получилось коротким и неуверенным:

— Вы… Вы помните, на кого мы работали? Название нашей организации?

— Нет... не совсем, — произнёс Цзышу. Ему ещё не приходило в голову, что там было нечто большее, чем они двое, но после слов Хань Ина всё вновь встало на свои места. Да, была организация. Но её название... В груди внезапно потяжелело. Это было похоже на... горе? Вину? — А ты?..

— Я не... имя я не помню, — сказал Хань Ин, и его глаза расширились. Цзышу подумал, что это похоже на страх. — Но знаю, что мы были частью Тяньчуан.

Внезапная острая боль пронзила виски Цзышу. Он откинулся на кровати и прижал руку ко лбу, судорожно вздыхая. Хань Ин тут же оказался рядом, готовый поддержать его, если он упадёт.

— Простите! — повторил он. — Мне не следовало давить, мне сказали не делать этого...

Постепенно боль стихла.

— Это всё в прошлом, — Цзышу покачал головой. — Если нам не следует говорить об этом, то давай не будем. Что бы мы ни делали раньше, разве суть не в том, что это не должно нас коснуться? Не здесь?

— Да… — признал Хань Ин.

— Что теперь? — спросил Чжоу Цзышу. — Теперь, когда мы призраки…

— Поскольку вы выздоровели, мы больше не можем здесь оставаться, — сообщил Хань Ин. — Эта комната предназначена только для тех, кто переживает последствия супа Мэнпо. Теперь нам нужно спуститься в Долину и, полагаю, попытаться найти своё место.

Разве могут преступники и варвары жить вместе так, чтобы тут не воцарился полный хаос? Или, возможно, здесь, в Долине, действительно царит хаос? Внизу были поля, где явно нужно выполнять какие-то сельскохозяйственные работы. Людям нужно есть, поскольку все они были призраками лишь в метафорическом смысле. Достаточно ли здесь места, чтобы каждый мог просто зарабатывать на жизнь как крестьянин, уплачивая десятину Хозяину Долины — как владельцу поместья? Цзышу подозревал, что сам никогда раньше не занимался подобной работой.

— Тогда лучше бы нам не тратить время, — сказал он. — Давай найдём свои вещи и отправимся в путь.

__________________________

Примечания переводчика:

[1] Гора Цинья (кит. Qīngyá Shān) — Зелёный (Бирюзовый) пик

[2] В оригинале используется слово dàrén

[3] Мэнпо (кит. Mèng Pó) — богиня беспамятства в китайской мифологии, которая наливает специальный лишающий воспоминаний суп на Мосту Найхэ (он же Мост беспомощности), который должна пересечь каждая душа перед входом в подземный мир (подобно реке Стикс в греческой мифологии)

[4] Си Сан Гуй (кит. Xi Sang Gui) — буквально Трагикомический Призрак или Призрак Радостных Проводов (где Gui — призрак)

[5] Лунные ворота (кит. yuèliàngmén) — традиционный элемент китайского сада, круглое отверстие в стене, используемое для прохода в сад вместо обычных калитки или ворот. Исторически лунные ворота служили входом в сады богатых китайских сановников

[6] В оригинале gūniang — молодая госпожа; уважительная форма обращения к незамужней девушке

[7] Речь о хучжи (кит. hù zhi — буквально «бронированный коготь») — традиционном китайском украшении в виде металлического футляра на палец, обычно из золота. Именно такие носит Си Сан Гуй в дораме

[8] Имеется в виду настенное панно с 81 белым цветком, которые символизировали учеников Поместья Четырёх Сезонов. Цзышу закрашивал красным по одному цветку, когда умирал кто-то из учеников