Дальнейшие дни для Франа слились в один. Он просыпался на считанные минуты от постепенно затихающих приступов боли, но больше не ходил и галлюцинаций не видел. Сказать за это спасибо, скорее всего, стоило Потрошителю, который оперативно отправлял юношу спать — конечно, не увещевания, а привычными грубостями. Иногда, просыпаясь, Фран видел свет, иногда — тьму, но значения этому не придавал. Все путалось и мешалось, и смысла в несвязных размышлениях все равно не было.

Но постепенно кошмар отступил. Настало новое пробуждение. И оно стало первым, в котором сознание и осознанность действий вернулись к Франу.

Глаза удалось открыть с трудом — веки словно слиплись. В теле поселилась тянущая боль, отголосок той, что терзала его все эти дни. Из головы так никуда и не делось распирающей давление, отдающееся звоном в ушах. Перед размытым взглядом Франа медленно проступил потолок, покрытый сетью мелких трещин. Осознание пришло не сразу, но куда быстрее прежнего — значит, Потрошитель все же дотащил его до убежища. Юноша шумно выдохнул. Как приятно было снова думать. Да, вяло и лениво, тяжело, но хоть как-то.

Ему даже удалось сесть. Для этого пришлось приложить порядком сил — пару раз упасть обратно на импровизированную подушку, и с десяток раз остановиться на пол пути, проклиная слабость. Руки и ноги все ещё казались чужими. Нет, они слушались, но неохотно. И все же Фран поставил себе цель и проявил недюжее упрямство в ее достижении. Попытке к шестнадцатой ему даже удалось для начала выпрямиться, а потом и сесть, почти сразу согнувшись и уперевшись ладонями в колени. Дыхание сбилось, зато Фран смог получше осмотреть место, в котором оказался.

Не то чтобы там было на что смотреть. В комнате нашлось разве что окно, и то — номинальное. Иссохшую оконную раму без стекла закрыли темными тряпками, покачивающимися на ветру. Свет через них пробивался едва-едва, ещё тусклый и серый. По нему Фран предположил, что проснулся совсем ранним утром.

Но что важнее, под окном юноша увидел знакомый окровавленный рюкзак. А вот Потрошителя рядом не было.

— Черт… — пробормотал Фран, с трудом подняв руку и приложив ее к лицу.

Воспоминания о последнем ярком пробуждении и поисках мамы навалились на него вселенской тяжестью. Перед глазами встала сцена того, как он, весь такой шатающийся и едва соображающий, кинулся на Бельфегора, причитая «мамочка». Очень захотелось лечь и уснуть снова. Желательно — навсегда.

Но, судя по рюкзаку, его не оставили даже после этого позора. Чудеса маньяческого терпения, не иначе. Или настоящая необходимость. В любом случае, Бельфегор о нем позаботился. Даже подушку из рюкзака сделал, хотя мог просто запинать напарника в какой-нибудь темный угол и оставить там, тот все равно ничего бы не понял. Так или иначе, желания знать, где Потрошитель, у Франа от этого знания не возникло. Не здесь — и ладно. Куда больше юноше хотелось пить. И первым делом он решил поискать воды в рюкзаке под головой.

За то время, что он лежал в бреду, запасы заметно уменьшились. Может, перекочевали в рюкзак Бельфегора. Еда так точно, потому что её не осталось вовсе. Но то, за чем полез, Фран все же нашел. Не в бутылке, правда, как рассчитывал, а в не пойми откуда взявшейся фляге. Кажется, пока он был без сознания, Потрошитель хорошенько обшарил окрестности… Или, может, в этом убежище имелись запасы?

Возвращение любопытства, конечно, было хорошим знаком, но Фран все равно постарался затолкать вопросы поглубже и отвинтил крышку фляги. Он постарался действовать осторожнее, но стоило только первым каплям воды смочить словно иссохшее горло, как все благие мысли схлопнулись. Юноша с такой жадностью припал к фляге, что облился. Вода плеснула по лицу на шею, под ворот одежды, но он даже не обратил на это внимание. До тех пор, пока не услышал рядом язвительный смешок:

— Ши-ши-ши, да ты еще и свинья, лягух.

Фран едва не уронил флягу и определенно поперхнулся. Кашляя и пытаясь утереть воду с лица, он повернул голову — и тут же сморщился. Знакомая боль прострелила виски. Зря он о ней забыл.

— Свинья, заноза в заднице, сопля… Есть хоть что-то, что ты не собрал в себе? — проигнорировал его мрачный взгляд Бельфегор, вальяжно оперевшись о дверной проем и скрестив руки на груди.

— И вам доброе утро, Бел-семпай, — прохрипел Фран, все ещё покашливая и морщась.

— Тц. Заткнись от греха подальше, — скривился Потрошитель. — Ты теперь мой должник. За пять дня я от тебя столько проблем натерпелся, что платить ты мне всю жизнь будешь.

— К вам вернулась адекватность? — отметил Фран удивительное спокойствие напарника.

— Ши-ши-ши, нарываешься, лягушка, — развеял его сомнения Бельфегор, широко улыбнувшись и зазвенев ножами в карманах куртки. — Я с тобой так заебался за эти пять дней, что уже тысячу раз мысленно убил и дважды запинал.

— Так вот почему так спина болит.

И все же Фран удивительно хорошо помнил короткие отрывки бодрствования. То, как его что-то тыкало в спину, пока он пытался вдохнуть — точно. Теперь стало понятно, что это была нога, и она не просто тыкала его, а вполне так себе пинала. Впрочем, можно было и простить Потрошителю эту вольность: Фран все равно в тот момент ничего не чувствовал, а этому пришлось о нем заботиться… Как не убил только? Тут напрашивались благодарности.

— Спасибо, что не придушили.

— Заткнись. Благодарить будешь потом и делом, а пока, будь добр, пошевели своими лягушачьими мозгами и постарайся вспомнить, что я говорил в начале нашего сотрудничества. Ты нужен Варии живым, — зло бросил Бельфегор, наконец пройдя в комнату. — И не обольщайся особо, я ставил на то, что ты прогоришь.

— Я все ещё не совсем понимаю, что это такое и как работает, — напомнил Фран, взглядом проводив напарника от дверного проема до окна. — И почему мне было так плохо, тоже.

Потрошитель не ответил. Вместо этого он склонился к рюкзаку и достал оттуда ещё одну флягу и пачку сухпайка. Стоило ожидать, что после всех трудов с заботой о Фране Бельфегор не захочет тратить ни силы, ни время ещё и на ответы на его глупые вопросы. Но на этот раз юноша не отступил. Раз уж относительная вежливость не сработала, стоило попробовать взять измором. Чем бы эта тактика не закончилась…

— Бел-семпай, а вы уверенны, что я вообще… Иллюзионист, да? И где мое кольцо? Где мы вообще?

— Ты решил продолжить мне надоедать, да? Опасно, жаба, очень опасно. Я держусь буквально на представлении тебя мертвым и наконец молчащим, — предупредительно звякнул ножами Бельфегор, направившись в соседнюю комнату.

— Но я ведь должен все это знать, Бел-семпай. Иначе как мне дальше жить?

— Плохо, блять, и мало.

Да, он определенно был на грани. Фран, конечно, немного пришел в себя, мог и увернуться от удара в случае чего, но решил не продолжать напрашиваться на ножи. Хотя знать, что произошло, хотелось. Не был же это внезапный приступ безумия с последствием в виде горячки?

Идея пришла внезапно, как в старые добрые времена до посвящения в жители пустоши.

— Бел-семпай, а вы же хотите что-то приготовить, да? Как насчёт обмена? — предложил Фран, завозившись на импровизированной кровати. — Я вам еду приготовлю, а вы мне расскажете, что случилось и почему.

— Тебе на самом деле мозг подпекло? — удивился Бельфегор, замерев в дверном проеме и повернувшись. — Больно покладистым стал.

— Просто отдохнул, — не сильно соврал Фран.

Боль все ещё не отпустила его до конца, как и слабость. Юноша сомневался, что ему удастся быстро подняться и уж тем более — разойтись на готовку пайка. Но это обещало знания. И, может, небольшой ответ Потрошителю за то, что он все же не прирезал его. Знания Франа интересовали больше после всего, что «напарник» сделал перед тем, как юноша свалился.

Впрочем, сработало не совсем так, как хотелось — Бельфегор помолчал, видно, окинув юношу взглядом, и усмехнулся:

— Немочь, ты сейчас и с места не встанешь. Лежи и не вздумай создавать мне новых проблем. Если так уж хочешь что-то сделать, исчезни часика на три где-нибудь на улице. Полежи в канаве, я не знаю. Напитайся энергией Солнца. Ну, как это у вас, лягушек, делается? Тебе лучше знать.

— Как же я доползу до улицы, если не встану? — решил отпустить ещё одну подколку Фран.

Получил то, что и должен был уже как пару минут назад — нож, просвистевший в опасной близости от лица.

— Ши-ши-ши, ещё хоть слово, и спустишься через окно, — скривился Бельфегор, все же скрывшись в другой комнате.

Поразительный в своей окончательности ответ, от которого произошедшее стало кристально ясно. Фран вздохнул. И почему удача настолько его не любила, что в напарники отвела этого сомнительного во всех отношениях психа? Впрочем, вопросами к удаче юноша задавался большую часть жизни, и она отвечала ему на них так же, как Бельфегор — либо никак, либо болью. Пришлось признать поражение, смирится с ним и поискать себе другое занятие.

Для начала Фран вытащил из стены нож и осмотрел его. До этого все его мысли сосредотачивались на выживании, а не на изучении возможного орудия его убийства, но раз он был все же настолько нужен некой Варии, что его, очевидный балласт, не бросили, можно было расслабиться и попробовать собрать информацию. Глядишь где и пригодится. Например, когда он все же попытается дать деру от конвоира. Тот, конечно, поступил благородно, но Франу все ещё не улыбалось ни путешествовать с ним, ни вступать в эту Варию.

Нож оказался в разы лучше тех, что выдали Франу. Лёгкий и тонкий, он был наточен до такой остроты, что порез могло оставить даже неловкое касание. Такое явно не в Центре делали. А если и там, то точно на заказ. А ещё их у Бельфегора было удивительно много, раз за все эти дни они не закончились. Кажется, жизнь у обитателей пустоши складывалась не так плохо, как ее описывали в Центре.

Фран взвесил нож в руке. Попробовал взмахнуть им, но добился только того, что порезался, попытавшись перехватить оружие поудобнее. Нет, с таким ещё нужно было поучиться обращаться. И все же юноша решил и этот нож сохранить. Правда, сразу столкнулся с проблемой…

Ножны у него забрали. Фран не нашел их ни на поясе штанов, ни рядом с рюкзаком, ни в нем. Видно, Бельфегор решил обезопасить себя на случай, если «напарник» обнаружит достаточно уверенности, чтобы попытаться подраться. Как будто Фран мог решиться на такую глупость. По прошлому разу ещё помнил, ничем хорошим это не кончится. Что ж, на этот случай у него возникла другая идея. Маленькая гадость за раны на ноге и плече и два дня адского перехода. Усмехнувшись про себя, Фран глянул в сторону дверного проема, за которым скрылся Бельфегор и, перехватив нож поудобнее, попробовал его согнуть. Для этого пришлось приложить порядком едва вернувшихся сил и порезаться ещё раз, но цели Фран достиг.

Юноша сомневался в том, что конвоир это оценит и посмеется, а не отвесит ему пинка, однако маленькая месть принесла немного удовлетворения. После мучительных дней в бреду он нуждался в любой радости, даже в такой. Жаль только, закончилась она быстро. Как и развлечения в этой пустой комнате, где можно было разве что смотреть на трещины в потолке и стенах. И спать Франу определенно больше не хотелось. В такой ситуации и Библия стала казаться неплохим чтивом. Но все же юноша решил ей пренебречь и воспользоваться предложением Потрошителя.

Проблемы возникли уже с тем, чтобы подняться. Стоило этого ожидать, Франу даже сесть было тяжело, что уж говорить о стоянии на ногах. Тем более, что рана, которую Бельфегор оставил ему на память о первой встрече, после отдыха стала болеть как будто бы больше. Фран даже поднял штанину, чтобы ее осмотреть. На его счастье, несмотря на боль, выглядела рана нормально: края ее не покраснели, несмотря на то, что обрабатывать ее не было ни времени, ни сил, ни внезапного снисхождения конвоира. Что ж, хотя бы в этом мироздание подсобило.

Это не сильно облегчило Франу основную задачу. Чтобы хотя бы приподняться, пришлось вновь положиться на стену. И даже так тело не простило новых нагрузок: перед глазами все закружилось и размылось, а в ушах зазвенело так, словно юноше снова отвесили пинок. Горло сжал спазм, который Фран удержал только потому, что тошнить было, в целом, и нечем. Хотя хотелось поверить, что железной силой воли.

Благо, круговерть быстро пошла на спад. На смену ей пришла уже ставшая привычной дрожь в ногах — вернее, в той единственной, на которую юноша опирался твердо, — но это можно было и потерпеть. Упрямство так или иначе помогло. Фран отпраздновал бы это торжество имени себя, будь у него возможность хоть шаг сделать без риска завалиться. Но для этого пришлось ещё немного постоять, опираясь на стену, дождаться, пока муть в голове окончательно проясниться и только тогда попытаться.

Получилось неловко. Ногу прошило болью от раны до самого бедра так, что Фран даже зашипел. И как он с этой гадостью два дня прошел? Или она так болела как раз потому, что он не давал себе отдыха? Надо было все же записаться на курсы первой помощи, когда в колледже предлагали, от этого было бы больше толку, чем от лекций по литературе.

С другой стороны, он смог сделать шаг. А затем ещё один. И даже третий, хотя раненную ногу для этого пришлось за собой скорее подволочь. Всю радость от достижения разрушил язвительный смешок.

— Неугомонная лягуха. Каюсь, пока ты валялся в отключке, было все же лучше, — усмехнулся Бельфегор, выглянув из другой комнаты. — На тебя тут еды нет, можешь разворачиваться и ползти куда захочешь.

— А я хочу туда, — выдохнул Фран, попытавшись ответить напарнику хотя бы уверенным взглядом.

— Твое дело. А я понаблюдаю, ши-ши-ши, — отозвался Потрошитель, усмехнувшись. — Раз уж ты такой прыгучий и самостоятельный стал, завтра выходим на базу Варии.

— Вы так жестоки, Бел-семпай, — обречённо опустил голову Фран, привалившись к стене посильнее для большей драматичности.

— А ты так надоедлив, жаба, — все ещё довольно весело парировал Бельфегор. — За те дни, что ты лежал, можно было до базы дойти. Даже с учетом твоей медлительности. Я ещё не говорю про припасы, которые пришлось потратить.

— Смею предположить, в этом был смысл, — с намеком протянул Фран.

— Ши-ши-ши, меньше, чем тебе хотелось бы. Считай, мучался ты ради того, чтобы мучаться дальше.

— Да, чего-то такого я и ожидал. А без этого как-то можно? — вздохнул Фран, на пробу сделав ещё шаг.

— Можно только хуже, — широко улыбнулся Бельфегор, убрав руки в карманы куртки.

Да вот как раз это Фран понял ещё на второй день знакомства с пустошью. Сегодня, конечно, наступило относительно спокойно, но, в конце-концов, было ещё раннее утро. Кто знал, не случится ли к вечеру очередного знакомства с богатым арсеналом пустоши? Фран вот ставил на то, что случится. И все равно сделал упрямый шаг к этому не очень весёлому будущему. Как будто у него был другой выбор.

Здесь и сейчас вся его жизнь зависела от собственного упрямства и благодушия напарника. И раз уж тень смерти немного отступила, следовало насладиться мгновениями затишья сполна. Для начала — добиться информации. И, может, завтрака.

— Никак ты не угомонишься, — до странного спокойно произнес Бельфегор, на самом деле оставшись понаблюдать за его попытками. — Ши-ши-ши, может, от тебя толку будет даже больше, чем мне показалось.

Только если толк будет от этой Варии. Фран не сказал этого вслух и для виду опустил голову, чтобы даже по выражению его лица нельзя было понять, о чем он там подумал.

Удивительно, но ему удалось довольно быстро разойтись. На это хватило несколько минут и всего лишь три почти падения. Не худший результат. Ещё бы Бельфегор не посмеивался над его неловкими попытками прийти в себя, и было бы совсем хорошо.

— Бел-семпай, у вас там ничего не сгорит? — попробовал отвлечь его Фран.

— Хорошая попытка, лягушка, но придумай что-то получше, — стало ему ответом.

Фран постарался, но ничего достаточно весомого в голову так и не пришло. Пришлось выпрямиться и наконец отлипнуть от стены. В награду юноша получил боль в ноге и преувеличенно громкие аплодисменты. На этот раз Бельфегор не стал ничего говорить, но по тому, как он заулыбался, Фран понял — не видать ему ещё пары дней здесь. Надо было и в самом деле лежать и не рыпаться. Умереть со скуки, конечно, но хотя бы притвориться очень больным. Упрямство определенно было грехом. Как и длинный язык.

— И все же что-то подгорело, — протянул Фран, когда наконец, прихрамывая, зашёл во вторую комнату.

— Ши-ши-ши, значит, пир у тебя все же случится, лягушка, — засмеялся Бельфегор, ещё и добавив ему ускоряющего подзатыльника.

Впрочем, на этот раз он был помягче. То ли Фран привык, то ли Потрошитель не решился бить его сильно в маленькой комнатке, центр которой занял костер, над которым грелся походный котелок с супом из сухпайка. Если второе, то напарник снова поступил благородно. Или скорее умно. Фран не был уверен, что не улетел бы в огонь прямой наводкой.

— Я не откажусь, — выдохнул юноша, потерев затылок и кое-как прошаркав к костерку. — Я того не стоил, Бел-семпай, но спасибо, что оценили меня выше завтрака.

— Ты в целом слишком дорого мне выходишь, — ворчливо ответил Бельфегор, обогнав напарника и склонившись над котелком. — А, нет, сегодня все же не твой день. Ши-ши-ши, мой завтрак в прекрасном состоянии. Значит, и твои лапки останутся целыми.

Фран уже начинал сомневаться, что хоть один день в пустоши будет его. В любом случае, настаивать он не стал, но демонстративно сел на пол у костра и постарался состроить очень печальное лицо. Не то чтобы он любил сухпайки… Чаще всего от задуманного вкуса в них были только напоминания. Причем горчащие. Но после нескольких дней без сознания Фран готов был и самый захудалый сухпаек всухомятку зажевать.

— Даже не пытайся, — разочаровал его Потрошитель, подхватив с пола только одну миску и плеснув в нее суп удивительно цело выглядящим половником.

— Но еды ведь много, — попробовал обнаглеть Фран и для вида даже потянулся к котелку.

Исход снова был ожидаем — его стукнули половником так, что пальцы судорогой свело.

— Ты наказан, мелочь, — усмехнулся Бельфегор, когда Фран прижал руку к груди. — На тебя пришлось перевести всю чистую воду и два подавителя. Не считая пайков. Так что закрой рот и смирись с тем, что у тебя день голодания.

Быстро же он настал. Хотя, конечно, с тем, что ему выдали в Центре, Фран думал, что голодать начнет день на шестой. Так что Потрошитель разве что отсрочил немного этот прекрасный момент. Да и… Кто знает, что случилось бы, не будь его рядом все эти дни. Даже уйди Фран от пятерки бродяг, болезнь свалила бы его где-нибудь посреди пустоши. И все, поминай как звали.

Напарника и его очевидные проблемы с головой он от этого ценить больше не стал. И не засомневался в своем решении даже когда тот сел напротив и произнес:

— Ши-ши-ши, ладно, так уж и быть, за упорство награжу тебя. Принц должен быть великодушен даже с такими проблемными гаденышами, как ты. Что хотел узнать?

Он явно сказал это не из добрых побуждений. Фран, на самом деле, был уверен, что Потрошитель просто решил покрасоваться, раз уж юноша оказался настолько упрям. Ну и пусть. Он получит свое, Фран — свое, все честно. Тем более, что юноша и не ожидал, что уговорить напарника на лекцию окажется так легко.

— Что со мной случилось? — не стал тянуть Фран, постаравшись приободриться и так отблагодарить напарника за внезапное благодушие.

— Адаптация случилась. Надеюсь, объяснять суть слова не нужно? — засмеялся Бельфегор, поднеся к губам миску.

Видно, ложки в этом убежище не водилось. Но Потрошитель и без нее справился отлично и суп из сухого брикетика отпил, как какой-нибудь настоящий чай — медленно, совершенно беззвучно и очень изящно. Разве что палец не отставил. В такие моменты Фран сомневался, что в Центре его напарник был… Кем-то малозначимым. Слишком уж хорошо манеры соблюдал. Ну, когда у него просыпалось здравомыслие.

— Я не настолько глупый, Бел-семпай, — протянул Фран, решив запомнить и этот момент на случай, если память расшевелится и подкинет ему ещё чего из детства.

— А выглядишь именно таким, — хохотнул Бельфегор, сев, словно шейх из какого-нибудь образовательного фильма про древние эпохи. — Ну-ка, порадуй меня, скажи, зачем над Центром купол?

— Чтобы отчищать воздух и дождевую воду от взвесей, — незамедлительно ответил Фран.

— Почти, но все равно мимо, лягуха. — Бельфегор горделиво поднял голову повыше, наверняка взглянув на напарника очень снисходительно. — И чему вас только учат? После Вспышки образовалось пламя. Пламя невидимо и неосязаемо, по крайней мере пока ты не зайдешь в зону сгущения.

— Зона сгущения? — перебил его Фран.

— Когда ты уже научишься молчать и слушать? — сморщился Потрошитель. — В общем, пламя невидимо и неосязаемо, но все равно витает в воздухе. Что как раз становится понятно в зонах сгущения, где черт пойми почему концентрация такая, что пламя видно даже без человека с кольцом. Доволен?

— Почти. Так что с адаптацией?

— В Центре пламени в воздухе нет. Здесь есть. Так тебе и кольцо выдали. Нужно дальше вести параллель? — не проникся его невинным видом Бельфегор. И стал ещё недовольнее, когда юноша кивнул. — Ши-ши-ши, мог хотя бы попытаться мозги расшевелить. Кольцо проводник пламени. У тебя есть потенциал для его использования. И ты его пробудил. Твое тело начало принимать пламя из воздуха, но привыкнуть к этому сразу не смогло и начало пытаться свести концентрацию к минимуму. Это и есть адаптация.

— Вы ещё что-то про выгорание говорили.

— А вот это ты помнишь, гадость такая, — фыркнул Потрошитель, вновь приложившись к миске. — Если при адаптации твое тело привыкает к пламени, ты выживаешь. Если процесс затягивается, постоянная трата пламени плавит тебя. Буквально. Отсюда и название. Способов выгорание схлопотать достаточно и после адаптации. Поэтому я и забрал у тебя кольцо. Оно требует постоянной подпитки пламенем, а у такой немочи, как ты, пока будет забирать слишком много. Сам не заметишь, как прогоришь.

Фран вспомнил тех существ, которых они с Бельфегором встретили на подступах к убежищу и невольно передёрнул плечами. Стать таким — оплавившимся безмозглым чудовищем? Скверная судьба. Желания использовать кольцо стало ещё меньше, чем прежде.

— Тебе ещё, считай, не повезло. Хотя для тебя, как я посмотрю, это явление частое, ши-ши-ши, — продолжил Бельфегор, видно, очень довольный тем, что заставил напарника замолчать. — Пламя тумана редкое как раз потому, что справиться с ним сложно. Оно… Может создавать новую реальность. В основном галлюцинациями, правда, но если тумана побольше будет, и что-то более осязаемое получится.

— В каком смысле «более осязаемое»? — чуть склонил голову к плечу Фран.

— Как и любое пламя, туман может проявляться, если вложиться в него побольше. Примет форму чего-то, иллюзия накинет сверху образ этого чего-то, вот тебе и осязаемое, — качнул рукой Потрошитель, словно сам мог такое повторить. — Но любой эффект от этого чего-то все равно галлюцинация, не более. Как оружие туман бестолковая штука, пока на голову не давит.

— Все равно звучит занятно, — на самом деле чуть приободрился Фран.

— Ещё бы! Есть только минус — при адаптации пламя тумана первым делом ебет мозг хозяину. Большинство таких везунчиков, как ты, сгорают раньше, чем в себя приходят.

— Не сомневался, что найдется подвох, — тут же стушевался юноша, невольно потерев запястья. — Так и зачем вашей Варии такая… Неопределенность?

— Да не будь же ты таким тупым! — возмутился Бельфегор, видно, едва удержавшись от того, чтобы швырнуть в юношу опустевшую миску. — Я же сказал, пламя тумана создаёт иллюзии, причем такие, что от реальности не отличить. Ограничения только в фантазии и силе пламени. И вы чертовски редкие, потому что со своей адаптацией и первые недели после Центра выдерживаете через раз. Да любая группировка за туманника даже среднего пошиба без раздумий устроит резню.

Это, наверное, должно было порадовать, но для Франа прозвучало скорее как ещё один приговор. Если обладатели кольца тумана считались такими ценными, ему покоя в пустоши не найти. Не эти, так другие к себе попробуют затащить. Причем что-то подсказывало Франу, что в такой же «вежливой» манере, как сейчас.

Удача определенно ненавидела его.

— Так что, лягушка, бежать тебе некуда, — правильно оценил его молчание Бельфегор. — Я слишком много сил вложил в твое вытаскивание с того света, чтобы так просто отпустить. Сиди смирно, не вякай, развивайся как туманник, а Вария даст тебе все необходимое.

— Вроде того, что дали вы? — не удержался Фран. — Еда и помощь, конечно, звучат хорошо, но к ежедневной боли я не привычен.

— Так привыкай. В пустоши иначе не бывает, — снова маньячно улыбнулся Бельфегор. — Здесь ты просто мусор, не более. Будь рад, что хоть кто-то решил за тебя взяться.

Фран не был рад. Хотя со стороны сегодняшнего дня все лучше понимал, что даже без такого провожатого, — безумного, жестокого и совсем к нему не расположенного, — и в самом деле умер бы прямо под стеной. Без надежды, без хоть и призрачного, но шанса.

Пустошь не хотела быть однозначной. А Фран не желал проникаться к ее подачкам чем-то кроме ненависти. Тем более, что главная подачка зачерпнула себе ещё миску супа и со все той же королевской манерностью пригубила и ее. В обход Франа, у которого желудок от таких видов словно к спине прилип.

Как просто все же было в Центре… И как сложно стало вдали от него. Фран перестал понимать даже себя, что уж говорить об окружающем мире.